Елки-Иголки

               
       Это был красивейший рассвет в моей жизни!

       Молочная пелена еще стелилась по лугу до самого леса, капельки росы хрустальными шариками свисали с травинок и листков, а  на молочно-сиреневом небе легкие перистые облака предвещали жаркий солнечный день.
 
       В коровнике шумно вздыхала корова, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Из будки вылез старый пес, шумно отряхнулся, потянулся сначала вперед, потом назад, улыбнулся во всю ширь зубастой пасти так, что сбоку вывалился красной лентой язык.

      Красота! А воздух! Свежий, пропитанный влажностью трав и полевых цветов, казалось, его можно пить. Никак не надышаться!
 
             И так хотелось жить в такую минуту. Я набрал полные легкие воздуха и закричал! Мой крик пронзил утреннюю тишину огненной стрелой. И, словно отвечая на мой призыв, из–за леса показался желто-розовый краешек солнца. Все сущее на земле возликовало, потянулось навстречу светилу, слилось в радостном порыве с его животворными лучами.
 
            Как я был счастлив в это мгновение! Как счастлив!
 
            Но на пике моего ликования сердце вдруг ухнуло, провалилось куда-то вниз, сжалось от предчувствия невозможности долгого существования такой красоты. Такое может длиться лишь одно мгновение.
 
            Я опять закричал что есть силы, но это уже был крик отчаяния. Мой крик разнесся во все стороны до самого горизонта, многократным эхом вернулся ко мне и заставил замереть корову на пороге коровника, старого пса с открытой пастью, кур, воробьев — все они смотрели на меня то ли с испугом, то ли с восхищением.

            Почему-то сегодня все было особенным. Предчувствие? Да! Какое-то беспокойство, тревога не отпускали меня. Словно я видел все это в  последний раз. Словно прощался.
 
            Вот такие елки-иголки.

             Чтобы как-то успокоиться, я немного прогулялся вдоль забора, сходил к дровяному сараю, проверил доски – вроде не отсырели. Все как всегда. Можно было перекусить и приниматься за обычные дела.
 
             И вот тут-то, у самого курятника,  произошло ЭТО.

             Мне показалось, что чья-то невидимая рука схватила мою шею, горло перехватил резкий спазм. Ни крикнуть, ни вздохнуть. Казалось, какая-то страшная сила оторвала меня от земли, ноги потеряли опору, я взмыл куда-то, задохнулся, дышать не получалось. Что же это?  Инсульт? Инфаркт? Позвать на помощь – как? Я беспомощно хрипел и терял сознание.
 
             Вся моя жизнь кадр за кадром промелькнула передо мной – счастливое золотистое детство, смешные приключения с братьями, игры, потом драки до первой крови, женитьба, дети, работа, рассветы, закаты, мои увлечения ботаникой, потом зоологией, потом философией, поиски смысла жизни, уход в религию, отдаление от семьи. Все хотел докопаться до истины, до сути, казалось – чуть повернуть угол зрения, и я смогу заглянуть за черту.

             И вот! Что же это? Неужели - всё? Окружающий мир рассыпался цветными кубиками, сознание покидало меня. В наступающем тумане картина мира вдруг повернулась, буквально совсем чуть-чуть, на какие-то пол градуса – и мозаика сложилась! И совпали линии, раньше казавшиеся уходившими в никуда, и стало понятным до прозрачности мироустройство, стали простыми и осмысленными все процессы. Все так просто! Так логично! Как же я раньше не видел этой простоты и красоты?
             Яркий свет блеснул и прервался. Крик торжества застрял в горле.
            
             Я умер.

             Вот такие елки-иголки.

             Все, что происходило со мной дальше, трудно передается земным языком и земными образами. Мне стало казаться, что я нигде и везде одновременно. Я видел, как уносят мое тело, как кричат родные, как суетливая женщина в халате накрывает меня белой материей, а потом в странном белом помещении обнажает меня до бледной голубоватой кожи, разрезает мне грудь, роется в моих внутренностях. Но мне уже не больно , уже не страшно.

             Потом  я долго лежал в темном холодном ящике. Мне покойно, я могу предаваться размышлениям и воспоминаниям. Сколько времени прошло – непонятно и неважно. Может быть день, а может быть сто лет. Где я был все это время? Где воспаряла моя душа? Не знаю. Но мне было очень хорошо. Знаете – как давно забытое чувство из детства – предвкушение какого-то светлого праздника, настоящего, где не просто подарки - а чудеса, не просто радость – а ликование.

             Поэтому для меня не было неожиданным, когда мое бренное тело переместили в другой ящик, бальзамировали, умастили маслами и минералами, украсили травами и цветами. Впрочем, это ведь был уже не я. Но мне было приятно. Все-таки, я не зря прожил жизнь, все-таки я ощущал истинную любовь этих людей.
 
             После кремации я занял центральное место на укрытом белом покрывалом постаменте. Множество лиц знакомых и незнакомых, красивая мелодия, мягкие приглушенные разговоры. Меня хвалили. Множество рук тянулось ко мне. Я был так благодарен всем этим людям за уважение и почитание моей скромной фигуры. Мне хотелось хоть небольшой толикой своей души прикоснуться к ним, слиться воедино в общем потоке бытия.Ведь мы все - суть одно. Маленькие, перетекающие друг в друга частички единого божественного замысла.

             О, счастье!

             Не успел я вознести свою молитву к Всевышнему, как помыслы мои воплотились, я ощутил себя частью всех этих людей, я был их радостью, их ликованием, их пищей!

             Аллилуйя, Создатель!  Да пребудет Воля твоя! Да будет вечным твой благодатный мир в совершенном устройстве его!

             Вот такие елки-иголки!
 
                *   *   *   *

             «Какой, однако, замечательный петух! - подумал Николай Петрович, - В меру сочен, в меру прожарен, картошечка, петрушечка, чесночок – все к месту. Молодец жена. Хорошая птичка! Действительно, получилось - главное блюдо на праздничном столе. И пел ведь как хорошо. Но - нельзя чтоб перегулял, жестким станет.
             Еще кусочек возьму! Вот так.
             Ох, и вкусно! М-м-м!
             Такие вот елки-иголки!»