Из книги "Дикий маг в своей тарелке".
А вот я велосипед люблю. Не в том смысле, что велосипед, как таковой, а ездить на нём обожаю. С детства ещё. Друзья-то давно на машинах иномарочных колесят по дорогам, а я педали кручу и в ус не дую. Что вы говорите? Как же я на работу не опаздываю? И зимой как? И если дождь? Или метель вдруг?
А никак ни езжу. Потому что работаю дома и всё успеваю. Писатель я нынче. Нет-нет, вовсе не знаменитый. Однако на жизнь (очень умеренную, без излишеств) хватает. Хотя тут врать не стану: иногда страшно хочется излишеств каких-нибудь. Но сейчас не об этом.
Вернёмся к велосипеду. Иногда доезжаю на нём до железнодорожного вокзала, потом спешиваюсь и, ведя своего педального коня в поводу, направляюсь к кассе, где покупаю билет на электричку. Есть у меня, знаете, любимые маленькие такие станции или полустанки даже, за которыми растут леса дремучие, текут реки кипучие, вьются стёжки-дорожки вилючие. Или просто обыкновенные дороги просёлочные. Одно же бесконечное удовольствие по ним кататься и чистым воздухом дышать! А к багажнику у меня специальная самодельная сумка приторочена. Большая, вместительная. В левом отделении разный инструмент, верёвка, крепкий складной нож, фонарик и огниво лежат, а в правом запас продуктов, фляга с водой, бинокль и лёгкая непромокаемая накидка. На всякий пожарный случай. Именно поэтому я называю эту сумку пожарной. И потому что она красного цвета.
А на поясе у меня вообще не модный мобильный телефон-раскладушка в специальном чехле. Но знаете что? Он зато ловит сигнал практически везде, а зарядки хватает почти на месяц. Да учесть ещё, что при мне и запасной аккумулятор к нему, который тоже готов радовать меня около четырёх недель.
Так ведь и это же ещё не весь список. Куча разных мелких полезностей по карманам распихана. Для чего, спрашиваете, так нудно всё это расписываю? А чёрт его знает, делать нечего. Почти нечего. Я сейчас как раз неторопливо еду по извилистой лесной дорожке. Ну да, должен признать: когда несколько выше назвал дорожки вилючими, это было не по правилам. Но в строку-то как хорошо легло! Говорите, что и реки кипучими не бывают? Щас поспорю. Если кто горными реками воочию любовался, то тому подобный эпитет странным не покажется. И что с того, что не в горах живу! Всё, отстаньте. Еду я.
Еду, значит, на своём верном «Форварде». Птахи лесные щебечут, ветерок лёгкий налетает. Солнышко приятно припекает. Густо травами лесными, грибами и листвой пахнет… Так. Стоп. Пташки-то как раз уже и не щебечут. Или же я их не слышу, поскольку пересекаю довольно большую круглую поляну. Примерно, самую середину её. Та-ак… И ветерок что-то не налетает. Ему бы на открытом пространстве налетать и налетать, а он… И солнышко как-то уже не греет. Затишье в природе и пространстве образовалось. Не-хо-ро-шее. И потемнело над головой. Зловеще.
Перестаю работать ногами, жму на тормоза, останавливаюсь. Вот, казалось бы, первая естественная реакция –– голову задрать и на небо посмотреть. Так ведь? Так. Только жутковато что-то по неведомой причине. Но придётся-таки перемигнуться с нахмурившимся небом.
…Не надо было этого делать. Надо было снова педали крутить. Быстро-быстро! А теперь смотрю вверх и… седею. Прямо чувствую, как серебристая седина съедает мою брюнетистую шевелюру. Потому что метрах в десяти надо мной бесшумно висит непроницаемо-чёрная летающая тарелка. И висит она неподвижно. И у неё по самому края диска кайма голубая светится. Красиво! И страшно до чёртиков, до… в туалет бы сейчас. Что делать-то?! И Серёги, друга закадычного, рядом нет. С ним бы я не боялся. Ну или умеренно боялся. С порывами до безотчётного ужаса. А уехать на безотказном велике уже не могу, ноги внезапно ослабли. Вот так вот проклятые инопланетяне и похищают беззащитных граждан Земли. Кстати, о защите...
Разворачиваюсь, как во сне, к своей сумке, очень удачно сразу нащупываю в ней нож и незаметно переправляю его в набедренный карман своих походных камуфлированных штанов. Всё. Вооружён и опасен.
И откуда же, интересно, пришельцы нарисовались? Названия астрономические в голове скачут. Альфа Центавра? Бета Ориона? Альдебаран? Что там ещё? Эпсилон Индейца? Вега? Кассиопея? Канопус? Созвездие Большой Медведицы? Или, наоборот, Малой Медведицы? Или вовсе Гончих Псов? Да какая, в сущности, разница-то? Так что выходи, гончепёсец, биться будем! Как раз и ноги у меня вроде отпустило. Ты только это… лучемёт или там плазмотрон какой-нибудь с собой не бери. И бластер не бери. Чтоб по-честному.
А тарелка вдруг плавно и по-прежнему без звука, проседает вниз, сместившись при этом немного в сторону. И каёмка голубая мерцает теперь всего-то метрах в трёх с половиной от поверхности моей родной планеты. И метрах в пяти от меня. Немаленькая какая хреновина, оказывается! А зато солнышко родное меня по седой голове гладит: не бойся, дескать, я опять с тобой. Это да, это спасибо большое. Всё ж поддержка какая-никакая. А то, похоже, сейчас тут драчка межпланетная состоится. Контакт, так сказать. Для начала я белкой ловкой и стремительной за свой верный «Форвард» заскочил. Мой велосипед –– моя крепость. Врёшь, не возьмёшь! Земляне не сдаются! Велика Земля, а отступать некуда…
И в этот наряжённый момент в нижней части тарелки окошко овальное протаяло. И из него Некто по пояс высунулся. Неинтересный какой-то. Вообще. Мужик как мужик. Ни тебе блестящей кожи зелёной, ни тебе ушей воронкообразных. Фигня какая-то! Вот разве футболочка на нём шикарная. Такого, знаете, интенсивного фиолетового цвета. С серебристой искрой. И на груди бегущая строка, как неоновая вывеска светится. Да я вам точно говорю! Никакого табло! Прямо по ткани алые буквы какие-то пробегают и тают, потом опять проявляются. И снова пробегают и тают. Пробегают и… О! Теперь сверху вниз побежали. По диагонали теперь. Вообще на спину перебрались... Жаль, я бы ещё посмотрел. Успокаивает как-то. Прямо сильно успокаивает.
–– Здравствуйте, абориген уважаемый!
Это галактический гость на чистом русском языке обращается, между прочим. Но не по-русски. Кто же так говорит –– абориген уважаемый! Да вот инопланетянин этот как раз и говорит. А у самого рот до ушей, хоть завязочки пришей. Обыкновенный рот и уши вполне обыкновенные. До противности. И зубы-то не акульи. Только чересчур уж белые. Тоже до противности. Однако ж поприветствовать надо в ответ:
–– Здравствуйте и вы, уважаемый пришелец! Могу ли я поинтересоваться, с какой целью пожаловали?
–– Да, собственно, цели, можно сказать, и нет никакой особой. Так, знаете ли… Летел мимо вашей очаровательной планеты и, понимаете ли, вспомнил, что мне про неё приятель один не так давно рассказывал. И если он не шутил, то у вас где-то тут престарелые аборигенки продают сушёные грибы. Безу-у-умно вкусные! А уж под кружечку жмута –– космическое удовольствие!
–– Под кружечку чего?
–– Жмута! Это такой пенистый напиток, розового цвета, слабоалкогольный.
–– А-а… У нас он жёлто-золотистый и называется пиво.
–– Странное слово.
–– Да уж не страннее, чем жмут.
После этого узкоспециального информационно насыщенного диалога мы с пришельцем где-то с полминуты помолчали. А он так-то нормальный альдебаранец. Или канопУсец. Да вообще, может, кассиоп! Но ничё такой, вполне себе. Обходительный.
–– Так как же, абориген уважаемый? Не подскажете, где найти аборигенок-то ваших престарелых, которые…
–– Да понял я! На борт принять можете вместе с велосипедом? Дорогу покажу.
–– Мых!!! Абориген уважаемый, нет ничего проще! Думал, вы побоитесь на борт подняться!
–– Не побоюсь. Но интересуюсь: что такое «мых»?
–– О-о-о! Просто озвученное проявление радости, восхищения, восторга… В зависимости от обстоятельств, конечно. Это как у вас, абориген уважаемый, «ух ты!», «вот это да!», «ахх-ре-неть!».
–– А-а, ну тогда понятно. И вот что… Не против, если мы для дальнейшего развития дружеского общения на «ты» перейдём? И познакомимся. Я в том смысле, что хватит, пожалуй, меня аборигеном уважаемым называть. Нет, приятно, конечно, что ты такой вежливый. Но… Меня зовут Александр. Саша.
–– Очень приятно, Александырсаша! А меня Витваззал. Извини, но у тебя очень… своеобразное имя.
–– Да уж точно не своеобразнее, твоего! И к тому же ты не понял. Моё полное официальное имя –– Александр. Даже Александр Алексеевич. А если неофициально и коротко, то можно называть, скажем, Саша или Саня, или Санёк, или Сашок, или Шура, или Шурик… Ну и там множество всяких уменьшительно-ласкательных и прочих производных.
–– У вас невероятно трудный язык. Я его целых полчаса учил. И всё равно он у меня в голове ещё весь не улёгся. Столько нюансов!
–– Что есть, то есть. С разными нюансами у нас богато. Тут уж никуда не денешься. Но вообще-то радуйся, что не с китайцем контачишь. Да. А тебя можно как-нибудь сокращённо называть?
–– Меня сокращённо называть можно. Например, Вит. Или Ваз. Или Зал. Ну и там Витилу, Вазилу, Залилу. А сообщи, препожалуйста-пожалуйста: тебя мама как зовёт?
–– Ну-у… Сашурик, Сашуля…
–– Мых! А меня –– Залилуля! Ну и всяко ещё. Видишь, брат по разуму, Сашуля, сколько у нас общего!
–– Так! Ты совсем не моя мама, а потому выбирай из того, что я тебе перечислил. А тебя-то самого как лучше именовать?
–– А как хочешь. У меня в этом плане комплексов нет.
–– Тогда будешь Витёк.
–– Интересная конструкция. Смешная! Надо будет маме рассказать. Так мы летим к престарелым аборигенкам или что?
–– Лететь-то, конечно, летим, но тут, вишь какое дело… Будет слишком вызывающе, если мы туда на тарелке твоей нарисуемся. Перепугаются они сильно! Да и не только они.
–– Но ты же не перепугался сильно.
–– Перепугался.
–– Почему тогда уши цвет не поменяли?
–– Ну… Мы по-другому пугаемся.
–– А как? Я из научного интереса спрашиваю.
–– Потом расскажу.
… Я, кстати, в летающем блюдце сейчас. Лечу. Оно внутри гораздо больше, чем кажется снаружи. И вовсе не такое стерильно белое, как в фантастике показывают. Да вовсе не белое. Такое, знаете, зеленовато-голубое, приятное для глаз. И никакого ослепительного света. Уютно даже в нём. Некоторым образом. А, например, в гостевой каюте можно обстановку моделировать. По желанию клиента, так сказать. Вы, конечно, не догадываетесь, что я пожелал. А коли так, то…
Мы на моей кухне с Витьком сидим. Под старинным абажуром. Представляете?! Вообще ничем не отличается эта кухня от моей настоящей! Даже кран точно так же подтекает. Я вам больше скажу: открываешь холодильник (работающий!), а там всё как у меня. И не муляжи никакие, а натурально те продукты, что я лично покупал. Даже три бутылки пива! Вот она, фантастика-то, между прочим.
–– А ты как это сделал, Вить?
–– Да это вовсе не я сделал. Примитивный искусственный интеллект данного помещения мгновенно уловил твои смутные пожелания и оперативно воспроизвёл объект с абсолютной точностью. С абсолютной, осознаёшь?
–– Фигасе, примитивный! Чудеса науки в чистом виде! Вот если бы ещё Серёга тут был. А то ведь ни за что не поверит, когда я ему всё расскажу.
–– Серёга… –– зачарованно повторяет Витёк новое неведомое слово, но тут же деловито спрашивает: –– Он кто?
–– Да тоже абориген, как я. И мой друг, понимаешь?
–– Друг понимаю. Воспроизвести объект Серёгу?
–– Да не. Воспроизведённого не надо. Это уже клон получается. А мне оригинал нужен.
–– А у нас у некоторых по три-четыре клона есть. Полноценных. Официальных! На работе подменить или там в командировку отправить. Да и для всякого иного полезного действа. А у вас, значит, безклоновое общество? Да-а… Расти вам ещё и расти. Что ж, в таком случае… Переместить Серёгу-оригинала сюда?
–– Как, то есть, переместить? Как?!
–– Не просто. Минут пять понадобится. Сначала поиск по заданному ментальному образу, потом создание скрытого мобильного портала активного типа, потом захват объекта, телепортация, сворачивание портала. Энергетически затратно. Сейчас думай о Серёге. Много о нём думай, вспоминай. Всё, что можешь.
–– А батарейки у тебя не сядут?
–– Батарейки не сядут.
… И вот уже друг мой за столом напротив меня сидит, глазами хлопает. И глаза эти очень-очень круглые, взгляд недоумевающе-напряжённый, но предельно твёрдый. Глянул Серёга на кассиопа Витю (или откуда он там?), потом на меня уставился. Не мигая теперь вообще.
— Опять ты, что ли, с Хоттабычем связался?
–– Да не, это всё Витёк провернул. Он самый настоящий инопланетянин, представляешь?!
–– Ну-у! Кто бы сомневался! Одно только меня настораживает, Сашок: что-то для стадии прилёта инопланетян вы оба слишком трезвые.
–– Серёга уважаемый, твой друг чистую правду говорит, –– встрял Витёк, обаятельно и максимально искренне улыбаясь.
–– Ну да, ну да… Прилетел, значит, и прямо сразу к Саньке на кухню! А чё на столе-то пусто у вас? Такое событие всё-таки! Долгожданный контакт человечества с инопланетным разумом, а вы на сухую сидите!
–– Серёг, хорош бузить. Мы, кстати, вовсе не у меня на кухне находимся.
–– А-а, вон чё-о-о… Ещё скажи, что это у твоего пришельца летающая тарелка по желанию клиента изменилась, дабы ты комфортно себя ощущал.
–– Серёга уважаемый, твоя проницательность несказанно восхищает меня! Не сочти за труд, выгляни, пожалуйста, в окно.
Мой старинный товарищ криво ухмыльнулся, окинул нас уничтожающим острым взглядом и произнёс:
–– Я-то выгляну. Выгляну. Мне это не трудно. Но вы немедленно объясните мне, как я тут оказался. И почему я опять ни хрена не помню. А! Я же на работе сейчас должен быть!
–– Спокоен будь, Серёга уважаемый. Сколько бы времени ты ни пробыл у меня на борту, на работу вернёшься в тот же момент, из которого был изъят.
–– О, как. Слышь, Сань, вы чё, репетировали, что ли? Этот твой… он и впрямь, как настоящий чешет.
–– Серый! Просто. Посмотри. В окно.
Друг скептически хмыкнул, нарочито медленно развернулся на табуретке, отдёрнул занавеску и…
Восхищённый кассиоп узнал сразу много диковинных нюансов русского языка. Да что там про пришельца говорить, если некоторые сложносочинённые многоэтажные конструкции и мне оказались в новинку!
А вид из окна шикарный. Мы очень медленно дрейфуем метрах в двух-трёх над вершинами деревьев. И абсолютно бесшумно. И ветра не производим! Это не передать словами. Ни на дельтаплане, ни на воздушном шаре так не пролетишь. Витёк говорит, что его прогулочный гипер-скриттер (!) идёт в режиме абсолютной невидимости. То есть ни в каком диапазоне его невозможно ни увидеть, ни засечь, ни… вообще никак. Тем более, страшно примитивными земными средствами наблюдения и обнаружения летающих объектов.
–– Слышь, ты всё-таки не очень-то тут выпендривайся, Витёк! –– моментально взвивается уязвлённый Серёга, два года отслуживший в войсках ПВО. –– Надо будет, так, небось, занаблюдаем всё, что хочешь!
–– Серёг, хорош бузить, –– примиряюще говорит… моим голосом находчивый гончепёсец и обезоруживающе улыбается.
Друг-пэвэошник машет на него рукой и сдувается. А я в очередной раз убеждаюсь, что голос у меня довольно неприятный. В дикторы б не взяли. Да и фиг с ними! Зато в своё время в погранвойска взяли. «Стой! Пропуск!» нормально говорил, убедительно вполне. Мы уже, кстати, над железной дорогой летим. И по ней как раз электричка едет-посвистывает. Вы даже не представляете, как это сверху смотрится! «Наш» скриттер легко уравнял скорости, и мы теперь относительно дробно грохочущей зелёной змеи электропоезда абсолютно неподвижны. Будто на вертикальной жёсткой сцепке торчим. Десятиметровой высоты. Приколюха, сказал бы Серёгин отпрыск! А я ничего не скажу, балдею просто.
–– О! А вот и станция Балабое! –– Это Серёга возвещает о нашем приближении к намеченной цели. –– Витёк, видишь вон там три длинных синих навеса?
–– Три длинных синих навеса вижу. Это опасность? Угроза?! Какие мои действия?
–– Да ты чё вообще?! Ты ж говорил, нас никто не видит.
–– Конечно же, не видит. Хых.. Мой позор! Однажды был на планете Стырь. И оказалось, что они могут видеть наши корабли во всех возможных диапазонах. Кто бы мог такое подумать! И очень похоже там выглядели замаскированные позиции батарей противокосмической обороны. Как они врезали мне прямо в днище скриттера! Пробить-то не смогли, но отбросили так, что простак еле-еле-еле справился. Было очень-очень-очень неприятно кувыркаться.
–– Что ещё за простак?
–– Пространственный стабилизатор корабля. Сокращённо.
–– А-а… О! А чё у тебя уши позеленели? Заболел?!
–– Это у них признак сильного испуга, –– авторитетно говорю я. И тут же вопрошаю:
–– А хых что такое?
–– Ну-у… Сильная досада, расстройство.
–– Интересно! Мых знаю, хых теперь знаю, а кроме этого что есть?
–– Да много чего, –– успокоенно сообщает Витёк, уши которого из тёмно-зелёных становятся сначала бледно-салатовыми, а потом и вовсе приходят в норму. –– Спых, вух, зах-зах-зах, дух и всё такое прочее. Так, значит, синие навесы точно не батарея?
–– Точно. Потому что это базар с аборигенками.
–– Мыххх!
…Тарелку мы оставляем над деревьями в пристанционном сквере. Висит, никому не мешает. И, кстати, у проезжающих мимо редких машин вовсе не глохнут двигатели. Вообще никакого воздействия от скриттера на окружающую среду, людей и технику. Уличные скандальные собаки –– и те молчат в тряпочку. Хотя их с десяток, наверное, по ближайшим окрестностям мотается. Одна даже в сквере в тенёчке дремлет. И на нашу высадку с летающего блюдца никак не отреагировала. И никто не отреагировал. Мамаша молодая на удобной скамейке сидит, коляску с ребёнком покачивает. В книжку уткнулась. Дед какой-то голубей кормит. А тем тоже не до инопланетного вторжения –– жрать давай!
Эх, мама дорогая, нам бы хоть один такой скриттер! Мы бы моментом всех врагов научили родину любить. Нашу.
А что-то нынче на рыночном пятачке бабушек с грибами маловато. Да две всего бабушки. Сидят рядышком, разговаривают степенно. Некуда торопиться-то. Почитай, весь день впереди. А то, что покупателей пока нет, так ещё часок-другой –– и появятся, никуда не денутся.
Вот мы, например, уже подходим. У одной абори… тьфу ты, пропасть! У одной бабули нитки с сушёными грибочками жиденькие какие-то разложены. Да и ниток-то тех –– раз, два и обчёлся. Она, похоже, ставку на соления свои делает. Банок и баночек, жестяными жёлтыми крышками добротно закатанных, на прилавке перед ней богато расставлено. И на вид такие, что… рюмочку бы сейчас под груздочек солёный… Так, не отвлекаться! А у соседки зато сушёные грибы –– любо-дорого поглядеть. Дольки грибные плотно сидят, большие такие, красивые. Беру ближайшую нитку. Ого! Она даже и не такая уж невесомая, как должна быть.
–– Хороши, ничего не скажешь! –– вырывается у меня из глубины души. –– Супчик с такими –– м-м-м-м-м…
–– Ну и покупайте, мужчины! Недорого. А коли все заберёте, дак и скидочку сделаю.
–– Мы именно что все эти вязанки заберём! Все! Но сейчас у вас, або… к-хм… уважаемая, ведь не весь товар выложен, я полагаю? –– напористо вступает в торг страшно возбуждённый Витёк. –– Не весь же? Такой насыщенный аромат! Это лучший товар, я полагаю!
–– Полагает он, а? –– смеётся специалистка по солениям-маринадам. –– У Петровны и есть самолучшие сушёные грибы, это всякому известно. Она только отборные белые собирает. Боровики! У неё на них нюх!
И тут вот чего случается: Витёк стремительно зеленеет ушами и отпрыгивает метров на пять в сторону. С места!!!
Бабушки застывают с открытыми ртами и округлившимися глазами. На миг. А потом:
–– Какой товарищ у вас… странный. Говорит чудно…
–– А уж скачет-то как! А как это он? Его на Олимпиаду отправить надо!
–– Дак он купит грибы-то, ли чо ли?
–– Глянь, Маш, уши-то у него… Уши-то, глянь, Маш!
Серёга мужественно остаётся прикрывать мой отход к Витьку. Интересно даже, что будет высокохудожественно и экспрессивно наплетено доверчивым бабушкам про нашего кассиопа. Серёга –– он истинный талант. Он иной раз такое загнёт, что сам потом удивляется. А уж в тупик собеседника поставить! В этом ему вообще равных нет. Многократно проверено в ходе разнообразных стихийных дискуссий.
Едва я приближаюсь к пришельцу, как он, продолжая отчаянно зеленеть ушами, напряжённо шепчет:
–– Линять надо отсюда! Нанихнюх –– страшная болезнь! Страш-шная!!! У нас последний случай массового заражения лет семьсот назад произошёл. На орбитальный город Чоарёмта враги вирус подбросили и…
–– Витё-ок, какая, на хрен, болезнь?! Бабка просто сказала, что у аборигенки Петровны нюх на грибы, понимаешь? То есть, особый дар находить их. Так и говорят: у него на что-то там нюх, у неё на что-то там нюх, врубаешься? Вот у полицейского может быть нюх на поиск преступников, въезжаешь?
–– Понимаю, врубаюсь, въезжаю. Сту-уххх…
–– А стух –– это чего?
–– Очень большое облегчение, –– во весь голос говорит Витёк, и уши его начинают стремительно бледнеть на радостях. Ну вот, теперь норма. –– Всё-таки трудный у вас язык. Невероятно много слов означает совсем не то, что должны означать. Хотя… и то, что должны… тоже означают. Иногда. А ещё…
–– Витёк, хорош трындеть! Ты грибы-то будешь брать?
–– Грибы? Буду. А, например, трындеть… Одно из слов, которое вроде бы ничего не означает, но с другой стороны очень даже означает. Или, скажем, такое слово, как…
М-да, слабоваты нервишки у гончепёсца. Нанихнюха испугался. Я вот его вообще не боюсь. Буквально же плюю на него! Тем временем, мы подходим к бабушкам. Они смотрят на Витваззала с огромным уважением и некоторой опаской. Серёгина работа. Бабули протягивают звёздному скитальцу приличных размеров пластиковый пакет, плотно набитый сушёными грибами. Водитель НЛО материализует на ладони две пятитысячных купюры и кладёт на прилавок. Пенсионерки в ступоре. И от эффектного фокуса, и от суммы. Даже больше от суммы. Но в себя приходят быстро. Рыночная закалка, знаете ли.
И, не поверите, совесть при всём том тоже присутствует.
–– Да вы што, мужчины, в пакете тыщи на две всего!
Однако Витёк непреклонен.
— Уважаемые, вы забираете всю сумму и никому-никому-никому постороннему не продаёте свои отборные нанюханные грибы! Это понятно?
Бабули синхронно кивают и едят Витька глазами, как новобранцы злого старшину.
–– Я координаты вашей точки зафиксировал. Я теперь ваш постоянный и единственный покупатель. Ясно?
–– Как божий день! Ишо как! –– бодро рапортуют местные жительницы преклонного возраста.
–– Хорошо. А засим убываем мы, преисполненные искренней благодарности за столь редкостный товар. Благодарность же наша воистину безгранична! Примите же её, благодарность нашу! Доброго вам здравия и благоденствия всяческого.
…А щас мы у меня на кухне опять. То есть у Витька на тарелке. То есть… ну вы понимаете.
–– Слышь, галактический странник, –– ехидничает Серёга, –– а ты какого лешего с аборигенками уважаемыми под конец высоким штилем заговорил? Не говоря уж о том, что и не слишком удачно получилось. Да и с благодарностями, откровенно сказать, перестарался. Ты откуда штиль-то этот вообще взял?
–– Откуда, откуда… От верблюда! Потом, кстати, надо будет выяснить, кто такой верблюд и откуда у него всё берётся. Что же до высокого штиля, как вы изволили выразиться, Серёга-сударь, то я и его осваиваю, и феню блатную, и профессиональные сленги, и диалекты, и официальную речь, и язык документов, и… Короче говоря, я несколько самонадеянно давеча заявил, что уже знаю русский.
–– Главное, что ты признаёшь свою ошибку. А про верблюда мы тебе попозже объясним, –– и Серёга жизнерадостно ржёт.
–– Полагаю, весёлость твоя вызвана предвкушением чинного и благородного процесса пития пенного жмута под нанюханные достославной аборигенкой Петровной грибы? –– церемонно вопрошает Витёк.
–– Да я бы и не прочь, только жмут твой нам не подойдёт. Метаболизм у нас другой, сам знаешь. А от сушёных грибов мы и скопытиться можем. Если не сварим их предварительно.
–– На моём скриттере таки есть аппаратура, которая сделает вам радость! Универсальная корректировка метаболизма –– дело одной минуты. И что же ви будете иметь после той минуты? Так я вам скажу! Огромное счастье жрать, что угодно и где угодно и притом не отравиться до полного изумления организма. А! Ну и пить же ж тоже можно, что угодно!
–– А если совсем несъедобное что-нибудь зажевать? Ну там… ну не знаю… кусок резины от каблука!
–– Оно тебе надо, Серёга-сударь?
–– Так-то нет, но чисто теоретически…
–– Я же недвусмысленно сказал: УМ на то и даётся, чтобы можно было питаться всем, чем угодно.
–– Причём тут ум-то?
–– Извини, что, не предупредив, снова использовал сокращение. УМ означает универсальный метаболизм.
–– А-а-а… Так это что же… Я и камни есть смогу?!
–– Камни не сможешь. Челюсти у вас, человеков, слабые, а что до зубов, так они у вас вообще для посмеяться!
–– А у самого-то! Ещё даже мельче, чем у нас!
–– Размер не имеет значения, чтоб ви знали! Не найдётся ли у вас, судари, чего-нибудь принципиально несъедобного и прочного, для посрамления вас через наглядный пример?
Ну это уж гончепёсец определённо зарывается! Шас я ему предоставлю принципиально несъедобное.
–– На, посрамляй! –– С торжествующей улыбкой ушлого землянина протягиваю свой любимый складной нож. На заказ, между прочим, сделанный. На века! Рукоять из ребристого промышленного текстолита. Тёмно-коричневого. А жёсткость шестнадцатисантиметрового клинка по шкале Роквелла –– 61 единица, если кто понимает, конечно. Но при этом и с ударной вязкостью всё в порядке. Уникальная, можно сказать, сталь. И заточку при этом прилично держит. О! Прошу прощения. В дебри полез.
В общем, нож, значит, протягиваю.
Витёк берёт его, зачем-то медленно проводит над собственной макушкой, потом приставляет торцом рукояти к уху и замирает на несколько секунд, закатив глаза. После чего совершенно рязанская физиономия его расплывается в победительной издевательской ухмылке:
–– Ви хочете шуток? Их есть у меня! –– Цитирует из какого-то знаменитого фильма Витёк. И когда только нахвататься успел, паразит?!
Он вдруг подносит ко рту мой испытанный боями и походами ножик и… выкусывает из него кусок. Как из пирожного. Прямо посередине. Не раскрывая. На массивной ухватистой рукояти остаётся чёткий, подковообразный след мелких зубов звёздного скитальца. И на лезвии остаётся. Вот как, скажем, на шоколадке бы остался. Чуть-чуть подтаявшей. Или на пластилине.
–– Ты чё сделал, ирод… –– Я должен был поседеть от горя, но уже некуда. И без того, как лунь. Натерпелся с утра всякого.
–– Да, это впечатляет. Это от души, –– тоже цитирует слегка побледневший Серёга фразу из какого-то не менее знаменитого фильма. Но щас не вспомню. Душой седею. До пяток прямо. Потому что именно в этот момент до меня особенно ясно доходит, что Витёк таки инопланетянин. Вообще не хомо сапиенс. Очень страшно он и вызывающе не по-человечески стальной клинок зубами изуродовал…
И тут вражина галактическая начинает дико ржать, как призовая лошадь. И это никакая не метафора! Коварный кассиоп именно ржёт, подражая тому, как радуются жизни парнокопытные друзья наши. С таким, знаете, визгом в конце. Прямо мороз по коже. По идее, Витьку самое время начать трансформироваться в монстра. То есть обретать свой истинный облик. Но он не обретает. Замолкает просто и делает рукой плавный замысловатый жест. В глазах у меня мелькает неясная тень и…
Гражданин галактики возвращает мне мой ножик. Абсолютно целый! Торопливо раскрываю его и успеваю заметить, как по режущей кромке стремительно пробегает крохотный голубоватый огонёк. Искорка такая.
–– Н-да! И шутить вам, гопота вокзальная, ещё учиться и учиться! Чуток старого доброго гипноза и… Жаль, судари мои, что не имели вы удовольствия лицезреть собственные благородные лица. Впрочем, скриттер всё подробно зафиксировал. Я вам потом на ваши примитивные компьютеры запись скину.
–– А сцену покупки грибов тоже подробно скинешь?
–– Тоже. Если дадите слово не трепаться, аки торговки на Привозе, за этот драматический эпизод моей многотрудной, полной опасных и непредвиденных приключений жизни.
–– Да с кем нам трепаться-то? Никто ж не поверит.
–– С моими соплеменниками, главным образом. Они тут… бывают. И проживают даже некоторые.
Ха! Я всегда это знал! А на счёт слова…
–– Даём слово. А ты тогда кончай в разговоре мешать всё в кучу. То ты одесский сапожник, то мелкий чиновник начала двадцатого века, то вообще… не знаю, кто. Короче, давай по-человечески, как в самом начале разговаривал.
–– Оно само лезет! Не улеглось же ж, так и что ви хотите от бедного Якова?
–– Ты не бедный Яков! –– это мы с Серёгой слаженным хором выдаём. На нервах.
–– Ах, какое звучание! Какой синхрон! Какие, мать его, мелизмы! Шоб я так пел! Всё-всё-всё, больше не буду. Хотя с юмором у вас, как у моего дяди Мойши с грошами, когда приходит время рассчитываться с наёмными работни…
–– Витваззал! Завязывай!
–– О-о-о, официоз пошёл. Теперь точно всё. Буду стараться придерживаться. Ну проскочит что-нибудь изредка, так ви же простите старого Яко…
–– Витваззалллл!!!
–– Какие вы упёртые, судари! И скучные. А как же романтика? Как же дух авантюризма? Где жажда приключений?! Кстати, мой скриттер вас слегка усовершенствовал. Пока суд да дело. Так что теперь вы сможете совершенно спокойно пить жмут и закусывать сушёными боровиками.
Мы дружно вытаращиваемся на Витька одинаково круглыми от ужаса глазами и… неожиданно мастеровито держим знаменитую мхатовскую паузу. Да-да, ту самую. Трагически-драматическую. Длинную, знаете, такую, роскошную, по-станиславски обоснованную… А я вот прямо чувствую, что у меня в животе стало как-то… не так. И в остальных местах –– не так. И друг мой, многократно проверенный товарищ, тоже явно чувствует, если судить по его напряжённой позе. Как будто на мину наступил и теперь боится пошевельнуться.
Потом мы одновременно отворачиваемся от пришельца и взаимно читаем мысли. Серёга мои, а я –– его. Они у нас простые. И ошибиться тут невозможно: синхронно мыслится нам, что прямо сейчас кассиопа убивать начнём. Хотя… Разобраться бы сначала надо. Вот тысячу раз слышал рассказы про инопланетян, которые на своих тарелках гнусные опыты над несчастными людьми ставят. И не верил. А нынче мы с приятелем сами –– опытные образцы.
–– Серый, –– выхожу я из паузы, –– ты ведь сильно испугался?
–– Ну! –– Серёга предельно выразителен в этой своей лаконичности.
–– И я. А уши у нас не зелёные. И, значит, что?
–– Что?
–– Что мы с тобой всё ещё люди.
–– Надолго ли?
–– Будем надеяться.
Мы серьёзно пожимаем друг другу руки. И в предгрозовом молчании обращаем свои мрачные, горящие негодованием взоры на Витька. Ну, то есть, по идее, они, взоры, должны сейчас гореть негодованием. Или даже пылать праведным гневом. И ещё, вроде, потемнеть они должны. В некоторых классических книгах так пишут. Индейский эпсилонец пятится и начинает тараторить:
–– И что мы так возбудились? Таки не надо выкатывать глаза на старого Якова! Он же всего лишь сделал вам чуточку счастья! Кости-жилы-сухожилья укрепил, организм почистил-освежил, печёнки-почки-селезёнки омолодил-стабилизировал, зубы обновил-заменил-перестроил, мышцы нарастил-усилил, зрение и слух улучшил многократно, мозги просветлил. А за сердце вообще молчу! Мых! Такой бесконечно дорогой апгрейд совершенно за бесплатно! Ликуйте, исайи!
–– Исайя был один, –– машинально поправляю я. –– И повод для ликования другой. Серёг, с чего он там ликовать-то должен был?
–– А я знаю? –– вопросом на вопрос отвечает Серый в стиле старого Як… тьфу ты! В нынешнем стиле пришельца Витька. Но тут же хмурит брови:
–– Ты нам зубы не заговаривай!
–– А-а-а! Таки ви признаёте: есть что заговаривать! А у ваших родных и знакомых теперь будет повод для позавидовать!
Что-то совершенно нет у меня никакого желания злиться на этого инопланетного одессита недоделанного. Жулика обаятельного. Не могу. Да и Серёга, смотрю, сдулся. Он машет на Витька рукой и садится за стол.
–– Ладно. В принципе, он же не со зла. Хотел как лучше.
–– Именно так, судари вы мои. Примите от старого Якова заверение в совершеннейшем к вам почтении. И в том, что вы, аборигены уважаемые, по-прежнему люди. Только несколько другой уже формации. Разумеете? Более совершенные.
–– Более совершенные –– это, конечно, очень хорошо. Очень! Но тут вот какая коллизия, сударь Витёк. А если медкомиссию, например, надо будет пройти? А?! А? И что там эскулапы наши при ультразвуковом исследовании увидят? Или рентгеном если засветят, а?!
–– Да боже ж мой! Ничего они не увидят, кроме наглядной картинки абсолютно здорового цветущего организма. Но если уж клиенты хотят сделать старому Якову смертельно грустно и обидно, то он может вернуть всё, как было.
–– По крайней мере, не раньше, чем я попробую жмута с грибами! –– Серёга категоричен и суров.
–– Полностью согласен с предыдущим оратором, –– заявляю ещё категоричнее и не в пример суровее.
–– Таки земляне –– это что-то особенного! –– радостно восклицает старый Яков с Альдебарана (или откуда он там). –– Если после употребления сухих грибов под жмут я верну всё, как было, то вы всенепременно скопытитесь. Отсюда вывод: либо сейчас возвращаем, либо, любезные судари мои, никогда.
Я зачем-то набираю полную грудь воздуха, потом делаю медленный долгий выдох и решаюсь:
–– Апгрейд выбираю.
Серёга дважды глубоко вдыхает-выдыхает, ожесточённо скребёт макушку и, как в омут головой:
–– И я!
Витёк издаёт пронзительно-ликующий индейский вопль и неожиданно страстно исполняет короткий, но зажигательный победный танец. Что-то такое, знаете, нанайско-индийско-еврейское с вкраплениями лихой лезгинки. Кухня «моя», кстати, при этом неведомым образом заметно увеличивается, так что пришельцу есть, где самовыразиться. Подытоживает он разухабистым комаринским и широко разводит руки в стороны, желая обнять весь мир. Ну или, по крайней мере, нас с Серёгой.
–– Добро пожаловать в семью галактических народов! –– звучно и проникновенно говорит, как диктор центрального телевидения. А следом: –– Так и что ви теперь скажете за то, чтоб вбросить в обновлённый желудок энное количество грибочков под пару-тройку кружечек жмута?! Ой, только не вздумайте рвать старому Якову сердце своим непотребным отказом!
–– Витваззалллллл!!!
… Знаете что? Вот если кто скажет, что нанюханные сушёные и чуть подсоленные грибы не лучшая закуска под жмут, то тогда он… Знаете кто? Ни хрена он тогда не разбирается в жмутопийстве! Вот ващщще. А! Витёк-то, между прочим, с большим удовольствием потягивает бутылочное пивко из холодильника. И про запас уже насинтезировал себе. «Что ж ви, –– говорит, –– аборигены уважаемые, не сказали старому Якову, что ваше пиво –– это просто перекрашенный на гойский манер жмут сногсшибательного качества!?»
Пью из угольно-чёрной матовой кружки, элегантно изогнутая ручка которой и донце сияют чистейшим голубым светом. Мерцающим таким слегка. Обалдеть! Сразу видно, что эта кружка к скриттеру приписана. Порт приписки у неё такой –– Витькин скриттер. Жаль. Мне б такую. Я давно кружки коллекционирую интересные. Привожу из командировок, из отпусков. Штук пятьдесят-то точно есть…
–– Да забирай, раз коллекционируешь, –– говорит вдруг Витёк, довольно отдуваясь после залпом высосанной третьей бутылки.
–– Во! Ты чё, мысли, что ль, можешь чи… тать?
–– Таки что там читать, я вас умоляю! Оно ж всё видно, как на витрине!
–– Как на витрине?
–– Даже ещё лучше.
–– Во как… Щас обидно.
–– Забей и не парься, –– неожиданно переходит Витёк на молодёжный сленг. А потом: –– Видите ли, сударь, не следует без надобности умножать сущности. И всё такое прочее... А кружку такую я вам уже домой отправил, не извольте беспокоиться. Вы непременно найдёте её в настенном шкафчике. И вот ещё что… Она, вот видите ли, сударь мой, не вполне обыкновенная кружка. Она, мой дорогой друг, самонаводящаяся. Если вы вообразите себе, что она появилась у вас в руке –– она тотчас появится и…
Договорить Витёк не успевает, поскольку я немедленно… воображаю себе. И кружка появляется! Шок –– это по-нашему, что называется. Прокомментировать бы как-то… Ну там «охренеть!» или даже пожёстче, что ли… Но я почему-то ограничиваюсь лишь инопланетным универсальным коротким словечком:
–– Мммыхххх!!!
–– Что это за босяцкое неуважение к докладчику?! –– возмущается транзитный гончепёсец. –– Старый Яков таки имеет добавить к сказанному!
–– И что добавить, например? Ложку чайную? Блюдце? –– живо встревает меркантильный Серёга. –– А если я тоже такую кружку хочу?
–– Хочи –– хоть хохочи! –– желчно озвучиваю дразнилку, которой папа в своё время неизменно отвечал на мои многочисленные детские «хочу». Но зато потом, справедливости ради замечу, почти всегда покупал предмет хотения. Если цена его, конечно, не выходила за рамки финансовых возможностей на каждый конкретный текущий момент.
–– Сам хохочи! –– остроумно парирует Серёга. И тут же апеллирует к звёздному скитальцу: –– Витёк! Ну ты мне друг или погулять вышел?!
–– Таки старый Яков не может сказать за то, что он сейчас не гуляет… –– озадаченно произносит Витёк. –– И в то же время –– ви будете смеяться! –– отчаянно дружит с аборигеном Серёгой. А! Так я закончу то, что не успел из-за варварского поведения сударя Сашули и неуважительного вмешательства сударя Серёги. То есть доскажу за кружку. Мало того, что она таки появится… появилась уже… так ещё можно ж и заказать напиток. Говоришь в неё, например…
Транзитный брат по разуму наклоняется над моей кружкой, которую я цепко держу двумя руками, и чётко произносит:
— Вода.
— Компот, — столь же чётко произношу я.
— Жмут, — не уступает нам в чёткости Серёга.
Мы, как вы понимаете, практически одновременно чётко произносим всё это.
Да есть ли где-нибудь ещё столь умная и отзывчивая кружка?! На ней вдруг засветились две голубые тоненькие опоясывающие линии. Риски, проще говоря. Между донцем и первой риской побежало флуоресцирующее слово «вода». Между рисками красиво запульсировало слово «компот». А над второй гордо и монументально загорелось слово «жмут». И всё это по-русски, между прочим.
— Ахх-хренеть! — говорит Витёк. — А я и не знал, что у неё такая опция есть!
В полной тишине Серёга выпивает слой жмута и суёт в рот грибного сушняка. Я неторопливо выцеживаю свой любимый абрикосовый компот. Витёк проглатывает воду. Каким образом это всё не перемешалось в кружке — не моё собачье дело. Зато кружка моя. Я вежливо, но очень быстро выхва… забираю её у гостя со звёзд и немедленно представляю, как она стоит на полочке в настенном шкафчике, находящемся в моей настоящей кухне. Волшебный сосуд растворяется в воздухе.
— Ну так чего на счёт меня-то? Мне-то задаришь такую же или как? — обоснованно беспокоится Серёга.
— А куда старому Якову деваться?! Его душит здоровенная скользкая жаба, но он не может отказать! Хотя… Ещё пара-тройка друзей-аборигенов, и он босяк… А! Так я всё-таки расскажу до конца то, что ви никак не даёте до конца рассказать. И что за нетерпеливая раса?! В эту кружку можно заказывать не только разные напитки, но и любые продукты питания. Главное, ясно представлять себе их внешний вид и вкус. Но и это ещё не всё! Через сей удивительный сосуд ви сможете связаться со мной в любую минуту. Наклоняетесь над ней и зовёте: «Многоуважаемый Витваззал! Не найдётся ли в вашем сверхплотном графике минутка, чтобы снизойти до разговора с уроженцем планеты Земля аборигеном Серёгой?» И таки минутка найдётся!
— А если я просто скажу в кружку: «Витёк, ты где?» — жёстко интересуется мой друг.
— Да боже ж мой! Старый Яков, что характерно, немедленно ответит: «Таки я дома, а что?»
— А я с Серёгой через кружку смогу общаться? — уточняю пытливо.
— Ой, не делайте мне смешно! А для чего ж она, такая универсальная, нужна? На самом деле, конечно, ещё много для чего. Но по существу вопроса… Короче, говоришь в кружку, твой абонент слышит тебя прямо в своей голове. Он отвечает — ты слышишь в своей. Очень просто!
— Действительно. Проще некуда, — бормочу я, окончательно, сражённый грандиозными размерами технологической пропасти, разделяющей наши расы.
— Ну а за сим, судари мои, старый Яков, пожалуй, полетит дальше. Ему ещё на Центральный Галактический Базар заскочить надо.
— Да чё тебе там делать, когда у тебя такая посуда есть, — искренне удивляется Серёга.
— Вот именно! — поддакиваю я, мысленно привыкая к радостной перемене в жизни: на продукты отныне тратиться не придётся. Какая неслыханная экономия!
— Таки вы меня изумляете до полного помутнения в мозгах! Или это старый Яков придумал фразу «Не хлебом единым жив человек!» А ведь он, Яков-то, и не человек даже, но уже глубоко проникся местной мудростью. Если бы вы только могли побывать на ЦГБ, вы бы поняли, о чём я…
— Ну так и возьми нас с собой! Ты ж всё равно грозился вернуть нас по местам в тот же момент, из которого мы были изъяты, — напирает загоревшийся Серёга.
— Ну да, а чего такого-то? — солидно поддерживаю я.
— Да, в принципе, конечно, ничего такого, но… — задумчиво тянет Витёк. — А! Ладно! Если чё, сойдёте за моих дальних родственников. Идентификационные биочипы сделать не сложно.
— А чё это «если чё»?
— Да так… Гапы могут привязаться. Галапол. Галактическая полиция, в общем. Да ерунда! Сашуля, у тебя же полная сумка земных сувениров. Гапы на это ребята падкие. Метут всё подряд, а потом врут, что путешествовали по галактике. Да кто их отпустит за пределы зоны патрулирования! А ваша Земля, не в обиду вам судари мои, это такие задворки, что про неё не то, что гапы, а и вовсе мало кто слышал.
— Ты полегче как-то, Витёк! У меня в сумке никакие не сувениры, а очень даже нужные вещи. И в карманах, кстати, тоже.
— Как сказала бы моя Циля, ваша неслыханная жадность сделает вам несчастье.
— Нет у тебя никакой Цили, — буркнул я.
— Как знать, как знать, — загадочно ухмыльнулся Витёк, сверкнув глазами. — Так мы летим или так и будем словами воздух тарахтеть?
И мы полетели на базар. Центральный. Галактический. А интересно было бы на форму тамошних гапов посмотреть. Но для начала я вызвал из дома свою кружку. Мало ли как оно там всё обернётся. Серёга тоже вызвал. Витёк одобрительно кивнул головой и сказал:
— К вашему сведению, эти удивительные сосуды можно уменьшить до удобного размера. Представьте, до какого именно, а когда всё получится, то скажите «Стоп!» И вот ещё что: унитакты разбить или сломать практически невозможно.
— А почему вдруг унитакты? Не сходится что-то.
— Всё сходится, судари мои. Полное наименование изделия номер 13 дробь 39 — универсальная тактическая кружка-телепорт. Чтоб ви знали, унитакт имеет-таки кучу приятных бонусов. Здоровенных бонусов! И старый идиёт Яков, неизвестно с чего такой добрый, познакомит вас с ними.
После недолгих экспериментов мы наши сосуды уменьшили и спрятали в карманы. Я — в нагрудный, на две пуговицы застёгивающийся. А перед этим ещё и в носовой платок завернул, который надёжно на двойной узелок крепко завязал. Теперь никуда мой унитакт не денется.
И всё же страшновато немного. Серёга насвистывает песню «Земля в иллюминаторе». Тоже переживает. А между тем иллюминатора-то по-прежнему и нет никакого. Вместо него обрамлённое весёленькими занавесочками в крупную ромашку окно моей кухни. И через него потрясающе прекрасные звёзды видны. А вот Земли уже не видно. Совсем. Да ладно психовать. Что мы, на базар, что ли, никогда не ходили?! А щас летим просто.