How the Old Believer helped me with the translatio

Виталий Борисович Иванов
Фотоочерк о сибирских староверах я снимал долго и трудно. Работа заняла больше года. Пришлось много ездить по Красноярскому краю, по тем местам, где живут эти религиозные отшельники. Снимал в Курагинском районе и в Туруханском, работал в Богучанском и Тасеевском районах. Мне искренне хотелось показать жизнь этих людей со всех сторон.
Основа старообрядчества была заложена на Руси в 1653 году, когда патриарх Никон начал проводить свои церковные реформы. Нововведения приняли не все. И те, кто не принял, стали раскольниками. Преследуемые и гонимые, хранители старой веры ушли в глухие, отдаленные районы страны. Они спрятались в тайге, где значительная их часть обитает и поныне.
С точки зрения староверов, именно патриарх Никон и его сторонники ушли из церкви, а не наоборот. Сами старообрядцы признают, что именно их вера православная, а Русскую православную церковь именуют не иначе как нововерцами или никонианами. Основных направлений старообрядчества три: поповцы, беспоповцы и единоверцы.
На нательном кресте у староверов нет изображения Христа, так как именно крест символизирует собственный крест человека, способность человека к подвигу за веру. Крест же с изображением Христа считается иконой, и носить его не полагается.
Ярким внешним отличием староверов от нововерцев является крещение. Первые крестятся двумя пальцами. Вторые – тремя. Вспомните известную картину Василия Сурикова «Боярыня Морозова». В первое время после раскола в «старообрядцы» записывали вообще все возникшие в то время секты и еретические течения, что впоследствии создало большую путаницу. Но это так называемое историческое отступление.
Скажу сразу, что вымыслов и домыслов вокруг староверов ходит достаточно много. Чаще всего это от незнания .
Они действительно живут достаточно закрыто. Не очень жалуют гостей, но и не гонят их. Они гостеприимны, хлебосольны, трудолюбивы… В меру хитры и обязательны. Не чураются подарков и иных знаков внимания. При этом, староверы хорошо помнят, как прежде, веками,  пришлые делали им больно. Делали незаслуженно и напрасно.
Я много раз бывал и жил в домах староверов. Ночевал под образами. Видел их святыни – книги. Но никогда не прикасался к ним, хотя они и разрешали. Не мое это. Не должен я листать старинные рукописные тома, трогать кресты и иконы. Позже узнал – меня проверяли. А я изначально был убежден, что это их мир и мне там делать нечего. Этим я, видимо, и заслужил их доверие.
А посему, начиная работу над темой, я старался быть максимально деликатным. Больше слушал, чем говорил. Не боялся спрашивать, если что-то не понимал. И всегда учитывал интересы и просьбы героев моих снимков.
Скажем, в одном из поселков женщина категорично потребовала не фотографировать ее. Вариантов я не искал. Нет – значит, нет. Хотя пару раз она зазывала меня на чай. А однажды накормила отличным обедом. В другой раз, напротив, семья попросила сделать им общий портрет. И это было исполнено.
Съемку темы я начал в поселке Бурный, что на реке Тасей. Добраться туда было не просто. Практически весь день мы шли на небольшом катере сначала по Бирюсе, потом по Тасею. По той самой Бирюсе, про которую песня и в честь которой назван холодильник. Добравшись, поставил на околице палатку. Благо, здесь нет тракторов и машин. Зато есть первозданная природа, чистый воздух и тишина.
Чтобы было понятно, поселок Бурный это десяток добротных листвяжных домов-пятистенков, стоящих на высоком берегу реки. За домами огороды. За огородами пешеходная тропинка, заменяющая тут все улицы, проспекты, бульвары и площади разом. А дальше погост и лес, лес, лес…
В один из дней поселковый голова Семен Ипатьевич Ефимов пригласил меня к себе в дом, на ужин.
И вот самое время развеять еще одно глубокое заблуждение. Некоторые считают, что староверы никогда не угощают посторонних из своей посуды. А если и угостят, то непременно после выбрасывают использованные тарелки, кружки, ложки, вилки… Ну, вообще, так можно и пробросаться. В реальности все и так, и не так. У каждого члена семьи своя посуда. Но есть посуда и для гостей, которую затем просто моют и ставят в шкафы. Никто ничего не выбрасывает.
После ужина, я устроился на крылечке и, кормя комариков, продолжил переводить с английского инструкцию к новой фотовспышке, которую незадолго до поездки получил в родном агентстве ИТАР-ТАСС. Я уже полностью погрузился в работу, когда на крыльцо вышел хозяин дома.
- Чем маешься?..
- Вот, перевожу с английского… - без всяких деталей ответил я.
Глава семейства взял книжицу из моих рук, повертел ее, «любуясь непонятным языком», пролистал , посмотрел картинки…
- Записывай, - неожиданно сказал таежный житель. И достаточно бегло начал переводить технический текст, путая иногда термины…
Я обомлел.
- Семен Ипатьевич…
Старовер прервался и с улыбкой посмотрел на меня:
- Кваску принести?
Я кивнул.
- Детского аль хмельного?
- Хмельного…
Разговор продолжился после того, как я выпил добрый литр холодного, из погреба, таежного старообрядческого кваса, известного больше как медовуха.
-Семен Ипатьевич, откуда познания?..
В тот вечер мы долго сидели на крылечке, пили медовуху, жевали вяленое мясо и разговаривали…
Я узнал, что мой собеседник родился в Китае, где его семья жила после бегства от Советской власти. Потом была война с Японией, после которой китайцы передали русских эмигрантов армии воинов-освободителей. Результатом этого «жеста доброй воли» стал срок для отца семейства. Его он коротал в Тайшете.
И только после смерти Сталина семья вновь воссоединилась. Сборы были недолгими. Собрав плоты и водрузив на них пожитки, несколько семей отправились в неизвестное путешествие по Бирюсе. Они и основали поселок Бурный, который и ныне стоит на Тасее, ниже порога.
Но откуда знание английского языка? Все оказалось просто. До окончания войны часть староверов разными правдами и неправдами успела уехать из Китая в Америку и Канаду. Их потомки и поныне живут там. Есть среди них и прямые родственники Семена Ипатьевича и его супруги.  Теперь сибиряки регулярно и подолгу бывают на Аляске. А там без языка никак. Постепенно он выучил разговорный, а позже начал и читать. За пятнадцать лет, что он ездит в Америку, можно выучить все.
- Знаю, что много моих единоверцев живет в Южной Америке и в Австралии. Но там я не был. Далеко. Да и нет там никого из моих… - говорит мой собеседник.
- А китайский не забыли?
- Вот его начал было забывать. Но тут в тайге встретил китайских заготовителей. Поговорили. И главное, поняли друг друга. Теперь иногда, летом, хожу до них. Поболтать…
- Далеко?
- Нет. Километров около тридцати. Там недалеко у меня заимка есть. Охотничья.
На следующий день я уговорил Семена Ипатьевича немного попозировать мне. На удивление, он сразу согласился. Только попросил разрешения переодеться.
Через минуту он вышел в красивой расшитой рубахе. Расчесал бороду и брови,сел под образа. Я попросил его улыбнуться. Хитро.
Так и снял. Потом этот кадр был на обложке одного очень иностранного журнала. Родственники Семена Ипатьевича видели.
- А рубаха-то ваша старообрядческая?
- Конечно. Там, в Америке, хранят традиции. А здесь мы их давно потеряли, - как-то грустно сказал старик… - Я вон всю деревню приодел, как полагается.
В тот день он больше не улыбался. А назавтра, попрощавшись, ушел в тайгу, на охоту. А возможно, и попрактиковаться в китайском.

Виталий Иванов

г. Красноярск,
2017 год