Был в некотором французском графстве юноша по имени Генрих. Назван он был в честь его отца, графа Генриха Плантагенета. Юноше с детства прочили блестящее будущее, но, миновав шестнадцать, он всё не мог оправдать возложенных на него родителями ожиданий.
В один из туманных февральских дней, утром, едва разомкнув глаза Генри встал и надел королевское платье. В зале его уже ждала прислуга.
Ожидая от Короля приказов, дворецкий прямо поинтересовался самочувствием юноши:
— Ваше Благородие, на вас ведь лица нет!
Вас беспокоит сон? Или вы заболели?
— Не стоит беспокоиться — сказал Король, — дурные сны не обходят стороной и высоких лиц.
Король действительно был не по обыкновению бледен.
Проходил уже четвертый месяц после его коронации. Многие дворяне отмечали высокомерие короля, несмотря на его нежный возраст. С передачи юноше его престола, Король не принимал существенных политических решений; и, если в первые недели он осуществлял советы кардинала, ныне он проявлял свойственное юноше своеволие и отпускал противоречивые приказы. Дело шло к мятежу.
Король ослаб, его схватывали приступы кашля с нарастающей периодичностью. Кровопускание не давало нужного эффекта, и это, совмещая с нарастающей мнительностью Короля, вводило кардинала в бешенство.
— Генрих, в твоих руках власть, не пора ли об этом задуматься? — отрезал кардинал, сжимая платье молодого Короля, — твоё своеволие до сих пор... Но это не важно, ведь мятежники уже прорывают ворота графства, скоро необходимо будет принимать серьёзные решения! Но если ты не способен в силу твоей хворы, я вынужден оставить власть над ситуацией совету.
Неужели всё это пришлось бы по вкусу Короля?
Позже, юноша слёг и больше не покидал палаты. Первая волна мятежа была отражена, и над здоровьем Короля ухаживали трое самых опытных докторов. В этот февральский день вся палата была наполнена прислугой, юноше только вытирали пот. Дальнейшее было сказано Королём, но судорожный кашель делал его речь прерывистой, едва отчётливой:
— Предостерегаю, оставьте власть достойным этого, мои же слова нигде не записывайте и никому не передавайте. Всё, что было до этого: слава, высокое положение... Стремиться нужно только к благу, которое не будет обременять всех остальных. Человек должен сам в себе видеть свет и быть счастлив. Такой человек не захочет власти, ведь стяжание — такая же болезнь для тех, кто не умеет ею пользоваться... Я был, о, видит Бог, недостойным такой участи и такой позорной смерти...
В полузакрытых глазах Короля ещё можно было увидеть затухающий огонь, его рука упала с ложа и выражение лица приняло блаженство.
Трагическая судьба Короля принесла многие несчастья родственникам, больше всего же был удручён смертью отец Генриха. Хоть он и дорого обошёлся отцу при жизни, больше всего Генрих желал, чтобы сын обошёлся ему ещё дороже, оставшись жить.