Глава 29. Я поняла

Татьяна Лиотвейзен
Дневник.

13 апреля. 1987 год.
Мишка за нами пришел только в воскресенье вечером. Сказал: «Собирайся, пошли домой». И всё?  И - всё!
 Пока собиралась – пил на кухне чай с домашними ватрушками и о чем-то беседовал с матерью. Так хотелось, чтобы она его отчитала по полной программе, но у тети Нины вообще не в характере кого-то поучать. Так только скинет пар иногда. Ведь сколько лет они живут с дядей Юрой душа в душу. Хотя, бывало всякое.
Девчонки рассказывали, как она, доведенная до белого каления какой-то выходкой мужа, кидалась в него маленькими баночками с майонезом. Они взрывались как самые настоящие гранаты, и было очень страшно и смешно. Особенно, когда мама после пятой баночки вдруг резко успокоилась, посмотрела на испуганного мужа, на то, что натворила и принялась хохотать. Через минуту хохотала до слёз вся семья. А потом супруги, нежно воркуя, убирали все это безобразие…
Может так и надо вести себя с мужем?
Но я считаю, что орать друг на друга, обзываться, драться, а тем более, НЕ ДАЙ БОГ, на людях – унизительно! Так как тогда строить семью, чтобы дети росли с мамой и папой, чтобы знали, что родители их любят, и друг друга тоже?..

Тоня задумалась, надолго уставившись в одну точку…
 Вспомнила, как еще в двенадцать лет клятвенно пообещала себе, что у нее, обязательно, будет хорошая полноценная семья и много детей! Ведь одному ребенку даже поговорить не с кем, а маме, кроме нее, тоже больше «пилить» некого.
А в чем она провинилась, что её папа:  «Даже видеть дочь не захотел, что все мужики сволочи, а она вся в отца»?

У всех детей в классе были папы,  она смотрела на них и каждого представляла своим. С ним можно и погулять сходить, на карусели, в поход, на велике покататься, поговорить по-серьезному если что, да даже просто на коленках посидеть молча…
Не то, что с мамой – придёт злая с работы, наорет на тебя, а потом зовет – иди, целуй. А не хочется целовать. Слова-то ещё в ушах звенят. Что за повинность такая? Это разве любовь?.. Но приходится идти и целовать, иначе скандал со всеми обвинениями повторится и будет ещё хуже…

В кроватке завозился Алешка. Подошла, поправила  одеялко, покачала.  Сын успокоился и засопел дальше.
Засмотрелась на него. Мысли понеслись своим чередом.
Вот ты, солнышко, будешь счастливым. У тебя и мама, и папа, и еще куча родственников. Ты то уж точно не чужой в этой семье… А бабушка с дедушкой тебя как любят! Ты у них первый внук!

Мысли перескочили на радостное событие в её собственной жизни, больно ранившее впоследствии.
В двенадцать лет Тоня вдруг узнала, что у нее тоже есть бабушка. Не мамина мама, нет. Баба Катя умерла, когда девочке было два, так что в голове воспоминаний по этому поводу не было. А тут, вдруг пришло письмо от мамы отца, где она писала, что признает  Антонину своей внучкой и приглашает ее погостить на лето в город Орск, поесть фруктов, набраться здоровья, а маме заодно отдохнуть от дочери и, может быть, устроить свою личную жизнь.
Тоню посадили на поезд, отбили бабушке телеграмму – встречайте тогда-то, номер поезда и вагона, и отправили к долгожданным родственникам. Всю дорогу она мечтала, переживала, волновалась.
С приездом в Орск всё в голове у неё перевернулось.

Здесь была совсем другая жизнь. Мама обычно вставала часов в десять утра.  Вечерами допоздна засиживалась перед телевизором, прикуривая одну за другой ТУ-134. Бабушка же  - поднималась в пять, а то и раньше. Когда ложилась - подавно было неизвестно. Тоня уже засыпала, а на кухне ещё делались в необозримом количестве заготовки на зиму из своего собственного сада.

Сочиняя маме письмо, Антошка деловито поведала, что ездила на дачу, где полно яблок, вишни, виктории, растет виноград и много ещё всего. Что участок тремя уровнями спускается прямо к Уралу и дед там ловит рыбу.
Перед отправкой бабушка села дописывать в конце письма "приветы" и внимательно прочла Тонин текст.

Дочитала до середины, потом недовольно нахмурила брови и, оторвавшись от чтения, подняла глаза на внимательно следившую за ней внучку.
-Запомни раз и навсегда! У нас – сад! На даче – отдыхают, а в саду – работают!

Совсем другими глазами увиделись вещи, имеющиеся на семью:  Жигули, старая Волга, мотоцикл Иж с коляской, гараж, куда это все входило, а под ним погреб, где стояло столько еды, что там можно было пересидеть всю войну! И презрительный упрек матери, в том, что это всё куплено торгашами, был поставлен под большое сомнение. А что тут стыдного? Встали бабушка с дедом в четыре утра, съездили в сад, собрали 4 ведра вишни, 12 ведер яблок, ещё чего-то в жутком количестве, в восемь – отдали оптом на базаре, в девять уже кипела работа дома. А ведь это всё вырастить надо? Вот так и рождается уважение к людям, без лишних поучений и неподкрепленных ничем наставлений…

Но когда бабушка предложила внучке остаться у них жить навсегда, Антошка испугалась. А как же она без мамы?  Ведь она очень любит свою маму! А здесь – хорошо, конечно, но – всё чужое. И, даже с папой  встретиться не удалось.  Он жил в другом городе, и там у него была семья – жена и двое детей.

Самым же большим разочарованием и душевной болью стало сообщение, по великому секрету поведанное, новой подружкой и соседкой Наташкой. В то время, когда бабушкой была получена телеграмма о приезде Тони, её отец гостил у своих родителей. Разругавшись с ними в пух и прах, так, что слышали все жильцы, он, в тот же день, собрал свои вещички и уехал.

Ах, как Антошка плакала потом, скрывшись в темном углу. Ну почему? Ведь я же не плохая? Я была бы хорошей дочерью. Папа, папа, как мне тебя не хватает…

 Она вернулась к своему дневнику.
… Я поняла, Мишка меня уже так бросал.   Но, тогда это было приключение, а я себя чувствовала героиней…