Мультики, конечно, порадовали, но настроение было не очень.
Глядя на широкий экран, и весело смеясь над волком, с тысячей таких же ребятишек в зале, Антошка всё время думала, виновата мама или нет? И о том, как ей самой было стыдно. Но это излюбленный мамин трюк, она всегда так делает, и Тоне тоже стыдно всегда, но она понимает, что мама воспитывает вежливость в людях. Об этом же везде говорят: «Будьте вежливы. Уступайте места женщинам и детям, инвалидам и старикам».
Ну, правильно же? Тогда почему перед глазами попутно с волком и зайцем, стоит все время картинка, с трудом, выходящего из трамвая пассажира? Женщин, детей и стариков видно сразу. А инвалидов? А, бывает, ещё так - что-то болит у человека, но никто этого не видит. А вдруг, человек возьмёт и умрёт?..
Досмотрев мультики, девочка направилась в администраторскую, показаться маме на глаза. Но в кинотеатр запускали следующую партию гомонящих маленьких зрителей, и Елене Владимировне было некогда. Она помогала билетёру, которая не справлялась одна с нахлынувшей ребячьей толпой. Дети шумели, толкались, постоянно перескакивали с места на место, и посчитать количество билетов и количество проходящих голов было весьма и весьма сложно.
Отойдя чуть поодаль, чтобы не путаться под ногами у рвущихся от входа прямиком в буфет юных зрителей, дочь, подражая маме, внимательно наблюдала за входящими, и сразу узрела двух пацанов, пытающихся проскочить на сеанс без билетов. Сначала они настороженно заглядывали в двери, оценивая обстановку, потом, дождавшись большой группы, пришедшей, видимо, классом, попытались пристроиться к ним и проскочить, до кучи…
Но у Елены Владимировны взгляд был наметан. Видала она таких! Попались детки, прямиком в клетку.
Подход был очень серьезный. Их заперли в администраторской, а прибывшие довольно скоро милиционеры, увели мальчишек с собой. Вот тебе и мультики. Слезы и мольбы о прощении никого не разжалобили. Поведение, недостойное советского ребенка должно было быть пресечено на корню.
Вот фойе опустело. Из-за массивных дверей залов, с двух сторон, неслись уже знакомые звуки мелодии «Ну, погоди!» и какого-то детского фильма, на который девочка как раз и собралась занырнуть. В этот момент мама выглянула из администраторской и поманила дочь рукой. Просмотр фильма пришлось отложить.
- Значит, так. Я сейчас звонила в «Школьник». Там выкинули туалетную бумагу. Давай бегом туда. Подойдешь к прилавку, спросишь заведующую Людмилу Васильевну. Ей назовешь свою фамилию. Поняла?
- А если её нет?
- Я же говорю, я ей звонила. Она знает, что ты придешь!
Мама начала раздражаться.
Антошка кивнула и нехотя поплелась на выход.
Вот еще новый вопрос. Ну, скажет она свою фамилию, и что такого? И сдалась она этой Людмиле Васильевне, как собаке пятая нога. А если там народ? И тут я со своей фамилией. Ой, как стыдно…
Девочка, мучаясь от неприятных мыслей, довольно быстро добрела до самого крутого в городе канцелярского магазина, в котором, как назло, именно сегодня, выкинули на прилавки дефицитную туалетную бумагу. Идти тут совсем ничего. Перешел дорогу, дошел до угла дома, вот тебе и магазин. И почему так близко?
То, что она увидела, поразило её воображение. Очередь стояла на улице, толпилась в дверях, громко ругаясь на пробирающихся в другой отдел за школьными принадлежностями, и завистливо ворча на тех, кто выходил уже с туалетной бумагой.
Спасительная мысль посетила Тонину голову и она, развернувшись на полушаге, решительно отправилась обратно. Через двадцать шагов решительность её стала понемногу улетучиваться. Заходя в кинотеатр, уже еле волокла ноги, понимая, что её оправдание – для мамы не аргумент.
Но, все-таки надежда еще была…
- А где бумага? – Елена Владимировна окинула дочь удивленным взглядом…
- Там народ даже на улице стоит. В магазин зайти нельзя…
- Я же тебе сказала: тебя ждут! В очереди тебя никто не заставляет стоять! Отправляйся немедленно, а то она скоро уйдет!!!
Разговор был окончен. Мама отвернулась и занялась своими делами…
Битва за вход в магазин далась нелегко.
Что-то заподозрившая тётенька, окликнула:
- Девочка! Ты куда?
Антошка, продираясь через волнующуюся толпу и пряча глаза, буркнула:
- У меня там мама стоит…
Подозрительная тётенька не отстала:
- Какая мама? Покажи, где твоя мама?
Но Тоня, почти убегая, с силой, протиснулась между мужчиной и женщиной с ребенком, загородившими весь проход и проникла в магазин, услышав за собой истеричное:
- Нет, вы посмотрите, какие дети наглые пошли. Прёт себе напролом и…
Дальше она уже не слышала. Выплюнутая одной толпой на свободное пространство, остановилась, рассматривая новую, еще большую толпу, осаждавшую прилавок.
Как протиснутся? Как привлечь к себе внимание продавца, чтобы позвать Людмилу Васильевну? Толпа гудит, ругается, делит очередь, считает выданные на руки рулоны с туалетной бумагой. А тут вот, она, ни с того ни с сего.
Сердце девочки зашлось от ужаса. Вернуться без бумаги нельзя. Лезть, в наглую, к прилавку и отвлекать продавца, которая с бешеным взглядом мечется по отделу, сверкая глазами и огрызаясь на орущих покупателей, просто невозможно. Невозможно, потому что ноги приросли к полу, а язык присох к нёбу.
Что делать?
Как всё произошло дальше, девочка, хоть убей, вспомнить не могла. Как в страшном сне получила из-под прилавка огромный черный пакет, доверху набитый заветными рулонами. Желание было одно – бежать отсюда. Под крики разъяренной толпы, проклинающей всех блатных, обнаглевших донельзя, выскочила на воздух и бежала до самого входа на мамину работу, боясь даже оглянуться…
Мама улыбнулась:
- Ну, вот, видишь, какая молодец! Да тут много! Рединым подарим, вот обрадуются!
Тоня тоже была рада за Рединых…
Около одиннадцати вечера они вышли с маминой работы. На улице уже было темно, но везде горели фонари, отражаясь на мокром асфальте и в небольших, подрагивающих от осеннего ветра лужицах. Мама полезла в сумку за зонтиком, чтобы держать его наготове.
Настроение девочки было невеселым. Ни мультики, ни новый детский фильм, не принесли счастья.
Они прошли мимо закрытого уже «Школьника», тускло отражавшего поздних прохожих пустыми стеклянными дверями. Девочка поежилась и отвернулась. Прошли мимо гостиницы «Интурист», где даже в это позднее время толклись красиво одетые люди, подъезжали и отъезжали такси, из-за штор и больших стеклянных окон ресторана, являвшегося неотъемлемой частью этой суетливой гостиничной жизни, доносилась красивая музыка.
Антошка прищурила глаза. Стала смотреть на фонарные огни, расплывающиеся широкими волнами и остроконечными лучиками, переливающиеся и загадочные, и будто оказалась в другой жизни. Музыка, волшебный свет, вкусный запах духов и еды, весёлые, энергичные люди, незнакомая речь…
Дальше уже не было так красиво. Серые после дождя дома, тускло светящаяся вывеска магазина «Яхонт». Даже оперный театр выглядел хоть и торжественно, но очень тоскливо, потому что был одиноким. Никого нет. Уже почти ночь.
Мама торопила Тоню. Надо успеть на последний трамвай.
Неожиданно налетел сырой ледяной ветер. Закружил, подвывая со всех сторон. Тут же, словно из ведра хлынул дождина, мощный, косой, заливающий за воротник, в рукава, в обувь. Мама быстро вытянула вперед руку с новым модным зонтом и кнопочкой на ручке, добытый тоже по великому блату, и нажала, в ожидании спасения. Но, ничего не произошло…
Позабыв свои расстройства, девочка смотрела, как мама мокрыми, соскальзывающими с гладкой пластмассы руками жмет и жмет эту кнопку, крутит зонт, трясёт, переворачивая то вверх, то вниз и страшно ругается. Антошка вся сжалась в комок. Вот-вот и, под горячую руку, ей достанется тоже.
Полная ярости и уже не сдерживая эмоций, мама, широко размахнулась и, со всей силы, долбанула зонтом об асфальт, в последний момент, выпустив его из рук.
Щёлк… Ручка зонта выстрелила вперед.
Хлоп!.. Зонт подпрыгнул и раскрылся, туго натянув, синий купол…
Подхваченный, со всех сторон дующим ветром, весело закружился, приветливо кланяясь то вправо, то влево и разбрызгивая вокруг себя искорки ледяной воды.
Мама с открытым ртом застыла на месте.
- Хм… – Не удержалась Тоня. Кончики губ, подрагивая, поползли вверх.
Дорого ей могла обойтись эта несдержанность…
Мама медленно перевела взгляд на дочь. Девочка съёжилась.
Но у родительницы был такой смешной вид!
Всегда зловеще блестевшие очки съехали на правый бок и запотели. Берет, в пылу борьбы с дождем, ветром и зонтом, почти полностью повис на левом ухе...
Мама смотрела на Тоню возмущенно, левым глазом и ещё двумя невидящими стеклами, несколько секунд…
Удержаться было невозможно.
С огромным усилием сдерживаемый смех, неуправляемым фонтаном рвался наружу, заставляя девочку корчить страшные гримасы в безуспешной попытке загнать его обратно…
- Пхи?.. – Удивленно спросила мама.
- Аха-ха-ха, - хватаясь за живот, не сдержалась дочь.
- Охм –хо-хо, - присев на корточки и ухватившись за вертлявый зонтик, не выдержала мама.
Забыв защищаться от дождя, смотрела на истерично хохочущую Антонину.
Глаза их оказались на одном уровне, и с этой высоты, на самом деле всё выглядело до безобразия смешно.
В уголках маминых глаз мелькнула искорка смеха. И она неуверенно спросила:
- Пхи-хи-ха?!
Антошка, перегнувшись пополам, остановиться уже не могла. Слезы смеха, смешивались с дождем, размывая четкие силуэты.
- А-а-ха-ха-ха-хи-хи –и-и-и!!! - уже никуда не торопясь, хохотали до коликов, мать и дочь...