Глава I
Друзьям моим с большой любовью ПОСВЯЩАЮ…
Достойный муж надевает на себя худую одежду, но в себе имеет драгоценный камень.
Лао Цзы.
Москва, Комсомольская площадь, 21 марта 201.. года.
-Аааа, ублюдок, не прикасайся ко мне!
Расфуфыренная дамочка, как пугливая лань, шарахнулась от меня. И то говорить, видок у меня препоганейший: драная ушанка из меха неопознанного зверя, видавший виды китайский пуховик, грязные джинсы и раздолбанные кроссовки из того же Китая.
- Я люблю тебя, детка! – протянул я к ней грязные руки с обломанными ногтями с чернотой под ними. – Будь моей! – и дыхнул смесью дешёвого табака, давно нечищеной пасти и «контрабасной» водки, к которому активно примешивались амбре давно немытого тела, ароматы мочи, солёных огурцов и столичных помоек.
Мадам, кутаясь в норковую шубку, торопливо засеменила от меня, взяв направление к пузатому стражу порядка, скучающе покручивающему дубинку на руке, и что-то ему сказала.
Мент, то есть, пардон, полицейский, с ленцой направился ко мне, всё так же покручивая дубинку на руке, и рассекая воздух немалым животом.
- Какого тебе здесь надо, урод? – дубинка взвилась над головой, и ощутимо врезала мне по спине. Сразу заныло простреленное лёгкое.
Ух, сержант, попадись ты мне на узкой дорожке! Показал бы я тебе, как Родину любить! Впрочем, нельзя…
- Всё, всё, командир, сваливаю! – плаксиво так и просительно, глядишь, разжалобится. Джинсы потемнели – иногда я могу обоссаться, при желании, конечно.
Мент с отвращением поглядел на увеличивающуюся лужу подо мной, сморщил нос, вытянул меня ещё раз дубинкой по спине (больно же, сука!), и не спеша направился к группе кавказцев, что-то оживлённо, с интенсивной жестикуляцией, обсуждающих. Он подошёл к одному из них, в чёрной кожаной куртке, чёрных же брюках и щегольских лаковых ботинках, и что-то прошептал ему на ухо. После чего кавказец незаметно сунул полицейскому в карман рулончик из купюр, и направился ко мне.
-Плохо, брат, да?- он участливо, но брезгливо обнял меня за плечо. – Пойдём, дорогой, потолкуем…
Я направился за ним.
Мы зашли в какой-то сквер, где кавказец достал из кармана бутылку водки, пластиковый стакан, плеснул в него примерно сто грамм, и предложил:
- Выпьешь?
- Не откажусь!
Я, дрогнув кадыком, выпил обжигающую, вонючую жидкость, пошарил по карманам, закусил корочкой чёрного хлеба.
Кавказец поморщился:
- Ээээ, брат, обижаешь! Я же от всей души! – и протянул мне целлофановый пакетик с беляшом. Я вцепился в него зубами, и поплыл, и уже в прострации видел, как меня, брезгливо подхватив подмышки, грузят в багажник «Лады Приора»…
Москва. Днём раньше.
Мы с Алексеичем едем на служебном «Форде», без мигалки, но с синими номерами. Натуральная кожа сиденья приятно поскрипывает под задницей, а водитель, морща нос, удивлённо оглядывается в зеркало заднего вида.
Алексеич же как будто и не замечает, с каким «ароматным» спутником он едет. Но тоже принюхивается. И то говорить! Неделька, проведенная в подвале, среди бомжей и вокзальных шалав, даёт о себе знать! За это время я заработал педикулёз, от несвежей и редкой пищи обострилась язва желудка, чешется всё тело, а также вновь напомнило о себе простреленное лёгкое. Но что поделаешь, работа такая!
Мы миновали третье транспортное кольцо, свернули на Волгоградку, поплутали по улицам, чтобы убрать возможную слежку, и, наконец, шофер запарковался у невзрачной хрущёвки..
- Выходи уже, ишь, разнежился! – рыкнул Алексеич.
Мы вошли в подъезд, воняющий кошками и мочой, поднялись на второй этаж, Алексеич позвонил в дверь.
Дверь открылась, и молчаливый мужик средних лет пустил нас внутрь.
Обычная квартира, обставленная обычной мебелью конца восьмидесятых. Только есть небольшое различие. Это – «кукушка», так на языке оперативников называется конспиративная квартира, на которой сыщики встречаются с агентурой.
В гостиной из кресла поднялась фигура в полной генеральской форме.
- Ну и рожа у тебя, Арапов! – сострил генерал.
Ах, да, я забыл представиться! Подполковник полиции Арапов Владимир Михайлович, старший оперуполномоченный по особо важным делам Оперативно-поискового Управления. Строго секретный, между прочим. Официально я числюсь менеджером по продажам какого-то ООО, где я ни разу не был, и даже не представляю, где оно находится. Просто зарплата капает на пластиковую карточку, и всё. И удостоверение моё, вместе со вставной - обалденной! – челюстью лежит в данный момент в сейфе, составляя компанию табельному пистолету Макарова и оперативным делам.
-Итак, разработка по оперативному делу «Перейра» вступает в завершающую стадию. – Алексеич, мой дражайший начальник, полковник полиции, чистенький, в выглаженном заботливыми руками жены Анастасии Александровны костюмчике и белой, ослепительно белой рубашечке и галстучке в тон, начал доклад. – По имеющейся оперативной информации, этническая банда из числа представителей Кавказа похищает маргинализированный элемент из московского региона с целью использования дешёвой рабочей силы на подсобных хозяйствах и полукустарном производстве строительных материалов. Ввиду сложности агентурной работы среди данного контингента было принято решение работать «на живца» - внедрить в преступную среду нашего оперативника. Вот он. Перед вами.
Генерал, молодой ещё сорокалетний мужик, из «выдвиженцев», свежевыбритый и благоухающий ароматами мужской туалетной воды «Мадам Роша», взглянув на меня, поморщился.
- Документы прикрытия?
Я молча вынул из внутреннего кармана замусоленную справку об освобождении с моей рожей, с бликами на сверкающим обстриженным наголо черепом.
Генерал протянул было руку, затем быстро отдёрнул.
Алексеич взял у меня «липу», и прочёл:
- «Григорьев Владимир Николаевич, семьдесят шестого года рождения, уроженец города Редкино Тверской области, трижды судимый по статьям сто пятьдесят восемь уголовного кодекса Российской Федерации..»
Хм, отрадно, что меня «омолодили» аж на шесть лет!
- «Маячок»?
- Вот он, - я задрал драный свитер, что был под курткой, и показал почти незаметный на фоне грязного тела и расчёсов розовый шрам в подмышечной области. Там был микрочип, связанный с ГЛОНАСС, по которому моё местонахождение должны, по идее, вычислить в два счёта.
- Берёт железобетонно! – похвалил генерал. – Сам курирую это направление!
- Страховка «наружкой» невозможна! – напомнил Алексеич. – Ну, сами знаете, что…
-Понял… – перебил генерал, и опять поморщился. – Легенду вы ему неплохую придумали, я читал справку-меморандум. А сам-то сдюжит?
Алексеич глянул на меня.
- Сдю-ю-ю-ю-жит! Спецназ же!
Москва. Три месяца до описываемых событий.
- Ну, мужики, вздрогнули! - бокалы под шампанское, наполненные водкой, поднялись над застеленным непривычно белоснежной скатертью столом.
Официант, он же халдей, с недовольной миной принёс закуску - нарезанное тонкими ломтиками сало, лаваш, малосольные огурчики, но перечить не посмел, намётанным глазом оценив фактуру тел и взглядов.
Бокалы звякнули.
- Ну, чтоб в нас промахнулись!
Выпили, не поморщившись. Женька «Маленький Джон», своей физиономией и габаритами сам по себе наводящий страх, вслед за водкой отправил в немалую пасть шмат сала, Стёпа «Бетховен», снайпер, оттрубивший две чеченских кампании, захрустел огурцом.
- Второй тост, - строго обвёл взглядом внимающую аудиторию Андрюха «Старый», недовольно глянув на плечи своего гражданского пиджака, поскольку ему недавно «дали папаху» - присвоили звание полковника. – За спецназ!
Снова выпили, не поморщившись, крякнули.
Пожевали задумчиво, Жека закурил «Приму», щёлкнув дорогущим, едва ли не золотым «Дюпоном», что говорить, начальник личной охраны газового нувориша Меллера, а привычки остались!
- Теперь, - объявил «Старый» - третий тост…
- Витька «Лом» «двухсотый» - мрачно буркнул «Бетховен».
- Что такое?
- Рак печени… Сгорел за два месяца…
- Так.. Кто ещё?
- Генка «Рамзай»… Полез в бандиты, его на «стрелке» и того, весь «рожок» автоматный принял…
- А Мишка «Пскопской»?
- Тоже «двухсотый»… Прикрывал отход своего разведвзвода, так миной накрыло, что смогли собрать, привезли в Псков родителям…
Встали. Помолчали. Выпили, не чокаясь.
- Тут Данила «Следопыт», который «След», презенты прислал. – Стёпа нагнулся, достал из-под стола коробку «DHL». – Вот! - Он открыл коробку, в которой находилось несколько маленьких футлярчиков. – Вот…
Он раздал каждому по футляру. Открыли – там было по клыку медведя, оправленного в серебро, на сыромятных кожаных ремешках.
- Вроде талисманов… Просил не поминать лихом, хоть и в бизнес подался, тоскует о нашей работе…
Ростовская область. Семикаракорский район, наверное.
…В багажнике пахнет одуряюще бензином, бараньим салом и ещё чем-то очень вонючим.
Мои же рвотные массы после антидота, съеденного с корочкой? Нет, что-то другое.
Полицейский свисток, визг тормозов, и машина несколько просела.
О, никак, голос моего «благодетеля»!
- Салам, Петрович! Сколько лет, сколько зим! Как семья, как дети, все здоровы, товарищ старший прапорщик?
- Ты мне зубы не заговаривай! – хрипловатый, одышливый голос с южнорусским акцентом. – Давай!
Хруст купюр.
- Ну, всё, дуй до горы!
Снова шум заводящегося двигателя, и потряхивание по выбоинам.
Тело затекло, невыносимо ноет, но я терплю. Просто отключаюсь от действительности, и вспоминаю, вспоминаю, просто так, чтобы не потерять сознание…
Чечня. Веденский район - Москва, Центральный госпиталь МВД. Пять лет назад.
«Зелёнка». Идём цепью, прячась за «естественные складки местности». Здесь каждое дерево, каждый куст – враг. Птицы – тоже наши враги, «птахи божии»… Стоит неосторожно наступить на сухой сучок, он оглушающе, как кажется, хрустнет – и проклятые пернатые заорут, демаскируя всю группу.
- Товарищ капитан! – это Слава, сапёр, и достаточно опытный. – Впереди растяжка!
- Снимай!
Ох, недоглядел я тогда, недоглядел! Перед довольно нахально, даже, я бы сказал, демонстративно поставленной растяжкой была другая, спрятанная хитро, практически незаметная. И Славка, опытный Славка, купился. В «награду» - посечённое осколками мёртвое тело, и небольшой «подарочек» мне в лёгкое. Падаю, пытаясь что-то крикнуть... Сознание, как в замедленном кино уходит, оставляя мозжащую, терзающую тело боль…
* * *
- Ну-с, молодой человек! – Альберт Геннадьевич, добрейшей, как говорится, души, полковник медицинской службы и хирург от бога, не пытается подсластить горькую пилюлю. – Похоже, про славное прошлое придётся забыть! Ваше ранение по всем канонам медицины, полностью исключает ваше дальнейшее прохождение службы в доблестном спецназе. Можете бережно хранить, как память, ваш краповый берет в шкафу, но что до боевых действий… - он горестно качает головой. - Впрочем, есть один вариант, думаю, мой знакомый не откажет…
* * *
И снова учёба. Долгая, изнуряющая, впрочем, интересная. Психология. Юриспруденция. ОРД – оперативно-розыскная деятельность. Навыки грима и актёрского ремесла. Последнее – очень важно. Если актёр на театральных подмостках слажает – он будет просто освистан за бездарно сыгранную роль. У меня же ошибок быть не должно, цена этому - неизбежная расшифровка, срыв операции, и, возможно, смерть. Служба ошибок не прощает! Если разведчик-нелегал, образ которого запечатлён в «шпионских» романах, всегда априорно на недружественной территории, где ясно, что любой встречный – потенциально враг, а то тут, в своей родной стране, попробуй разберись… Ибо это ОПУ – Оперативно-поисковое Управление, внутренняя разведка МВД, элита уголовного розыска. И грыз я психологию, и учил феню вместе с английским, и, сперва неумело, прилаживал к лицу невообразимые усы и бороды или стремительно «лысел», делая себе голую, как колено, голову, изображая «братка».
Вот и нынче, «повезло» с амплуа БОМЖа…
Глава II.
«Homo homini lupus est» («Человек человеку волк»)
Латинская пословица
Снова Чечня, неизвестно какой район – Снова Москва.
Адски затекло тело, ноги, казалось, окаменели, и стали не свои… Где я? Мозг уже затерялся во времени и пространстве, всё кажется ненужным, напрасным... Для чего? Я, ещё относительно молодой, красивый (тоже отностительно!) валяюсь в вонючем, тесном багажнике, чтобы спасти нескольких маргиналов? Совесть напоминает: долг! Долг говорит: ты опер! И ты присягал, не жалея себя, давить нечисть, ты офицер! Не правительству присягал, будь оно неладно, а просто людям, которых ты от пули защищал, хоть государство тебя и не баловало… Жена? Бывшая уже, и к чему она? Когда дох в госпитале, подала на развод, забрала сына… И то правда, тяжко, ох, как тяжко ждать, ждать, ждать… Терпи, терпи, мать твою!
… Машина остановилась.
- Вылезай, э! – багажник распахнулся, и ыв глаза ударил дневной, точнее, вечерний, кровавый свет.
Я неловко вывалился из багажника, оцарапав щёку об каменистую землю.
Над головой раздался смех.
Я поднял взгляд – нависая надо мной, искренне, сверкая белыми и коричневыми от табака зубами, ржали несколько бородатых людей в камуфляже, «разгрузках» и с автоматами.
Хруст щебня под подошвами. Подошёл кто-то ещё, кого я не вижу, что-то прокаркал властно.
Меня взяли за руки ,и потащили в какой-то сарай, где грубо бросили – морду оцарапал! – на вонючую солому, даже не обыскав, мол, что, руки марать об быдло? Я окинул взглядом антураж – в непонятном тряпье копошились какие-то люди, разбуженные внезапным вторжением и светом.
Я устал… Помимо воли, глаза сами сомкнулись, и я погрузился в какой-то мутный, тревожный сон… В полусне-полузабытьи мерещились то званый раут у графа Когановича, где ел устриц и чёрную икру ложками, запивая шампанским «Вдова Клико» и изображая крутого коммерса, то Надька «Ураган», бомжиха, из той компании, куда внедрялся, полуседая, с всклокоченными волосами и трофическими язвами на ногах, блудливо подмигивала, предлагала «пообжиматься» на грязных, залитых дешевым вином, спермой и полуистлевших матрасах в подвале.
- Слышь, ты, мент…- вывел из забытья хриплый шёпот.
По спине пробежал холодок.
- Ты кто-о-о-о? – я разлепил спёкшиеся, треснувшие губы.
- Не ссы… - хриплый и смрадный шёпот полз в ухо. - Я тебя сразу срисовал! Ты не спалился перед чурками, но взгляд у тебя такой… мусорской… Майор или полкан целый, судя по возрасту, хотя вряд ли полкан.. Таких не отправят на задание… Я ж девянадцать лет зоны топтал, меня хер наколешь!
Вот и всё, и хана… Сейчас вломит, и всё, арриведерчи, аста маньяна… Но как? Видок тот ещё, грязь под обломанными ногтями, немытое тело, вши… Ах, да, вот глаза…
- Не ссы.. – повторил голос. Я открыл глаза и скосил их направо. Рядом валялся мужик лет пятидесяти, заросший сивой, с обильной проседью, растительностью.
- Я тебя не вломлю, мент… - мужик хрипло, с надрывом, закашлялся. – Выручи мужиков, будь добр… Мне терять нехер, «тубик» доконал, а там ещё молодые, щенки совсем, может, спасёшь…
- Который час? – прохрипел я.
- Примерно восемь вечера… А я - Мазут, слыхал, наверное, а, мент?
Такой клички я не знал, но согласно кивнул. Но, чёрт возьми, где же группа захвата? По идее, мой «маячок» должен был показывать стационарные координаты, и уже примерно с час, как спецназ должен быть здесь! Слили? Кто????
- Схавали тебя, парень… - «утешил» Мазут, как будто влез в мои мысли. - Слили нахер… Но не бздюме, прорвёмся! - помолчав, добавил: - С тобой…
- Да? – я был слегка ошарашен.
- Да… Чую, мужик ты правильный, боевой… - лился в ухо хриплый шёпот. – Охрана – всего трое «чичей», остальные – «фон-бароны», паханки, не мараются. Ближе к рассвету… Один вертухай шмаль смолит, другой – «нас» постоянно в пасти катает… В общем, смотри сам!
Глаза сами закрылись… И снова дикий калейдоскоп людей, событий, мест…
Разбудил пинок под рёбра.
- Ну, мент! – насмешливый, с хрипотцой, голос заставил открыть глаза. – Разрабатывать нас вздумал, э?
- Я не мусор! – получилось хрипло, с переходом на фистулу.
- Ай, не пи..ди! – вошедший свежевыбритый, разящий дорогой туалетной водой мужчина в цивильном костюме оскалился. – Мы всё про тебя знаем! «Важняк», подполковник полиции, так? – он снова коротко хохотнул.
«И какая падла вломила?» В такие минуты уже не до лексических красот! ****ец, как говорили древние, хотя никто их слова не подтвердит – всех убили, всех зарезали…
- Мочить будете? – после того, как вышел облом со спецназом, уже всё равно, нахлынуло тупое безразличие.
- Зачем, э? – снова осклабился хлыщ. – Мне и отцу будет лестно, что на благо Ичкерии работает целый подполковник! А как минует надобность – отправим под хвост шайтану, понял, кафир?! А пока дрыхни, мусорок!
Мужчина вышел, неся за собой шлейф мужского«Мадам Роша», а мои глаза сами закрылись.
* * *
Мозг, как за заводной пружине, включился сам, и, главное, вовремя.
Вовремя! Я выглянул в скудное оконце сарая, где храпели мои «сопленники». Рассвет едва только покрасил в нежно-розовый цвет снежные шапки гор. Стояла ледяная, я бы сказал, тишина.
Я толкнул в бок Мазута:
- Вставай, чувак!
Мазут открыл глаза:
- Не, ребята, вы бегите, а я уж тут сдохну!
- Вставай, падла, я тебе говорю! – злобно прошипел я. – Или все, или никто! Вставай, и буди ребят!
Мазут, покряхтев, поднялся.
Я выглянул из сарая.
Первый охранник, от которого ощутимо несло сладковатым дымкеом конопли, даже не обратил внимания на шорох за спиной. Ох, зря!
Одна рука автоматически легла на его затылок, вторая мягко обхватила подбородок, резкий рывок, хруст-писк ломающихся хрящей – и «воин Аллаха» обмяк, нелепо и неестественно свесив голову на грудь.
Так, второй. Второй, подёргивая ногами, расхаживает по двору, от скуки пиная овечьи какашки. Дождался, пока повернётся спиной… Эх, слишком высокий, не придушить! Но вспоминаю, что на груди, на кожаном сыромятном шнурке – клык медведя! Рву, что есть силы, шнурок поддался, в руке зажимаю оправленное в потускневшее серебро кость, подбегаю, и вонзаю необычное оружие в затылок! Дэн, Данила, спасибо тебе, если вырвусь, буду по гроб жизни водкой поить! Охранник падает и дёргается в короткой агонии – клык проломил ему череп.
Неподалёку, под навесом, стоит чёрный «Фольксваген Туарег», малость потрёпанный, но, на первый взгляд, «живой».
- Мужики, вали сюда! – свистящим шёпотом.
К автомобилю потянулись серые тени.
- Пакуйся!
Двери внедорожника никто и не думал закрывать. Народ набился в салон, притащили и Мазута.
Завести автомобиль без ключа? Да плёвое дело! Пара минут – и двигатель заурчал. Поворот за угол, ещё – ворота! Перед воротами довольно бодрый «чич». Помахал ему рукой через тонированное стекло, он махнул в ответ, мол, подожди, сейчас открою. И только он стал открывать ворота, как из-за угла, держась за окровавленный затылок, выбежал, спотыкаясь, второй охранник. –
- Стоооой!
Поздно. Нога до отказа вдавила в пол педаль газа, и «фоксик», выбив недораскрывшиеся ворота, выскочил на свободу.
Захлопали выстрелы.
- Командир, быстрее, быстрее! – сидящий рядом, на переднем сидении, «кавказский пленник», в лохмотьях «комка», совсем ещё салажонок, скорее всего, из набранных по призыву, тянется к рулю. Грубо, ребром ладони бью ему по горлу:
- Не мешайся, парень!
Парнишка как-то всхлипнул, и обмяк.
Автомобиль, надрывая передачи, с трудом карабкается на косогор, и выезжает на серпантин.
Выстрелы. Несколько пуль впиваются в корпус чуть выше бампера.
«Нас не догонят…» - с подвизгом звенит в ушах песенка двух юных лесбиянок.
- Жми, командир! – это уже Мазут.
Жму.
В зеркале заднего вида замаячили силуэты двух внедорожников – ещё один «Туарег» и «Джип Гранд Чероки». «Лада Приора» с заниженным клиренсом – это, извините, для кавказских понтов в городе, здесь же всё по-взрослому!
Снова пальба. Судя по тому, как легли пули, «чичам» удалось прострелить бензобак, и сейчас, вероятно, бензин хлещет из него, с каждой каплей уменьшая нашу надежду на освобождение или даже жизнь. Впрочем ,последнее вернее.
- Жми, мусор, жми! – орёт воспрявший Мазут, и замолкает, откинувшись на плечо соседа. В его лбу зияет выходное пулевое отверстие, и уже вставшее солнце мелькает через дырочку в крыше. Левая рука вдруг онемела. Бросил искоса взгляд – на плече расплывается тёмное кровяное пятно. Сильно закусил губу, аж до крови, остановил машину, пихнул локтем очухавшегося Салагу:
- Машину водить можешь?
Испуганный кивок в ответ.
- Перебирайся за руль!
Парень перелез через меня, неловко задев раненое плечо. Боль раскалённой плазмой пронзила мозг. Только бы не вырубиться!
- Жмииииииии!
Рванул шнурок от капюшона куртки, помогая себе зубами, накладываю жгут. Только бы не потерять сознание! На «контингент» надежды мало – забитые, ослабленные люди, доверившиеся Мазуту и мне. Только бы…
Снова выстрелы. Но теперь, когда дорога лежит под уклон, пули проходят над крышей, только несколько слегка задевают металл.
Господи, неужели ты есть? Впереди строение – блокпост, перед ним шлагбаум.
Не может быть!
Пули вновь хлестнули по машине, сзади кто-то захрипел. Салажонок резко затормозил, чуть не врезавшись в полосатую балку, из-за мешков с песком в сторону летящих за нами машин очередь из пулемёта, они резко разворачиваются, и скрываются за холмом. К нам бегут какие-то люди в камуфляже и с автоматами, кто, свои, или эти, из «Терека»? Остатками уходящего сознания улавливаю чей-то до боли знакомый взгляд серых глаз из-под чёрной «балаклавы»… Кто? Стёпа «Бет», «Бетховен»? Паша «Змей»? А сознание уходит, вяло цепляясь лапками, уходит, и я проваливаюсь в колючую чёрную мглу…
* * *
- Господин генерал, - голос в трубке был тих и вежлив, но таил в себе скрытую опасность и угрозу. – Мне кажется, что несмотря на исчерпывающую полноту предоставленной вам информации, вы не до конца осознали опасность сделанных вам предупреждений…
Голос замолк в ожидании. Генерал прекрасно узнал его, несмотря на АнтиАОН – это был голос главы производственно-строительного холдинга «СтройОлимпСнаб Лтд.» Бермана.
Холёный генерал, вытерев судорожно выхваченным из кармана форменного кителя платком обильный пот со лба, почему-то привстал в кресле.
- Вы понимаете, - продолжал бесстрастно и безжалостно голос – что операция, проводимая вашей конторой, - в голосе появились брезгливые нотки - вы поставили под угрозу весь наш совместный бизнес, особенно – поставки строительных материалов, производимых дешёвой рабочей силой, на строящиеся олимпийские объекты. Вы понимаете, что такое срыв поставок, нет? Что в деле - весьма влиятельные и уважаемые люди, которые не простят вам, лично вам, допущенной халатности? Понимаете?
- П-понимаю… - генерал с трудом проглотил слюну, и во рту внезапно стало сухо. – Д-да, Аркадий Натанович, понимаю! Но…
- Никаких «но»! Если понимаете, значит, вы знаете, что делать! Вашего человечка нейтрализовали или нейтрализуют в ближайшее время, а вам стоит подумать, как вы будете оправдываться, причём не только за срыв проводимой вами, - голос подчеркнул это слово – вами, милейший, операции, ибо в .
Запикали короткие гудки. Генерал хрястнул об пол кабинета ни в чём не повинным смартфоном так, что полетели осколки пластмассы. В Обширный кабинет заглянул помощник, но генерал лишь раздражённым жестом прогнал его, и полез в ящик стола, где лежал до случая совсем не табельный «Вальтер»…
Эпилог. Москва. Полгода спустя.
- Ну, мужики, вздрогнули! - снова неприспособленные под крепкие напитки бокалы для шампанского, наполненные водкой, поднялись над столом и как-то обречённо звякнули.
Официант, уже не тот, что в прошлый раз, а седой, всё понимающиё, почтительно принёс закуску – нарезанную осетрину, салаты, маслины на шпажках.
Бокалы звякнули.
- Ну, чтоб в нас промахнулись! – Андрюха поднёс бокал к губам, крякнул, залихватски выдул водку, и виновато покосился на мой пустой рукав.
- Не промахнулись, Энди…
Андрюха, чтобы скрыть секундное замешательство, полез за платком, как будто поперхнувшись водкой, закашлялся.
- Ерунда! Скажи спасибо, что жив остался! И что «Бетховен» тебя вытащил, сперва гнал, что есть мочи, в Моздок, чуть не под стволом уговаривал врачей в госпитале оперировать тебя, а те бодались, мол, не жилец, острая кровопотеря…
- Кстати, где «Бет»?
- Да он теперь твоё место в госпитале занял, контузило его под Урус-Мартаном…
- Ну, за его здоровье! – хорошо, что я левша, и левой рукой сподручней тару со спиртным поднимать! Только.. Хорошо ли?
«Маленький Джон» молчал и сумрачно жевал пучлок петрушки.
- Кто???
- «Змей».. Теперь «Змей»…
- Что с ним?
- Банальщина… Как комиссовали, запил по-чёрному, официально диагноз «аспирация рвотными массами», говоря по-русски, захлебнулся в блевотине…
Выпили, не чокаясь.
- Слышь, Вован… - «Старый», хмельно покачнувшись на стуле, упёрся в меня совершенно трезвым взглядом и положил немалую длань на моё плечо. - А тебе, наверное, Данилкин подарунчик помог, да? Без него из тебя б дуршлаг сделали…
Я молча достал из-под рубашки клык медведя…
* * *
Когда шёл из кабака домой, в квартиру, где меня ждала Неля, не побоявшаяся принять полунищего инвалида и пенсионера МВД, настроение было двоякое: вроде бы и друзей встретил, и в то же время щемящая, вцепившаяся когтистой лапой в сердце грусть…
Эх, они ещё на службе, пусть не все, а я? А я… Эх…
Внезапно выпавший в самый разгар весны снег похрустывал под ботинками, мысли скачками неслись в голове, и, может быть, поэтому я не услышал шаги сзади.
Рывок за капюшон. Я поскользнулся на натоптанном снегу, под вечер превратившемся в лёд, потерял равновесие, и упал. Тут же – удар ногой по голове. Не успел опомниться – ещё один. И ещё.
Лежу на спине. Густая, липкая кровь из ран на лбу и надбровья заливает глаза. А неизвестный тупо играет моей головой в футбол, время от времени вопрошая:
- Денги давай, денги!
Ой, дурра-а-а-к! Откуда ж у меня «денги»? В кармане позванивает какая-то мелочь, и всё… А он молотит и молотит… И я, выходит, дурак, что прозевал, спецназовец хренов! Расслабился, кулёма! И теперь обкуренный чурка мне вышибает мне вполне рабочие мозги! Ой, б…!
Устал, сука. Присел на корточки, расстёгивает «молнию» на куртке. Эх, мне бы две руки! Свернул бы шею уроду! А так…
Вот, открыл с трудом, задумался, в какой карман лезть в первую очередь.
Окровавленная рука сама собой метнулась к шее, рванула талисман, ремешок не выдержал, лопнул, и клык медведя впился в безумный глаз наркомана…
- Ваааай! – жалобно завопил бывший владелец глаза, и, почему-то петляя, бросился бежать.
С трудом встал, пошатываясь, огляделся. Две лужи крови на снегу, одна большая – моя, вторая, с удаляющимися каплями – злодея.
Так, слева – забор детского сада, справа – кусты, из которых, по всей видимости, и выпрыгнул нарик…
Счастье то какое – до травмопункта всего каких-то двести метров! Сплюнул кровавую слюну, взял пригоршню снега, вытер кровь – снег стал тёмным при тусклом свете ночных фонарей. Ещё одна пригоршня. Вот, так…
И осторожно, хватаясь за забор, до травмопункта.
* * *
- Доктор, там, у входа, мужчина лежит, весь в крови!
- О, правда! Кто же его так, а? Вытри кровь, и на рентген! И «скорую» вызови, да…
* * *
- Где я? – стены, крашеные казённой салатовой краской. Надо мной – лицо пожилой женщины в зелёном медицинском балахоне. Она бинтом, смоченным в чём-то вонючем, вытирает мне кровь с лица.
- Ты в больнице, парень… - мягкий голос ласкает уши. – Похоже, ты выпил?
- М-м-м… - утвердительно.
- Тогда, уж извини, бровь зашивать буду без наркоза, не возьмёт с алкоголем… Впрочем, как вижу, тебе не привыкать! – косой взгляд на пустой рукав куртки.
Острая, но милосердная боль в надбровье. Укол – и стежок. И снова.
- Не больно?
- Не очень, мама…
- Ничего, сынок, потерпи…
Сознание вновь куда-то уплывает, и рука, коричневая от запёкшейся крови, сжимает клык медведя…