Легко читается его послание, лишенное глубины и тайны.
Отчаянно привлекательный, он подарочно предлагает себя, но не дает коснуться. Вызывающий и надменный, фамильярный и безразличный одновременно, он умудряется, даже соблазняя, оставаться на расстоянии, даже маня, отталкивать.
Парадно замирает он алым бархатом, скользит обольстительным шелком. Взгляд первым находит его, и первым отвергает.
Вызывающая красота его притягивает магнитом, но ожегшись, глаз бежит от ее беззастенчивой плотоядности в утешительную доверчивость зелени.
Красный может быть игрив с другими цветами, но иногда неприязнь его ржавым скрежетом процарапывает пространство. И тогда нежная ткань грубеет под натиском лубочной нарядности.
Пульсируя, словно кровь по жилкам, вливается красный цвет в анемичное тело вещей, вдыхает в них радостное оживление, рассыпается рябиновой трелью. Но, когда легкие брызги сливаются в большие тяжелые капли, сердцевина красного начинает кровоточить сырой усталой тяжестью, а искрометность настроения сменяется заунывностью прилипчивого мотива.
Принадлежащий всем и никому, он опускает занавес разочарования невозможностью проникновенной близости и приговоренностью к отчуждению.