предыдущая глава - http://www.proza.ru/2019/04/16/956
«...Что за славный народ Болгары!.. цвет Славянских народов. Какая деятельность в них, какое трудолюбие, какой огонь горит в их глазах! Какая весёлость, смелость и добродушие в них... Однако, если бы случай представился... быстро перешли бы они к мечу для защиты Родины и собственности".
Ф.Ф. Вигель (1786–1856), вице-губернатор Бессарабии, русский дипломат и мемуарист
После долгой и трудной дороги, полной голода, болезней и смертей, семья Софийки вместе с соотечественниками поселилась в Буджакских степях Бессарабии, в селе Ташбунар. Перезимовали в наскоро построенной землянке, а как только пришла весна, начали строить дом. В крестьянской жизни невозможно прожить без хозяйки в доме и вскоре отец привёл в новый дом молодую вдову, муж которой погиб в схватке с турками. Она стала верной женой, заботливой хозяйкой, хорошей матерью девочке и детям, родившимся в этом браке...
Спустя несколько десятилетий, Бессарабия, где жили болгары, отошла Румынии. Румынское правительство отменило все льготы переселенцам, назначенные русским царём. Румыны вменили налоги, ввели рекрутство и новые законы, ущемляющие права крестьян-переселенцев. Начались притеснения болгар вплоть до кровавых столкновений. В 1861 году, бросив всё нажитое добро, колонисты перешли в Россию и поселились на пустующие земли в Северной Таврии, в Одесской области и в Крыму, которые им выделило русское правительство.
Одно из сёл Северной Таврии, недалеко от Бердянска, колонисты назвали в честь попечителя иноземных колоний, генерал-губернатора Ивана Никитича Инзова.
Со временем Инзовка стала самым большим и самым богатым селом Бердянского уезда. Поскольку земельные наделы и денежные выплаты исчислялись на «венец», болгары шли на хитрость. Три дня и три ночи без отдыха священники до хрипоты произносили слова:
— Венчается раба Божия..., — венчая всех подряд, включая пожилых вдов и тринадцатилетних подростков. Когда наскоро созданная семья получала желанные земли и деньги, браки аннулировались, церковные книги уничтожались. Российские власти ничего не заподозрили, удивление у них вызывали лишь ранние браки болгар. Новая родина встретила переселенцев неласково. Зима в том году началась рано, уже в октябре ударили сильные морозы. Озимые вымерзли, не суждено было оправдаться надеждам и на урожай яровых, уничтоженный жучком-вредителем. А летом следующего года на Таврию обрушилась невиданная засуха, затянувшаяся на долгие четыре года. Не то чтобы хлеб, трава не росла. Начались болезни и падеж скота.
Болгарские крестьяне вконец отчаялись и решили идти дальше, на плодородные земли Кубани. Но русское правительство запретило болгарам вновь переселяться и, чтобы удержать их на целинной малозаселённой земле, выделило денежное пособие для закупки кормов, обеспечило посевным зерном, продовольствием и лекарствами. Начались эпидемии, повлёкшие высокую смертность колонистов. Затратив на обустройство болгар немалые средства, правительство не могло позволить им уйти с целинных земель.
Первые годы в Таврии не только проверили переселенцев на прочность, но и многому научили. Крестьяне поняли, что при благоприятных условиях на новом месте можно получать изрядные урожаи.
Болгары засевали поля пшеницей, рожью и кукурузой, вывели новые, морозоустойчивые сорта винограда, изготавливая из него прекрасные вина. Выращивали табак, разводили шелковичных гусениц и ткали шёлк, поставляли на городские рынки множество разнообразных овощей, разводили овец для получения мяса, шерсти и молока.
Переселение задунайских болгар в Приазовье не было актом милосердия по отношению к единоверцам. Его можно признать взаимовыгодным сотрудничеством двух народов.
С одной стороны, российское правительство действительно избавило болгар от дискриминации и притеснений на территории Молдавского княжества, а до этого — от истребления их турками. С другой стороны, империя была заинтересована в освоении приазовских степей, а болгары были в состоянии выполнить эту задачу. Кроме того, заселение юга славянами — православными христианами, готовыми дать отпор османам, охраняло южные рубежи России. Турки беспрерывно пытались продолжать агрессивную политику своей страны, направленную на установление контроля над территориями нынешних Украины и Молдавии, куда допускать их было категорически нельзя. Хотя бы потому, что на этих завоеваниях они вряд ли бы остановились с тем, чтобы когда-нибудь попытаться уничтожить Российское государство.
Среди бессарабских болгар-переселенцев, основавших Инзовку, жила семья Греблевых. Женой Дмитрия Греблева была София, — та самая Софийка, чудом спасшаяся когда-то от ятагана турок на своей родине, в далёкой Болгарии. Как и все новосёлы, они трудно осваивались на целинной земле, залогом их благополучия был только упорный труд. Дети, особенно сыновья, всегда считались основным богатством у болгар. Чем взрослее они становились, тем раньше родители отходили от нелёгкого крестьянского труда. Сыновья, невестки и дети-подростки заменяли их на пахоте, сенокосе, уборке урожая.
В патриархальных болгарских семьях, согласно традициям, очень уважали пожилых родителей. По достижении пятидесятилетнего возраста, глав семейств освобождали от тяжёлых полевых работ. В то время как молодые и выносливые трудились в поле, родители смотрели дома за хозяйством, ухаживали за домашней живностью, растили внуков. В тёплое время года пожилые крестьяне жили в летних домиках в фруктовых садах на виноградниках. Выращивали фрукты, арбузы и дыни, водили пчёл, делали вино, воспитывали внуков и правнуков. К работе детей начинали приучать рано, рабочих рук в семье всегда не хватало.
Одним из младших внуком в семье Греблевых был Михаил, или как все его называли на болгарский лад, Милчо. С шестилетнего возраста он уже управлял лошадьми во время молотьбы под присмотром старших членов семьи. Брали мальчишку и на полевые работы. Там он раскидывал навоз, погонял медлительных волов, помогал бороновать землю. В десять лет ему выделили небольшой участок пашни, на котором он самостоятельно сделал свои первые борозды, а через год он работал уже на правах взрослых.
Работая в поле, юный пахарь с интересом наблюдал, как небо окрашивается розовой зарей, как радуются восходящему солнцу жаворонки. В обеденное время он садился на мягкий мох под деревом где-нибудь на пригорке. Наскоро перекусив домашней снедью, Милчо брал свирель и начинал играть так, что даже весело щебетавшие птицы, прятавшиеся в листве деревьев и кустарников, умолкали. Мальчик играл песню, которой научил его дед. Мелодия, вначале нежная и грустная, постепенно крепла и ширилась. Ясные звуки наполняли тишину дикой песней гор, унося душу в далёкую и незнакомую родину предков. Свирель пела о вершинах и пропастях родных Родоп, о горном эхе и тишине ущелий.
Иногда, доверив выпас волов верному другу, — огромному лохматому псу из породы балканских пастушьих овчарок, подросток падал на ковёр из густой травы и читал очередную книгу, которая вместе со свирелью всегда была в его торбе.
А вокруг всё жило, цвело и пело! Слух ласкало журчание ручейка, ветер приносил головокружительный запах разнотравья, к которому примешивался тонкий аромат цветущей акации. Заросли кустарника надёжно укрывали мальчика от внешнего мира, настраивая на мечтательность.
Порой подросток, заслышал кукование кукушки, спрашивал у неё:
— Лесная гадалка, ответь, сколько лет мне ещё суждено прожить?
И каждый раз кукушка, прокуковав с небольшими перерывами раз сорок, умолкала.
— Пернатая лгунья, что же ты пророчишь мне такую короткую жизнь? Разве не знаешь, что в нашем роду живут до ста лет?
Долголетие было не редкостью в их селе. В семье не так давно похоронили родного отца его деда, который не дожил до своего столетнего юбилея всего лишь год. Ранним утром дед обходил скотный двор и огород, хозяйским взором замечая все недоработки домочадцев, и сокрушался:
— Опять внуки воды в кадку не натаскали! Значит, поздно вернулись домой с вечеринки. Они уже в поле, а женщинам придётся поливать рассаду холодной водой из колодца!
Или бурчал себе под нос:
— Дали пропаренный овёс лошадям, а отруби добавить забыли! Одно слово - молодёжь...
— Ну что ты, дед, всё ворчишь? — успокаивала София мужа, когда вся семья собиралась за ужином, и глава семейства беззлобно отчитывал нерадивых домочадцев, — забыл, что сам был когда-то молодым и беззаботным? Посмотри, как они устали, работая весь день в поле под палящим солнцем!
Произнося эти слова, бабушка с видом заговорщицы подмигивала мужу, иногда наливая ему чарочку домашнего вина или ракии, и приговаривала с улыбкой:
— Выпей, родной, спать лучше будешь.
И он вспоминал молодость, юную Софийку, на свидания к которой летел, забывая всё на свете, остывал и принимался за ужин.
Поженились они, как и все в их роду, по любви. Бабушка была лет на пять моложе мужа. Почти ослепнув на один глаз и плохо видя другим, она продолжала вязать жилетки и носки всем домочадцам, почти не глядя на спицы. По запаху приготовляемого блюда подсказывала невесткам, какую приправу они забыли положить в котёл.
Помогала присматривать за шаловливыми внуками, а затем и правнуками, когда те были совсем крохами. Расстелив на полу домотканый ковёр, набросав на него тюфяки и подушки и огородив ими замкнутый круг, бабушка садилась в центр, подоткнув под бок одну из подушек. Малыши наперегонки ползли к ней, или ковыляли на не окрепших ещё ножках, зная, что шершавые от бесконечного труда руки старушки всегда приласкают и угостят чем-нибудь вкусным: фруктовой пастилкой, кусочком колотого сахара или медовым пряником. Бабушка всегда утешит и поцелует, вытрет нос, пошепчет ласковые слова, от которых любая боль проходит мгновенно, и споёт колыбельную перед сном. Когда малыши подрастали, любовь к бабушке становилась осознанной. Кто, как не она, мог так интересно рассказать им болгарские сказки и былины? О хитром петухе, о воробье и лисе, о красавице и царе? Только их любимая баба .
Они часто осаждали Софию, спрашивая:
— Кого из нас ты любишь больше всех?
Мудрая старушка спрашивала с лукавством:
— А какой из пальчиков в ладошке у вас самый дорогой и любимый? Пощипайте их и поймёте!
Малыши рассматривали свои пухлые ладошки, щипали себя за розовые пальчики:
— Бабушка, им всем больно, их жалко щипать!
— Вот и я вас всех одинаково люблю и жалею, как вы свои пальчики!
Отвечая внукам, София с нежной грустью смотрела на самого маленького из них, Ангела, которому не исполнилось ещё и года. В такие минуты на лицо её ложилась тень тяжёлых воспоминаний... Воспоминаний, страх которых преследовал её всю жизнь: тёмный чулан, крики родных, разрубленное тельце младшего брата ...долгая тяжёлая дорога в чужие края, голод...
Дети вопросительно смотрели на притихшую бабушку и ждали новых сказок.
Став школьниками, внуки просили:
— Баба, расскажи нам что-нибудь из своей жизни. О той стране, из которой ты когда-то приехала.
Бабушка рассказывала о событиях минувших лет в далёкой Болгарии, где она когда-то родилась. Затаив дыхание, сбившись в кучу, невольно втянув голову в плечи, дети слушали рассказы о страшных янычарах и башибузуках, украдкой озирая тёмные углы комнаты и дрожали от страха. Бабушка рассказывала и том, как сражались их предки за свободу и веру, как бежали в Россию, спасаясь от зверства турок, как русские войска освободили их народ от почти пятисотлетнего рабства. И наконец о том, как переселенцы вновь обрели свободу в чужой стране, которая стала родиной для их детей, внуков и правнуков.
...Прошли годы. Благодаря трудолюбию, трезвости, смекалке, а также земельным наделам, переселенцы достигли благосостояния и настолько прижились в России, что даже после обретения Болгарией независимости, на родину предков вернулось крайне малое число людей.
Спокойная и размеренная жизнь крестьян-колонистов неожиданно закончилась. Грянула Первая Мировая война. Российские болгары внимательно прислушивались к вестям с фронта. Не менее побед русской армии, переселенцев интересовала судьба их далёкой родины. Болгария заявила о нейтралитете, но болгарский царь немецкого происхождения Фердинанд I вместе со своими министрами с самого начала был нацелен на сотрудничество с Германией и Австро-Венгрией, обещавшими вернуть им болгарские земли, несправедливо отобранные у болгар после османского ига.
Болгарская диаспора в России старалась держаться в стороне от политической борьбы. Православие и славянство послужило своего рода «охранной грамотой» от ксенофобии и истерии, преследовавшие в годы войны немцев, проживающих в многочисленных колониях южных губерний.
Колонисты были враждебно настроены к советской власти. Болгары подозрительно относились и к власти Украинской народной республики, и к анархистским группировкам. Они сочувствовали только тем силам, которые стремились реставрировать монархии — белогвардейскому движению. Но были и сторонники советской власти. Кроме малоземельной бедноты, что составляла около двадцати процентов населения болгарских сел, социал-демократические взгляды разделяла отдельная часть интеллигенции и бывшие фронтовики, вернувшиеся из армии и флота. После установления Советской власти в ноябре 1920 года в Таврии началась насильственная коллективизация и раскулачивание, а с тридцатых годов — массовые репрессии.
...Много испытаний впереди было у трудолюбивого народа-пришельца с Балкан. Больше всего их пугала мысль даже не о том, что у них отнимали всё их нажитое не одним поколением имущество. Они теряли то, из-за чего когда-то их предки ушли из Болгарии в чужую страну и что им дало царское правительство: свободу, землю и свободное вероисповедание. Но пришла новая власть, а вместе с ней и новые порядки.
продолжение - http://www.proza.ru/2018/07/31/936
Иллюстрация картины "Батак 1878 год" современного болгарского художника Васила Горанова (род.1972 г.).