Глава 13. Сухое болото

Иван Цуприков
- Демьян, Демьян, ты, что глухой?
Демьян поднял голову от подушки, еще не понимая, что хочет от него жена.

- Кто-то в ворота стучит…
Демьян вскочил с кровати, вытащил из под нее молоток, и спустился вниз. На крыльце остановился, наступив босой ногой на валявшуюся на полу щепку. Галоши нащупал ногой под вешалкой и, накинув на себя куртку, вышел на улицу.

- Эй, здесь есть кто-то живой? – не унимался грубый мужской голос с улицы.

- Есть! – откликнулся Демьян, и, приотворив дверь в дом, взял оставленный в коридоре молоток. – Кто вы? Чего вам нужно?

- Эй, вы уж извините, откройте калитку, мне нужна ваша помощь.

- Сейчас, - Демьян покрепче сжал в ладони ручку молотка. – Так кто вы?

- Губернатор области Иван Иванович Семенов.

- Семенов? - Демьян поежился. – Семенов, - прошептал он. – Это как понимать, от Одинцова, что ли?

- От какого еще Одинцова? Ну, откройте же ворота, слышите?

- Значит от Горынова?

- Юрия Петровича, что ли? Это глава администрации вашего  района, что ли? - и нервозно рассмеялся в ответ. – Да я теперь его в медвежий угол сошлю.

- Мы и так в нем живем, - продолжая постукивать молотком по ладони, раздумывал Демьян Демьянович.

- Кто там, Демьян Демьянович? – окликнул его из времянки Илья.

- Не знаю, Илюш, ты это… - показал ему молоток.
Через секунд десять Илья стоял рядом с вилами.

- Так вы откроете дверь или будете разговаривать со мною через забор? Что вы не верите мне, Демьян Демьянович?

- О, а вы откуда знаете, как меня зовут?

- Да вас так окликнули только что. Прошу вас, я самый настоящий губернатор Иван Иванович Семенов. Мы вчера были приглашены сюда на языческий праздник, который режиссировал Касьян, то есть прокурор вашего района. А там произошла какая-то природная катастрофа, небо разверзлось и из него пошли черные молнии и все начали сжигать вокруг. Ну, пустите же, я изранен, окажите хоть какую-то помощь. Люди!…

- Черная? Черная, да-да, как птица, - и кузнец отвернул щеколду замка и отворил ворота. – Так вы не бандит, значит? – и рассматривает  грузного человека одетого в грязную кожаную куртку, со сдвинутой на бок каракулевой шапке, и, сделав несколько шагов назад, прошептал, - проходите.

- Так, это, правда, вы настоящий Семенов, ну, губернатор наш? – Демьян и поверить не мог, что такой человек сейчас мог стоять перед ним, без оркестра и охраны, без районного начальства, грязный, оборванный, просительный. - Проходите, проходите, - открывая дверь в дом, пригласила его выбежавшая на улицу Вера Ивановна. – Ты че стоишь, - стукнула она в спину ошалевшего мужа, - иди в печку дров подбрось…
Мужчина, еле-еле стянувший с себя мокрые туфли с носками, поставил ноги на маленькую скамеечку у печи.

- У вас водки нет, - умолительно посмотрел он на Веру Ивановну.

- Илюш, принеси лучше лавы, - остановив жену, шепнул на ухо зятю кузнец. Здесь, у нас в подполе, где консервация.

- Вызывайте милицию, врачей, - то ли сознательно, то ли бессознательно начал не говорить, а диктовать гость, размахивая рукою и толкая указательным пальцем в лицо кузнеца. – Там очень много людей пострадало, понимаете? И все быстро делайте! Быстро! Что стоите? Где телефон? Я спрашиваю вас? - налитые кровью глаза у губернатора сверлят, нет – как отбойный молот, бьют Демьяна по лицу. – Вы меня слышите? Где телефон? Понимаете?

- Извините, но у нас только в школе есть телефон, - словно придя в себя, выпалил  Демьян. – Но и там он уже, как год не работает, - развел руками кузнец. - Авария какая-то произошла на центральной усадьбе, нас и отключили.

- Не понял? – не сводит с кузнеца удивленных глаз гость.

- Ну, в советские времена мы были отделением совхоза «Первомайский», в 1988 году мы отделились от них и стали отдельным совхозом, а потом Ельцин пришел, убрал коммунизм и все, - развел руками кузнец, - теперь у нас ничего и нет, ни телефонов, ни антенн телевизионных, ни электричества, свет есть в тех домах, кто имеет дизелюшки и все. 

- А больница, милиция? – привстал Семенов.

- Извините, Иван…, как вас там, - сложила руки в боки Вера Ивановна.

- Иванович.

- Так это вы у себя спросите, почему вы нас лишили всего. Это вы у себя спросите, и у своих шавок, этих, как их там - Горынова Юрия Петровича, у Касьяна, который вам устроил здесь светопредставление. А также у нашего бывшего директора совхоза, а теперь помещика Михаила Федосеевича Одинцова, работающего под вашим руководством, - и Вера Ивановна, как танк пошла на таран, на своего гостя. - Это его бандиты десять дней нам руки выворачивают да все забирают, и все из-за того, что мы живем на земле его. Видите ли? На его земле, так что теперь тоже платите нам сюда, что по чужой земле ходите.

- Как так? – Иван Иванович привстав с удивлением смотрит на хозяйку дома.

- А вот так, губернатор. Мы заявления на то, что бы нам поровну земли выделили хотели написать, а он, дал по пустому листу и сказал, только росписи свои поставьте, а я, мол, в администрации, форму поставлю и все. И все, как вас там, Иваныч, все! Понимаете? Свою, сволочуга, форму Одинцов поставил, теперь это его земля, и ввел у нас крепостное право. Соседнюю Ивановку также поставили на колени, теперь за нас взялись, за каждый метр земли, на которой живем, плати ему по тысяче целковых за дом, да по пять тысяч - за огород.

- Четыре тысячи, - поправил жену кузнец, но тут же, после ее взгляда коршуна, закрыл рот и замолчал.   

- Так что вы, губернатор, без войска своего, нам здесь свои права не качайте, Иванович, или как вас там еще, - придвинувшись вплотную к губернатору Вера Ивановна толкнула опешившего гостя в грудь. – Ишь, какой тут нашелся, горох без стебля. Да я таких, как ты, в навоз затыкиваю. Губернатор.

- Что? – вскочив со скамьи, сипло заорал на хозяйку гость.

- А то, что вы тут нам вообще житья не даете, - толкнув в грудь гостя и усадив назад, пошла напором хозяйка. – Ишь, какой! Да мне на тебя плевать и растереть, понял!

И гость, опершись о горячую плиту печи, дернулся, и, завопив от боли, отскочил в сторону:

- Да вы понимаете, с кем вы сейчас говорите!? – еще раз попытался он взять верх над хозяйкой, но тут же получил мощный ответный залп.

- А ты кто такой? Губернатор, говоришь? Так твое место не там, с шашкой на коне размахивать и командовать, а должен приезжать к нам, и смотреть как живем, почему мы здесь умираем без врачебной помощи, почему у нас почты нет, дороги, если уж на то пошло, телефонов, электричества. Небось, когда в партии был, так пост занимал в области большой, и зажирился с тех пор, тебе наплевать на людей, лишь бы твоим детка, да внучкам было хорошо! Да?

Ишь, какой командир нашелся тут, дайте ему трон! – еще пуще набросилась на губернатора Вера Ивановна. - А твой трон у нас в навозе, понял? Это ты нашу деревню всего лишил, вот и поживи ка теперь с нами в этих условиях.
- Да как вы смеете! – уже и не кричал, а, словно, плакал губернатор, понимая, что сейчас его некому здесь поддержать, защитить, но, как говорится, тонущий хватается и за соломинку. – Да вы знаете, с кем вы говорите, а? Да я вас, вы знаете.

Накричавшись и сбив свою спесь, Вера Ивановна, поняв, что толку от этого разговора сейчас никакого не будет, махнула рукой на всхлипывающего гостя, села с ним рядом.

- Да, отстань ты от человека, - почувствовав окончание нервозной бури у жены, прошептал Демьян и, налив из бутыля в кружку лавы, подал ее губернатору. Тот, густо покрасневший, как свекла, ни слова не говоря, кивнул ему и, сделав несколько мелких  глотков для пробы лавы, распробовав, выпил ее до дна. И после этого с какой-то теплотой, посмотрел на своего спасителя, кивнул, мол, спасибо, и вернул кружку.

Все молчали, наблюдая за гостем. Лава быстро, прямо на глазах начала действовать на него: тот опустил руки на колени, оперся спиною об угол стола и прикрыл глаза. С полминуты посидев так, с трудом разлепил их, и уже заплетающимся языком прошептал:

- Понимаю вас, извините. Если это возможно, соберите людей и идите на Сухое болото, там Касьян закрутил такую карусель. Ведьмак чертов! – и, потеряв равновесие начал заваливаться на бок.          
Демьян вовремя его подхватил и вместе с Ильей перетащил губернатора в зал, и положил его на диван…

- Вы, извините, - и обессилено опустив голову на подушку, гость заснул.

- 2 –

До своей сельской «красной площади», где звонко ухала рында, Илья с Демьяном не дошли. Навстречу им бежал Семен.

- Ой, ребята, там один мужик из той компании в деревню пришел, приполз, - через секундное замешательство поправил себя он. – Я его, правда, не видел, Юрка Ефимов на ферму поехал, что-то его жинка там задержалась, так увидел обожженного мужика. И…

- Живой? – поинтересовался Демьян.

- Обожженный, не очень сильно, но. Короче, довез его до фельдшерши. Да она старуха уже совсем слепа стала, толку от нее никакого. Ну, что, дали ему самогона, пришел в себя, и говорит, что пожар там, на Сухом болоте, был страшенный, от черных молний. Белым пламенем все горело, и... – и Семен замолчал, всматриваясь куда-то вдаль.

- И что «и»? – тормошит Семена Демьян.
Но тот уже и не слышит его, а тыкает пальцем в сторону улицы:

- Может то наш алтарник?

Демьян, по направлению руки Семена, всматривается вдаль. Вроде никого на дороге и нет. Что же еще там могло ему показаться? Все вокруг белое, снегом закрыто, только местами черные пятна видны, где оголились от белого покрывала кустарник, где забор, а где и дрова, сложенные у забора.

- Не вижу. А ты точно знаешь, что он так и не вернулся вчера с Сухого болота?

- Да был у него, - Семен посмотрел на Илью, - не переживай.

- Так погоди, погоди, - поднял руку Демьян, - что же сказал этот мужик обожженный?

- Да ничего, глаза выпучил, и как сумасшедший, руками прикрывается и кричит, не кусай меня, не кусай, и падает на пол и ползет в угол. И все, толком и забинтовать лицо да руки обожженные не дал. Кричит, весь в испуге, даже боли от ожогов не чувствует. Говорю Юрке, мол, нужно его в город отвезти, а тот ржет как мерин, - махнул рукой Семен, - говорит, сейчас даже танк до города не дойдет.

- Правильно говорит, - согласился Демьян, - зимник просел, все, болота водой заполняются, а ям на той дороге знаешь сколько? И ферма сейчас без денег останется, куда им сейчас молоко девать. Так что там у рынды, народ ты собирал?

- Юрка, не я. Собралось человек десять, пока а Юрка, взбесился что ли, все бьет в рынду, и бьет.

- И правильно делает, - согласился Демьян Демьянович. – Нужно людей с подводами собрать, Колосова с его тракторами и туда ехать.

- Может я на Сухое болото сбегаю сейчас, посмотрю, что там и прибегу на рынду, пока вы собираетесь?

- Успеешь?

- Да что здесь, полтора-два километра напрямую.

- Давай, Илья, - хлопнул его по плечу Демьян. – Только не задерживайся.

- 3 –

Сколько Илья не пытался отвлечь свои мысли от неприятных чувств, а думать о том, что его может там ждать, на Сухом болоте, не получалось. Носки в мокрых сапогах сбились в гармошку и натирали ногу. Илья остановился у развилки дороги с тропкой, по которой они вчера с алтарником, Демьяном, Семеном и Юркой и Александром Дмитриевичем  Колосовым ходили на Сухое болото. Но, за ночь снег, на тропке еще больше подтаял, ноги глубоко вязли и проваливались в нем, набиваясь между штаниной и голенищем сапога.

Присел у дороги, с трудом стянул с ног мокрые сапоги, выжал носки, натянул их заново на ноги и пошел к Сухому болоту по дороге.

- Человек?

Илья остановился, осмотрелся по сторонам, это кто-то его позвал или ему показалось? Замер, необычная тишина не удивляла его, так как своими мыслями сейчас он был далеко не здесь. Вчерашний день, когда они были на Сухом болоте, не только перед ним, а и самим Демьяном, Семеном оставил много вопросов, к которым, не веря в сказку, просто, невозможно было найти хоть какого-то мало-мальски подходящего ответа. Как и сейчас, вроде бы кто-то окликнул его, но на дороге никого нет, как и на ее обочине, невидно ни одного свежего следа.

Хотел было уже пойти дальше, как невольно зацепил взглядом, что-то у поворота дороги, серое и еле-еле двигавшееся. Человек? Подбежал к нему, и от неожиданности оторопел, это было ни что иное как грязный от золы бумажный мешок. Да уж, Илья еще раз внимательно осмотрелся по сторонам - никого.

«Сухое болото». Широкая доска с указателем, на которой большими черными буквами были написаны эти слова, кто-то прибил к сосне, у своротка дороги к реке. Илья прибавил ходу и остановился только у самой стоянки с бортовыми машинами и с кунгами, «УАЗиками», и двумя огромными гусеничными вездеходами. Такую технику Илья когда-то видел по телевизору, еще в детстве. И только сейчас почувствовал что воздух, которым он дышит, горьковатый.
Дорогу, переходящую в широкую тропку, перекрывал, знакомый Илье, черный джип водителя Касьяна Лаврентия. Она спускалась к висячему мосту через реку, прикрученному толстыми железными тросами к деревьям.
И, чему снова не меньше удивился, что и на том берегу Ручья он никого из людей не увидел, ни у расставленных столов, с разложенной на них всякой снедью – хлебом, шашлыками, колбасами, бутылками с водкой. Бери, ешь, сколько хочешь, и никто не остановит.
- Люди, - крикнул Илья. – Люди! – прибавил голосу. – Люди! – Тишина. И из большой палатки, стоящей за походной столовой, тоже никто не откликнулся. Никого в ней и не было.

- Да уж, - вздохнул Илья и пошел дальше.


Прибрежная полоса леса плавно переходила на бугор с установленными на нем трибунами, скамьями для зрителей. Но и здесь, кроме двух человек с кинокамерами, стоящими по краям трибун - слева и справа, тоже никого больше не было. И тот и другой операторы, стояли согнувшимися, упираясь на киносъемочные аппараты, упертые на широко расставленных ножках штативов, и внимательно всматривались в их объективы. Илья остановился и некоторое время смотрел на них, боясь шумнуть, чтобы не помешать работать операторам. Но те и не обратили на него никакого внимания, стояли смирно, не шелохнувшись, увлеченные своей работой.

И только теперь у Ильи, посмотревшего на открывшуюся перед ним панораму болота, дух захватило. Вся его левая часть больше напоминала вспаханное поле, спрятавшее под черные пласты торфа весь снег. И только присмотревшись внимательнее, Илья увидел людей замерших как истуканы в бегущем хороводе, их лица были черными, измазанными золою, в черных одеждах. И, снова удивление, у каждого человека были по-разному подняты руки, ноги, тела, словно у некоторых застывшие в прыжке, и замершие словно на фотографии. Смотря на их замершие позы, казалось, что они остановились на мгновение и ждут какой-то команды, что бы снова сорваться с места и продолжит бежать в огромном хороводе вокруг бугра, с установленными на нем столбами, и человеком в таких же черных одеяниях, и вскинувшего как-то непонятно руки вверх.

Присмотрелся внимательнее к этому бугру и понял, что это и есть то самое капище, о котором рассказывал Колосов, с вкопанными в него идолами, выкованными Ильей.
Илья не сводил глаз с Касьяна, чего-то испугавшегося и прикрывшего лицо руками. Он тоже стоял как и другие, в совсем неудобной для человека позе, без движения. Чего же он боится? Илья осмотрелся по сторонам, ничего нет, только дымок, местами поднимается из земли.

Справа, в том месте, куда Илья с Демьяном входили между железными березами в ворота иного, незнакомого им мира, удивился необычному цвету земли, местами светло-бурого цвета, словно, плавится, как горящий уголь, а местами - ярко-оранжевого. И создается такое впечатление, что она действительно плавится, нагреваясь подземными огнями, и стоят над ней волны колышущегося марева, напоминающего розовый прозрачный пар или пламя. И только сейчас рассмотрел Илья человека, стоящего с той стороны марева, больше похожего на священника, в черной рясе, держащего над собой большой деревянный крест. Неужели это стоит пропавший вчера в лесу алтарник?

Илья напряг свое зрение и, облокотившись локтями о спинку впереди стоящей скамьи, в то же мгновение, потеряв равновесие, завалился на живот, кроша под собой дерево в мелкий черный песок золы.

Золы? Илья, упершись руками о землю, покрытую крошевом угольков, поверить глазам своим не мог, что скамейка из досок, на первый взгляд даже не тронутая огнем, при дотрагивании до нее, тут же, в одно мгновение, превращалась в сыпучий зольный песок. Илья встал, отряхнул с рукавов и штанины золу, невольно шагнул назад и опершись в соседнюю скамейку тут же провалился и, чуть не упал, подняв угольную в воздух пыль.

Что это, с удивлением он осматривается по сторонам, и только сейчас увидел, что все скамьи снизу покрыты черной угольной золой. Дотронулся до соседней доски, сдавил ее пальцами, и она раскрошилась…

Илья встал, и по проходу между скамейками направился к кинооператору, к худощавому парню, одетому в светло-синюю джинсовую куртку. Приближающегося к нему Илью тот, скорее всего не услышал, или просто не хотел отвлекаться, и, припав к окуляру объектива камеры, снимал это марево и стоящего за ним алтарника.

- Товарищ, - окликнул его Илья. – Мужчина! Мужчина, что здесь произошло? Мужчина?
– и Илья, дотронувшись до его куртки, остолбенел, и от неожиданности воскликнул,
– о Боже! – На его глазах произошло то, чего он ни как не мог себе даже и представить: часть одежды оператора, вместе с его телом, стала осыпаться на землю, как песок в песчаных часах. Сначала куртка с левой ногою превратилась в пыль и песок, за ними – спина с головой…,  осталась только половина его тела, то самое, что опиралось на камеру, но и оно, через несколько мгновений стало ручьем стекать на землю, покрывая ее серебристо-темной золой.

И все, буквально, через несколько десятков секунд, а может и меньше, прекратилось: от оператора осталась только горка золы, лежавшей под штативом кинокамеры.

Илья, сделав несколько шагов назад, почувствовал тошноту, голова закружилась, и он, теряя равновесие, падает в какую-то неведомую ему пропасть…