Канитель

               

  Ясен пень,  не зря нас называли суючками. Не было места в нашей большой квартире и большом сарае, куда  мы с двоюродным братом Славкой не сунули свои носы. Самая первая потребность человека – насытится. Мы неостановимо росли и есть готовы были даже только  казавшееся съедобным. О прочих фундаментальных потребностях пока не задумывались - не по возрасту. Но стремление выведывать, знать, видеть, слышать,  осязать, обонять захлёстывало и только росло вместе с нами. А потому – исследовали всё, что попадается  на глаза. Были, однако,  и безусловно запретные зоны. Во-первых, фронтовые награды родителей. Смотреть можно, но только если мама по нашим тянучим-липучим просьбам  открывала заветный ящик и награды извлекались на свет божий. Эх, как хороша вишнёвого цвета эмаль ордена Красной Звезды! А медали с портретом товарища Сталина? В порядке особого расположения мама позволяла накрыть медаль листком бумаги и, водя карандашом,  проявить любимый и дорогой профиль вождя.
    Ещё один полный и безоговорочный запрет касался оружия. Двустволка отца хранилась безо всяких сейфов в разобранном состоянии в кобуре, за шкафом. В особой укладке – снаряженные патроны, запасы дымного пороха  и дроби, войлочные да картонные пыжи. Эх! Собрать бы ружьё, повзводить, переламывая, и пощёлкать. Но! Оружие!!! Как говорил дворовый друг и ровесник Серёжка: «Полный Атас, если отец узнает». Для него атасом было стояние в углу  коленями на горохе. Отец у Серёжки слыл тем ещё педагогом. Время нашего детства  суровей сурового!
 Однажды Славка поманил меня тихонько. Родителей дома не было. Дед  на службе – он никогда не говорил «на работе». Бабушка Соня погрузилась в кухонные заботы, окутанная несказанным запахом пекущихся в духовке пирогов.. Мы почему-то на цыпочках пошли в большую комнату и Славка забрался бочком в простенок между печкой- голландкой и стеной. А за печкой, оказывается, был ещё один простенок, в сущности, щель размером с половину «николаевского» кирпича. И вот оттуда Славка извлёк нечто, завёрнутое в кусок чистого сурового полотна старинной выделки.
- Смотри, - сказал Славка драматичнейшим шёпотом.
Смотреть было на что! Перед нами лежал клубок металлических, ослепительно блистающих - не знаю, как сказать, чего… Нити – не нити, витушки…нет,… пружинки…. Нет, не знаю – слов таких не водилось в наших глупых головах.
- Теперь смотри! - Славка выпростал одну витушку из клубка, зажал пальцами рук  оба конца и потянул. Витушка-пружинка стала растягиваться, растягиваться и превратилась в долгую, серебряную, тончайшую нить.
- Ух, ты! – только и смог восхищённо воскликнуть я. -  А мне можно?
  Через несколько минут мы распустили несколько спиралек, и  взапуски понеслись друг за другом вкруг большого круглого стола. На бегу нити, словно серебряные лучики, парили в воздухе.. Восторженные клики и  беготня достигли бабушкиных ушей. И она явилась. Несмотря на спину, изрядно искривлённую сколиозом, было в ней нечто такое, что заставляло  сразу же вспоминать, что она не просто баба Соня, но София Аполлоновна. Улавливаете разницу? Мы–то её улавливали, хотя бы по тому, как к ней относились мои родители, дед и соседи, которые по особо важным случаям просили  их рассудить.  Наше буйство пресеклось одномоментно.
- Кто взял? – Спросила бабушка.
- Я! – Честно признался Славка. – Он знал, что его сильно ругать не будут. На стене комнаты, где мы бесились, висел в дорогой резной рамке портрет Славкиного отца – моего дяди. В ноябре 1943 года пришла похоронка и письмо командира батареи. Он описывал, как погиб и где похоронен друг Павлуша у хутора Милый под Киевом. Славкина мать, спустя какое-то время, оставила детей свёкру и свекрови на попечение и ушла устраивать свою дальнейшую жизнь. Оттого-то Славке многое сходило с рук.
- А это от  чего и для чего? – спросил я, указывая на  моток.
- Это… Это… - Бабушка явно подыскивала слова. -  Это канитель. ..  Мне для вышивки.
Она и впрямь вышивала на пяльцах  нитками «Мулине» наволочки для подушек-думок, явна перебирая с нитками красного цвета.  Забрав  у нас тряпицу с клубком странных витушек, столь непохожих на нитки для вышивания, она куда-то её заныкала.  Мы со Славкой погадали-погадали о происхождении клубка и забыли. Мама в ответ на мои расспросы отвечала уклончиво. Папа пообещал всыпать по первое число, если мы не прекратим шарить по квартире. На том историю можно бы и закончить.

   Прошло много-много лет. Умер Сталин. За ним – дед. Долго жила бабушка София Аполлоновна, но и она ушла в мир иной. В её оградку  положили следом папу. Нелепо погиб Славка… А про  загадочную канитель из-за печки я давно позабыл. А если бы и вспомнил – расспрашивать  уже некого. Однако, в конце семидесятых годов добрался я до семейных тайн, которые  тщательно скрывали, оберегая нас. Как известно: во многом знании – многие печали. А тут выяснилось: скрывать, по тогдашним лютым временам, было что. Прежде всего, череду предков – военных моряков, дослужившихся до адмиральских эполет. А ещё - бабушкины братья- офицеры, воевавшие под началом атамана Дутова. И её же родня из древнего рода яицких казаков, ушедшая  в Персию с белым атаманом Толстовым… И  дедовы братья, покинувшие Крым вместе с Врангелем… И брат деда – адмирал, георгиевский кавалер, бессудно расстрелянный в Петропавловской крепости. И ещё один дедов брат, утопленный вместе с другими «врагами народа» на барже в Финском заливе… Бабушка, дед и отец не верили, что Зло исчезло само собой. Они не сомневались: Зло всего лишь осело, словно муть, грязным илом на дно. До поры, до времени. А канитель из-за печки? Она-то здесь причём? Разглядывая старые фотографии и рисунки, бывая в музеях,  нашел её на… адмиральских эполетах. Вспомнили? Густые впечатляющие висюльки по краям эполет? На их изготовление и шла канитель. Остатки эполет мы и растребушили вместе с братом.
     Зачем дед и бабушка тайно хранили эти серебряные лучики – единственное, что оставалось от навек утраченного славного прошлого? Неужели только затем, чтобы  бабушка вплела блестящую канитель в густо-красный узор  своей вышивки, над которой  корпела молча, думая о чём-то своём, пока пальцы ещё слушались  старую женщину?