В сумрачной серости снеговых ранневесенних туч блеснул голубоватый проблеск, и как-то разом в мутновато-низком небе проявились нечеткие штрихи. Неясные черточки неуловимо утолщались, уплотнялись, жирнели… и вскоре нерукотворная штриховка уже закрывала половину видимой полусферы неба. Стало ближе и заметней то, что выглядело раньше как далеко-высокие геометрически неправильные линии в небе…
А вот и шум! Что-то и как-то очень быстро приближается, усиливается, становится ближе…густеет-совпадает-дополняет необычную черноту неба... И что? Что же это? Разом обрушивается гул. Но нет – это не уже привычный повсюду, но чуждый в природе индустриальный шум! А это грохот, реактивный гул могучих турбин?! И не завывание боевой машины неба, сейчас. Слушайте, вот оно, самое привычное некогда явление, тривиально-естественный когда-то для этих мест эпизод, но хотя непривычный и основательно подзабытый чарующий шум сейчас - слаженное рассекание воздуха от слитных движений десятков тысяч и сотен тысяч крыльев летящих издалека птиц. Симфония, сказка, УДАЧА!!!
Нам всем тем, кто когда-то зачитывался дефицитными страницами романов Фенимора Купера, сопереживал приключениям пионеров в североамериканских лесах, до сих пор не забыт трепет сопричастности с такой дико-привлекательной, малонаселенной, полной опасностей и столь неудержимо притягивающей природой канадских Великих Озер.
И переживая, проживая, выслеживая вместе с благородными героями злобных мингов, с замиранием сердца, виртуально передвигаясь вместе с бесстрашным Зверобоем, было столь же органичным ощущение восприятия дикой природы, естественным понимание присутствия того множества диких животных. И хотя там была главной, как понимается это сейчас, охота за людьми, выступающими при этом привычной дичью, обилие оленей, голубей, уток было естественным и столь желанным фоном отважной, но обыкновенной жизни героев. И именно эта обыкновенность множества дичи, столь долго манила потом. Где оно, наше охотничье Эльдорадо?
Уже значительно позже, когда мне удалось заполучить в руки книги В.К. Арсеньева, Н.М. Пржевальского и Л.М. Шульпина, я смог найти-прочитать-впитать такие сходно- знакомые с фениморскими строки «…Низко, почти над самой землей, неслись они с юга и затем, встретив Сунгачу, направлялись вверх по ней на полынью…
Посидев несколько часов, вся эта живая громада поднялась с шумом, напоминающим бурю, и на лету то свертывалась в одну сплошную кучу, то вытягивалась фронтом в линию, то летела углом или разбивалась на другие меньшие стаи, которые вскоре вновь соединялись в общую массу… Огромными стадами (100-500) неслись они к северу беспрестанно целые дни. Куда ни взглянешь в это время – везде можно было видеть и слышать летящих клоктунов» (Пржевальский Н.М. Дневник по птицам Уссурийского путешествия 1867-69 гг.).
И вот, что же, слава всевышнему, уже по прошествии более, чем ста тридцати лет, вновь можно увидеть плотные клубки птиц, которые так рисково, беспрерывно меняя свое направление лета, стремглав проносятся, нет уже над заболоченными кочками ханкайских болот, а над расплывшимися квадратиками постепенно забрасываемых рисовыми полей – неоспоримых успешно зарастаемых сорняками свидетельств былого величия советских свершений.
Но наплевать! Есть же птица! Ведь также зачарованно-долго в глазах охотников отпечатываются-гаснут эти чарующие картины, и в всплывают будоражат мартовскими стылыми ночами, проводимыми большей частью без сна, непредсказуемые в своем перемещениях утиные стайки. И это вот оно совсем недалеко. И не затихает, не глохнет в ночи уже их характерное, ведь ни с чем не спутаешь негромкое квохтание-клокотание. Там где-то в ночи, заторможен-погашен стремительный лет, плавно опустились-сели на лед-приводнились в черноте промоины. Морозная ранневесенняя занавесь ночи, скрывает множество черных точек, колеблющихся неспешно-устало в промоине, неподвижно задремавших на кромке льда.
Да! … ВЕСНА НА ОЗЕРО ХАНКА ПРИШЛА!!!
Но к делу! И главный герой этого очерка – КЛОКТУН, без сомнения, является одной из самых загадочных водоплавающих птиц, обитающих только в Восточной и Северной Азии. Все в нем: от названия, облика, социального поведения и особенностей размножения необычно, своеобразно и интересно!
И ведь, несмотря на свою очевидную многочисленность и обширный ареал, строгие факты научных наблюдений убеждают, что клоктун представляет собой исключительно трудно разрешимый природный феномен. Его было много, невероятно много, и почти всегда, в Сибири и Дальнем Востоке России! Его добывали, отлавливали, отравляли на территории всегда многочисленного Китая и закрытой Японии. Но его не становилось заметно меньше, о чем свидетельствовали множество охотничьих историй и наблюдений путешественников.
Но… с середины 20 столетия в мировой орнитологической литературе стали появляться многочисленные публикации, где все настойчивей говорилось о катастрофе популяции этого вида. Эти утверждения-обвинения, и прежде всего, со стороны зарубежных исследователей, несомненно стали основной причиной принятия строгих природоохранных мер.
Как показатель этого процесса служит последовательное внесение вида в Красную Книгу (список) Международного Совета по Охране Природы (МСОП), приложение SITES, Красную Книгу Азии, Монголии, а в России: в новое издание национальной Красной Книги, Дальнего Востока, Якутии, Хабаровского края, Сахалинской области и, наконец в Приморском крае – в «Перечень объектов растительного и животного мира, занесенных в Красную книгу Приморского края». Значимость данных действий несомненно велика, а вот справедливость утверждения, особенно в последнем - является ли столь очевидной? Что ж попробуем разобраться в этом нелегком случае.
Клоктун – был всегда хорошо известен аборигенам российского Севера и Сибири, и значительно ранее тех времен, когда казаки смогли убедить всех живущих на этих просторах, что это тоже территория стала Россией.
Эта грациозная утка стала известной зоологам по экземпляру уточки, добытой в далеком 1775 году на загадочном Тайване. Впервые описавший данный вид английский систематик Джордж придал ему звучное видовое имя, комбинируя, включая вначале род Anas, к которому по старой традиции дописал на латыни прежнее название китайского острова Тайвань – Формоза (formosa). А кто же родственники? Их много!
Внешность всех утиных характерна, и охотникам хорошо известно: что речных уток можно легко отличить в поле по более стройному телу и кажущейся тонкой изящно-длинной шее; в то время как силуэты нырковых уток производят впечатление более плотных, что особенно заметно подчеркивается их низко “сидящими” в воде фигурами.
Клоктуны же, благодаря тому, что они держатся в период пролета большими стаями, с характерно-шумным поведением, хорошо заметны и в полете, и на воде. Их много, они двигаются, перелетают, шумят. Их можно превосходно отличать по голосу, отличимы они своим полетом и в небольших стайках, несутся на небольшой высоте, но с большой скоростью или напротив, увидишь, громадные стаи, на большой высоте, клины, углы, линии, чем-то неуловимо напоминающими гибрид военных самолетов и комариного суматошного сбора.
По проявляющимся возможностям адаптации к условиям обитания клоктуна по праву можно назвать одним из наиболее характерных представителей-обитателей обширных азиатских пространств. Район его распространения – ареал, в течении всего годового цикла включает громадную территорию, хотя большую часть своей жизни клоктуны живут в больших скоплениях, и при этом оказываются тесно связаны с человеком: регулярно совершают перелеты и питаются зерновыми, и прежде всего рисом – главной пищевой культурой во всей зарубежной Азии, и в некоторых местах (Приханкайская низменность) на путях пролета в России.
Сочетание обширности гнездопригодной площади, наряду с ее малонаселенностью также на большей части его распространения и в период размножения составляет верояТно секрет его частой обильности после сезона размножения. Из публикаций хорошо понимается, что хотя обычная плотность населения в Якутии, на Колыме, Центральной Сибири, Камчатке почти повсеместно низка, именно за счет большой территории и относительно малого воздействия человека численность популяции клоктуна может поддерживаться здесь достаточно хорошо И это, можно уверенно отмечать даже при том, что не раз появлялись научные публикации о наметившейся тенденции сокращения и фрагментации ареала клоктуна в период интенсивного освоения Севера – 70-80-е годы прошлого столетия. Другое дело, что сохраняется множество вопросов, и по прежнему остаются неясными, всплывают неточности при анализе сезонных миграций и при расчерчивании путей пролета для клоктуна.
Вернемся к хорошо известным фактам: на путях пролета, в одной из основных ветвей его русла попадает Южное Приморье. Здесь клоктуны появляются достаточно рано, в третьей декаде марта, уже после первых разведывательных прилетов самых нетерпеливых и беспокойных представителей утиных – зеленоголовых красавцев кряковых селезней и их меньших братьев - стройных уточек блестяще-зеркальных чирков-свистунков, могут встречаться и клоктуны. Но как правило, клоктуны вследствие своей общительности или иначе говоря, благодаря особенностям социальной организации, появляются сразу и в массе, формируя при этом многотысячные стаи шумных скоплений, отдыхающих на берегу Ханки.
В таком месте даже не приближаясь близко, на расстоянии нескольких километров слышится постоянно глухой ровный гул. Причем шум здесь практически никогда не стихает, что бывает неудивительным при таком перенаселении или просто скучно молчать? Кто знает!
Делались конкретные предположения, что отдыхают и бодрствуют эти птицы посменно. На зимовках в Корее отмечалось, что в середине дня эти птицы малоактивны, если их не беспокоили рыбаки в этот период.
Но ближе к вечеру, или по прилету, в начале зимы, клоктуны значительно активнее питались в течении дня, распределяясь по мелким стайкам ближе к вечеру и перелетая так на поля. Данные радиослежения помеченных птиц в Японии показывали, что клоктуны обычно летают на ближайшие рисовые поля в радиусе не более 10 км.
На Ханке, во весь, в целом не менее, чем двухмесячный период, клоктуны обычно придерживаются четкого расписания. Поздним вечером, в сумерках, а при охоте, уже в темноте летят они на выбранные поля. Картина весенние постоянных вечерних перелетов и раннеутренних высоких перелетов с мест кормежки столь обычна, чудна, потрясает…
И человеку, который хотя бы раз видел такое событие не забыть эту картину. Во все более сгущающейся темноте, когда угасают последние блики розовато-сиренево-алой зори, над прямоугольниками притихших чеков раздаются свист, шорох, слышны негромкие голоса, сливающиеся в характерный ничем не отягощенный шум. И почти ничего не видать. И при этом, незабываемое и красивое зрелище!
Наибольшее число клоктунов нами было отмечено в последние числа марта, когда было учтено одновременно 86,8 тысяч птиц. При пересчете этих данных с поправкой на необследованную, но занятую водоплавающими птицами территорию, мы смогли предположить, что в тот период в пределах российского сектора Приханкайской низменности пребывало около 120 тысяч особей данного вида. В первой половине апреля численность клоктуна сократилась более чем в два раза. Возможно, одной из причин этого стало открытие весенней охоты на водоплавающую дичь на территории Приморского края.
Рисунок Анастасии Сурмачевой