— Я его старше на год была, а как будто на десять, — Надя не удержалась, всхлипнула, её красивые, как у газели, глаза налились слезами, несмотря на то, что она подняла голову вверх, потекли по щекам медленно, трагически. — Он же неопытный такой, наивный, всем верил, всем помочь был готов, а все этим пользовались, только я ему говорила: «Нет, Димочка, сделай, пожалуйста, так, послушайся меня», и всегда оказывалась права. Кто его сюда уговорил переехать? Кто ему комнату помог сделать из той халупы, что в деревне осталась? Кто его учиться отправил? Все я, он без меня как слепой везде тыкался. А потом Андрюша родился, так я сама уже учиться не пошла.
— Вот и зря, — Аня тоже вытерла мокрую щеку рукой, — Может, он не ушел бы тогда?
— Ну что ты такое говоришь! — Надя посмотрела на нее возмущенно. — Можно подумать, он сам ушел, а не потому, что эта стерва, его начальница, переманила его к себе командировками этими заграничными, да машиной служебной. Видела я её, страшная еврейка, зато богатая. А он молодой, интересный, бедный, захотелось, конечно, красивой жизни, кто устоял бы? Я его не виню, отчасти даже понимаю, она ему квартиру купила, а тут коммуналка. Всё деньги эти проклятые… Я к нему ездила на прошлой неделе, пыталась хоть как-то поговорить, но он мне дверь не открыл.
— Звонка не слышал? — неуверенно предположила Аня, предпочитавшая видеть в людях хорошее, а плохое не замечать до последнего.
— Слышал, даже соседи вышли уже. Я же сначала звонила, а потом стучать стала.
— Соседям открыл?
— С соседями через дверь разговаривал, я слышала. Просил их вызвать милицию, чтобы выставить меня, грозился Андрюшу через суд отобрать.
— Подлец какой! Почему дверь не открыл, в квартиру не пустил? Испугался?
— Может, думал, я быстрее уйду, два часа ночи уже было.
Аня замолчала, сбитая с толку. Надя достала сигареты, судорожно всхлипнула и закурила, пуская дым в потолок. Халат на ней был старенький и замызганный, половины пуговиц не было, и своей расцветкой он почему-то наводил мысли о роддоме.
— А где сейчас Андрюша? — зачем-то спросила Аня, оглядывая пустую и неубранную комнату с четырехметровыми потолками и остатками вчерашней яичницы на остывшей сковородке.
— У мамы, – Надя жадно затянулась. — Мама его к себе в Таганрог забрала.
— Как? — обалдела Аня.
Надя скорбно посмотрела на нее и зрачки снова стали большими от слез.
— Мне без Димы и Андрюша не нужен, — горячим шепотом вырвалось у нее. — Не могу я без него, понимаешь? Ребенка надо в школу поднимать, уроки с ним делать, готовить, на работу ходить, а у меня никаких моральных сил нет, могу только лежать бревном и выть, до того в душе болит. Пусть Андрюша с мамой пока поживет, а когда у нас с Димой все утрясется, мы его обратно заберем. Как ты считаешь, Дима же вернется ко мне?
— Конечно, вернется, — согласилась сердобольная Аня. – Погуляет немного, и вернется. Это сейчас ему Мальдивы важнее, а потом поймет, что дороже жены и сына ничего нет, и вернется.
Надя с благодарностью засопела ей в плечо, намочив блузку слезами.
— Я каждый день на Димочку гадаю, и всегда то же самое выпадает, что вернется, — прогудела она подруге в ключицу. — Все шесть лет с момента развода. Карты не врут.