Неисповедимы пути Господни. Но иногда до такой степени, что когда вдруг пронзает ясность – просто оторопь берёт. Порою воля Его настолько иррациональна… и добивается Он её от нас такими методами… Думаешь, что надо выстоять, во что бы то ни стало, чтобы остаться хорошей… а после глядишь – это, оказывается, Он тебе руки выкручивал, чтобы ты забыла, что такое хорошо, что такое плохо, и начала, наконец, делать то, чего Он от тебя хочет.
Один знакомый психолог, проведя среди меня какие-то мудрёные тесты, по 500 с лишним вопросов каждый, обозвал меня гипертимической личностью, и сказал, что я никогда не узнаю, что такое депрессия. Даже если мне будет чудовищно плохо, всё же это будет – что угодно, только не депрессия.
И всё-таки я хотела умереть. Хотела – не теоретически, а вполне реально, практически. И длилось это не день и не два, а годы. Выбирала долго и тщательно – как бы это сделать так, чтобы...
Вот я смотрю из окна 14 этажа, и примериваюсь, долго ли я буду лететь, и что останется на земле после моего падения. Нельзя, нельзя, сын... Да, зрелище будет – не для слабонервных. Зато напоследок – полёт...
Внизу, из продуктового магазина, идёт бабуля. Из её сумки торчит батон копчёной колбасы. Она страшно довольна, что ей посчастливилось купить целый батон. Походка у неё бодрая, деловая. Это походка победительницы.
А я стою у окна на своём 14-м и завидую. Повезло бабуле. Вот бы и мне так – радоваться батону колбасы...
Нужно немедленно удушить в себе то, что переполняет меня и рвётся наружу. Вытеснить всё из сознания... уничтожить... Но оно вновь и вновь прорастает с чудовищной силой, запруживает собой всё естество. Время от времени нас бросает друг к другу. Мы разряжаем эти вольтовы дуги, и снова, расцепившись и разойдясь на дистанцию, наша разность потенциалов набирает предгрозовые заряды.
А хуже всего, что это дичайшее притяжение – для меня какая-то неразрешимая загадка. И день, и ночь я пытаюсь проникнуть, проломиться в самую сущность моего любимого, в свою суть, в мир, в природу, в бытие. Я не понимаю, как такое может происходить… Я ничего не могу с собой поделать… в отчаянье молюсь и обращаюсь к Богу, чтобы понять хоть что-то... За что меня приковали к этой галере… и когда кончится мой каторжный срок?
Искать помощи у мужа… – бесполезно. Достучаться, переубедить его в чём то, хотя бы просто почувствовать тепло… это становится всё более безнадёжно. Чувство вины, и в то же время полной беспомощности парализует... Бороться с тем, что поселилось во мне – всё равно, что бороться с цунами, сметающем на своём пути селения и города.
Кучи подтаскиваемых веток росли, и я, заворожённая, подбрасывала их в огонь, наблюдая, как охваченные пламенем, уже отрубленные от жизни, ветки переживали свою жаркую, скоротечную весну, чтобы, едва успев изумиться, опрометью броситься в небытие.
А огонь всё скакал, выплясывая свои магические выкрутасы, с торжеством пожирая всё новые и новые жертвы, растопыривающие зелёные пальцы, пытающиеся уцепиться за пролетающее мгновение, успеть обнять, потрогать, прожить исходящую жизнь.
И единственная отдушина, чтобы не умереть, не разорваться на мелкие кусочки...– в голове моей роятся мысли и мелодии, складываются в строчки стихов, которые выливаются в те самые маленькие листочки из того самого блокнотика, подаренного моим любимым так вовремя и кстати. Когда вся эта лавина концентрируется и консервируется в слова, давление изнутри несколько снижается и становится возможным некоторое время дышать и жить дальше. Я изо всех сил обуздываю свой размашистый корявый почерк и исписывавю эти бумажки так мелко, как только могу. Один экземпляр прячу в потаённейшее место, а второй отдаю своему любимому.
Ещё, ещё, ещё, ещё, ещё бы
Под водопад любовно-бранных слов...
Любить тебя на сквозняках трущобы
Среди поднятых на дыбы полов.
В пролом видны прохожие и кошки.
Ты ловко и бесшумно – алле оп –
Оставил мне кольцо и босоножки,
А остальное – лишнее – соскреб.
Среди обломков, пыли, хлама, стружек,
На каверзной ступеньке – хоть бы где
На волю, вверх, навстречу, внутрь, наружу,
Освободив друг друга из одежд.
А после наизнанку одеваться,
Нарваться на бродягу с бородой
И вместо душа долго умываться
В стакане с газированной водой
Трудно найти двух людей, более противоположных, более взаимоисключающих друг друга, чем я и он. Та жизнь с ним, о которой я могу только мечтать, абсолютно неприемлема для него. И наоборот, то, чего пытается добиться от меня он, я не хочу представить себе даже в кошмарном сне. Всё, что происходит за пределами наших непомерных, сумасшедших встреч, ранит обоюдоострым оружием, одинаково кровавым для нас обоих. Те болевые приёмы, которые он применяет ко мне, возвращаются к нему моими письмами, которые, по его выражению, «вгоняют в землю по-плечи».
А это его язвительное чувство юмора! Даже – о самом сокровенном в стихах и письмах… пишешь и постоянно держишь в мозгах его – этого вредоносного цензора, который, при любом намёке на фальшь, банальность или сантименты, скрючивает глумливую рожу. И при этом нужно... нужно, во что бы то ни стало, достать его до самых глубин, сквозь корку цинизма, туда, где в святая-святых хранится его живая сущность, его любовь, такая нежная и уязвимая.
Не истязай меня изгнаньем
И заниматься не спеши
Художественным выжиганьем
По полотну моей души.
Знай, что пытки твои – бесполезны,
Снова впишется в раму дверей,
Означающий счастье и бездны,
Иероглиф фигуры твоей.
.
И зачем, Господи, ты выдумал эти законы диалектики?.. Эти единство и борьбу противоположностей, которые потом озвучил Гегель, кажется? Зачем – добро и зло, мужчина и женщина, да и нет? Ну, неужели, без этого – никак? А как же у Тебя, Господи – там, где всего этого нет? Какая она – Вечность, неужели – статика и скука?
Как бы то ни было, здесь нам этого доподлинно узнать не удастся. А пока – спасибо жесткости и скепсису моего любимого, о которые мне пришлось точить и шлифовать свои слова... Спасибо Гегелю и Господу Богу. Спасибо моему сыну, который удержал меня от... Спасибо старушке и батону кобасы...
Ты помнишь, души рвались из тела...
Кто-то – изверившись, кто-то – спившись...
Тогда и я над бездной висела,
Одним лишь ребёнком за жизнь зацепившись.