– Мама! Мамочка! Это я тебе нарисовала и хочу подарить на память.
Маленькая Алиска подбежала к дивану, на котором лежала Полина и перелистывала что-то из Алексея Толстого. Взглянув на протянутый маленькой ручкой дочери альбомный листок, ещё пахнущий свежей акварельной краской, мать приняла сидячую позу и крепко прижала к себе девочку. Разглядывая рисунок, уставшим голосом с нотками грусти Полина начала говорить:
– Как ты удивительно точно проникла в самые, я бы сказала, больные сгустки души человеческой. У тебя, моя хорошая, несомненный дар видеть то, что неподвластно оку любого другого. Как тонко ты изобразила мутно-серую тоску – отчаянную и беспросветную, а жёлтые струи по всему листу, стекающие вниз, говорят лишь о том, что всё земное покрыто безысходностью. Костлявые честные руки измождённой женщины уже не сопротивляются судьбе, а напротив – вздымаются к небесам в мольбе: «Забери меня!» Видимо, доченька, способность так глубоко переживать передалась тебе от меня. Какая же ты счастливая.
Алиска оторопело посмотрела на маму широко распахнутыми глазами, стараясь вникнуть в произносимые слова, но те как-то быстро вылетали изо рта и невидимым облачком растворялись в пространстве, не успев войти в сознание ребёнка. Однако девочка чувствовала, что маме рисунок нравится. Дочка потёрлась головой о живот Полины, а та, увлечённая, продолжала:
– И хоть безжалостная волна зеленоватого яда от ног женщины медленно поднимается к горлу и скорее всего, задушит несчастную, весь мир станет горевать о ней. От того женщина улыбается и понимает, что её жертва не напрасна и своим уходом она непременно спасёт мир от чего-нибудь лживого и пошлого.
Шестилетняя Алиска повозила пальчиком по островкам свежей краски на листе, и слегка упавшим голоском пропищала:
– Мамочка, вообще-то это солнышко и его лучики играют с травкой. А по траве ты идёшь, собираешь цветочки, делаешь зарядку и улыбаешься. Всё хорошо, мамочка.
Но Полина не слышала дочь. Её несло сквозь пространство. Еще крепче прижимая к себе ребёнка, словно в утешении, мать шептала:
– Ничего, доченька. Всё так и должно быть. Сейчас мы вкусненько покушаем макарон, а попозже я налью тебе твоей любимой водички с газиками и сыграю что-нибудь из Шумана.
На следующее утро, по пути в садик, Алиска долго сомневалась, но всё-таки решила спросить маму:
– А если нам будут давать сегодня пюре с котлетой, салатик из крабов и чай с творожниками или с блинчиками, мне опять не кушать?
– Конечно же, моя ты умница, - ласково улыбнулась Полина и чуть не прослезилась от внутреннего накатившего в голову счастья. – Пусть нас никто не посмеет упрекнуть, что мы кого-то объедаем. А тётя воспитательница отдаст твою порцию другим деткам, которым повезло еще меньше в жизни, чем тебе, чтобы они не голодали.
– Хорошо, мамочка, - кивнула Алиска.
– А тебе я уже положила в майонезную баночку вкусных макарон.
– Хорошо, мамочка, - вновь кивнула дочка.
Полина плюнула на ладони и пригладила волосы дочери, которые как-то вызывающе кокетливо завились в локоны, приговаривая:
– Скромнее надо быть.
Тем же вечером, возбуждённая от целого дня весёлой чехарды в садике, Алиска бросилась в объятья матери, недовольной тем, что у ребёнка щёки порозовели вместо того, чтобы не выделяться среди остальных честных детей и оставаться бледными. На секунду матери пришла в голову мысль устроить скандал руководству детсада и перевести дочь в другой садик. Но она никак не могла набраться храбрости и предпочла упиваться осознанием тотальной несправедливости жизни к ней лично. Сегодня Полина выглядела по-праздничному: широкая серая юбка до щиколоток, серая кофточка, в некоторых местах изъеденная молью и яркий серый берет поверх зачесанной назад копны пепельных волос. На душе тоже было хорошо и серо. Она пунцово побледнела от счастья, когда в толпе детишек заметила и свою Алиску.
– Мама! Мамочка! А нам сегодня мультик показывали про малыша. И он дружил с Карлсоном, который жил на крыше и умел летать, потому что у него на спине был такой попелер.
Полина облила грустным взглядом девочку и тяжко вздохнула:
- Бедный малыш. Он связался с нехорошей компанией. Вот что бывает, когда не слушаешься родителей и дружишь, с кем попало. Никогда не бери пример с подобных карлсонов.
- А у нас тоже на крыше живёт такой Крал…Кар…Кра…Карлсон? – еле выговорила Алиска.
- Что ты, дорогая! – ужаснулась мать. – Наш дом образцового быта и все люди в нём честные и порядочные. Не то, что в каком-нибудь крутом небоскрёбе с хулиганами. И всегда слушайся маму. Я готова для тебя всё-всё сделать, чтобы ты росла умной, здоровой и счастливой.
– И друзей будешь мне выбирать?
– В первую очередь, - подтвердила мать.
Но вот однажды в квартире Полины Глебовны случилось страшное. Полина проснулась, открыла сонные глаза и тотчас зажмурилась вновь. В окно било солнце, обливая теплом и радостью всю спальню. Полина сморщилась и робко приоткрыла глаза. Но ей не почудилось – действительно солнечный свет распустил по комнате золотые пряди радости и веселья. В глазах женщины читалось отчаяние и боль: «Боже, солнце. За что? Ну почему же не приятный серый мрак?» Тревожное чувство надвигающейся катастрофы сковывало Полину до оцепенения всех конечностей. Странным образом прошла постоянная головная боль. Осознание еще и этого страшного факта бросило женщину в жар, а желудок предательски потребовал накормить его завтраком. Стараясь ото всех скрыть столь крамольное желание, Полина стыдливо зашторила окно. Одно пока радовало и возвращало покой и привычное умиротворение: зелёный холст байковой шторы всё также был в заплатках. Но и эта радость длилась какие-нибудь секунды. Беда подкралась сзади и крепко схватила её за шею.
– Наконец-то, - прошептала Полина, закатывая белки глаз к векам, и в отражении стекла дверцы книжного шкафа обнаружила, что годы репетиций возможной кончины не прошли даром.
– Доброе утро, мамочка!
– Алисонька, доченька. Что за слова такие? Почему «доброе» утро? И тебе не стыдно такое желать родной матери? Ой, не дай Бог, кто-то услышит да осудит. Разве мы заслужили доброты? Будем же скромнее в высказываниях. – Полина нервно прижала к тонким губам нежно-шершавые женские ладони. Но Алиса продолжала обнимать побледневшую мать.
В дверь внезапно позвонили.
Полина мягко опустила с колен Алиску и, влезши в широкие мужнины тапки, поплелась в коридор. В двери вошёл муж Полины, Павел. Она радостно вздохнула и выдавила из себя с обречённостью:
– Ты отсутствовал два дня. Я понимаю….и даже не пытаюсь осуждать. Собственно говоря, не моё дело, но скажи, тебе было с ней хорошо? Кстати, дорогой, как её зовут?
– С кем? Кого? – Павел ошарашено прислонился плечом к стене, мозг отказывался понимать подобные претензии жены.
– Ничего, ничего, - Полина говорила куда-то в пустое пространство, словно успокаивая саму себя, стоявшую напротив настоящей Полины. – Все так живут. Кто-то на море ездит. Ничего. Я сильная и независимая.
В то же мгновение внезапная мысль успокоила женщину, и она между прочим спросила:
– Есть будешь? Сегодня у нас макароны.
– Милая, - муж обхватил ладонями острые плечи жены, но та нервно отшатнулась:
– Как ты меня назвал? Постеснялся бы, еще дочка услышит и подумает невесть что. Будь добр выбирай, пожалуйста, слова при ребёнке.
Павел всё никак не мог привыкнуть к странностям супруги.
– Что с тобой? Я всем сердцем предан нашей семье и все мысли только об удовлетворении желаний…
– Что я тебе плохого сделала? – не в силах бороться с приступами горькой обиды, разрыдалась Полина. – Ну, вот почему мне так не везет, и на мне женятся всегда скромные, порядочные мужчины,? Я знаю, Пашенька. Тебе так не повезло в любви со мной, и ты боишься признаться, что имеешь любовницу, а честь обязывает жить с такой женой. Уходи! Уходи к ней.
– Да к кому же? – сипло простонал муж, которого бросало то в пот, то в жар.
– Признавайся, где ты был?
– Ты что, упала? В командировке, - раздражённо ответил Павел.
Полина повела носом воздух и отчаянно воскликнула:
– Ещё и трезвый. За что мне такая мука. Когда уже ты хотя бы начнёшь пить?
Мамочка, ты у меня самая красивая? – как-то спросила Алиска, сидя в парикмахерской и рассматривая обложки цветных журналов с модными прическами.
– Доченька, - улыбнулась Полина уголками губ, - главное – не красота. Главное – быть честными и справедливыми.
– Тогда я красивая или честная?
Мать решила промолчать, недоумевая, откуда ребёнок набрался такой пошлости додуматься до того, что её мама красивая. «Пора менять садик. Там не только дети странные – каждый год в конце декабря ходят с какими-то ушами и называют себя зайцами. Но и воспитательницы не соответствуют. Взрослые женщины, а поддерживают заблуждение детей, считающих себя то снежинками, то животными. Как можно так бессовестно врать детям»!
Вечером, когда вся семья согревалась у домашнего очага, – дочь рисовала очередные «ужасы» за столом, а Павел чинил радиоприёмник, – Полина традиционно плакала над шерстяным носком, который вязала вот уже четвёртый год. Это был её специальный носок для грусти и печали. Она часто разговаривала с ним, иногда бурно спорила и ужасно злилась, когда он одерживал в споре безапелляционный верх. Вдруг из динамика «ВЭФ-Сигма» полилась приторно приятная мелодия и зазвучала очаровательная песня:
«Я спросил у ясеня, где моя любимая.
Ясень не ответил мне, качая головой.
Я спросил у тополя, где моя любимая,
Тополь забросал меня осеннею листвой».
– Бред, – фыркнула Полина, с волнением ожидая, что с нею начнут спорить, поэтому тут же ощетинилась и достала носовой платочек, чтобы приготовиться к слезам.
– Ты о чём, собственно? – отозвался с кресла Павел.
– Разве не очевидно, Паша! Как они могут так обманывать нас – простых людей? Совсем за идиотов принимают.
– Ровным счётом не понимаю, что тебя так взволновало? – искреннее удивился муж.
– Как может человек разговаривать с деревом? Совершенный абсурд. Клинический случай.
– Дорогая, подобных случаев аллегорического иносказания в русской литературе великое множество. И все они – национальное достояние, коим гордится наша культурная цивилизация.
– Ты всё время споришь и пытаешься затуманить мне мозги, Паша, – возмутилась Полина плаксивым тоном. – Между тем я глубоко убеждена, что если человек начинает разговаривать с флорой – это не начало, а конец цивилизации.
Утомлённый бесполезным спором с непробиваемой Полиной, желая перевести разговор в шутку, Павел робко и дружелюбно заметил:
– Однако со времён, когда королевич Елисей произнёс «Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч» мы, оказывается, катимся к закату культуры.
– Не хочу знать, кто такой Елисей, – уже чуть не плача от того, что с ней спорят, заныла Полина, – Но с деревьями может разговаривать безнадёжно слабоумный человек. Эти все ясени что, и отвечать будут человеку, как живые? У них и дети есть?
Полина нервно рассмеялась, словно гром разверз хляби небесные, и пару раз хрюкнула, уткнувшись лицом в шерстяной носок.
Развеселившаяся Алиска, решив, что как раз возник подходящий повод, с удовольствием вставила и свои «пять копеек», задав вопрос, волновавший её давно – со вчерашнего тихого часа в садике до сих пор:
– Мамуль, а когда ты мне родишь братика или сестрёнку? Ну, или хотя бы собачку?
Полина растерянно развела глаза в стороны и беспомощно стала хватать ртом воздух, чтобы не потерять сознание. И дочь с прискорбием осознала, что важный жизненный вопрос ушел в небытие.
Чтобы как-то сгладить колючую обстановку в семье, Алиска звонко защебетала, обнимая маму за коленки:
– Родители, представляете, а наш Петька сегодня нарисовал себя без головы и без рук, а маму, лежащую на полу, над которой ремнем замахнулся папа. Марина Александровна смеялась и говорила, что так не бывает.
Полина вновь всхлипнула и поспешила ответить в привычном назидательном тоне:
– Твоя воспитательница ничего не понимает. Петя нарисовал жизнь. Разве может быть иначе?
Павел снял очки и, протирая стёкла, откашлялся, чтобы возразить, но перехватив умоляющий жест Алиски, сник и отвернулся к телевизору. Слава богу, по экрану поползли титры и обстановка в доме потеплела. И совсем стало уютно, запахло миром и любовью, когда мама с дочкой погрузились в кресло и уставились в очередную серию ужастика.
– Мама, а эта тётя отравится?
– Непременно, Алисонька.
– А её дочка тогда из окошка выбросится?
– А как же, моя милая. Как всегда. Как в жизни.
И Алиска прижалась к маме и удовлетворённо вздохнула.
Но и в эту дружную, честную и счастливую семью пришла беда. Вдруг с оглушительным треском рухнули все идеалы мазохизма, и мир в один миг превратился в нечто радужное, приветливое и бессмысленное. Бедной невезучей Полине до того стало жутко, что она и шаг боялась ступить по полу. Но собрав последние угасающие силы, и титаническим самовнушением вызывая в себе вялую надежду на лучшее, женщина сделала решительный шаг на кухню. Слезы отчаяния наполнили глаза, когда она ощутила, что полы вдруг перестали скрипеть. В ритуальном танце африканского шамана вокруг костра топая по дубовому паркету, Полина зигзагами шла по родным ей местам, где знала и любила каждую скрипучую планку и страшная тишина опустошала и разрывала одинокую душу. А когда женщина в халате ступила, наконец, на порог кухни, она поняла, что попала на своё Ватерлоо. Жуткая картина предстала пред очами несчастной, и Полине пришлось даже ухватиться рукой за край стола, чтобы остановить головокружение. Раковина мойки зияла ужасающей чистотой. На сушильной полке в ряд стояли и кощунственно блестели жутко чистого вида тарелки, блюдца и крышки от кастрюль. Полину бросило в пот. Она протянула дрожавшие руки к посуде и простонала:
– Как вы могли допустить, чтобы вас помыла не я, стеная и проклиная женскую долю сильной и независимой женщины? Как же вы могли….
Мрачные пророчества внутреннего голоса отчаявшейся женщины сбывались с каждым шагом. Квартира сияла чистотой, а воздухе витал до тошноты приятный аромат морской свежести, а кот, Боже правый! её родной кот, которому она доверяла больше всего в и без того несправедливой жизни, взял да и сходил в лоток, а не рядом с ним, куда-нибудь в тапки Полины. Спустя еще пару шагов перекошенное лицо хозяйки квартиры на короткое мгновение озарилось последней надеждой: «Сегодня явно 8 марта»! Но угрюмый взгляд, брошенный на стену, потух, как уголёк, вылетевший из родного костра на свежую зелёную травку. Для кого-то привычнее гореть в костре, чем дышать кислородом на воле. Календарь показывал 18 июля.
Раздражающий заплаканные глаза уют душил, издевался и мучил бедную Полину. Почти обессилев, в три нервных прыжка она выскочила на балкон и вдохнула свежего углекислого газа, исходящего и поднимающегося снизу от выхлопных труб машин. И только-только привычная здоровая бледность стала медленно наполнять её щёки, как словно громом средь ясного неба, прогремел голос соседа слева:
– Доброе утро, соседка!
Мгновенно разочаровавшись в человеке, которого она всегда считала порядочным, Полина сформулировала длинную мысль: «Хам»! Сколько горя принёс ей Василий Иванович за всё это время – любитель анекдотов и розыгрышей. Он знал, что отсутствие у Полины чувства юмора – её Ахиллесова пята и этими пятками она была исхожена вдоль и поперёк. Женщину приводили в полнейшее исступление его вредные советы, которые она исправно выполняла. Например, для укрепления зрения сосед серьёзно рекомендовал соседке выпить стакан воды с растолченным пеплом от сигарет «Ватра». И она пила. А чтобы избавиться от комаров предлагал с видом знатока обратить часть из них в другую религию, чтобы началась война и тогда комары-смертники начнут взрываться в толпе неверных комаров. И Полина по всему городу искала Коран, а затем ночами слышался её монотонный бубнёж.
Сегодня Василий Иванович был в неизменно великолепном расположении духа и, не подозревая о возможных последствиях, воскликнул:
– Прекрасно выглядите, Поля.
Этими словами Полину отшатнуло от парапета и повело в сторону двери. «В самое сердце бьёт, гад» - пронеслось в мутном сознании несчастной.
– Спасибо, - сквозь зубы процедила она и попробовала изобразить на губах очаровательную кривую улыбку. Сосед подмигнул Полине:
– А вы знаете, что Камасутра на самом деле это греко-римская борьба. Но кто-то там что-то подрисовал и понеслось.
Подавляя в горле тошнотворное желание закончить разговор, Полина всё же резко ответила:
Вы бы лучше свою жену любили, а не пошлости всякие рассказываете приличным женщинам. Она уже не выдерживает ваших истязаний и кричит по ночам.
– Так ведь от того и кричит, что истязаю, - двусмысленно рассмеялся сосед. – А вас что, Полина Глебовна, муж не истязает по ночам?
– Как…. Как вам не стыдно.
Еле ухватившись за доску полки с привычно пустыми трёхлитровыми банками, Полина только хотела перевести дыхание, но апперкот соседа довершил грязный насильственный акт профессионального садиста:
– Слышали, вчера в зоопарке пробежала девушка в леопардовых легинсах, так распугала даже стаю косуль.
– Не по..по..понимаю… – простонала женщина и медленно сползла по кирпичной кладке вниз на линолеум. Придя на несколько секунд в себя, она автоматически нажала на кнопку мобильника и попала на Люську. В телефоне быстро зачирикала подруга:
– Представляешь, сижу в «Одноклассниках», скучаю. И тут бац! Брэд Питт из Узбекистана дружбу предлагает.
Полина поняла, что счастья на свете нет, и, простонав одно лишь слово «Ложь», она глубоко вздохнула и веки тяжело и со скрипом зашторили её заплаканные глаза.
Только через час, когда врачи сделали невозможное – тряхнули Полину током, да так, что она стукнулась головой о батарею, ей значительно полегчало. У изголовья стояли муж с дочерью и водили губами по воздуху. Полина напрягла рассеянный слух и в ватном эфире пронеслось:
– Мама! Я клянусь, что никогда не буду любить Винни-Пуха, потому что у него последняя стадия ожирения и в голове опилки.
– А я, – пообещал Павел с лицом пионера из Артека, научусь пить, перестану ухаживать за тобой и непременно заведу любовницу.
Мягкий свет радости разлился по пунцовым щекам Полины. Жизнь вновь возвращалась к скромной, честной и несчастной женщине. Поддерживаемая мужем и дочерью, она робко вошла на кухню и к величайшему удовлетворению обнаружила там привычный бардак. Полина вновь воспрянула чувством счастливого отчаяния и, упиваясь накатывающими комплексами жертвы, принялась готовить праздничный ужин для семьи – честные макароны.