Его били в Саратове, в Вологде и Уфе. Били хлёстко, смачно, от души. Оглушительные вопли слышали ростовчане и криворожцы, в Прибалтике и в Закавказье, в Крыму и за Уралом. Задорно с огоньком его колотили в Одессе, Киев переплюнул всех по пышности организации мордобойных мероприятий. Но зато так осмысленно и талантливо как в Херсоне, его не били больше нигде. Когда он случайно встречался на жизненном узком пути, великой радости не было предела. С распростёртыми объятиями бросались именно к нему – и младые и старые, женщины и мужчины, – но не сердечно обнять, а как можно скорее придушить для всеобщего блага и душевного равновесия. Вопрос состоял не в том, бить или не бить, а лишь в том – чем бить и как получить от процесса максимальное удовольствие…
* * *
Неподалёку от детской площадки, утопающей в раскидистых акациях и жимолости, где в буйстве пестроты и ароматов мирно гудели жирные захмелевшие шмели, а на скамейках подрёмывали не менее тонкие в талии декретные мамаши, бродил человек в соломенной шляпе. Не сказать, что старик, но и не столь свеж, он слегка прихрамывал на обе ноги вприпрыжку, от чего возникало ощущение, будто мужчина торопится по нужде. Незнакомец искоса поглядывал на мамаш, облизывая губы, покрытые свежим оттенком синеватой припухлости. Невзирая на тучность телосложения, он двигался плавно, словно скользил по льду на первенство по фигурному катанию. Правда, «фигурист» был облачён в длинные ниже колен шорты в заплатках и на подтяжках и в серый фланелевый пиджак поверх жёлтой футболки, но его самого ничуть не смущал столь экстравагантный вид. В песочнице рядом расположился выводок трёхлеток, усердно занятых серьёзным внеплановым строительством крепостей и рытьём каналов. Дети были столь увлечены, что почти не обращали внимания на странного дядьку, который демонстративно вертелся вокруг, выпячивая живот, раздувал щёки, и что-то бормоча в пышные чёрные усы.
Наклонившись над стройкой, усач завис, внимательно изучая ландшафт, и всё цокал языком да вздыхал, растерянно разводя руками.
- Миша! – медово-ленивый голос одной из бдительных мамаш с тенистой скамейки разбудил райскую тишину дворика. Голос был подан скорее с целью дать понять незнакомцу, что песочница находится под строгим наблюдением и лучше бы тому сразу ретироваться, если он задумал что-то неправедное.
Тучный усач буркнул неразборчиво и поспешно отошёл. Много лет одержимого гигантоманией, его привлекла вдруг иная песочница – сверкающая остроконечная громадина цвета топлёного молока. Еще утром два самосвала выгрузили три тонны песка в ста метрах от детской площадки. Во дворе планировалось строительство гораздо серьёзнее куличиков. И наш попрыгун направился туда.
Но не прошло и полчаса, как усатый джентльмен вновь возник и мягко подплыл к цветочному будуару молодых зевающих мамашек – Зои и Любки. Картинно раскланиваясь, мужчина изящно извлёк из внутреннего кармана пиджака два синих цветочка и каждой преподнёс по искусственной хризантеме.
- Чудесная погода, райский вид и милые дамы, ах, вы очаровательны, - расплылся в зефирной улыбке усач. – Обратите внимание на цветочки, особенно на тычинки внутри.
- О, - воскликнула Любка. – Шедеврально. Божьи коровки танцуют па-де-де.
- Моя работа, - гордо заметил усач. – Ни за что не догадаетесь, что это за сорт!
Дамы переглянулись и пожали плечами.
- Сдаётесь? – игриво настаивал он.
- С удовольствием, - так же кокетливо улыбнулась Любка.
- Эта хризантема называется «Лео;нтино Кретини;ни».
- Как длинно, - заныла Зоя, которую все слова, составляющие более двух слогов, ужасно раздражали в такую жару, – они плавились ещё до подлёта к мозгу.
- Что вы, дорогая, у меня даже патент есть. Позвольте присесть рядом с такими очаровательными собеседницами.
- Верим, верим, - рассмеялись подруги. – Пожалуйста, садитесь, сделайте милость.
Усач опустился на край скамейки и, заложив ногу за ногу, веерными движениями стал обмахиваться соломенной шляпой.
- Знаете, - продолжал он мурлычущим голосом, обращаясь к более разговорчивой Любе. - У вас милый ребёнок.
- Мерси, - женщина почему-то перешла на французский, но тем познания и заканчивались. Она искренне смутилась, опустив головку и одарив мужчину порозовевшими мочками ушей.
- Ваш супруг – счастливейший из мужчин, надо полагать, - не унимался букетами комплиментов усач.
- Мы оба безмерно счастливы, - отвечала потеплевшая к нему мама Люба, - Вон, кстати, и он, карусель чинит. Я непременно передам ему ваши восторги.
- О, - воскликнул заметно возбудившийся усач. – И муж у вас Аполлон. Ваш Мишенька – копия папа.
Внезапно очнувшаяся от спячки мама Зоя, растерянно уставившись на подругу, выдала изо рта возмутительное:
- Но Миша – мой сын и он копия – наш папа. У тебя же дочка… Юленька…..
Здоровый румянец на мочках ушек мамы Любы сменился бледной синевой. Она попыталась сделать вид, что отгоняет невидимых мух, а через секунду ей пришла в голову блестящая идея – перевести разговор на другую тему. На этом, к сожалению, мозг женщины закрыл выдачу идей на сегодня, и она застыла с открытым ртом.
- О, я не знал, что всё настолько пикантно, - засмеялся усач, насвистывая полонез и как ни в чем ни бывало, добавил: - Впрочем, какая разница – кто чья копия, не так ли? В природе и не такое случается. Главное, что все здоровы и счастливы.
Но обе подруги уже не были счастливы. В воздухе запахло обманом и надвигающейся грозой. У обеих мамаш тотчас накопились вопросы друг к дружке, и они ждали лишь отмашку рефери. Однако пронзительный вой со строительной площадки произвёл спасительный отрезвляющий эффект. Женщины, словно очнувшись, в зверином прыжке бросились на крик.
- Что? Где? – завопили они.
Любка держалась за сердце, пока не подскочил муж Алик с таблеткой корвалтаба. Наконец родители услышали далёкий глухой крик откуда-то из-под земли. Зоя дрожащей рукою, в полуобморочном состоянии, указала на верхушку песочной горы.
- Там…
Зашевелилась копна и медленно сверху появилась головка рыдающей Юленьки. Задыхающиеся хрипы ребёнка выплёвывали песок и слёзы. Девочка искала глазами маму и зашлась в плаче, только завидев Любу.
- Доченька, - заверещала та и вместе с мужем кинулась покорять Эверест дворового масштаба. Почти у самой вершины под Любкой что-то треснуло, и она нырнула в яму.
- Алик! – зло крикнула женщина, погребённая под ветками и листьями бурьяна в песочной жиже.
Наконец, кое-как выбравшись, и дети, и взрослые скатились вниз – грязные, злые и плачущие.
Что же произошло? А вот что. Несколькими минутами ранее наш чудаковатый цветовод в шортах сделал парочку глубоких выемок на песчаной горе, после чего наполнил их водой. Сверху он накрыл ямы прутиками поверх которых положил лопухи и присыпал их песком. Когда гора-капкан была заряжена, усач спустился вниз и обратил внимание маленького Мишеньки на забавную горку, где можно найти вкусные сокровища.
- Где? – сквозь слёзы шипела Люба. – Где эта сволочь?
Но наш весельчак, подпрыгивая и хлопая себя по животу, словно после сытого вкусного обеда, посылал в сторону грязных несчастных поцелуи и радостно приговаривал:
- Согласитесь, друзья, скуки как не бывало. Какой фейерверк, а! Да, я – человек-праздник. Запомните моё имя – Леонтий Кретини;ни.
Но хмурые обозлённые жертвы песчаных капканов уже окружали Леонтия.
- Э..эээ…. – он заслонил лицо и почему-то пах руками. – Вы чего это удумали? Я же пошутил. Не смейте. Я старый и больной человек. У меня такие справки есть, вам всем попадет, если только тронете мою персону. У вас сто, совсем плёхо сь чуйством юмоля, госпота? Эй…Ой…мамаааааа…
Его били в Николаеве, в Туле и под Полтавой. Ему искренне обещали сломать, выбить и оторвать.
Он умел появляться неожиданно там, где всё дышало миром и дружбой, и поразительно мастерски исчезал, оставляя после себя смрад желчи и непримиримую вражду между самыми близкими людьми. Поговаривали, что он как-то устроил государственный переворот в одной маленькой стране, но никто не вспомнил её названия, так как страна исчезла с карты мира.
* * *
Свадьба! Очаровательная молодая пара. Ах, как они умилительно выглядят за столом. Он гладит её по дрожащей коленке, и пульсирующее дыхание из груди девушки готово поглотить своего возлюбленного целиком. В её глазах ласка и истома. Его руки всё настойчивее. С её губ срываются звуки девичьего счастья. Гости, – в основном родные и близкие, – наслаждаются яствами, общением, музыкой и восхитительной парочкой, Васенькой и Варенькой, влюблённых по уши и ниже.
В зал вихрем ворвался тамада с микрофоном и во весь голос завопил:
– Вот и я, друзья, – человек-праздник! Веселье начинается.
Леонтий тут же налил себе шампанского. Держа бокал на вытянутой руке, он накрыл его платком, поколдовал, загадочно выдал гортанные звуки и Ап! сорвавши батист, показал всем букет шикарных искусственных роз. Не давая опомниться публике, Леонтий устроил конкурс на тему «Угадайте, кто сделал такие изумительные цветы и какой это сорт?»
Желудки гостей потихоньку наполнялись, и улыбки всё чаще задерживались на лицах приглашенных. Леонтий мастерски веселил народ, но не забыл подскочить к уху свидетельницы и, между прочим, шепнуть что-то такое, после чего та удалилась в дамскую в загадочном настроении. Пока жених по совету тамады направился туда же, Леонтий подплыл к невесте и, шепча ей на ухо, заставил ту бледнеть и дрожать. В конце концов, бедная девушка, явно ранимая душой, стиснула губки и с мокрыми глазами выбежала из-за стола.
А на стульчик уже взобралась семилетняя девочка рассказывать стишок собственного сочинения. Она так старалась, невзирая на локон, постоянно свисающий с виска и норовящий попасть в рот. Но читала вдохновенно и особо чувствительная её мама даже всхлипнула от радости. А папаша оглядывал стол и всем своим видом давая понять, мол, это его дочь. «Вот какая умница!» наполнил фужер водки, и опрокинул горькую в себя. Когда девчонка кончила, зал осыпал милое создание цветами и конфетами. А Леонтий торжественно заявил, что у девочки несомненные способности, хотя «рифма грубовата, слог хромает и ритм, словно на верблюде по асфальту скачешь». В заключении он объявил в микрофон:
- В целом на троечку стишок. Но уже на твёрдую!
Леонтий расплылся в слюнявой улыбке и преподнёс ребёнку, застывшему за секунду до рёва, маленькую хризантему, ласково похлопав девочку по плечу:
- Смотри, дитя. Вот это настоящее искусство. В цветок вложена душа и недюжинный талант. Видишь, какие совершенные контуры, цветок, словно живой и даже пчёлы не раз обольщённые чудесной красотой, оказывались презабавно обманутыми в его объятиях. Держи, на память. Я желаю тебе упорно трудиться и стать такой же талантливой, как дядя Леонтий. Надеюсь, ты не обижаешься на меня.
Под онемевший зал тамада проводил лучезарным взглядом поникшую девочку, у которой подгибались от обиды коленки. И как только та добралась до мамы, сразу же уткнулась в её грудь и заплакала.
Поднявшийся было отец хотел вмешаться и высказать личное отрицательное отношение к Леонтию, но тут взвизгнула в истерике певица на компакт-диске и на пол грохнулся музыкальный центр от удара ноги жениха. За возбуждённым парнем в зал вбежали две растрепанных фурии: у свидетельницы была разодрана до крови губа, а под глазом невесты гармонично с белым темнел впечатляющий синяк.
Леонтия окружили со всех сторон. Свидетельница посчитала себя наиболее пострадавшей и завопила, чувствуя поддержку окружающих:
- Он сказал, что Васенька хочет признаться мне в любви и уйти от Варьки.
Зал загудел от негодования, а папа невесты даже разбил бутылку шампанского и с осколком в руке взобрался на стол. Невеста Варька заверещала, опьянённая злобой и духом общей истерики:
- А мне он намекнул, что мой Вася в туалете с этой курвой уединился.
Леонтий, смеясь, воскликнул, заглушая гвалт:
- Ничего. Я сделал благое дело – проверил молодых на верность. А ревность лишь укрепляет чувства. Молодцы! Прошли испытание. А то как-то скучновато у нас тут. Выпьем же за молодых!
Папа невесты с осколком бутылки грозно заорал:
- Сейчас я из этого тамады винегрет настрогаю. Иди сюда, падла!
- Плотестую! – захрипел Леонтий, закрываясь руками. – Вы не смеете! Я сталый и больной человек. Кто виноват, что вы шуток не понимаете. Эй……отойдите от меня…..не плиблизайтесь, я могу укусить! Ай….
Его били в магазинах, в прачечных и в школах. Если бы догадывались фабрики деревянной мебели, кто за последнее время принёс им баснословный доход, они бы утроили производство и упрочнили бы продукцию. Но, увы, никто не знал имени героя, ибо Леонтий менял адреса и имена, как перчатки.
* * *
В дизеле Изюм-Полтава всегда была давка. Люди ехали по деревням – кто-то на сенокос, кто-то вёз своих внуков к бабушкам, а кто-то и просто бежал отдохнуть от пыльного душного города. Но какая скука стоять в душной жаре вагона два-три часа, совершенно ничем себя не занимая. Многие уныло смотрели в окно, пытаясь уловить в мелькающем пейзаже хоть что-то забавное. Однако кроме зависти тем, кто за окном катался на велосипеде или нёс в ведре свежую колодезную воду, ничего не наполняло вакуум сонного сознания. Какой-то мужик, облокотившись о жёсткую спинку сиденья, читал газету уже в четвёртый раз подряд. Его сосед с мольбой в глазах взывал, «оторви, мол, хоть полстранички». У прохода сидела бабка, держа на коленях коробку с цыплятами. Кто-то разложил на газете сало, помидоры и картошку. Другие играли в карты, кто-то монотонно рассказывал на полвагона о своей несчастной судьбе, – так и ехали, – полусидя, полустоя, в проходах и друг на друге. Когда дизель на коротких остановках впускал в свои душные объятья новую порцию живой массы, чтобы высушить её в пути, недовольные стоячие всё раздражение от сидячих переносили на входящие физиономии новых жертв.
И вдруг кто-то быстро-быстро прошуршал по рядам с тысячей извинений и комплиментов платью, прическе, носу. Добежав до дверей тамбура, Леонтий цокнул языком и проворчал:
- Скучновато стоим.
Затем почесал затылок и деловито заявил, будто зная, как исправить ситуацию:
- Одну секундочку.
После этого Леонтий исчез, а еще через несколько секунд наступил конец света – поезд тряхнуло с такой силой, что даже селектор для связи с машинистом стал заикаться. Сквозь вопли детей и истошные крики женщин, какой-то мужчина в картузе, мечась и отбрасывая в сторону то остатки колбасы, то обрывки газет, заорал сипло и угрожающе:
- Какая су…..срывает стоп-кран в дизеле?!
Вы думаете, дорогой читатель, Леонтия побили? Что вы! Отнюдь. Его лишь вытолкали из поезда с руганью и проклятьями на пустынную насыпь. Ну а после – да, вы правы, – ему накостыляли в самом прямом смысле этого железнодорожного глагола.
Его били повсюду, куда бы он ни проникал, – в больницах, в театрах, в музеях природы. И каждое его посещение сопровождал скандал. Вот только как Леонтий попал в здание морга, до сих пор для сотрудников остаётся необъяснимой загадкой. Но то, что после визита сеньора Кретинини в этом почтенном здании возникло заметное оживление, довольно необычное для заведения подобного рода, – неоспоримый факт, о котором до сих пор судачат на всех углах города Ч.
* * *
На какое-то время он исчез и о странном усаче никто ничего не слышал. Все как-то сначала расстроились, ведь у каждого были личные счёты с ним. Каждому мечталось поквитаться с «человеком-праздником», добавив и свои яркие мазки к его живописному антуражу. Но вот недавно где-то промелькнуло сообщение, что его якобы видели под Харьковом. В одном закрытом клубе некий усатый господин в шортах и с искусственной лилией в петлице, сделал сомнительный комплимент прекрасной даме относительно мужских достоинств её супруга. А леди оказалась женой знаменитого городского ветеринара, прекрасно орудующего щипцами для кастрации котов. И после этого, как мне рассказывали, и я желала бы в это верить, Леонтия часто встречают под мостом, поющим скабрезные итальянские частушки писклявым тембром а-ля Фаринелли.