Горькая чаша русской Течи

Людмила Антипова
 Долгое время, десятилетия мало кто знал (кто надо, тот знал, как говорится) об Уральском Чернобыле - ядерной катастрофе на известном сейчас всему миру предприятии «Маяк» 29 сентября 1957 года. В послевоенное время, да и много позже в области было несколько подобных закрытых городов сугубо военного назначения.
  (В начале перестройки я, уже будучи журналистом, рвалась туда, на «Маяк» в командировку, чтобы сделать материал для известнейшей газеты, но мне жестко дали понять, чтобы не лезла. Может, и к лучшему; сохранили, возможно, несколько лет жизни.).
О существовании таких мест было известно даже нам, двенадцатилетним, как и том, что все эти города тоже были Челябинсками, только под номерами и ужасно секретными.
 Печально прославился Челябинск-40, или «Сороковка», где и грянула непоправимая беда, принёсшая столько гибельных последствий...
Тем летом отец почти не бывал дома, его часть перевели как раз туда, в «Сороковку». Запомнилось его возвращение в самом конце сентября. К этому времени с нами уже жили бабушка Вера и дед Иван. И когда днём раздались три наших долгожданных звонка, мы с Вовкой рванули к двери - это же папа приехал!
Но нас, к возмущению и недоумению нашему, бабушка загнала в комнату и запретила выходить в коридор.   
Мы всё же вырвались из-под опеки деда, когда бабушка открыла дверь, и в проёме ее увидели отца. Он стоял на пороге, словно припорошенный серой пылью; лицо его, в буром загаре, было уставшим, измождённым и каким-то совсем не радостным.
Мы притихли, особенно когда услышали бабушкину хладнокровную команду - Иван, пройдите в ванную. Немедленно, прошу Вас. Снимите всё с себя и сложите в бак. Вам нужно очень хорошо вымыться...с дороги. С детьми поздороваетесь позже. Свежее белье и пижама будут на табурете возле ванной комнаты.
Нас, детей, обалдевших от такой встречи, неслыханного командного голоса бабушки и покорно подчинившегося ему папы, заперли в комнате с дедом.
А отца после ванной бабушка отвела на кухню, где кормила и (небывалое дело!) щедро поила «лекарством» из графинчика (это мы потом сразу унюхали!). Сама же, благо соседей не было дома, надолго уединилась в ванной, перестирала всё папино, от носков до галифе и кителя.
А потом тщательно вымыла общий коридор и даже лестничную площадку. Только после этого нам разрешили выйти из комнаты и обнять отца...
Дезактивация -  вот как это сейчас называется! А ведь никто ни в городе, ни в стране ещё не знал о чудовищном радиоактивном поражении из-за взрыва в «Сороковке», а что такое радиация и как с ней быть, и подавно.
Да и потом не скоро узнали...
Но вот моя верная подружка Нелька (тогда она училась в 7-м классе, а я в 6-м), глазастая и пытливая, заметила нечто необычное. По дороге в школу темным уже осенним утром она обратила внимание на освещённые окна и удивилась - словно за ночь люди поменяли все абажуры на зелёные. И уличные фонари тоже светились не желтым, а зеленоватым светом. Учитель физики на Нелькин вопрос ответил коротко: радиация... 
Отец остался тогда жив по чистой случайности: был вызван к руководству во время обеденного перерыва и остался без обеда. А офицерская столовая оказалась в эпицентре взрыва. Но дозу он схватил, конечно, приличную, а то бы, может, и не умер, будучи здоровым 50-летним мужчиной от рака, унёсшего тысячи жизней испивших чашу «Русской Течи».
И этими 18 годами жизни он, по-моему, во многом обязан своей тёще, нашей незабвенной бабушке Вере, обожаемым зятем которой отнюдь не был.
Эхо того давнего взрыва долетело и до мамы. Будучи уже на пенсии, она продолжала работать в областной больнице, занималась делами «чернобыльцев», хлопотала, чтобы причина их тяжелых заболеваний была увязана с радиоактивным облучением в 1986 году (тогда им полагались льготы, а эти льготы надо было ещё и «выбивать» по инстанциям. А сколько среди её подопечных было пострадавших от взрыва в 57-м уже в нескольких поколениях, знает лишь статистика...).
Мама скончалась в декабре 2009 года тоже от рака.