По мраморным ступеням...

Наталья Смола
         
        Всё дальше по дороге воспоминаний  уходит война.  Уходит  поколение  победителей, тех   кто    воевал,   и  кто оставался в тылу,  заменив, ушедших на фронт отцов, братьев, сыновей. Уходит поколение вдов,  для которых  «тот не вернувшийся с войны» навсегда остался единственным.
      
       Иногда в  доме  напротив  я видела пожилую женщину.  У неё доброе, спокойное  лицо, седые,  когда-то русые волосы. Она смотрела на тополиную рощицу во дворе, на  мальчишек в футбольных воротах, на школьников,  бегущих в парк. Вечером в её комнате разливался тёплый свет настольной лампы и горел до утра. Может  быть,   она читала, а  может вспоминала свою долгую и не простую жизнь.
      
      Детство, посёлок, дом на берегу Ангары. Отец – он был главным в ее жизни. Она помнит его молодым и красивым. Отец  любил её больше остальных детей. Все были чернявые в него,  и только она - Дашка светлая в мать. За васильковые глаза и русую косу отец называл её «Пшеничкой». Мать строгая и быстрая на расправу. Получив, заслуженный подзатыльник дочь, размазывая слезы, жалобно причитает:
     «Горькая, я горькая сирота». И уже тише добавляет: «Не пошла в школу  и просидела полдня в кедраче, ну и что? Но ведь теперь я  знаю, где дупло белки».
            
     Зато отец прощал дочери все проказы, невыученные уроки, нелепые придуманные  истории.  Он знал множество укромных уголков, куда она  убегала мечтать. Если по Ангаре шёл пароходик  и, задыхаясь гудком, тянул баржу с лесом. Значит мечтательница  где-то рядом,  всматривается в далёкий   речной поворот, в очертания сказочного города, ведь именно там  ждут баржу, лес и пароход. Отец находил её  на берегу, садился рядом и они вместе смотрели на  розовый туман цветущего  багульника, на плывущие по реке облака  и  каждый думал о своём.  Дочь - о качелях, которые обещал сделать отец,  он - о коротком сибирском лете  и урожае картошки.         
      
     Если  Дашка исчезала  надолго, значит сидит с книгой в беседке за домом.  Книги берёт у ссыльной Галины  Ивановны,у неё давно окончился политический срок, но она осталась жить и работать в посёлке. Книги присылают родственники из Ленинграда.  Когда приходит юная читательница, Галина Ивановна расстилает скатерть с вензелем, ставит голубую фарфоровую чашку, чай, сахар и тяжёлый серебряный подсвечник «канделябр» - единственную вещь,  оставшуюся от прошлой жизни. Потом Галина Ивановна закуривает махорку  и, покашливая, рассказывает о Малой Невке,  о Петергофе, Васильевском острове,  где когда- то  жила, о странной старухе Пиковой Даме.  Девчонка опасливо поглядывает на тяжеленный подсвечник, в конце концов,  решив:   
- Наверняка он из покоев несчастного Императора Павла и был главным орудием той трагической ночи.-
      
       Читает Дашка много.  Потом герои, монологи, диалоги и сюжеты, прочитанных книг,  сплетаются в тугой клубок сновидений. Она не пытается его размотать и с удивлением смотрит, как революционер «Овод» декламирует насмерть перепуганному  кардиналу  Ришелье  стихи «Есть женщины в русских селеньях», а смелый Д,Артаньян, совершив невероятное число героических поступков, спасает поселкового конюха деда Василия чудом сохранившего подвески Королевы.

        Ранней весной Дашка провалилась в проталину на реке. Ломая тонкий лед,  уходила под воду. Она не видела, что к ней от дома, скатываясь по обрывистому берегу  босиком по весенней слякоти, бежит мертвенно бледный отец. Он спас дочь. Вытащил за пальто, зацепив его багром.
       
        Она долго болела, надрывно  кашляла,  в груди у неё кто-то хрипел и клокотал. По совету районного фельдшера мать отпаивала дочь барсучьим жиром с молоком и настоями сибирских трав. И только в начале лета в материнском платке она  побрела на завалинку греться. Сидела, подставив лицо тёплому ветру,тоскливо  разглядывая свои худые острые коленки. Постепенно здоровье наладилось и осенью как обычно пошла в школу.
      
     В дни школьных праздников родители всегда сидели в первом ряду,горделиво поглядывая на  соседей все ли знают, что озорная девчонка на сцене их дочь. Она  исполняет все главные роли; Софью в «Горе от ума»  Грибоедова, обязательно Джульетту  Шекспира,  а вот Дездемону играть отказалась, ей не нравится Отелло – рыжий соседский Петька.  Запросто могла  бы  и «Анну Каренину » воплотить,  но творческому процессу  мешают вопли  мальчишек за сценой, изображающих поезд.

   -Уж больно громко они пыхтят, гудят и  завывают.-          
       
     В  35 году в семью пришла беда  арестовали отца. Его и нескольких деревенских   мужиков увезли на милицейской машине в областной центр. Всю зиму мать ходила по городским учреждениям,  доказывая,  что её муж простой  плотник,   и он не мог навредить  Советской власти.  Лишившись, единственного кормильца, семья голодала. Наконец в сельсовете мать пожалели и дали работу истопника поселковой бани. Она, маленькая и худенькая, разбивала колуном тяжеленые сосновые чурки в поленья, а дети помогали  складывать их в поленницу. В  доме появился чёрный хлеб.  Мать нарезала его тонкими ломтиками, а  малышня, сидя за пустым столом, занимала очередь  за хлебной мякиной, прилипшей к ножу.   Все ждали весну и лета в надежде  прокормиться  тайгой.
      
      Через год отец вернулся.  Больной, рано постаревший, он мало говорил, редко смеялся и никогда не вспоминал тот проклятый год, проведённый в тюрьме. И лишь однажды этот - сильный, взрослый, много  повидавший мужик, обхватив голову,  плакал, рассказывая о той страшной ночи, когда их избитых вывозили  в рощу на окраине города к  расстрельной  стене,  а потом обратно в камеру на допрос – бить.
      Работать плотником он больше не мог и, освоив нехитрое портновское дело, на старенькой  швейной машинке фирмы «Зингер», стал обшивать сельчан.  Иногда выезжал  с заказами в соседние деревни.               
      
      В 38 году родители проводили дочь в Иркутск, в училище. В  чемодане лежали все необходимые для учебы вещи; резиновые боты, валенки, пальто и платье, перешитые из материнской одежды и  любимая книга «Овод». Мать плакала и тихонько крестила дочь-комсомолку. Они расставались навсегда.   Зиму  сорокового  года мать не переживёт.
      В один из вечеров на набережной Ангары  Дарья познакомилась с парнем. Он жил рядом -  за Драмтеатром на улице Марата. Отец-врач, мама – учительница. В прошлом году  окончил  горный  техникум  и летом собирался в свою первую геологическую экспедицию в Саяны. Звали  его Алексей с чудной фамилией Скрипка.  Алексей Скрипка. Алексею нравилась профессия геолога,  он мечтал об экспедициях на шельфы  Восточно-Сибирского моря, на золотоносные пески речки Бодайбинки,  а еще его самой заветной мечтой была  Камчатка - её вулканы, кратеры, гейзеры и аспидно-черные глыбы, застывший лавы.
      
     Он знал и любил Иркутск. Знал множество историй старого города. Рассказывал о купцах меценатах  Сибирякове, Трапезникове, Хаминове. Это их стараниями Иркутск «вырос из тайги,  из острога казака Якова  Похабова  и  вознёсся золотыми куполами церквей и фасадами дворцовых усадеб».
   
     Стали встречаться по выходным дням  в сквере у Драмтеатра.   Путешествия в давно прошедшие времена начинались с набережной Ангары. Иногда  шли к «Белому Дому» - резиденции генерал губернатора Восточной  Сибири, бывшему дому купца Сибирякова.  Поднимались по мраморным ступеням  главной лестницы и попадали в мир  ушедших событий – танцевальных вечеров и старинной мазурки, вееров, приёмов, дворянских собраний, огромной фламандской картины на стене,  тканной  на Императорских  мануфактурах и предназначенной в подарок китайскому Императору,  венецианских зеркал и роскошной мебели красного дерева из С-Петербурга.
      
      Иногда просто смотрели на Ангару, на противоположный берег, туда,  где  когда-то  стояла заимка кузнеца и жила красивая, смелая девушка Мария. Однажды на их дом напали «лихие люди» и она одна отмолотила  «лиходеев».   В память о её красоте и бесстрашие  горожане  долгое время называли это местечко « Царь-девица».
    
      Зимой бродили по сугробам узких улочек деревянного Иркутска среди кружевной сказки окон и веранд  старых купеческих домов.
      
      Очарованная рассказами  Алексея, мечтательница и фантазёрка  Дарья  становилась  героиней и участницей  тех далёких событий.
    
      Весной под проливным  дождём  они бежали - в жаркий ветреный июньский день 1879 года к усадьбе мещанина Закатина. Там начинался пожар и уже, горели двенадцать кварталов, здания Госбанка,  Казначейства, винокуренного завода.  Дашка бежала с узлом наспех, схваченных вещей в толпе плачущих, испуганных горожан. Задыхаясь от дыма, гари и пепла, падала и снова бежала к воде, к Ангаре. За спиной стена огня. Рядом  обрушилась крыша  Гос.архива.  Тонны  архивных дел  взмыли вверх.  Падает расплавленный колокол Благовещенской церкви, стекает на землю глыбой металла. В эту ночь сгорел практически  весь центр Иркутска. До утра она  будет стоять в воде, пытаясь переправиться на другой  безопасный берег.         
      
     От здания к зданию, от истории к истории, от судьбы к судьбе голос Алексея, голос Скрипки. Эти  путешествия Дарья  называла   «мелодиями Скрипки». Одна история сменялась другой и каждая их встреча – новая история.
   
     Молодые, мечтательные, влюбленные. Им нравились тихие улицы с деревянными тротуарами, скромными уютными лавочками возле домов, где жили когда-то иркутские знаменитости. Особняк  архитектора Александра Разгильдеева.Он потомок бурят и тунгусов,из семьи служивых казаков,получил прекрасное образование в С-Петербурге. Через несколько лет стал  главным архитектором Иркутска. Прожил большую жизнь и оставил добрую память о себе.
   
    Но однажды он, городской чиновник, уважаемый гражданин, вдруг бросил государственную службу и  отправился  в двухлетнее путешествие по Европе.  В Париже  в Салоне оперной певицы Полины Виардо- любимой женщины русского писателя Тургенева,Разгильдеев  совершенно очаровал фантаста Жюль Верна,  своими рисунками, эскизами и рассказами о Сибири и Иркутске. По воспоминаниям романист  напишет замечательную  приключенческую книгу  «Михаил Строгов: Путешествие из Петербурга в Иркутск».
   
    Иногда Дарья задумывалась:
    - Алексей - он из другой жизни и другого окружения. Его  однокурсницы такие все необыкновенные; Маринка пишет стихи, Галя замечательно играет на  аккордеоне.   Друзья  Геннадий и Володька  и вовсе знаменитые - они победители соревнований    «Ворошиловский стрелок». 
   
     Что нашёл он в ней, смешной  девчонке из таёжной глубинки - в старом материнском пальто, в крестьянских носках, да ещё и в резиновых ботах?   К тому  же она никогда не слышала ни о гейзерах, ни об острове  Беннетта,  ни тем более о Полине Виардо. И вздохнув, она решила:
   - Пожалуй, чтобы произвести хорошее впечатление надо чаще  поддерживать  диалоги, а то подумает, что она не только из тайги, но ещё плохо слышащая, а может и вовсе глухонемая.-
   
     Если Алексей садился на скамейку как-то совсем близко. Дарья замирала от страха.Вдруг - этот «небожитель с Олимпа знаний» начитанный,умный и просто очень симпатичный парень коснётся руки. Тогда она, сраженная «трезубцем громовержца», нелепо повалится на скамейку - коса в одну сторону,  боты в другую.  Дарья видела эту картину так ярко, что заранее отодвигалась подальше от  его руки.
   
    Часто их путешествия заканчивались  в музее, в здании бывшего Русского Географического  Общества. Эти стены когда-то  слышали восторженный доклад молодого лейтенанта  Императорского Флота, полярника - исследователя Арктики  Александра Колчака. Он в составе экспедиции Эдуарда Толля  пытался найти легендарную Землю Санникова. Часть экспедиции не вернулась  к месту стоянки. На её спасение отправился Александр Колчак на  6-ти метровом вельботе   вместе с горсткой отважных смельчаков. В непроходимых местах   вельбот на руках перетаскивали через трещины, льды и торосы. В результате  семимесячной  поисковой экспедиции на пределе человеческих возможностей  были найдены  бесценные карты, записи и дневники погибших полярников.
      
    Порой Дарья случайно ловила внимательный, задумчивый   и непонятный взгляд Алексея. Тогда она судорожно поправляла съехавший набок  платок и косу, которая  всё  пыталась сползти  по спине пушистой волной.
   
    Хмурый, чужой, неприветливый  Иркутск постепенно  оживал. За фасадами его домов любили и ненавидели, смеялись, плакали, мечтали  и  страдали.Он становился понятным и родным.
   
    Поздней весной, когда после холодных ночей и последних заморозков зацвела черемуха, удивляясь своей белой, дурманящей силе. В сквере у Драмтеатра Алексей вдруг несмело и неловко наклонился,  к Дарьиной  щеке, она не слышала, но поняла, что сейчас он говорит самые главные слова. Волнуясь,  она почему- то смотрела  в   распахнутый   воротник  его рубашки, где на шее возле ключицы  растекалось   розовое пятно. Почему так стучит её сердце?
    Осенью на комсомольскую свадьбу отец подарил дочери настоящие белые кожаные туфли  и  платье невесты из  крепдешина. Потом была жизнь, сотканная серебряными нитями счастливых дней.
   
    Серым июньским днем 1941 года сказка закончилась. Этот день навсегда разделил их судьбы. Алексей отказался от брони и в январе 1942 года ушёл на фронт. Последний раз мужа видела, когда он прибежал из призывного пункта перебинтовать  лопнувшие волдыри на руке. Жене приказал не провожать.  За поворотом на улице Горького его ждала машина. Дарья долго стояла на крыльце в ожидании чуда. Может быть,  машина не придёт и Алексей вернется.
   
     Оставив маленького сына свекрови, Дарья  стала  работать на  заводе, выпускающего миномёты и снаряды к ним.  Работала, как все по 12 -16 часов, жила на хлебные карточки - 400 грамм на взрослого и 200 грамм на иждивенца. В редкие выходные бежала в госпиталь  выхаживать  раненых  бойцов.  Она была  одной из тысяч  иркутянок,   заменивших ушедших на фронт мужей, отцов, братьев. 
    
     Жила тревогами,  бессонными ночами  и воспоминаниями о довоенной жизни, жила от письма до письма. Она знала о тяжёлых боях  под Москвой, Ельней, Курском. Вместе с Алексеем хоронила и оплакивала погибших товарищей, вместе с ним в дни коротких передышек между боями переписывала стихи  военкора Симонова « Жди меня и я вернусь. Только очень жди. Жди, когда наводят грусть жёлтые дожди…. Жди, когда снега. Жди, когда других не ждут, позабыв вчера…»
    Порой становилось невыносимо тяжело, невыплаканные слезы запекались на лице тёмными кругами, тогда шла в сквер у Драмтеатра к той самой скамейке, где она  когда-то так боялась показаться смешной.
   
    В конце войны в  апреле 1945 года   письма приходить перестали и принесли похоронку.  Дарья долго вглядывалась в серую бумагу и не могла понять смысл слов.  Погиб геройски.
    -  Кто он этот Кёнигсберг? И почему отнял у неё самого доброго, умного, нежного и любимого Алексея?
   
   Алексей  вернётся из этой тяжёлой,  страшной, своей последней экспедиции. Она, Дарья его жена, будет ждать. Верить и ждать. Она должна быть сильной, ведь рядом совсем маленький сын и  растерянные, убитые известием родители Алексея.
   
   После войны Дарья  окончила    университет и стала преподавать  географию в школе. С сыном и его классом, с рюкзаками и палаткой они обошли красивейшие места  Прибайкалья. Пешком по замшелым камням туннелей и виадуков  Кругобайкальской  железной дороги, когда- то  её построили российские рабочие и итальянские каменотёсы. По таёжным тропам  на Лебединые озера в бассейне реки Окунайки,  к сталактитам и сталагмитам  Ботовской пещеры, на водопад в каньоне реки Ук. На катере к бухтам и заливам Байкала.      
    Через годы Дарья встретилась  с мечтой Алексея. Увидела Камчатку эту страну  лунных пейзажей ,вулканов, кратеров и  застывшей лавы.   
   
    С сыном, выбравшего профессию гидростроителя и его  семьей, исколесила Россию от Тихого океана до Калининграда. Но, где бы Дарья ни жила, никогда не забывала Малую Родину – край великих рек и великих строек. Она гордилась своими земляками - Драматургом и Писателем.Их книги читают миллионы. Такие простые и понятные всем истории о Матрёне с берегов реки Матёрой, о преданной Настёне,о мальчишке с его уроками французского.
   
    Каждую весну с сыном, а потом и  с внуком  Дарья приезжала в Иркутск. Пройти по улицам родного города, по мраморным ступеням воспоминаний. От набережной Ангары до сквера у Драмтеатра, потом на улицу Марата, где когда-то стоял их  деревянный  дом. От здания к зданию, от истории к истории вспомнить Алексея,  улыбнуться своей юности,  услышать голос Скрипки, мелодию любви из далёкой и самой счастливой поры её жизни.    
   
     В ноябре незнакомку в окне я видела последний раз. Она смотрела на ветер, который мёл по голой земле первую позёмку, на кроны тополей,хмуро подпирающих тяжёлое осеннее небо,потом  она задёрнула занавеску, как закрывают занавес в последнем акте спектакля. Свет в её комнате загорался все реже и реже, а потом погас совсем.
   
    Вскоре весёлые рабочие заменили деревянное окно на пластиковое. В квартире шёл ремонт. Через две недели там затопали, заголосили чужие незнакомые люди. Мне была понятна их жизнь, но совсем не интересна.

   

    Мелодия.В каждом из нас звучит своя мелодия скрипки. Мелодия любви, верности и надежды,  только в суете будней мы её  не слышим и не помним.    Не   слышим.
И не   помним.