Зинаида Серебрякова За обедом

Геннадий Мартынов
   Вот говорят, что есть женская литература. И поэзия женская есть. Я убеждён, что есть. А иначе и не может быть. Женская природа  не может не сказаться и в  литературе. И особенно в поэзии.  И не только в литературе, но и во всём, к чему бы не прикоснулась женская рука. И в искусстве тоже. И в живописи тоже. И было бы странно, если она не сказалась.  И это не значит, что эта литература или живопись  качественно лучше или хуже. Она просто другая. Именно  в этом её особый шарм и особая притягательность.

      Повторяю, что и в живописи тоже самое. Я вспоминаю картины французской художницы Виже-Лебрён У неё превосходные портреты. И основном, царственных особ, которые она создавала и у себя дома, во Франции, и у нас, в России  тоже.  Мне и не нужно смотреть на авторскую подпись под её творениями. Я убеждён, что кисть здесь держала женская рука.  И вы это тоже почувствуете. 
Почувствуете вы это ещё в большей степени  при взгляде на картины замечательной художницы Зинаиды Серебряковой. Почувствуете это вы не только по сюжетам её картин, а это в основном семейные портреты, прежде всего её детей в интерьере, но и по особой женской нежной теплоте, исходящей от её изображений. И по той любви, чаще всего материнской любви, которой проникнуты эти изображения.

   Я с особым чувством подхожу к её картинам. Я чувствую, как из недр души моей поднимается  волна спокойной тихой нежности. Которая меня расслабляет и смущает. Мне становится как-то неловко от того, что я неумолимо замираю в состоянии созерцательного блаженства. Да и не только я один. Вот и у французов, пришедших со мною на экскурсию, я чувствую,  как и они приходят в то же самое состояние. А они не знают, ни кто эта художница, ни кто эти дети, сидящие за обеденным столом, и в каком-то напряженном испуге обернувшихся  к нам, незнакомым людям,  потревоживших их за обедом.

    Художницу звали Зинаида Евгеньевна Серебрякова. Вот есть очень много известных,  даже и великих художников, которые вообще стали художниками неизвестно почему и как. Ну ничто по их положению, по жизни и по среде, в которой они росли и воспитывались, не могло поспособствовать  рождению в них тяги к живописи. Никто не мог и предположить,  как в реалии сложится их судьба. Даже и их собственные родители.  Только целая цепочка счастливых случаев последовательно привела каждого из них к тому, кем они стали. А вот про Зинаиду так никак не скажешь. Было бы чудовищно несправедливо и странно, если бы живопись не стала её судьбой. Она по родству принадлежала к двум славным и известным фамилиям,  Бенуа и Лансере. А это о чем-то говорит.
 
                *****
Зинаида Серебрякова родилась очень давно. В 1884 году. Посчитайте, сколько её было бы лет сегодня. Родилась в имении своих родителей с таким знакомым мне названием Нескучное.Оно мне напоминает место, возле которого прошло мое детство. Нескучный сад вдоль Москвы-реки.  Но только вот имение Нескучное, где родилась художница,  находилось очень далеко,  рядом с  Харьковом. И сегодня там  находится на реке Муромка. Вернее речке, поскольку длинна её всего 31 км. И к городу Муром она не имеет никакого  отношения. Сегодня Нескучное - так небольшая деревенька площадью в 0. 5 км кв. с 90 жителями. Жители Нескучного  очень горды тем фактом, что в их деревеньке родилась художница Серебрякова. Есть там и мемориальная доска.

 Край этот назывался в те времена Новороссия. Был даже такой курьез,  когда город Харьков был после революции столицей Украины. Сегодня сами знаете, что там происходит.
                ****

   Откуда явились к нам  Лансере с такой не очень русской фамилией. Да ничего удивительного и нет. Родоначальником этой фамилии  в России и был не русский человек. Он был майором, не удивляйтесь,  наполеоновской армии. Что случилось с этой армией,  мы все знаем. Людвигу Паулю Лансере повезло. Выжил. Несказанно повезло. Поскольку скольким тысячам его соотечественникам совсем не повезло. Полегли на полях сражений или замерзли в полях обширной России. И представьте себе, майор  Лансере остался в России. Навсегда.  И сделал у нас замечательную карьеру. Стал Статским советником. А это понимай так, что генерал. Это был чин 5 класса в табеле о рангах. И обращаться к нему нужно было со словами Ваше Высокородие.   Знал бы этот чиновник,  как его потомки прославят его французскую фамилию в России.
 
 А мама Зины, Екатерина Николаевна Бенуа, тоже ведь была представительницей другой очень известной и славной фамилии. Кто её не знает?  И у этой фамилии были также французские корни. Первый из семейства Бенуа (Benois) приехал сам в Россию  в 1794. Эта дата нам и подскажет,  почему он покинул la douce France и переехал в наши холодные края. Я думаю так, что и он тоже не пожалел об этом. Представьте себе, он стал главным кондитером у российской императрицы Марии Фёдоровны Он и женился у нас тоже. На немке. И было у них много детей. Восемнадцать. Мне эта цифра напомнила, что и у графини Струйской, портрет которой был воспет  Заболоцким, жившей в те же времена тоже было 18 детей. Обычное дело по тем временам. Как бы то ни было,  кондитер стал у нас родоначальником большого количества деятелей искусств, отличившихся в разных областях.

Ну и как вы думаете, могла девочка Зина не стать художницей, имея таких сородичей по материнской и отцовской линии. Зиночка была самой младшей в семье. Но отца своего она не помнила. Да и как помнить. Умер он в возрасте 39 лет. От туберкулёза. Страшная болезнь. Сегодня почти и позабытая. Вспомним Чехова, замечательного художника Васильева, императрицу и жену Александра второго, умерших от той же неизлечимой по тем временам болезни. Болезнь поражала все сословия и возрасты.

После этого их мама увезла всех детей, а их было четверо, к родителям в Петербург.  С тех пор они жили в доме, который и сегодня называется дом Бенуа. В нем проживали все её родственники. Но село Нескучное не было забыто. Иногда в летнее время семейство возвращалось туда. Почему же нет. Место живописное, речка. Дворянское гнездо.

                *****

  В 16 лет Зина окончила гимназию. Ну и вопрос, заданный еще Маяковским, «где учиться мне тогда, чем заниматься». А для неё вопрос этот даже и не стоял. Только искусством, только живописью. Она записывается в одну частную живописную школу. Почему туда? Потому что там класс рисунка вел сам Репин. Когда-то он и сам усваивал превосходную  технику рисунка у академика Чистякова. О нём разговор особый. Непременно надо будет к нему вернуться.
 
 Но проучилась немного. Один месяц. И не по своей воле. Мэтр покинул это училище. Ушла и его ученица. А потом мама вместе с другими детьми увезла её на юг  Италии. Она было обеспокоена здоровьем детей. Особенно боялась появления у них туберкулёза. Она считала эту болезнь едва ли не наследственной.  Ей хватило страданий, которые она претерпели во время болезни своего мужа. Но ведь импульс к постижению искусства был уже дан. Поэтому Зина и там уже самостоятельно изучала памятники римской античности и писала превосходные акварели. Вернувшись в Россию через два года, она вновь стала учиться живописи. На этот раз у художника О.Э. Браза.

   Я плохо знаю этого художника. Но в Третьяковской галереи никогда не прохожу мимо одного из его творений. Это портрет Антона Чехова. По мне, так это лучший портрет любимого писателя. Браз написал этот портрет по заказу самого Павла Третьяковка. Понятно, что он не обратился бы к абы-какому художнику с таким заказом. Я не знаю почему, но именно этот портрет и не понравился самому писателю.  Он так выразился по этому поводу:  «Если я стал пессимистом и пишу мрачные рассказы, то виноват в этом портрет мой…».  А ещё он выразился и так совершенно в свойственной ему манере: «Говорят, что и я,  и галстук очень похожи, но выражение такое, точно я нанюхался хрену». А художник так старался. Писал его два года.

    Браз не очень известен сегодня, но он был хорошим профессиональным художником. Вот тот же Бенуа называл его одним из лучших портретистов его времени. Вполне возможно по его совету Зинаида и стала его ученицей.
               
                *****
               
Как было уже сказано, в летнее время Серебряковы выезжали часто летом в свое имение Нескучное. Вот там и случилось с нею то, что и не могло не случиться с девушкой её лет. Влюбилась. Нормально, конечно. Душа ждала кого-нибудь. Да ведь в кого влюбилась! В своего двоюродного брата по отцовской лини Бориса Анатольевича Серебрякова. Любовь была страстная, искренняя и взаимная. Что тут будешь делать.  А была ещё одна запятая. Зина была крещена в католичестве, а Борис был православным. Церковь не приветствовала в обоих случаях подобные браки. Но влюблённые нашли–таки священника, который согласился освятить этот брак.

    Тут вот и у меня тоже возникает вопрос. Уже и в те времена  знали, что это был почти инцест. А к чему он ведет? Было известно и это. К вырождению, к порче вероятного потомства. То есть влюбленные не могли не знать,  какой опасности они подвергают детей, которые должна были явиться на свет в результате этого брака. Я вспоминаю историю другого знаменитого художника Тулуз-Лотрека. Та же ситуация. Он стал плодом как раз подобного  инцеста. Из-за патологии развития он в подростковом возрасте стал калекой. А потом ещё и много употреблял.  И не только вино, но и наркотики. И умер в возрасте 36 лет. Не произведя потомства.

По всему поэтому  церковь всегда препятствовала подобным бракам. Зинаида взяла фамилию своего мужа, потому она и стала  известна всем нам под такой красивой фамилией Серебрякова. И представьте,  у них родилось четверо детей. И пронесло. Кровосмесительство не сказалось на их здоровье. Но у них у всех были не простые судьбы. Но об этом чуть позже. 
 
                *****
А её муж никакого отношения ни к искусству, ни к живописи не имел. Он учился в Институте путей сообщения. Ну и что? Я знаю не мало семей,  да и вы тоже знаете, как браки среди людей одной профессии, особенно творческих  вопреки логики, бывают особенно ненадёжны и хрупки. К естественным проблемам адаптации двух очень разных человеческих личностей прибавляются проблемы творческие. Люди, существующие в пространстве одного творческое поля, редко соглашаются в том,  как возделывать грядки на одном  поле.  А это дополнительный напряг в семейных отношениях. Так вот в семье Серебряковых этого не было.
 
Не  имея возможности продолжить постигать науку живописного мастерства в России,  она уехала в Париж. А куда же ещё. В те времена именно Париж был художественной Меккой.  Именно там бил фонтан новых идей в живописи. К тому же там уже проживала почти вся семья Бенуа. Она поступила в Академию дё ля Гранд Шомьер. Может быть, её привлекло это наименование. Академия звучит солидно. Любое обучение предусматривает как обязательное условие в любом предмете,  дисциплину, порядок. Я это говорю, как ещё и учитель по образованию. И системное погружение в предмет изучения А вот в той Академии  этого и близко не было. Царила безалаберность и свобода в смысле отсутствия контроля за  всем процессом обучения. Будущая художница набралась гораздо больше знаний от посещений Лувра и разных художественных салонов, которыми Париж был не беден.

  Она вернулась в Россию весной 1906 года. Вспомним это время. Время революционное начавшееся с расстрела на Дворцовой площади 9 кровавого января. Она вернулась в свое имение в Нескучное. И там уж точно скучно не было. Дети пошли. Первым на свет явился мальчик Женя, названный так в честь своего деда. А потом через год и другой мальчик – Саша. И с тех пор она делила время между занятиям с детьми и живописью. И вот в перерывах с занятиями  с детьми она написала, вероятно,  свою самую знаменитую картину. Свой автопортрет.

                *****
   Недавно в Москве в Третьяковке прошла выставка её работ.  Так главной афишей этой выставки был именно этот портрет. Да он более всего и известен в мире. Называется так просто « За туалетом. Автопортрет» Она после этого создала и много других картин - жанровых  сцен, обнаженной натуры, естественно женской натуры, просто портретов, пейзажей и даже натюрмортов, но вот эта работа  известна более всего. Может быть потому, что автопортрет стал первым с которого стало известно имя Серебрякова, ее оригинальный стиль, который можно конечно скопировать, даже сделать подделку, но назвать его своим кроме Серебряковой никто не может.

Он среди прочих картин притянет наше внимание сразу. С первой секунды. Мне так кажется, что  облик молодой женщины, глаза которой так в упор смотрят на вас, чуть ли до неприличия слишком интимен и искренен. Такое ощущение, что ты даже и не в праве так вот остановиться перед портретом женщины за туалетом и погрузиться в созерцательное состояние.  И ощущение такое, что взгляд Зинаиды Серебряковой  адресован вовсе не к тебе, а ты получил весь шарм, все очарование исходящее от всего её облика просто незаконно. Как если бы подглядел сквозь стекло, прозрачное только с вашей стороны. Она как бы  вроде совсем и не видит вас, а любуется сама собой. То есть занимается тем, что можно делать только наедине с собой. И таковой остается вот уже сколько лет.  И сколько ещё людей останутся пораженными запредельной искренностью этих слегка раскосых глаз. Я смотрю на портрет  и слышу в душе известные строки из одной песни :

Ты мое дыхание Утро мое ты раннее
Ты и солнце жгучее и дожди
Всю себя измучаю
Стану я самой лучшею. По  такому случаю
Ты подожди.

                *****
   Мир подождал. А я смотрю на портрет и слышу,  как она во всём своём сиянии ранней  молодости и свежести  нам всем говорит. Вот она я. Какая есть.  Любуйтесь мною. Дарю. И мир принял этот дар. И не разочаровался. А на картине мы видим утро, самое утро входящей в историю нашей живописи  художницы. В мир живописи, который уже и так был не беден  другими портретными изображениями.   Найдите этот портрет в Интернете. И вы поймете даже ещё и лучше то, что я хотел сказать. Этот портрет был куплен галереей Третьякова. А это уже было признанием молодого таланта. И высокой честью.

   Как ни странно, а может и хорошо, самым главным для неё в жизни  оставалась её семья, дети, муж. Богемная тусня, она её совсем не интересовала.   После рождения мальчиков у неё пошли девочки  В 1912 г. явилась на свет Таня. А через год Катенька. Итак,  их стало четверо детей. И одним этим  Зинаида уже была счастлива. Она растила детей, но не забывала и живопись. Она была скромным по природе своей человеком. В вечных сомнениях.

    Это мы считаем, что даже и первые её работы были отмечены печатью таланта. А она нет. Не верила. Всё сомневалась. И, кажется, её живопись была для неё лишь средством отразить свое мироощущение, которое все было сосредоточено на её семье, на детях. И всё.

   Вот посмотрите на её картину над текстом. А я долго выбирал картину из её богатого творчества, чтобы разместить её во главе  этой статьи. Выбрал вот эту. Почему? Не знаю. Просто мне показалось, что выше описанный автопортрет и так все знают. Это, если хотите, такой красивый бренд известной художницы. Её визитная карточка. А для меня Серебрякова интересна не только как художница. Вернее, да, конечно, и как художница тоже. Но только каждый большой художник  выражает свою душу в своих творениях. В своих главных темах. Так вот для художницы Серебряковой главная тема – это её семья, это её дети. Именно в них, на её картинах она сама вся, её душа. Вот поэтому я выбрал эту такую вроде бы не очень известную картину. Она называется «За обедом»

                *****

        Кого же мы видим на этой картине. Двух старших мальчиков.  Брат старший Женя  – он держит в руках стакан. Его младший брат Саша – он держит в руке ложку и повернулся к нам лицом. И ещё их сестра Таня – она и вовсе повернулась к нам вся. Четвёртого ребёнка нет. То есть, он есть, но его ещё пока носит на руках кормилица.Это маленькая девочка Катя.  А ещё видим руку бабушки, держащую поварешку, которой она разливает суп в тарелку.  Картина называется «За обедом» Так она стала называться, когда её приобрела
Третьяковская галерея. Но первоначально называлась «За завтраком». Откуда эта путаница? Завтрак, обед. У нас известно, что за завтраком суп не едят.

Просто во французском языке есть два наименования двух приёмов пищи. Le petit dejeuner. И просто  Le dejeuner. То есть, просто второй завтрак. А  по-нашему обед. Вот и переменили название. Адаптировали к нашему зрителю.

   Но вы посмотрите ещё и на этот стол. Он уже сам по себе - чудный натюрморт. Фарфор, столовое серебро, такие булочки. На всё смотришь с наслаждением.  А дети! Сразу видно не из простых. Из дворян. Барчуки. Эх, кто бы знал, как их жизнь круто переменится. И очень скоро.

   И что в этой картине есть такого особенного?  Да ничего и нет. Но меня завораживает взгляд этих детей. Такой взгляд может быть только у ребёнка. Он входит в мир. Он не знает этого мира. Он его только постигает всеми органами своих чувств. Этот взгляд не обременён познаниями, которыми ещё обогатит их жизнь. Жизнь,  которая,  скажем заранее, будет не бедна разными событиями. А тут вот почти и самое начало. В этом взгляде есть и неприкрытое изучающее любопытство. Есть в нем и неприкрытая настороженность. Им уже известно, что в мире есть добро и зло. Известно из сказок и из их пока небольшого личного опыта. Я пытаюсь сойти с высоты моего уже не малого возраста, и опуститься в то самое время, когда и мне было лет пять. И вспомнить, как я сам, видел и ощущал  окружающий мир, в который забросила меня неведомая сила. Не получается. Я досадую. Я досадую от того, что мне уже не преодолеть эту пропасть времени. Никогда. Уже не дано. Ушло навсегда. Вспоминаю строки.

  По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места
.Даже если пепелище
 Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
 Ни тебе, ни мне.

    То есть, хороший поэт Шпаликов, уговаривает нас не возвращаться в детство. То есть в место, откуда мы все родом. А я бы вернулся. Да и кто бы не вернулся. Да и сам Шпаликов написал это так , в сердцах. Это видно из продолжения этого стихотворения.  Но не дано уже никому. Ну и пусть. Зато этот портрет детей с такими глазами , обращенными на нас, позволяет мне, пусть и опосредованно, но вернуться в те самые места. Откуда мы все родом.
 
   Они будут смотреть на нас сквозь огромный пласт времени. И будут смотреть благодаря этому портрету ещё очень долго-долго. Хочется сказать вечно. Хотя мы и знаем, что эти дети уже давно прожили свои жизни. И я не могу отделаться от этой печальной мысли. 

                *****
    И вот пришёл 1917 год. Революция. Или переворот. Потому как это событие всё перевернуло в жизни Серебряковых. И стало началом  целой череды несчастий. Вспомним, что имение Нескучное находилось на Украине. А там, в эпоху перемен начался неописуемый бардак, если не сказать покрепче. Читаем М. Булгакова. Имения разорялись. Помещиков расстреливали. В бардаке законов нет. Танцуют все. И у каждого своя партия. То атаманы, то немцы с поляками. Красные, белые и даже зелёные. Судьба – индейка, а жизнь копейка.

    А в семье четверо детей. Не до живописи. Они бросили Нескучное и переселились в Харьков. А в городе, тоже надо на что-то жить. Снимать жильё стало дорого. И они снова  вернулись в Нескучное. А имение к тому времени уже разграбили. Хорошо то, что не сожгли. Но, тем не менее, жить-то на что-то надо. И вот отцу семейства так удачно предложили работу в Москве. А он был инженером-путейцем. Он и ранее часто ездил в командировки. Строил железные дороги. Позже он позвал в Москву и жену. И уже подумывали о переезде в столицу в то время и детей. Но тут новая беда. Горе. Борис Анатольевич возвращался из очередной командировки домой. Ехал с солдатней в одной теплушке. И подхватил от них сыпной тиф. И сгорел в его пламени. Умер через 12 дней, можно сказать, на руках жены.

   А дальше новое хождение по мукам. Куда там описаниям Алексея Толстого. После похорон Зинаида возвращается  в Нескучное на Украину, где ждут её дети. А революционная смута набирала силу. Оставаться в Нескучном становилось опасно. Собрали оставшийся  скарб, ну совсем как семейство Ростовых, на нескольких подводах покинули поместье – свое родовое, дворянское гнездо. Судьба их хранила. Почти тут же усадьбу сожгли

   Они приехали в Харьков. А в нем уже установилась советская власть. Хоть какой-то порядок. Ей даже предложили работу. Принять участие в «Первой выставке искусств Харьковского Совета рабочих депутатов». Она и приняла,  почему же нет. И все равно жизнь была тяжёлой.  Для всех. А дети? Старшему 14, а младшей – ещё только семь. Каковы детские впечатления остались  у них после всего пережитого !  Все в багровых тонах.   Как они должны были переживать все эти неописуемые передряги. А детская психика как должна была пострадать. Вот что Зинаида пишет об этом времени:

«Мы живём все время мечтая куда-то уехать, переменить безумно  нелепую теперешнюю жизнь, ведь мамочка, дети и я весь день суетимся , работаем (то есть, стираем, моем полы, готовим и т.д) и не делаем того, что делали всю прежнюю жизнь, я не рисую, дети не учатся. 

   И тут вспомнил о своей родственнице Александр Бенуа. Он позвал её в Петербург. И вот тут слегка повезло. Она с надеждой переехала в Петербург со всем своим семейством. То есть все шестеро. Она, четверо детей и бабуля.  Поселилась в доме Бенуа. Получила кое-какую работу. Писала за дёшево заказные портреты. А их же шестеро. А надо покупать холсты и краски. А война гражданская ещё не кончилась.  И военный коммунизм с его гиперинфляцией вот только что закончился.  А надо покупать еду и одежду. Нищета. И в тоже время она ухитряется писать портреты. Вот посмотрите, к примеру,  на прелестный портрет Катеньки, написанный в 1923 году. Он называется «На кухне. Портрет Кати» Посмотрите непременно, не пожалеете.

                *****

 Она не могла не думать о том, что надо же что-то менять в жизни.  Она пишет своему дяде, который в то время уже жил в Париже. «Как я мечтаю и хочу уехать, чтобы как-нибудь изменить эту жизнь, где каждый день только острая забота о еде (всегда недостаточной и плохой) и где мой заработок такой ничтожный, что не хватает на самое необходимое.»

   И после этого она всё-таки уехала. Но она уехала вовсе не по политическим мотивам. Как,  например Бунин, который бежал из Совдепии, проклиная «окаянные дни». Она уехала, чтобы просто выжить. И потом уехала, как она думала, на очень короткое время. А получилось навсегда.

   Уехала одна. Сначала одна , а потом к ней подъехали ещё двое из её детей  А увидит она двух других  только через много-много лет. Но и там , в Париже, можно сказать, её ждала  та же нищета. А из того, что зарабатывала, она отсылает детям , оставшимся в Петербурге. А то, что она создает на своих полотнах, по всему видно, каким хорошим художником она была. Но кто её знал тогда в Париже. И тогда нужно была раскрутка. Импрессионистам сколько потребовалось времени, чтобы раскрутиться.  И кому она нужна в Париже, где в тренде была совсем не реалистическая манера, в которой работает Серебрякова. Там царят авангардистские течения. Всякие там фовисты, пуантилисты, экспрессионисты, абстракционисты и пр. 

      Она одна. Её одиноко. Скучает по оставленным детям. Вот что она пишет: Я вечно одна, нигде, нигде  не бываю, вечером убийственно тоскую…» .Ну, с некоторых  пор не совсем одна. Одним за другим к ней приехали двое из её детей, которые как и их мама навсегда остались во Франции. Да и русскими их считать – тут тоже есть вопрос и напряг. Обращены они были ещё в детстве в католичество. Они получили французские паспорта. То есть стали французскими гражданами. У них были крепкие французские корни. Говорили по-французски. Хотя и любили Россию. Считали её своей первой родиной. И никогда злобно не шипели на Совдепию,  как делали многие из белоэмигрантов.

   А в Ленинграде остались тоже навсегда двое из её детей с их бабушкой. И вот  её потихоньку стали признавать. Заказов становились всё больше. Однажды она сделала поездку в Африку за счёт одного бельгийского барона - мецената. И привезла много интересных работ из Марокко. А в Париже её ждало горькое известие. В Ленинграде скончалась мама. Это ей сообщила её дочь Таня, оставшаяся в России. Они расстались лет десять назад. Уже как-то и привыкла к мысли, что пусть они и в разлуке,  но  есть на свете где-то там далеко самые близкие ей люди - мать и двое детей. Живут вне всякой связи без неё. Но ведь живут. И есть ещё надежда, что когда – нибудь и увидятся. Она, эта надежда, одно только это сознание, что живут и существую, пусть ложно , но утоляют боль разлуки.А вот теперь всё стало безысходным. И невозвратным. Ничего уже не будет. Ушла мама. Нет её. Переживала тяжело. Вот что она пишет: «И зачем я так эгоистично покинула вас  и её, мою ненаглядную, когда всё сердце, вся душа связана с вами. Я давно, давно томительно мучаясь этим страхом все потерять с бабулей, и вот это свершилось".

                ***** 
   
    Нет, уже в тридцатые годы она не бедствовала. Её двое детей уже сами стали взрослыми И уже сами зарабатывали себе на жизнь. И всё по художественной части. Старший занимался книжной графикой, работал в театре, а потом и как художник в кино. И младшая  тоже реализовала себя в искусстве. В живописи и скульптуре малых форм. И тем не менее Зинаиду со всеми её французскими корнями и превосходным знанием французского языка тянуло в Россию. Осень тянуло. В душе её как бы сосуществовали две Родины.  Вот что она пишет накануне войны: «Ничего из моей жизни здесь не вышло, и я часто думаю, что сделала непоправимую вещь, оторвавшись от почвы» 

    Не забудем и то, что двое из её детей жили в России. И тоже ведь реализовали себя в искусстве. И вовсе не были несчастны. Об этом они писали ей в своих письмах. Ну как тут быть. Душа рвется напополам. А может быть и правда, надо вернуться? Вот и художник Билибин вернулся. И всё у него там хорошо. А вот её парижские дети Александр и Екатерина вовсе не выражали желания вернуться. Зачем? Тут всё так хорошо устоялось и устроилось. А там надо начинать с нуля,  в этой далёкой и уже не совсем понятной России.  Да и потом, есть же примеры и другого рода. Ну, повезло Билибину. А могло быть и по-другому.

    А тут началась война. Вспомним, что для Франции она началась раньше, чем для нас. Франция проиграла её позорно за несколько недель. И войска Вермахта прошли бодрым строевым шагом, так как это умели делать немцы, по Елисейским Полям. И многие парижане присутствовали при этом победном дефиле. Со слезою на глазах. Может,  среди них была и Серебрякова.  И началась её жизнь в оккупации. Нет, это была совсем не та жизнь, как например жизнь жителей окруженного Ленинграда. И у меня были туристы из Франции, парижане, которые мне рассказывали о том времени. Так страдали. Ну не было, представьте,  привычного кофе по утрам. И это не анекдот. Слышал собственными ушами. Вот и Зинаида продолжала работать. Со своими дети. Война войной,  а заказы то были. А значит,  было на что жить. Был, конечно,  и риск. Фашисты отлавливали евреев и эмигрантов. Особенно из России. Если у них не было документов, то их ждала тюрьма, а то и расстрел.
 
   Ну, что вы хотите от неё. Ну не стала она княгиней Оболенской. И не могла стать. Вспомним, что русская княгиня была в рядах Сопротивления. И занимала в нём не маленький пост. Её арестовали, держали в застенках, допрашивали и хотели склонить на свою сторону. Говорили и спрашивали, вы что же, собрались защищать жидобольшевисткий режим? Она ответила: Я русская и защищаю Россию. Её гильотинировали в Берлине. А прах её ныне  находится на русском кладбище близ Парижа. Кладбище Сент-Женевьев – де – Буа.

     Ещё одна женщина.  Её знает вся Франция. А если даже и не помнят её имени, то распрекрасно знаю песню французского Сопротивления. Эта песня как бы вторая после Марсельезы, поднимающая дух патриотизма у всех французов. А написала песню русская дворянка. Звали её Анна Марли. Найдите на ютюбе эту песню. Её поёт Мирей Матьё. И она любила Россию – свою Родину. Хотя за что и любить? Семью изгнали из страны. Её отца и дядю –адмирала флота – расстреляли. И вот поди ж ты.

   И Зинаида не менее их дорожила своими духовными корнями, И вовсе не собиралась рвать связи с землёй, почвой, с местом, откуда начался её жизненный путь. Но идти в Сопротивление… Ну куда ей – уже не очень молодой и со слабым здоровьем женщине.   
                ***** 
     Кончилась война и вновь началась переписка между Зинаидой и её детьми. А они уже стали совсем взрослыми. Например, у дочери Татьяны, родился свой сын Иван. То есть внук бабы Зины. И несмотря на слабое здоровье и преклонные годы, она работает. То есть пишет картины. И много путешествует. Приехала как-то и в Лондон повидаться с ещё одним своим дальним родственником. С знаменитым актёром и режиссёром  Питером Устиновым.

   А её снова зовут вернуться в Россию. Зовут не только дети,  но и сама советская власть. Устанавливаются контакты с нею по линии правительства. Она признана нашими властями. Да и как не признать. За ней не было ничего такого, что   могло бы опорочить её имидж с точки зрения лояльности к СССР. Ровным счётом ничего. Зато имя её было известно во всём мире. Да и Франция после визита Де Голля в СССР имела для нас особую привлекательность. Так всё удачно складывалось. В середине 60-х годов у нас организовали обширные выставки её картин. В Москве, Киеве, Ленинграде. И везде огромный успех. И она даже не ожидала этого. А это значит, что на Родине её не забыли. Что её любят и ценят. Что она всё еще часть этой Родины. А значит, и жизнь не прошла напрасно. И она уже навсегда останется в истории живописи в России навсегда.

   Всё это несказанно взволновало её душу. А вначале перед выставкой  вот что она писала: «Не представляю себе, что из моих вещей может привлечь внимание публики в СССР». И теперь  испытывает потрясение. Даже ещё большее, чем от встречи её с двумя детьми после почти сорокалетней разлуки, которые приезжали в Париж к своей маме.
 
  Зинаида Серебрякова прожила долгую жизнь. Жизнь совсем не бедную разными событиями Она умерла на 83-ем году жизни. Была похоронена на том же русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Я был не раз на этом кладбище. Но могилу Серебряковой не нашёл. Нашёл могилы многих других  знаменитостей. Меня поразила особенно одна. Могила Нуреева. Это надо видеть. Может быть, найдете в Интернете. Такой продолговатый холм, покрытый весь ковром из разноцветной мозаики. По пошловатой роскоши она может поспорить только с надгробием Ельцина на Новодевичем кладбище. Правда,  Нуреев вернулся. И даже вышел на сцену,  встреченный аплодисментами. Он прошагал по это сцене пешком. Потому как по причине известной болезни уже не мог исполнить душой исполненный полет, как в прежние времена. А потом он вернулся ещё раз. На этот раз не он сам, а только его изображение, которое, как фантом,  колыхалось над всем роскошным залом Большого театра . Да ведь в каком виде. От этого вида зарделись от стыда не только дамы в зале, но и музы на плафоне над великолепной люстрой. Ну, да Бог с ним.

  Зинаида Евгеньевна Серебрякова, её прах пребывает на русском кладбище близ Парижа. Её уход из жизни прошёл почти и незаметно во  Франции. Почти ни строчки. А вот у нас это печальное событие было замечено и отмечено. Были статьи. И был большой некролог. В нём было сказано что «произведение З.Е. Серебряковой по праву вошли в золотой фонд русского искусства».  И это правильно!