Вот уже пролетела первая четверть второго класса.
Эх, хороши каникулы!
Особенно первый день… Ну, и второй еще, ничего так себе. Третий – уже серединка наполовинку, а потом, не успел оглянуться и …
Но не будем о грустном. Тем более что существуют еще летние каникулы, а это уже ВАЩЕ...
А пока можно по привычке просыпаться в семь часов утра, смотреть одним глазом на будильник, понимать, что сегодня он тарахтеть и подпрыгивать не станет, и со спокойной совестью дрыхнуть дальше до полного одурения.
Можно, конечно, встать и раньше, но на работу с мамой они пойдут только в три, а до этого времени предстоит куча противной и нудной работы. Доставать зимние вещи из шкафа, пропахшего насквозь нафталином, приводить их в порядок, убирать туда же обувку, отходившую свой сезон, и доставать сапожки, а из них доставать газеты. И в процессе этой тягомотины получается такой бардак, что уже и не знаешь, что куда положить, и, кажется, будто эта барахолка никогда не закончится.
Что самое обидное: складываешь, складываешь, а в последний момент понимаешь, что места в шкафу уже нет. Ну, совсем нет! А оставшиеся, не упихнутые вещи, есть. И в преогромном количестве!
И вот, в самый отчаянный миг, появляется мама и, не дрогнувшей рукой, вываливает на пол все, что было сложено старательной и заботливой рукой дочери…
Время тянется бесконечной резиной. Уже бы скорее бросить это всё, и в кино!
- Пока все нормально не сложишь – никуда не пойдешь! – Мама неумолима. – Если не успеешь – уйду одна. Хоть все каникулы сиди и перекладывай с места на место. Это твоё время…
Антошка смотрит на часы, на гору одинарных туфель, которым надо найти пары... Ну как же это всё скучно! Да и времени остаётся мало. А куча в шкафу подло накренилась и готова завалиться сама, уже без всякой посторонней помощи.
Девочка, придерживая одной рукой пирамиду из уже сложенной обуви, попыталась дотянуться до маминой туфли, оказавшейся почему-то с самого края, почти у двери. Ну почему так? Почему пары никогда не лежат рядом? Хорошо бы придумать какое-нибудь приспособление, чтобы башмаки сами прибегали друг к дружке и становились рядком, а ещё лучше… и мылись бы сами.
- Эй, туфлЯ, иди сюда!
Нет, лежит себе и в ус не дует. Бессовестная!
Только на секунду девочка оторвалась от пирамиды. Вот подхватила вредный туфель. Ура-а!..
И с полным разочарованием уставилась на рассыпающееся и вываливающееся из шкафа, с таким трудом упакованное произведение укладочного искусства…
…Ну, слава богу! Антошка быстренько прикрыла дверку шкафа, подтолкнула для верности плечом. Дверка натужно заскрипела и надёжно заперла, до лучших времен, плоды её мучений.
Доложилась:
- Я - всё.
Время без пятнадцати три. Мама собирается, торопится, проверять уже не будет.
- Одевайся бегом. Мы не должны опаздывать.
Тоня и так уже была готова. Теперь ее мучил другой вопрос, что там, сегодня, в кино. Но мама была занята сборами и потому сердита. Девочка терпеливо ждала удобного момента, хотя от любопытства и предвкушения все внутри ёкало, а ноги подпрыгивали сами собой, норовя поскорей сорваться с места.
-Всё, выходим…
Наконец-то!
Чинно прошлась с мамой по подъезду, чинно, вся нарядная, вышла с мамой на улицу. Всё складывалось удачно и, шествуя рядом с родительницей к остановке, наконец, задала свой вопрос, от которого уже чесался язык:
- А что там сегодня будет, фильм или мультики?
- Все серии «Ну, погоди!», а потом про Лёлика и Болика…
Мама хотела еще что-то сообщить дочери, но то, что произошло в следующий момент, лишило её дара речи.
Её нарядная, благовоспитанная дочь залихватски свистнула, радостно произнесла: «Зыко!» и смачно харкнула прямо на дорогу…
Оторопевшая мама, застыла на полпути и секунд тридцать не могла вымолвить ни слова. Дочь, даже не обратившая внимания на произошедшую с мамой метаморфозу, не останавливаясь, спешила на остановку. Её заставил остановиться истерично-удивленный голос матери:
- Антонина?!!
Девочка сразу же почувствовала неладное и, резко обернувшись, обнаружила родительницу в ужасном состоянии. Вытаращив глаза и судорожно вздыхая, мама сверлила её взглядом, ничего хорошего не предвещавшим:
- Ты где взяла это тюремное словечко?!
Тоня поняла, что ляпнула лишнее…
- Где ты научилась так свистеть?!
Тоня поняла, что погорячилась…
- Кто тебя научил харкаться?!
Тоня поняла, что переборщила…
Не видать ей мультиков, как своих ушей. Сейчас отправят домой, а то и на все каникулы накажут… Но, надо что-то говорить в своё оправдание. Мозг лихорадочно соображал, выдавая версии одна другой хуже… Ничего так и не придумав, сказала правду:
- У мальчишек слышала. Это же значит здОрово?
- Ничего хорошего это не значит! Понахваталась где-то тюремного жаргона, позоришь мать перед людьми! А еще из интеллигентной семьи…
Продолжать оправдываться дальше Тоня не стала, а предпочла молча выслушать длинную тираду, смысла которой не понимала, потому что думала только об одном, отправят её сейчас домой, или нет?
Выплеснув первую волну эмоций, мама двинулась вперед, поравнялась с дочерью, зло бросила ей – Пошли! – и продолжила путь. Антошка, виновато повесив голову плелась следом, хотя в душе всё ликовало: «Пронесло! Надо быть повнимательнее в своих действиях… Надо же, ляпнула, не подумав… Чуть всё не испортила…»
На трамвайной остановке толпилась куча народу. Люди хмурились, нервничали, поглядывали на часы. Показался трамвай. Все напряглись и стали прижиматься к краю остановочной площадки, находящейся ближе к рельсам, пытаясь угадать место остановки транспортного средства, чтобы насколько возможно ближе оказаться к дверям. Хитрый вагоновожатый, узрев плотную толпу, проехал остановку почти полностью и остановился там, где площадка уже закончилась. Потенциальные пассажиры с проклятиями, не видя вокруг себя ничего, устремились к распахнутым дверям. Самым шустрым и молодым, как всегда повезло больше. А кто не успел… Тот, извините, сам виноват.
Мама схватила дочь за руку, и всей своей мощной фигурой атаковала мешающихся под ногами конкурентов, а затем и подножку трамвая, находящуюся теперь высоко от земли. Хорошенько дернув девочку за руку, затащила её следом за собой. Сзади со всей силы поджал какой-то мужик и закрывающиеся двери. Антошка воткнулась носом маме в спину и, на секунду, подумала, что сейчас задохнется. Но двери закрылись, мужик сзади перестал давить, и она смогла высунуть нос в освободившееся пространство.
Мама на ступеньках задерживаться не собиралась. Крепко держа дочь за руку, она, громко, ругая всех на свете, начала протискиваться в салон, опытным взглядом выискивая свою жертву. Тоня уже знала, что будет дальше, поэтому постаралась отцепиться от маминой руки и затеряться где-нибудь среди пассажиров. Но хватка у мамы была железная – отцепиться не получилось.
И вот они встали рядом с двойным сидением, где с краю сидел молодой мужчина. Он неотрывно смотрел в окно, не поворачивая головы в салон. Елена Владимировна сначала налегла на него пузом. Никакой реакции. Тогда придавила сверху объемной грудью и, со словами, перекрывшими грохот трамвая и гул пассажиров: «Конечно, молодой человек у нас устал. Ноги его не держат. В школе его вообще не воспитывали и не учили уступать женщинам место…», - проехалась своей сумкой бедняге по лицу, попутно вцепившись в поручень.
Все затихли и, вытянув шеи, стали наблюдать, чем закончится эта поучительная сцена. Антошка готова была провалиться сквозь пол от стыда. Ей никогда не льстило такое количество человеческого внимания. Стоять можно было и ровно. Здесь, в серединке, было намного свободнее, а после произнесенной мамой речи, народ у них за спиной, инстинктивно отодвинулся ещё. Но молодой человек видимо имел крепкие нервы. По крайней мере, он сделал вид, что ничего не замечает и всё происходящее к нему совершенно не относится.
Тогда женщина обратилась непосредственно к тому, кто занимал ЕЁ место:
- Молодой человек! Я ведь с вами разговариваю! Вы, наверное, комсомолец? И в партию будете вступать? Интересно кто даст вам рекомендацию, если вы ещё не научились элементарному мужскому поведению?
Деваться было некуда. Весь трамвай застыл в немом вопросе. Мужчина медленно повернул голову, молча встал и уступил настойчивой даме место…
Тоня, на коленках у мамы, до самой нужной им остановки, сидела, не отводя глаз от окна. Ей казалось, что пассажиры по-прежнему пялятся на них. Но вот объявили «Оперный театр». Антошка осмотрелась. В салоне уже почти никого не было. Остановка была конечной. Только у задних дверей стоял тот самый молодой человек.
Они вышли в переднюю дверь. Девочка оглянулась. Сзади никто не выходил. Трамвай стоял. Двери не закрывались…
И вот, очень медленно, на нижнюю ступеньку шагнул человек. Цепко держась за поручень, он с трудом перенес вес своего тела следом за первой ногой, потом подтащил вторую. Так же медленно переставил одну ногу на остановочную площадку. Трамвай стоял. Двери не закрывались…
Идя вперед и неотрывно глядя назад, девочка споткнулась и чуть не упала. Услышала строгий голос:
- Смотри под ноги. Хватит ворон считать, - и перевела взгляд на мать. Та даже не оглянулась…