Вкусный аромат завтрака уже давно щекотал Алькин нос под одеялом. Но окончательно ее разбудил грохот – это старший брат высыпал охапку промерзших мелких поленьев возле печи.
- Эй, соня, зиму проспала! - подшучивал он над младшей сестренкой. - Посмотри, сколько зима бриллиантов рассыпала! Бери ведро и беги за алмазами!
Алька подскочила пружинкой. Босиком, в длинной байковой сорочке, она забралась на кушетку и прильнула к стеклу. О чудо, зима! Зима укрыла землю дорогим, слепящим глаза покрывалом. Алька метнулась к валенкам и шубейке. В руки ведро – и айда, на улицу! Выскочила и остолбенела – ее окружало снежное царство. Снега было так много, что, казалось, не сугробы, а белые малахаи сползают с крыш на подслеповатые глаза-оконца сараюшек. Все кругом сверкало и искрилось тысячами разноцветных огоньков. Вспомнив прочитанную недавно мамой сказку Бажова, Алька торопливо стала горстями нагребать снег в ведро. Счастливая и довольная собой, девочка внесла в дом ведро снега.
Брат почти серьезно посоветовал:
- Поставь к печке: снег растает, воду талую выльешь, а сокровища со дна соберешь.
Алька присела у ведра, но снег почему-то таять не спешил. Темнел, набухал влагой и уже не манил искорками огня. Вскоре ждать надоело и она села за стол завтракать. Снег в ведре растаял только к обеду, но сколько Алька не булькала ладошками в холодной воде, ничего не нашла.
Вернувшаяся с работы мама пожурила старшего сына за шутку: младшая дочь недавно переболела отитом, уличные прогулки и снежные забавы были пока не для нее.
Алька загрустила и даже немного всплакнула. А брат, подбадривая, сказал ей:
- Не грусти, чудеса случаются.
Мама обняла Альку и, вытирая ее мокрые глаза, подтвердила:
-Да, это правда. Особенно в Рождество – это время чудес и светлой радости.
Алька с любопытством спросила:
- А скоро Рождество?
- Скоро, - улыбнулась мама.
-А с тобой чудеса хотя бы разочек случались?
-Да, было такое, только очень давно. Я тогда была чуть немногим старше тебя, но все очень хорошо помню.
-Расскажи, расскажи, мамочка! – стала умолять Алька.
-Вечером, - пообещала мама. – Вот управлюсь с домашними делами и обязательно расскажу.
-Ну, это еще не скоро, - протянула Алька и пошла на свое любимое место у окна - забралась с ногами на кушетку.
Ее глазам предстала еще более заманчивая картинка: за изгородью подружки барахтались в сугробах, пытаясь раскатать горку. От зависти, а еще больше от жалости к самой себе навернулись слезы, и Алька включила радиолу. Чужие бойкие голоса иногда прерывались непонятным треском. Алька нашла свою любимую волну эфира. С удовольствием прослушав «Клуб знаменитых капитанов» и «Радио - няню», девочка увидела, что зимние ранние сумерки наполнили дом. Мама села за вязание, а, значит, обязательно расскажет свою интересную историю.
Алька бочком подсела к маме. Та, вздохнув и поправив очки на переносице, сказала:
- Ну, слушай. Правда, в моем рассказе чуда совсем немного, а больше грустного и нерадостного. Не знаю, поймешь ли. Но было и в моей жизни чудесное рождество и радость неописуемая.
"«Много лет назад жила девочка Шура. Была она очень шустрая и подвижная, а потому в глаза и за глаза ее звали «Шурка-казак». Семья девочки жила у самого синего моря, и Шурка часто наблюдала, как на море взлетают и садятся гидропланы. А вокруг высятся подковой строгие зеленые горы. Старший брат гор не боялся, и по весне приносил из ущелий роскошные дикие пионы. Семья жила радостно и в достатке, и своей домовитостью вызывала черную зависть у нерадивых соседей.
Вскоре по злому навету семью Шурки – взрослых и детей – сослали в Сибирь.
-В Сибирь? – переспросила Алька. - А разве там плохо и страшно?
-Другие времена, дочка, были. Было и страшно, и голодно.
Мама, взяв новый клубок, продолжила рассказ.
-Семью разлучили – взрослые были вывезены на лесозаготовительные участки в тайгу, а Шурку, по малолетству, пристроили нянькой в семейство одного из начальников.
Первое время Шуркины глаза не просыхали от слез: она очень скучала по родным, да и житье в чужой семье было не сахар. Хозяйка Устя, вредная и злющая, все время старалась стукнуть или ущипнуть Шурку
– все было не по ней. Восьмилетняя Шурка часто от усталости и бессонных ночей валилась с ног. Но всегда ожидала появления в доме Власа- хозяина. Небольшого роста, кряжистый, он одним взглядом обрывал разошедшуюся супругу, не разрешал обижать Шурку. На улице девочка бывала только по делам: двор подмести да с Кирюхой погулять. И поэтому она и не заметила, как пришла зима.
Зима пришла вьюжная. Лихо она укутала и одела в снежные шубы и шапки подступающий к поселению лес. Снегу навалила по пояс.
Хозяин вошел в дом, похлопал мерзлыми рукавицами, смахнул иней с усов и бровей и сказал:
- Хороша погодка! Завтра, по прежним временам, в ночь Рождество. С утра в город поедем! А ты, Шурка, за старшую останешься. Давай, хозяйка, ставь на стол ужин!
Шурке очень хотелось узнать, какой же он - этот город, но спросить Власа не решилась.
В этот вечер малыш уснул на удивление быстро. Прикорнула и Шурка. И, засыпая, слышала надоедливое жужжание хозяйки:
-Чудно! Сколько лет Рождество не справляем! Ты и лба никогда не перекрестишь! Праздник святой, великий.
Влас зло одернул:
-Уймись, святоша! За что девчонку пилишь?
-Да непослушная больно, - начала было Устя, но послышался храп, и вскоре в доме наступила тишина.
Шурка, услышав про Рождество, вспомнила рассказы братьев о подарках и чудесах в Рождественскую ночь. Девочка почувствовала, как в душе что-то шевельнулось далёкое, неясное.
Влас поднялся еще затемно; следом вскочила хозяйка и растолкала спавшую сладким сном Шурку. Та встала, но еще не проснулась: зябко поеживалась, часто и судорожно зевала.
Натянув старое заштопанное платьице, она села у зыбки: малыш спал. И незаметно для себя, свернувшись клубочком на лавке, девочка уснула. Во сне ощущение долгожданного счастья и покоя обнимало и грело Шурку, она улыбалась – ей снился сон…
…Мама привела дочку на берег моря.
- Какое оно ласковое! – восторженно закричала девочка, едва теплая волна коснулась ее ног. Она шевелила пальчиками, хватала ими разноцветную гальку и, пропуская золотистый песок ручейками, звонко смеялась на весь пляж. Откуда-то со стороны моря нарастал гул – это гидроплан заходил на посадку. Но почему – то, приводнившись, он на полной скорости понёсся прямо на дочку с мамой. Девочка в ужасе закричала и бросилась к маме, но она исчезла. А вместе с гулом девочку накрыла тьма.
Слыша свои крики, девочка изо всех сил выбиралась из тёмной и холодной мглы. Наконец ей это удалось, и она увидела, что сидит по-прежнему на лавке. За окном белый день, а с улицы послышалось ржание коня и разговоры людей.
«Уже вернулись» – подумала Шурка, но подняться с лавки она не смогла. Вот распахнулась дверь, и, пропуская стужу вперёд себя, в дом вошли с кучей пакетов да парой мешков хозяева. Они как будто и не замечали смотревшей на них во все глаза девочки. Поставив в угол мешки, Устя разложила на столе узелки и пакеты. Потом вынула что-то красного цвета, встряхнула и сказала:
– До чего красивое, - и повесила на веревочку возле печки маленькое, но очень нарядное платьице.
«Кому же это?- подумалось Шурке. - Тете Усте будет мало…»
Но тут в сенях раздался стук.
- Наверное, кто-то из стариков-ссыльных милостыню попросить…- Влас направился к дверям, но дверь внезапно сама собой отворилась, и в дом хлынул столп бледно-голубого света.
Опешившая Устя стала креститься и приговаривать: «Свят, свят, свят, Пресвятая Дева Мария!».
Кирюха завозился в зыбке, заплакал. Плач малыша разбудил и окончательно оторвал от странного сна Шурку.
Она быстро перепеленала малыша и сунула в требовательный ротишко оставшуюся ещё с ночи «жёванку». Малыш старательно сосал и таращил глазёнки. Играя с ребёнком, девочка не заметила, как прошло время обеда, и не услышала подъехавших саней. И только, когда в сенях стали гулко стучать и обметать с валенок и шуб снег, она поняла: «Вернулись!» Вместе с хозяевами в дом ворвалась ядреная свежесть мороза. Словно волна она накатилась на Шурку. И та почувствовала, что-то хорошее и радостное. Душа заметалась, как будто не знала, за что ухватиться. Девочка, чтобы скрыть свое неясное волнение, достала малыша из зыбки и тесно прижала к себе.
Сложив все покупки на лавку, хозяйка посмотрела на Кирюху; тот не обращая внимания на вернувшихся родителей, теребил за нос и губы свою малолетнюю няньку.
Устя улыбнулась и сказала:
-Сейчас, лампу зажгу, и стол накрою – сумерничать будем.
Влас и Устя недолго разбирались в своих узелках, при этом как-то странно переглядываясь, подмигивая друг дружке и поглядывая на Шурку. Та, ничего не понимая, робко улыбалась. Потом Влас посадил к себе на колени Кирюху, А Устя, пошуршав в последнем кульке, сказала:
– А ну-ка примерь, девонька!
Шурка ахнула – платьице! Как во сне! Новенькое, яркое, с зеленой тесемочкой по оборке и воротнику! От платья шёл необыкновенный запах – аромат нечаянного счастья!
– Ну, давай, давай, – велел Влас.
– Это тебе, - шепнула Устя, – Рождественский подарок. Чудо-платье!
Вконец оробевшая Шурка пришла в себя и, понукаемая Устей и Власом, наконец, осмелела и, скинув старое, взяла новое платьице в руки. Руки у неё дрожали и никак не попадали в рукава, голова не находила вырез, и ей вдруг стало страшно и горько – мало? Мало… Но ловкие руки Усти быстро одели на Шурку обнову. Нет, не мало - все по ней!
– Ишь, какая ладная растёт! Красивая будешь, девонька!
Шурка зарделась и застеснялась слов Усти, и еле слышно сказала:
- Чудо-чудное, как в моём сне! Спасибо вам, люди добрые!
Так её мама благодарила незнакомых людей за оказанную помощь. И добавила мамиными же любимыми словами:
– Красота какая – неописуемая!
– Ну, вот и ладненько! - сказал Влас и потёр ладони. – Дела сделаны.
И добавил, с насмешкой глядя на Устю:
- Управились! До первой звезды…
- Ой, и правда, - всполошилась Устя. – Уже и звезда в окно смотрится. Сейчас соберу на стол, - и сунула Кирюху в руки Шурки.
За столом хозяйка кормила Кирюху, а Шурка, ещё не пришедшая в себя, присела к уголку стола.
Все вдруг услышали слабую возню в сенях - кто-то очищал снег с одежды и обуви. Следом раздался стук в дверь, и Шуркино сердце замерло.
Сон моментально встал перед глазами, и она уверенно объявила:
– Это пресвятая Дева Мария! Как в моём сне!
Ничего не понимающие хозяева оцепенели от её слов, но в распахнутую дверь вошло нечто закутанное, обмотанное с головы до ног.
- Это ещё что?- сказал Влас и шагнул к порогу, опрокидывая табурет. А у порога кто-то выпростал руки, и сдёрнул с себя платки - чёрной блестящей змейкой скользнула на грудь тяжёлая и длинная, и такая знакомая для девочки коса. Почти теряя сознание - силы оставляли ее от переутомления и диковинного сна, от всех уже произошедших волнительных событий - Шурка кинулась к вороху заиндевевших тряпок и закричала:
- Это моя мама! Мамочка моя! Мамочка! Чудо ты чудесное! - Мать легонько приобняла и придержала дочку. Чувствуя её слабость, она быстро освободилась от холодных вещей и взяла дочку на руки. Та с трудом пришла в себя, а, очнувшись, без конца повторяла:
- Мамочка, какой сегодня чудесный вечер! Мамочка - ты моя радость неописуемая!
Мать, с трудом сдерживая слёзы, вынула из-за пазухи небольшой узелок – в нём была горстка кедровых орехов: «Это тебе, от брата гостинец к Рождеству».
Хозяева молча, наблюдали щемящую сердце картину. Когда мама и дочь немного успокоились, Влас спросил:
-С какого участка, с какой делянки прибежала?
Но, отведя глаза к окну, сказал:
- Ладно, завтра поговорим. Давайте уже за стол что ли - давно первая звезда в окно смотрится»
Алькино сердечко переполняло тепло и нежность к маме. Девочка с трепетом обняла её, и горячо и торопливо зашептала слова утешения и любви. Потом мама достала из бабушкиного сундука заветную шкатулку и вынула из неё маленький узелок. В маминой ладони на лоскутке красной ткани с зеленой тесьмой лежало немного кедровых орехов – она хранила орешки с того памятного печально-волшебного Рождества из своего детства.
@ Ольга Молодцова
Фото из домашнего архива