Миги резко взлетали и садились на взлетную полосу да так, что, когда самолет пролетал над нашим домиком, что находился около взлетной полосы, стены его ходили ходуном, паралитическая дрожь пробегала по его потолку ,а стекла подозрительно дребезжали, грозя вывалиться прямо на нас.
Впрочем, домик был просторен и светел. Он состоял из одной длиннейшей комнаты, один из торцевых выходов которого вел в блок вольер, состоящий из 6-и отсеков. В домике были и две небольшие комнатенки и верандочка. На боку у домика обнаруживалась небольшая дырка ( наверное от удара заблудившегося снаряда), которая впрочем никак не отражалась на эстетическом восприятии этого низенького строения так как оно было накрыто , как и весь дом маскировочной сеткой, придающий вид военизированного секретного объекта.
Аэродром был военный, и именно этим объяснялись многочисленные взлеты и падения с парашютами изящных военных машин. Мы ехали на белой волге , а все чины попадающиеся нам по дороге подобострастно тянулись перед сопровождающим нас из штаба авиации генерал-полковником, сидящим на пассажирском сидении около водителя. Видя, как с превеликой скоростью выполнялись все указания нашего генерала, мы наконец-то уверились ,что наша миссия в роли орнитологов-сокольников увенчается ослепительным успехом и без сомнения перекроет все злые происки самолетоопасных видов птиц, так и норовящих испортить турбину другую, наших чудо военных самолетов.
Путь мой к головокружительной карьере военного сокольника был извилист, и лежал через Окский заповедник , где я долгое время трудился под началом Альбинаса Шалны – легендарного орнитолога, с которым я был познакомлен до этого заочно через телевизионные программы « В мире животных» и из студенческих обучающих фильмов, которые нам крутили в институте ВСХИЗО на кафедре «биологии и охотоведения». Конечно и до Окского заповедника я частным путем практиковал премудрости соколиной охоты штурмуя азы профессионализма со своими единомышленниками Михаилом Мурсеевым и Валерием Орловым. Читая раритетные дореволюционные книги таких столпов, как Дементьев и Галлер мы получали крупицы знаний для того чтобы потом их смогли применить на своей практике работы с дневными хищными птицами. Под влиянием новых идей и наличия энтузиазма непременно работать с хищными птицами и возможно научится их разводить я и попал в окский заповедник , буквально свалившись на голову ничего не ожидающему директору питомника хищных птиц Альбинасу Шалне. Так я и явился прямиком к своему будущему начальнику домой, на прибывшем рейсовом автобусе, курсирующим в единственном числе между Спасском и Брыкином Бором в один из прекрасных осенних вечеров… Ставки у него не было, но мое горячее желание, и явное расположение ко мне побудило Альбинаса сходить в контору заповедника и выбить для меня маленькую ставочку с мизерной зарпдатой в 50 ре, с тем чтобы я смог работать в его питомнике дневных хищных птиц.
Питомник хищных птиц представлял собой тогда гряды вольер оборудованные гнездовыми полками ,с восседавшими на них крупными соколами балобанами издающие громкие крики, которые для моего слуха были слаще самого изысканного пения призовой канарейки. Весной сокола размножались, ну а мы обслуживали их , выходя на работу ровно к 8 утра и зачастую задерживаясь там до самого позднего времени. Зимой мы рубили и грузили дрова, чтобы хоть как-то прокормить прожорливую печку в теплых помещениях питомника. Печка поглощала бешенное количество горючего и выдавала минимальное количество тепла для нашего перепелиного хозяйства, перепелами которого мы весной кормили прожорливых балобанят Falco cherrug с их мамашами и папашами. Вся моя жизнь в Окском заповеднике протекала в жестокой борьбе с Российскими климатическими условиями, и порой мне казалось, что я буквально всем телом обогреваю наших цыплят. Так я проработал два года , пока в один из прекрасных дней у нас не появился сотрудник института Охраны Природы и заповедного дела - Сорокин Александр Григорьевич предложивший мне работу по свой новой , тогда пионерской тематике для СССР по отпугиванию самолетоопасных видов птиц с использованием в качестве репеллентов ловчих птиц . Раздумывал я недолго, и так как доля моего труда в научном плане в питомнике была минимальной , я решил в пользу более профессиональной деятельности , а именно в пользу более плотной работы с хищными птицами . Поэтому я моментально собравшись, уволился и отбыл обратно в Москву .
Институт ВНИИО**** ( Всесоюзный Научно Исследовательский Институт Охраны Природы и Заповедного Дела) находящийся около окружной дороги города Москвы, сразу- же поразил мое воображение: исторические здания , степенно гуляющие ученые мужи, проводящие время в неторопливой беседе среди огромных деревьев и паркового комплекса озер, находящегося на закрытой территории. Утром наша Орнитологическая лаборатория в одном из исторических помещений парковой усадьбы собиралась на завтрак ,и, не спеша поедая свои бутерброды с многочисленными кружками чая, проводила беседы о собаках, охоте , интересных случаях на природе, а затем после такого двух- часового времяпрепровождения, отправлялась гулять по аллейкам исторического ансамбля. Пройдясь по свежему воздуху и нагуляв основательно аппетит ,мы все дружно собирались на обед, во время которого к нам спускался маститый профессор Флинт делившийся с нами впечатлениями о различных зарубежных поездках, и о виденных им самолично в вольных условиях живых "крокадайлах". Затем на такой торжественной ноте после обеда все разъезжались по домам предварительно отметившись в местную командировку.
Первую неделю я с любопытством ждал, когда -же начнется какая-либо деятельность ,затем я предположил ,что имею дело с каким-то законспирированным санаторием ,что было мне как- раз кстати после работы в заповеднике. Затем все мне порядком наскучило, и с огромным облегчением в конце концов мы отъехали на военный аэродром с моим напарником Рыжовым Сергеем.
С великой помпой мы въехали на рабочее место, представлявшее собой поле обнесенное белым забором. Постоянно возникающие и козыряющие солдаты наполнили наши сердца гордостью и важностью за то великое соколиное дело в военном деле которое нам предстояло сделать. И когда капитан Заволожин, с изможденным лицом, из роты обеспечения на каждую нашу просьбу, подкрепленную внушительным видом нашего полковника ,заверил ,что недостатка в холодильниках, шкафах, кроватях и прочих чудесах цивилизации не будет, мы с легким сердцем вселились в избушку около взлетной полосы. А генерал пожавши нам руки и, заверив в своей ежесекундной помощи, отбыл с не меньшей помпой обратно в Москву.
Кое-как устроившись на деревянном полу на походных поролоновых матрасиках, мы стали с нетерпением ждать следующего дня - но он был без изменений .На второй день пошел дождь. На третий день дождь прошел и залетали активно миги. Устав от простейшей житейской неурядицы, мы стали копать яму под туалет (там не было туалета , и естественно не было воды.) . На яму мы поставили туалетную будку, особенно хорошо сочетавшуюся на фоне последней модели мига (это такой супер самолет) , и военных супер вертолетов.
На шестой день мы занялись орнитологическими учетами, поскольку рыть колодец для воды нам показалось достаточно наивно, да и глубоко. Периодически захаживая к нашему ответственному по хозяйской части Заволожину, мы получали от него бодрое «О кей», под которым подразумевалось «Пошел на фик ».
Мы решили стоять до конца и привезли хищных птиц для отпугивания. И тут у нас встала проблема холодильника( для хранения корма для птиц). Корм упорно не поддавался уговорам и тух, а в таком виде он был не пригоден для скармливания птицам. Несмотря на все уговоры военных чинов в различных штабах холодильник не желал появляться на своем рабочем месте. Бюджет военного аэродрома в Кубинке и генерального штаба в Москве был не готов приобрести бытовой холодильник - он просто иссяк. Наши требования оказались чрезмерными и непосильной ношей и вели к неминуемому разорению летающей военной организации. Тут, я очевидно выдаю военную тайну, но прошу простить за это меня тогдашний генеральный штаб ВВС.
Также питание всухомятку (отсутствовала электроплитка) не придавала свежести и румянца нашим лицам. Но нам искренне захотелось помочь ВВС и мы решили влить в военный бюджет своих, доморощенных средств и попросили машину для доставки своих кроватей, холодильников, электроплиток и бидона для воды в орнитологическую службу аэродрома. Но и тут нас ожидало фиаско: не оказалось не только машины, но и не было бензина для нее. Не выдержав бедности и нищеты нашего щита , мы отправились в Москву за полковником . Вытащив его с дачной постели около которой он добывал пропитание ( тогда все добывали пропитание на своих 6 сотках), поставили ультиматум или он упаковывает избушку холодильниками, кроватями и машиной пыхтяшей около входа, или мы сидим в Москве .
В конце концов не можем же мы финансировать военный аэродром против Пентагона?
Полковник основательно разозлившись, уехал на аэродром и пропадал там около недели. Он появился у нас в лаборатории во время живой беседы о «крокадайлах и прочих ползучих гадов». Его честная, плоская физиономия была покрыта потом. Он постоянно оттирал пот носовым платком и причитал - "Какие люди! Какой беспорядок! Но я все сделал, все на месте».
Наконец то у нас в домике появился холодильник и электроплитка -это было одно из самых больших достижений военной финансовой машины на нашей памяти. Взяв выделенную нам машину я уехал на поиски птенцов ястребов-тетеревятников Accipiter gentilus, которые по замыслу наших орнитологических и военных боссов должны были кардинально изменить орнитологическую обстановку на взлетной полосе. ВВС видимо все таки хотел отпугнуть самолетоопасные виды птиц усердно портящих турбины взлетающих и садящихся детищ военной мысли- поскольку это было дорогое удовольствие
( понятно почему военные так экономили на холодильниках). С такой светлой мыслью я приступил к поискам гнезд ястребов-тетеревятников.
Найти гнезда ястребов довольно-таки сложно. Это не те гнезда хищников на которые чаще всего наталкиваются некоторые любители природы, ищущие каких-то необыкновенных развлечений: канюков Buteo buteo , или пустельг Falco tininculus. Это хищники –мышееды , или, как можно выразиться, миофаги. Они прилетают весной и приятно оживляют поля своим открытым полетом, зависая и нападая на исконных врагов человечества -мышей. Отнюдь не они таскают курочек и уточек у доверчивых землевладельцов, а самое большее, что они добавляют к рациону из мышек это кузнечики и черви. Гнезда их довольно просто найти, так как эти птицы довольно открыто и не таясь подлетают к своему жилью. Канючиные гнезда тоже не доставляют проблем - они огромны и совершенно не прячутся среди ветвей и листвы. В Подмосковье их гнездовая психология лишь слегка ощущается, а вот в Хакасии эти птицы строят гнезда на отдельно стоящих деревьях и их видно аж за несколько километров.
Пустельги более скрытны у нас ,но и я, иногда, находил гнезда в кустарниках на уровне своих глаз. Надо сказать огромное удовольствие испытываешь, когда раздвигаешь ветки и видишь затаившиеся живые комочки жизни. Часто пустельг я встречал в тесном соседстве на одном дереве или кустарнике с ушастыми совами. Эти любопытнейшие создания при вылете из гнезд наводняют воздух беспрерывным тоскливым писком, прося мамаш и папаш шустрее поворачиваться за поиском мышей. Поэтому совы беспрерывно, как приведения бесшумно, снуют над полем, придавая своим видом, я бы сказал некоторую сверхъестественность.
Самые кровожадные в глазах сельского жителя - ястреба-тетеревятники. Именно они способны убить и сожрать горячо любимых сердцу сельского жителя курицу или петуха. Поэтому эта прослойка населения спит и видит, как ястреба где- нибудь подыхают в поле. И как только они их не называют таких красивых созданий: и подлыми, и кровожадными и другими нелестными прозвищами . Хотя с наступлением осени, те- же граждане своих кур и уток зарубают и с таким же очевидным удовольствием, как и ястреба, их поедают. Я лично не вижу особой трагедии если ястреб у меня сожрет лишнюю пару кур, и в заповеднике я честно делился со своими хищными соседями. В природе ястребы охотятся и на диких кряковых уток, зимой жируют на крысах-пасюках, ловят ворон, и не прочь выловить какого нибудь зазевавшегося птенца. В охоте они скрытны, ,предпочитая лишний раз не высовываться а терпеливо ждать около какого либо перспективного места возможного скопления дичи. Впрочем, они лихо идут в нападение на стайку голубей при этом тщательно скрываясь в воздухе, в точности повторяя ландшафт, по которому идет нападение. Поэтому коронный трюк у ястреба - брать добычу снизу вверх ,а не сверху вниз как у соколов.
Подобрав подходящий гнездовой биотоп ястреба, а это как правило достаточно обширный участок леса с примыкающим к нему фермой любого профиля, около которого крутятся в большом количестве голуби и бегают крысы, я поставил на прикол машину и начал наблюдать . Убедившись по всполохам голубей, беспорядочно и резко взлетавших с крыш ферм, поднимаясь вертикально вверх и беспорядочно летящих в разных направлениях и появляющуюся стремительную серую тень хищника, я понял, что нашел то ,что было столь необходимо. Войдя в лес и пройдя значительно по пересохшему руслу ручейка ,я обнаружил различные остатки перьев, которые столь усердно ощипывали заботливые родители своему хищному потомству. Эти конспираторы ,видимо взяв пример с русских революционеров, занимались отдачей и приемом ощипанной добычи в совершенно противоположном от гнезда месте. Основательно промаявшись из-за хитрости хищников, наловив по дороге дикое количество комаров , обойдя весь лес ,по квадратам, я присел уже на не раз попадавшееся мне поваленное дерево и с горечью констатировал ,что очевидно мне придется немало повозится, чтобы найти жилье ястребов.
Раздумывая о своей несчастной судьбе, я механически поднял взгляд и прямо перед собой обнаружил висевшее на ели огромное гнездо, резко вскочив увидел, что и гнездо резко пропало. Я думаю, что перед тем как ястреб строит свое гнездо, он проводит тщательную рекогносцировку местности с различных точек ,и лишь затем приступает к строительству. И когда, взбираясь по дереву и зависая на коварных веточках, я был уже на половине пути вдруг, птицы обнаружили свое присутствие. Сначала тревожно прокричала самка прямо у меня над ухом .А затем, когда я хватался за нижние сучья, на которых возлежало гнездо, крупная полосатая самка просвистела над головой задев при этом своими когтями, заставив по новому взглянуть на смысл жизни и соразмерность содеянного с наказанием. Впрочем птица больше уже не нападала, так как при каждой новой попытке с ее стороны, я отважно поворачивался к ней лицом и гневно на нее смотрел. Ястребу не понравилась моя отвага и он позорно предпочел отсиживаться на соседнем дереве, лишь покрикивая на меня. В гнезде, прижавшись к сучьям, притаилось четверо белых малышат с уже пробивающимися взрослыми перышками. Они отважно стали набрасываться на протянутую руку хватая ее когтистыми лапами. Поместив двух в мешок и спустив на веревке с дерева, я поспешил на аэродром благоустраивать своих ненаглядных птенчиков.
Птенцы оказались прожорливые, и я убил немало времени добывая для них корм в военном городке ,который примыкал к аэродрому. Таким образом жили мы душа в душу с ястребами, и они даже стали признавать во мне своего родителя, пока мне не пришлось отъехать в Окский заповедник. Ястребы остались на попечении солдата, который экономя голубей, кормил их в точности отмеряя рацион. Результат не замедлил сказаться, и по приезде я обнаружил, что вместо толстеньких и душевных птичек появились постоянно кричащие голодные обозленные ястреба. К сожалению последующее обильное питание не дало ожидаемых результатов, и ястребы продолжали орать на каждом выдохе. Голос у них был весьма громким и не приятным. Начиналась вокализация с восхода солнца и продолжалась до поздних сумерек. Перепробовав много различных способов чтобы утихомирить солистов, и не добившись успеха, я применил весьма удачный прием. С утра я выпускал ястребов на волю, и они, немало изумившись возможности свободно передвигаться по аэродрому, принялись с ужасными криками путешествовать по деревьям окружавшие взлетное поле. Ближе к вечеру я их сманивал на свисток и сажал в вольеру. Таким образом мои питомцы вели вольный образ жизни, и природа преподала им урок молчания. Поскольку вся потенциальная добыча убиралась с пути следования птиц, не давая возможности себя поймать, ястребам волей неволей пришлось принять прекрасную жизненную аксиому: молчание-золото. После такого урока я смог уже спокойно продолжать обучать ястребов охотиться с человеком. В итоге по утрам мне пришлось ходить на взлетную полосу и отпугивать ястребами обнаглевших жирующих на дождевых червях грачах Corvidae frugilegus и галок Coloeus monedula. Но врановые быстро поняли в чем дело и спокойно ожидали, когда я совершу свой утренний моцион и лишь затем подлетали к своим любимым червякам. Червей было адское количество, казалось, что огромный завод по производству червяков притаился под взлетными дорожками аэродрома, продукция которого в аккурат поставлялась после дождя и ночи.
Мечась с одного угла взлетного поля на другой я внезапно понял ,что выполняю поистине Сизифов труд ,и убедившись ,что количество птиц учетверяется в период вылета их потомства , начал уничтожать их гнезда. Каждое такое уничтожение приносило мне огромный моральный и физический ущерб, и, решив свести к минимуму хотя- бы физический труд, я опять обратился к командирам с просьбой выделить мне машину с подъемником для снятия гнезд ласточек Delichon urbica и Hirundo rustica с ангаров и прочих строений. Штабов на маленьком пяточке аэродрома оказалось много, каждый посещаемый штаб посылал меня к другому штабу. Пробегав несколько дней, я вдруг обнаружил ,что нахожусь уже в круге, поскольку штабы закончились, и они отправляли меня уже в те штабы в которых я уже бывал. На этом я сдался и безучастно наблюдал за все увеличившимися стадами птиц.
Впрочем за время моей борьбы с военными чинами я испытывал все большую и большую симпатию к своим самолетоопасным видам птиц. Я знал каждое пернатое семейство в каждом углу аэродрома. Чем оно дышит и чем живет. Обнаружив уютное гнездо полевых жаворонков Alauda arvensis прямо под соплами стартующих Мигов, при старте выплевывающих из себя массу огня, ветра и всякого дерьма в виде пепла, я поставил перед гнездышком камешек ,который успешно защитил птенцов в их детском и отроческом возрасте. А затем они весело летали на небольшой территории в одном из участков аэродрома. Каждому семейству жаворонка принадлежала строго определенная территория, на которой они кормились ,жили, любили и выводили потомство. Около нашего домика жила семейка разноцветных птичек- каменек Oenanthe oenanthe. Они деловито сновали по заброшенным образцам военного зодчества вытаскивая из самых неожиданных мест всяких букашек. Птичья жизнь аэродрома жила своей напряженной летней жизнью: с утра тянулись стайки скворцов Sturnus vulgaris с окрестных деревень собирать на взлетных полосах себе пропитание. С другой стороны, с военного городка летели грачи и галки -самоуверенный народ, имеющие свое представление как им жить в трудных условиях орнитологической борьбы с самолетоопасными видами птиц. Наведывались и озерные чайки Larus ridibundus с окрестных водоемов. В разных концах аэродрома жили семейства ушастых сов Asio otus, которые утром сдавали свою вахту не менее трудолюбивым обыкновенным пустельгам, постоянно висевшим над одной точкой, высматривая себе аппетитных мышек. Наблюдая за суетой птиц , мигов и военщины , и видя в каком редкостном равновесии сосуществуют эти структуры, я понимал, и думаю понимал и работающий со мной Сергей Рыжов ,что все наши старания разрушить эту идиллию навряд ли увенчаются успехом. Для тогдашних военных середины 1980-х годов мы предстваляли определенную угрозу дополнительной работы и дополнительной ответственности офицеров перед генеральным штабом. Они не желали и не хотели никаких птиц репеллентов ,и никакой орнитологической службы, у себя на огороженной территории.
Поэтому наш конец тогда был неизбежен, как все неизбежно в этом мире. В один прекрасный день приехал мой научный руководитель кандидат биологических наук А.Г.Сорокин, Предварительно уволив Сергея, он приступил к такой же процедуре в отношении меня : «Володя!»- сказал он мне. «Володя! Тебе следует уйти по собственному желанию…. !» Он не мог написать мне как в будущем фильме «Назад в будущее» «Ты уволен!» и послать мне послание со всех факсов . Поэтому он мягко попросил меня в духе традиций советского времени написать заявление об уходе. Исполнив его горячее желание я тем самым обрек себя на совершенно иную судьбу. На судьбу человека спасающего и лечащего птиц, которая привела меня к созданию первого в истории России - Госпиталя Птиц, начало деятельности которого фактически началось с 1990 года ….