То ли чутью кошачьему следуя, то ли неслышным зовом хозяйкиным ведомый, выскочил Никифор из кустов да рядом с Ведьмой обозначился. А за ним вслед и Рамштайн вылетел, на плечо волшебнице сел, крылья распростёр свои чёрные, показывая: не отдам хозяйку, моя она! Ушас бы тоже за ними подался, да всё никак из зарослей выбраться не мог после падения-то. Так и сидел там,
головой вертел да глазами хлопал.
- Вот, глядите, мои хорошие, хан Уруган к нам в гости пожаловал – повелитель из тех краёв, где солнце белый свет не щадит, где заместо трав шелковых песок стелется, где звери диковинные да нравы от наших отличные, - молвила Ведьма тихо, словно последних слов хана и не слышала, - да только не подходит господину этому климат наш…
Никифор, мало что из сказанного понявший, зыркнул на хозяйку и узрел такой гнев в Ведьминых очах, который он никогда ещё не видал. Ледяным взором на гостя она глядела, таким, который не всяк бы и выдержал. Хан, однако, выдержал. С пня встал, на него ногу по-хозяйски поставил, руки на груди скрестил, слушал Ведьму да
ухмылялся. А Колдунья дале речь вела, как отметил про себя кот, тоном опытного невропатолога из районной поликлиники:
-…от резкого перепада температур окружающей среды сосуды
головного мозга спазмировались. Заговаривается хан, бредит. Жениться на мне хочет. Эка беда с Уруганом приключилась. Ему бы домой поскорее, авось прояснится в буйной головушке. А здесь останется – кабы большей беды не стряслось… От климата нашего…Или ещё от чего…
Хан, к слову сказать, речь ведьмину тоже не всю уразумел, но виду не подал, ибо все ханы и иные правящие от природы одну черту имеют – своё невежество за семью замками прячут.
- Глумишься, о женщина? Хочу. И женюсь. Ибо нет на земле прекрасней и могущественней Пери, нежели ты, ослепительная Волшебница моего сердца! С той самой поры, когда увидел тебя на площади столицы своей, нет мне покоя, златорукая Царица!
«Одуд, - мысленно сердился Никифор, - дятел-балаболка!Дотрындится – она его счас в мох превратит, или там в плесень! Но всё ж интересно, кто ж он такой-то на самом деле и чего накосячил, что хозяйка так на него взъерепенилась? И она - чего не превращает?»
- Могущественная, говоришь? Твоими стараниями и половины нет моего могущества, что раньше было. Златорукая, говоришь? А не ты ли моими золотыми руками жар грёб, славу себе добывал да хвалу? Не ты ли сказку свою моими руками переписывал? И чего ж тогда в жёны не кликал, когда в пустыне оставил? Думал, погибель там моя? – Ведьма еле сдерживала ярость. Одежды и волосы развевались на ней, хоть и малого ветерка не было в лесу. Под ногами женщины трава пожелтела, с деревьев, что недалече росли – лист осыпался. Словно сумрак вокруг лёг, и вдалеке волки завыли. Сквозь старушечий морок пробивалась Ведьма настоящая – молодая, с дикими глазами. Ворон на плече закричал хрипло, а сам Никифор почуял, как шерсть на загривке дыбом встаёт и когти на лапах крови просят…
- Кто старое помянет, тому глаз вон, - хан старался казаться
невозмутимым. – Подумай, женщина. Сейчас я бросаю к твоим ногам своё ханство, несметные сокровища и власть в придачу.
- Кто старое забудет, тому - оба, - в тон ответила Ведьма. Чувствовалось, что обуздала Колдунья свой гнев, запрятала его в себе,
запеленала силами великими внутренними, которые только женщинам подвластны. Сказала хану уже с насмешкою:
- Своего чародела придворного благодари за то, что жив доселе. Обвешал тебя цацками волшебными… Знал, поганец, к кому идёшь… И от меня привет ему передашь. Скажешь, что не забыла Ведьма ни самого великого Крисали, ни его милостей…Да и пустыни не забыла… А ещё скажешь, - Ведьма приблизила своё лицо и громко прошептала прямо в лицо хану, - для «Третьего глаза» верёвочку покороче надобно бы. Ишь как через наряд твой просвечивает. С умом-то, оберег сей на шею одевают на серебряной нитке, а не до пупа спускают на золотой цепи. На пупке только оберег от «Быстрой Настасьи» носят, а тебя им твой чародел как-раз не снабдил, вот беда-то….Разное на тебе волшебство одето, Уруган, вижу, чую... И нужное, и не нужное. Одну половину сломать могу, другая – не по мне… Да только супротив любого волшебства ещё одна сила есть, имя ему - слово… И моё тебе
слово «НЕТ»! А сейчас, отступи, хан, от калитки. И впредь на пути моём не становись. Нечем тебе меня стращать, никак не упросить или заставить…И ежели не дурак ты, Ураган, то уберёшься отсюда вместе с вояками своими, пока лес гневаться не начал…
Промолчал Уруган в ответ, но с тропы сошёл. Смотрел, как перед Ведьмой узорная калитка открылась. Лишь в спину ей крикнул:
- На то я великий хан Уруган, чтобы получать всё, что хочу! Не бывало чтобы я от замыслов своих отступал! Не передумаешь, Ведьма,
в цепях поведу! (продолжение следует)