Бабка Наталья села,свесив худые обнажённые ноги со старой железной кровати,купленной ещё в первый послевоеный год,стараясь распутать тонкие,седые волосы,слежавшиеся в комок. Она проснулась рано - ещё не пели первые петухи, - с предчувствием какой-то непонятной тревоги или нежданной вести, пытаясь вспомнить свой сон. Давно ей уже ничего не снилось, а тут вдруг привиделся её Семён,молодой,высокий, в новом шевиотовом костюме,купленном в аккурат за три дня до того страшного воскресенья 1941 года.И сама она,восемнадцатилетняя девчонка,вот так же сидит,только уже не на кровати,а за столом, на лавке,рядом с отцом и матерью, которые дают ей напутствие перед регистрацией в сельсовете. Они что-то там говорят,говорят, а она их не слышит только широко раскрытыми,сияющими глазами смотрит на стоящего перед ней её Семёна.
Наталья как будто снова увидела всё это наяву, и улыбка осветила её потемневшее от старости морщинистое лицо. Скрипнула входная дверь,и в комнату вместе с клубами морозного пара не вошла, а ворвалась соседская девчушка Иринка, внучка её старинной подруги Нюры,младшей сестры её Семёна.
- Баб Наташ, ты уже встала? Сейчас я тебя одену,умою и покормлю. Тут мамка тебе жареных окуньков передала. Ты с чем их будешь? С картошкой,капустой или тушёными кабачками? Тут ещё и пирожки есть.
Она всё говорила,говорила,а сама тем временем разогрела окуньков,пирожки и выставила всё на стол. После этого она налила в таз тёплой воды, помогла Наталье умыться, облечься в старый, полинявший от частых стирок тёплый халат и усадила за стол.
- Уймись,егоза,- ласково глядя на девочку, проговорила Наталья,- сама то
поди, ишшо ничо не ела, вон кака худюща, поди опять на ентой диете сидишь. Разве это мыслимо в твоём-то возрасте так себя изводить? Ты вот что, достань мне из сундука ту коробку,ты знаешь,какую. Мне сегодня Семён приснился.
- Опять будешь фотографии и похоронки рассматривать и плакать потом, - фыркнула Иринка.- Вот мамка придёт,вместе с ней и разглядывайте,а я совсем его не помню,я маленькая была. Ты ешь лучше,бабуля, а то мамка ругаться будет,что я плохо ухаживаю за тобой. Девочка метнулась было к печке,чтобы взять чайник,но Наталья притянула её к себе и нарочито строгим голосом приказала: "Ешь давай!"
2.
Похоронку Наталья получила через год после ухода Семёна на фронт. К тому времени по комнате в доме родителей Семёна уже пытался бегать маленький Максим,названный так в честь деда,отца Семёна. А ещё через месяц пришло письмо от бывшего главного врача районной больницы,а теперь зав. отделением эвакогоспиталя в далёком сибирском городе Омске,в котором сообщалось, что её Семён жив, но по причине тяжёлого ранения,полученного в боях под Лугой,находится на излечении в госпитале.
Эта радостная весть облетела всю деревню, ведь почти из каждой семьи муж,отец или брат ушли на фронт, и не всех обманула похоронка. Поэтому собирали Наталью в Омск всей деревней, даже собрали для других раненых несколько ящиков подарков, о чём сообщили через военкомат в госпиталь. Несколько суток в пути - и вот она в Омске,где её встречали,как самую дорогую гостью. Привезённые подарки перегрузили в "полуторку", а саму Наталью на машине первого секретаря райкома ВКП(б) прямо с перрона повезли в госпиталь.
Раздача подарков,концерт,подготовленный артистами омских театров, - всё это промелькнуло мимо Натальи,не коснувшись её. Главное - встреча с мужем, её Семёном. Вот его палата. Она рывком открывает дверь...Навстречу ей поднимается мужчина в офицерской форме с перебинтованной головой. Это он! Её Семён! Она бросается к нему и... падает без сознания. Очнувшись, Наташа не сразу поняла,где она находится. Белые стены, потолок,незнакомая кровать, и, что самое непонятное,
она лежит переодетая в казённое бельё, а на кровати рядом с ней сидит её Семён, смотрит на неё и бережно и ласково гладит её руки. Вокруг них какие-то люди в белых халатах. "Где я?" - испуганно прошептала она. "Не волнуйся, родная, - это уже Семён, - ты просто переутомилась. Вот отдохнёшь, подлечишься, и мы поедем домой. "Э, нет, капитан, придётся вам здесь задержаться ещё на недельку. Это ж надо так себя довести: хроническое недоедание, воспаление лёгких, к тому же - нервный стресс. Да и вы до конца ещё не поправились". "Товарищ полковник, - это кто-то из персонала, - но палаты все переполнены, свободных мест нет". "А я на время лечения капитана Казарина и Наташи перееду в ординаторскую. Надеюсь, коллеги возражать не будут".
3
Наталья снова вспомнила, как будто это было вчера, дни, проведённые в госпитале, и слёзы закапали из её глаз прямо в тарелку с пирожками .
- Бабуль, тебе плохо? - всполошилась Иринка. - Я сейчас мамку позову и врача вызову...
- Не надо никого вызывать, девочка, давай-ка лучше чай с пирожками пить.
В дверь постучали. Наталья приподнялась, было, чтобы открыть, но Иринка опередила её, рванулась к двери и с разбега уткнулась в высокую и крепкую фигуру полковника, поддерживающего под руку небольшого роста, чуть полноватую женщину.
- Ой, дядя Максим! - пропищала она. - А мы вас через неделю ждали...
- А я вот сегодня объявился. Что, не примете?
- Да что ты, Максимушка, - запричитала Наталья, - ты же всегда у меня самый главный гость.
- Ну, вот и хорошо. А это, знакомься, мама, мать того солдата, Серёжи, которого ценой своей жизни спас наш отец. Кстати, вы с ней тёзки - Наталья Владимировна.
Наталья Владимировна, как была в зимнем пальто, рванулась к Наталье, обняла её и застыла без слов. Стояли две женщины, две матери, и горе одной было горем другой.
Максим подошёл к женщинам, обнял их обеих, но даже у него, взрослого мужчины, боевого офицера, дрогнул голос:
- Ну, хватит солёную водичку лить,успеете ещё наплакаться и наговориться. Мама, полчаса хватит на переодевание и сборы?
- Это куда же ты, Максимушка, вести меня собрался? Я ведь и по избе-то еле хожу, а тут куда-то ехать нужно.
- Куда ехать и зачем - это пока сюрприз. Но сразу скажу: ехать недалеко. А собраться тебе помогут. Правда, Наталья Владимировна?
4
Ровно через полчаса обе женщины в сопровождении Максима и незнакомого мужчины уселись в открытый "уазик", который и довёз их на площадь перед школой, где уже собралось почти всё население села. Там их проводили к стульям, стоящим напротив школьной стены, на которой что-то было закрыто белым покрывалом. Мужчина, сопровождавший женщин, тоже вышел из машины и подошёл к микрофону:
- Дорогие мои земляки, вот уже почти семьдесят лет, как отгремели последние выстрелы самой кровопролитной, самой жестокой войны двадцатого столетия. Многие из вас, собравшихся на этой площади, были её непосредственными участниками, многие полегли на полях сражений. Ваши боевые подвиги не остались незамеченными, но некоторых из вас награды нашли лишь через много лет. К сожалению, не всех. Вот и сегодня я должен был вручить высокую фронтовую награду - орден Александра Невского - Семёну Казарину. А ещё один орден - орден Мужества - я должен был вручить ему за подвиг, совершённый в мирное время, за спасение ценой собственной жизни жизней молодых солдат, мать одного из которых тоже присутствует на нашем торжестве. - Мужчина взял из рук стоявшего рядом молодого человека две красные коробочки, вынул из них ордена, показал собравшимся, снова положил в коробочки и вложил их в руки Натальи. - Но и это ещё не всё. Комитет солдатских матерей, областной комитет ветеранов войны, командование части, где служат спасённые солдаты, ходатайствовали об открытии мемориальной доски в память нашего земляка на здании школы, где он учился и потом много лет работал учителем. Право открыть мемориальную доску предоставляется вдове героя, Наталье Никифоровне Казариной и его сыну, полковнику Максиму Семёновичу Казарину.
Торжественные звуки гимна поплыли над площадью. Мать и сын потянули за шнур, полотнище спало, и перед глазами односельчан открылась доска из серого гранита, на которой Наталья увидела дорогие черты мужа. Площадь замерла... Мягкий снежок, падавший до этого из небольшой тучки, перестал, как по мановению волшебной палочки, и в просвет между облаками проглянул солнечный луч, осветивший любимое лицо.
Наталья медленно, опираясь на руку сына, подошла ближе к стене:
- Вот мы и снова встретились, Сёмушка. Я знаю, что ты не мог поступить по-другому. Такие, как ты, всегда поступают, как велит сердце. Говорят, тебя нет. Неправда! Для меня и для тех, кто тебя знает, ты никогда не умрёшь, тем более, что рядом со мной стоит твоё продолжение, твоя плоть и кровь - наш сын Максим. Он не только внешне похож на тебя, у него твой характер. Спасибо тебе за него и за всё, чем ты был в моей жизни. И вам спасибо, - тут она повернулась лицом к площади. - Спасибо за память о моём, о нашем Семёне.
Слёзы текли по её изборождённому морщинами лицу, но она, не чувствуя их, выпрямилась и поклонилась всем односельчанам низким земным поклоном.