Комната встречала вязкой теменью. В первый раз люди заходили в избушку к Олет, освещая себе путь искрами из глаз. Посетители поопытней замирали на пороге. Если вспоминали, конечно, о коварстве кривой балки над дверью.
Старуху это мало тревожило, она лишь улыбалась и прикусывала тонкую трубочку с табаком. От дыма в комнате становилось чуть светлее. К Олет ходили тайком, когда знахари заламывали такую цену, что проще было броситься в Тёмную пасть, чем дальше искать исцеления. А храмники и вовсе могли дать послушание до конца года за одно упоминание имени Олет. Но к ней всё равно шли и старая ведьма никому не отказывала. Денег не брала, чем бесила всех окрестных знахарей. Но Олет жила вне Слова, поэтому могла делать, что пожелает, у себя в лесу. В городище и окрестные поселения её не пускал закон, да она и сама туда не стремилась.
- Олет, Морок тебя забери! – полный мужичок выкатился в середину комнаты, потирая ушибленный лоб.
- И тебе здравствовать, Акум, - проскрипела старуха и выпустила облако сизого дыма к закопченному потолку.
- Помоги, старая! Храмник Карм уже всю душу мою вытряс послушаниями. У меня мельница стоит – кормилица моя, а нужно молитвословия петь, да поклоны бить, а ещё сено для храмных людей убирать. Податей, податей-то с меня никто не снимал. Я по миру скоро пойду! – Акум скрипнул зубами, взвыл и тяжело осел на лавку.
Олет сотворила пушистое облачко дыма, на этот раз белое, и прикрыла глаза. Мужик нахмурился и засвистел носом, исподлобья поглядывая на старуху. В глубине избушки что-то скрипело, тренькало и дрожало. Наконец ведьма встала, потянулась до хруста в костях и скрылась за печкой. Запахло лесом, сырой землей и хвоей. Старуха ткнула Акуму в грудь большой глиняной кружкой.
- Выпей и толком расскажи, - велела она.
- Зубьями скриплю ночами. Чую сотру в пыль скоро, зубы-то, ни есть ни пить не могу уже. Как мельницу от отца принял, так и… - мужик дернул рукой, она рассекла воздух и безвольно шлепнулась на колено. – К знахарям ходил и к храмникам – все одно. Только грошики отдаю, да спину гну на храмину. А вчера Карм завел песнь про Морок и на меня так зыркал в храмине, что у меня волосы дыбом на спине встали. Дескать, Морок забирает души и шлёт недуги. Гниёт человек изнутри и все вокруг себя нечистым делает. Ох, Олет, хоть и не жгут у нас людей уже лет как двадцать, но чую, если не исцелюсь, натравит на меня Карм гнев людской. Помоги, Олет, сними хворь!
Старуха задумалась, свечка до того горевшая ровно, плюнула в потолок, забилась и застрекотала, как испуганный зверёк. Олет провела над ней рукой, будто погладила. Пламя выпрямились и затихло. Ведьма накинула на плечи дырявую шаль, из которой бахромой торчали разноцветные нитки, и выдохнула колечко голубого дыма.
Акум почувствовал, как ноги стали ссыхаться, удлиняясь в суставах, его скрутило от боли, и он рухнул на четвереньки, проваливаясь сквозь пол. Разум его заметался внутри головы, прячась в дальний угол. «Рвать. Кусать» - думал уже не мельник, а другое существо. – «Чужой. Схватить». Длинная морда пса высунулась из конуры. Звякнула толстая цепь. В саду хозяйничали воры, они наполняли мешки яблоками, ссыпали в большие плетеные корзины груши и сливы. «Р-р-р-вать!» - пес выскочил наружу. Будка запрыгала на месте, как вторая собака. Но цепь не давала псу дотянуться до людей. Он бился на привязи, хрипел и выл. Ошейник держал крепко, больнее впиваясь в горло с каждым броском. А воры не обращали внимания на беснующееся животное, деловито собирая чужой урожай.
Вдруг цепь лопнула с резким звуком. И пес полетел в сторону сада как бешеная мохнатая стрела. Люди кинулись через забор, побросав корзины. Один не успел. Человек в черном балахоне упал на землю, одна нога его подломилась, неудачно попав в кротовину. Когда к нему подскочил пес, он лишь попытался прикрыть руками горло. «Карм» - вдруг понял мельник, рухнув обратно в свое сознание и тело.
Акум медленно поставил на стол пустую кружку, руки его дрожали.
- Я убил его… храмника… нашего? - с трудом выговорил он, давясь словами.
- Возвращайся на мельницу Акум. Ты просто задремал. Вот тебе отвар, не будут больше зубы скрипеть, - Олет протянула ему кувшин с узким горлышком.
Мельник то ли кивнул, то ли дернул головой и поплелся к выходу.
- Акум… – прошелестела вслед старуха.
Мужик вздрогнул, втянул голову в плечи и неуклюже обернулся.
- Отпускай иногда на свободу своего пса.
- У меня нет… - начал было мельник, но запнулся и выскочил за дверь.
К потолку порхнуло колечко зеленого дыма и, не долетев, рассыпалось острыми искорками.