Глава 8. Бог с нами

Иван Цуприков
Лампада еле освещает лицо старика, наклонившегося у иконы.

- Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставлыпагося рабов Твоих, братьев наших Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная их согрешения и невольная, избави их вечныя муки и огня геенскаго, и даруй им причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящым Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троицу и Троицу в Единстве православно даже до последняго своего издыхания исповеда. Темже милостив тому буди, и веру яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой: несть бо человека, иже поживет и не согрешит. Но Ты Един еси кроме всякаго греха, и правда Твоя, правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и человеколюбия, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Илья глаз не отводит с молящегося у иконы человека, алтарника, присланного к ним отцом Алексием из города. Сколько пастырю лет, трудно сказать. Суховатый и подтянутый, не сутулый, по походке видно, что тело его в силе еще, хотя на вид ему под шестьдесят лет. Но когда на глазах у всех, тот с легкостью поднял с повозки мешок с мукой и отнес его в дом, многие от удивления раскрыли рты: вот тебе и старик. Это скорей всего из-за его одежды, старой солдатской шинели, да цигейковой шапки, да стоптанных валенок таким кажется.

А с какой легкостью он входную перекосившуюся дверь приподнял, снял с петель, пальцами вытащил вылезший гвоздь и, затолкав щепку в дырку, образовавшуюся от него, вдавил гвоздь назад – одними пальцем. Кто-то из мужиков, из встречавших его вместе с Демьяном, увидев это, охнул, бабы – перекрестились. Но люди молчали, и продолжали за ним наблюдать.

Алтарник насадил дверь обратно, поводил ею взад-вперед, и, поклонившись людям, сказал:

- Спасибо селяне, разрешите?

- Да, пожалуйста, - сказал кто-то из толпы.
Алтарник снова поклонился и, сказав, чтоб звали его Иннокентием, зашел в хату.

- Мужик деревенский, - так оценил его Демьян, - крестьянского, нашего  помолу.
Но несколько удивило людей и другое, когда Иннокентий, извинился перед Верой Ивановной, принесшей в его новую «обитель» матрац, вернул его ей назад, сказав, что привык спать на досках, спина его к этому приучена уже давно...

Необычный человек и, притом же, простой, всех встречает с поклоном, внимательно выслушивает и, не смотря на бороду, прикрывшую половину щек его, видно по мимике, страдает вместе с теми, кто ему о чем-то своем жалится. А какие необычные у него глаза, светло-серые, с легкой голубизной, а смотришь в них, кажутся прозрачными, неведомой глубины.

Вот и сейчас, наблюдая за алтарником, молящимся перед большой бумажной иконой, прикрепленной к стене, чувствуешь, что этот человек искренне верит тому, о чем говорит, и тому, перед чьим образом находится. И люди не замечают, что в маленькой комнатке, в которой они собрались, воздух сперт, все зачарованно следят за алтарником, стараясь уловить его каждое молитвенное слово. И каждый из них верит, что души их детей Николая, Михаила, Игоря и Владимира, погибших по непонятным причинам в лесу от огня и затоптанными какими-то людьми, возродятся сейчас, и предстанут перед ними.

- Ой, - воскликнула Меланиха, что-то увидев в серебристой дымке от свечей и лампад, упала на колени и стала кланяться, не сводя глаз с чего-то, только ей видимого. И все люди тут же, встали за ней на колени, начали креститься и заголосили, и раздался в избе такой плач, силы необычной, что и рядом стоящие люди, которых не коснулось страшное горе - потери своего ребенка, а пришедшие сюда из чистого любопытства, тоже не смогли удержаться, заплакали.

Но слова Иннокентия не глушат людской плач, они какой-то необычной силой наполнены, и люди слышат его молитву.

-  Ты, Сам, Господи, повелевавши ударяти в двери милосердия Твоего, молим Тебя, Прещедрый Царь, и не престанем умоляти Твое милосердие и взывати с кающимся Давидом: помилуй, помилуй рабов Твоих Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, Боже, по велицей Твоей милости. Аще же не довольно Ти словес наших, сего малого моления нашего, умоляем тебя, Господи, верою в спасительные заслуги Твои, упованием на искупительную и чудодейственную силу Твоей жертвы, принесенной Тобою за грехи всего мира; молим Тебя, о Сладчайший Иисусе! Ты еси Агнец Божий, вземляй грехи мира, распныйся ради нашего спасения! Молим Тебя, яко Спасителя и Искупителя нашего, спаси и помилуй и вечные муки избави душу приснопоминаемаго нами внезапно усопших рабов Твоих Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, не остави их погибнути во веки, но сподоби достигнути тихаго пристанища Твоего и упокой тамо, идеже вси Святии Твои упокоиваются. Вкупе же молим Тебя, Господи Иисусе Христе Боже наш, приими милостию Твоею и всех внезапно представившихся к Тебе рабов Твоих Николая, Михаила, Игоря, да Володимира, ихже вода покры, трус объят, убийцы убиша, огнь попали, град, снег, мраз, голоть и дух бурен умертвиша, гром и молния попали, губительная язва поразила, или иною коею виною умерших, по Твоему изволению и попущению, молим Тебя, приими их под Твое благоутробие и воскреси их в жизнь вечную, святую и блаженную. Аминь.

- Аминь! Аминь! Аминь! – в один голос просили все собравшиеся в избе

- 2 -

- Батюшко говорил, что духовник, предстоятель перед Божьим престолом, появится у нас не сразу, - Илья не сводил глаз со слушающего его Иннокентия, - а пока не очистятся наши нравы, наша земля, все, что нас окружает, потому что не возможно на скверную почву садить добрые семена. Нужно сначала землю вычистить от этих нечистот, а потом только принимать святыню.
Иннокентий перекрестился и посмотрел на Илью:
- Увидел я в тебе много вопросов, поэтому и попросил остаться, так что давай будем трапезничать, и расскажешь мне о делах своих.
- А как вас величать?

- Можете Иннокентием Павловичем, можете просто по имени.

- Хорошо, Иннокентий Павлович, даже не знаю с чего и начать? Имя у нашей деревни какое-то Дьявольское – Кощьи Нави!

- Не говори вслух о том, чего, Илья, тебе не знакомо. Кто нарек так вашу деревню, «Кощный Нави», - Алтарник поднял палец, - тот знает тайну ее, и можем мы ее хоть сколько раз переименовывать по-своему, как нам нравится, но силы заложенной в первом имени деревни не отнять. И если неведомым нам покрывалом она покрыта, то так просто не снять его, силы огромные нужны и… небесные, - и еще раз перекрестившись, Иннокентий Павлович, положил перед Ильей в тарелку яйцо варенное, картошку и кусок хлеба. – Кушай.

- Кощьи Нави?

- Да, да, так она называлась и до Наполеона, который не повел, через нее, свои войска, а обошел стороной. Но об этом, Илья, у нас будет время поговорить. Мало мы знаем, что про наш город, а про вашу деревню, совсем ничего, только легенды ходят. 

Алтарник отпил чаю и посмотрел на Илью:

- Будет время, поговорим. Расскажи мне лучше, что тебя так сильно волнует?

- Меня испугала тогда у церкви юродивая. Тыкала в меня пальцем и называла то Миролюбом, то медведем, - Илья посмотрел на Иннокентия Павловича, внимательно слушающего его рассказ и, невольно смутился. И увидев кивание головой Иннокентия Павловича, продолжил, – и, кричала: «Бей его! Бей его, не то Касьян тебя!»  Потом назвала меня еще, Муромом.

- Да, да, слышал, - сказал Иннокентий Павлович, - слышал. Редко когда Аксинья изрекает что-то понятное. Слушаются у нас люди ее, и сам, бывает, прошу ее, что-то сказать мне, но не всегда отвечает, только кулаком машет кому-то тому, кто, якобы, находится у меня за спиной. А перед отъездом сюда, крикнула мне вдогонку что-то, не понял: «Поклонись…» Остановился, хотел спросить ее, что она мне сказала, но, та уже убежала. Ладно, время придет, сам пойму…

- И вы верите ей? - Илья отложил в сторону-картофелину.

- А в этом мире мы всего лишь люди - с маленькими границами понимания всего, что  окружает нас. Мы слепцы, и вокруг нас, мир осязаемый, только иногда дает нам понятные видения…

Был на Руси юродивый Прокопий Устюжский. К сожалению, его житие нам полностью неизвестно, мы знаем только чуточку, что жил он в двенадцатом и тринадцатом веках, в городе Устюге, куда он пришел из Новгорода. Был он богатым купцом, ездил по миру, а покрестившись у святого Варлаама Хутынского, раздал свое богатство, и принял юродство, отказавшись от удобств и благ, от выгод земных, приняв вид безумного человека, не знающего ни приличия, ни стыда. Юродство давало ему право говорить правду сильным в свое время – князьям там, воеводам. Они, юродивые, обличали их за несправедливость, и притом радовали и утешали людей благочестивых и богобоязненных. Считалось, что находились они под защитой Христа.

Жил Прокопий на улице, спал "на гноище" нагой, на паперти соборной церкви. Молился тайно, по ночам, прося "полезных граду и людем". Принимал у богобоязненых людей помалу пищи, но никогда и ничего не брал у богатых.

Однажды Прокопий, войдя в церковь, возвестил Божий гнев на град Устюг "за беззаконные неподобные дела зле погибнут огнем и водою". Никто не слушал его призывов к покаянию, и он один плакал целые дни на паперти. Только, когда страшная туча нашла на город, и земля затряслась, все побежали в церковь. Молитвы людские перед иконой Богородицы спасли Божий гнев, и каменный град разразился в 20 верстах от Устюга, где многие столетия спустя, можно было еще видеть поваленный, сгоревший  лес.

… И заново перед Ильей предстал новый человек, уже не кажущийся старым, как недавно, а – как Демьян Демьянович, лет пятидесяти пяти, и борода у него разглажена, аккуратно отстрижена, придающая его облику необычно приятный вид.

Заметив это, Иннокентий Павлович остановился, прищурился:

- Я, Илья, бывший философ. Хотя, не правильно сказал, извините, я практикующийся философ, - и присел напротив Ильи. - Сегодня российские ученые, как и всего мира начинают понимать, что истинная наука, не может отрицать Бога, потому что она не в состоянии доказать Его отсутствие! Я один из них. Даже, когда был комсомольцем, потом – коммунистом, несмотря на то, что считал себя атеистом, когда встречался с трудностью, то просил у Него помощи. И верил, что Бог мне поможет, и, наверное, так и было.

Десять лет назад, потеряв работу, я не потерял духа, и пришел в монастырь. Помогал, чем мог в его восстановление - плотничал, слесарил, каменщиком был, и архивы изучал. Потом взял меня под свое покровительство батюшка Алексий, с его позволения ушел в схимники, прожил несколько лет отшельником, но того, что, казалось, со мной должно произойти, не получилось. Видно не правильно понял предсказывание юродивой, что ко мне спустится Мать Божья, и укажет мой путь. Будет ли так, не знаю.

Вот и вернулся к мирским делам, жаль время, не так много его нам отпущено, надеюсь, правильно сделал?! – пастырь встал, - И вот, получил от Алексия напутствие, помочь вам.

Говорит Иннокентий Павлович, а глаза у него, смотрят как-то необычно, внутрь Ильи, и глубже, словно разговаривает не с самим им, а с его внутренним сознанием.

- Может, и я зря к вам с таким вопросом обращаюсь, Иннокентий Павлович, но юродивая, ой, извините, Аксинья, словно прочла мои сны тогда, - потупил глаза Илья.

- Послушай, - пастырь положил свою руку на плечо Ильи, - послушай. Мне тоже кажется, что наша юродивая Аксинья обладает ясновидением. Люди говорят, показывала им, где колодец рыть. Одной женщине подсказала, чем ребенка больного кормить: сорвала лист подорожника, дает его козе и показывает на ее вымя. Вот так, Илья. И ко мне приходила, даже не знаю, как через закрытую дверь в монастырскую библиотеку проходила, и показывала на книгу и страницу, которую искал.

Так что юродивые, они помощники Божьи. Много про них читал, и про Николая Кочанова, и про Михаила Клопского, и про Иакова Боровицкого, и про Василия Блаженного, и про Николу Салоса. Думаю, и про нашу Аксинью, со временем кто-то из нас напишет. И церковь их не забывает, с почетом относится к их памяти, к их деяниям, как и к тем юродивым, которые живут ныне вместе с нами.

- Иннокентий Павлович, может, вы слышали, что несколько раз на нашей дороге бандитов находили убитыми. Даже зимой на них оставались следы от медвежьих когтей. И сны мне приходили, что я догонял этих бандитов, и что…

- Не хочешь, не говори, - похлопал по ладони Илью пастырь. – Не торопись. Сны не всегда правда, а правда, не всегда сны.

- Я просто не знаю, как обо всем этом вам рассказать. И я верю в то, что Бог есть, я знаю это, потому что Дева Мария услышала мои молитвы и мамы моей, и сошла с иконы ко мне, и вылечила меня.

Много видений ко мне стало приходить, когда я встал на ноги после болезни. И, будто встречался я с волхвами, которые мне дают выпить силы, - торопясь, чтобы не забыть, сбиваясь говорит Илья, - с лесной феей – Мавкой, с Иохананом – моим, якобы, старым другом из древности, будто мы с ним были богатырями русскими, и могли превращаться в птицу и в зверя. А он еще говорит, что кроме этого я был кузнецом, - все тише и тише говорит Илья, словно боясь чего-то.

Иннокентий Павлович положил свою горячую руку на трясущуюся ладонь Ильи:

- Успокойся. Не торопись, сынку...

- 3 -
 
- Я не знаю, какой-то рок лежит на семье кузнецов. Их родители, и все их предки – кузнецы, больше пятидесяти пяти лет не проживали, словно, стоит у них какая-то граница  по возрасту, - продолжает свой рассказ Илья. - Елена, их дочь, говорит, и дед ее ни чем не болел, и прадед, а вот как исполнялось им по пятьдесят пять лет – умерли, вместе с женами.

И не болели, ведь, в то время, были полны сил и разума, а как-то неожиданно, перед тем, как только брались за новую работу в кузнице, разжигали огонь, то, или пожар происходил и погибали в нем, или когда умирали, то сразу же пожар в кузнице и доме после этого начинался. Такое впечатление, что стоит кто-то над ними и ждет этого момента, чтобы забрать их к себе. И не только их, а и жен их.
Илья посмотрел еще раз внимательно на алтарника:

- Поэтому Лена, дочь кузнеца, моего учителя Демьяна Демьяновича, побаивается выйти замуж за меня, жалеет, просит, чтобы я кузнечное дело бросил, и отца просит это сделать. Но как нам жить без этого? Вижу, что сейчас места не находит себе и ее отец, Демьян Демьянович. Волнуется. Ему-то до пятидесяти пяти осталось совсем немного.

- Если закладывает для себя эту границу, значит, уже готовит себя к жизни в ином мире.

Кто это сказал? Илья с удивлением смотрит на Иннокентия Павловича, сидящего рядом, напротив него, а тот и губ даже, вроде бы, не разомкнул, а услышанные слова прозвучали его голосом. Удивительно. Илья осмотрелся по сторонам, в комнате никого нет.

- Это поверье в деревне издревле ходит за ними, поэтому и живут они на околице, - и остановить свой рассказ Илья уже не может, словно, кто-то заставляет его выговориться. – И моя бабушка тоже мне об этом говорила. Как-то хотел я об этом расспросить самого Демьяна Демьяновича, но так, как-то все непонятно получилось в тот момент, и рта еще не успел своего открыть, а он так посмотрел на меня, словно все понял, и сделал вид, что мы с ним должны поговорить об этом не в доме. Он вышел со двора, у калитки остановился и ждет меня. Я за ним, а он уже пошел в поле, к тем самым местам, где когда-то стояли дома его родных предков - кузнецов. И ничего на этом поле больше не растет, кроме травы, да редких кустарников. Но большими они почему-то не вырастают…

Алтарник положил свою теплую руку на дрожащую ладонь Ильи, словно, успокоить хочет молодого парня перед тем, как пойти с ним. Да, да, именно это чувство пришло к Илье, что он сейчас поведет Иннокентия Павловича с собой к тем воротам, куда водил его  Демьян Демьянович…

Болото необычное, серое, ничего по сторонам не видно, все расплывается в тумане, только путь виден, поросший мхом, и ни одного деревца, кустарника. Даже не чувствуется, как ноги проваливаются в торфе, покрытом светло-серой дымкой, идти легко. А вот и эти самые деревца – железные березы. Но пройти через них, как не пытается Илья, не может, ни с этой стороны, ни с той, будто в невидимую стену упираются. Вспомнил Илья слова Демьяна, стал на колено перед «воротами», поклонился и прошептал:

- Прими, Демон, раба своего кузнеца! Прими, Демон, раба своего кузнеца, Илью, и алтарника – Иннокентия, - и тут же почувствовал, что какая-то сила всосала его в себя. Перед глазами необычный лес, из стволов деревьев, кроны которых покрыты туманом, вместо травы – мох скользкий как грязь, и когда наступаешь на него, то он пытается раздвинуться, отводя в стороны свои тонкие стебельки.

Сделал пастырь шаг к Илье, да поскользнулся и, чуть не потеряв равновесие, схватился за дерево. А оно вздохнуло по-человечески: ох-х-х.

- Это душа человечья наложившая на себя руку, - кто-то прошептал, - вечная теперь у нее мука.

Опустил глаза Илья и вскрикнул с испугу, не на земле он стоит, а на червях, извивающихся под его ногами. И побежал он вперед, высоко поднимая ноги, боясь наступить на что-то шевелящееся и движущееся под ним, на скользкое и липкое, натыкаясь на деревья стонущие.

…И яркий свет молочно-серый остановил его, вокруг дома стоят, как мазанки, вместо стен прутья змеями извивающиеся, и у домов женщины стоят в платьях серых, и  скорбь в их глазах.

- Где ваши мужья? - спрашивает их Илья.

- Там, - сказала одна из женщин и, показав куда-то в туман, а сама не сводит глаз с Ильи, и говорит. – Это же сам Миролюб! - и поклонилась ему.
Заплакали навзрыд женщины, упали перед Ильей на колени, и запричитали:

- Спаси наши души от Демона. Спаси души мужей из его рабства…
Отпрянул от них Илья, вытер холодный пот со лба, и видит вокруг себя множество кузнецов, бьющих кувалдами по черному железу, от которого искры летят красные, и не искры это, а кровь вонючая, мертвецкая.
Тронул Илья одного из кузнецов, и вскрикнул от удивления – стоит перед ним сам Демьян Демьянович. Тот же, обернувшись, увидев перед собой Илью, бросил молот и упал перед ним на колени и вскрикнул:

- Миролюб, защити нас!

За ним другой кузнец обернулся, тоже - Демьян Демьянович, и тоже на колени упал:
- Великий Миролюб, защити нас от Демона. Веками мы здесь работаем, на Кощного.
Обвел всех взглядом Илья и сказал:

- Не в силах я сделать этого, а только Бог, - перекрестился Илья. И видит он, что находится не в подземном царстве, а в комнате, и стоит на коленях у иконы помощник церковный, алтарник Иннокентий Павлович, и молится:

-  Избави Илью, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близ грядущего, и укрой Илью от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Дай нам, Господи, крепость и мужество твердого исповедания имени Твоего святого, да не отступит страха ради дьявольского, да не отречемся от Тебя, Спасителя и Искупителя нашего, от Святой Твоей Церкви. Но дай нам, Господи, день и ночь плачь и слезы о грехах наших, и пощади нас, Господи, в час Страшного Суда Твоего. Аминь! - и наложил крестное знамение на себя, на Илью.

И  почувствовал Илья свежесть, пришедшую в его сознание, словно после долгого сна, растворившую дурман сна. 

- Не знаю, какая сила колдовская владеет вами, Илья, - встал с колен пастырь. - Нужно искать защиту в молитвах.

Илья вздохнул, поднял глаза на Алтарника и сказал:

- Говорила тогда мне у церкви юродивая, что множатся разбойники, и я должен их казнить. И оборотнем меня называла, и кричала о том, что Соловей с дуба слез, и я его должен убить. И Эммануилом меня называла…

- Еммануил – это не имя, - поправил его алтарник, - а призыв: «С нами Бог!»

- Так молитва, извините, это слова, которые, может и принесут кому-то через какое-то время помощь, но время нашей жизни скоротечно, Иннокентий Павлович. И, что, мы будем надеяться на Бога, и, ожидая его помощи, продолжать гнуть спину на этих бандитов, выдерживать их побои, отдавать им все, что заработали? Почему мы физически, вот этими руками, не можем выгнать их из нашей деревни, дать им, как нужно, сдачи?

- Потому что не верите в свои силы.

- Но вот сейчас, люди, которые стояли на литургии, они же, потеряли своих детей, и знают, кто в этом виноват?

- Потому, что боятся.

- Они всю жизнь боялись, Иннокентий Павлович, а сейчас…

- Илья, - пристально посмотрел на него алтарник, - ты же сейчас сам говорил: «Не в силах я сделать это, а только Бог!»

Илья от неожиданности поднялся:

- Так это был не сон? Мы действительно были вместе с вами в том мире?

- Может, - перекрестил алтарник Илью. - Зови меня Иннокентием.

- 4 -

Сосновое полено в печи зашипело, снег, оставшийся в его трещинах, под корой, запарил от горячего воздуха огня, и зашипел, как чайник. Илья,  сбив со своей одежды остатки снега с опилом, поклонился алтарнику:
- Я вас, наверное, уже сегодня замучил своими рассказами и фантазиями?
Алтарник обернулся и с улыбкой посмотрел на Илью:
- Ты веришь в то, о чем рассказываешь!
- Вы спрашиваете меня?
- Хм, тогда объясни, почему ты свернул с той тропки и повел меня к воротам?
Услышав это, Илья несколько смутился, пожал плечами в ответ и присел на скамейку у печи:
- Так ко мне пришли тогда видения про Демона, который забирает души кузнецов. - Илья остановился, словно понимая, что начинает не о том, что хотел, говорить. - Тропки, говорите? Я видел ее только одну, шел по ней, все вокруг в тумане, - и почувствовал тяжесть, спускающуюся на веки, закрывающие глаза, и когда попытался ее рассеять руками, как увидел тень, уходящую от него.

…Неужели эта неведомая сила прокладывает ему путь? Ускорил шаг, но не получилось, ноги упираются во что-то мягкое, тягучее, забирающее у него силы. Сделал шаг в сторону, и почувствовал твердую почву, вышел на нее, и отдышаться не может, но воздуха, которым дышит, никак уловить не может его вкуса, и туман расступился перед ним, и дорожка видна, узкая, петляющая между огромными трухлявыми пнями, изломанными остовами деревьев. И пошел по ней.

Идти легко, все впереди хорошо видно, и мерцающий огонек от факела или свечи, которую кто-то держит, и мох темно-серый, окаменевший, не режущий стопы ног. Пошел за ним, и чувствует, что кто-то ему помогает, словно, поддерживает за плечи и несет, несет, несет. И только сейчас Илья чувствует испуг, понимая, что неведомая сила его несет к тем самым воротам в мир Демона.

Хватается Илья руками за деревья, пни, но они тут же рассыпаются в труху, хватается Илья за валуны каменные, но и у них стены скользкие, липкие, за которые удержаться не в силах он. Уперся Илья, что есть силы ногами в мох, и перекрестился, сказав: «Помоги мне Матушка Божья, защити от сил черных, неведомых!»

И увидел Илья покрывало светлое, покрывшее все вокруг и спустившееся на него. И не покрывало это вовсе, а свет, и стоит Илья уже не в плотном вязком тумане, и не в болоте, а в сумрачном сосновом лесу, около огромного  валуна со стертыми на его широкой стороне ветрами и водами дождей глубокими царапинами. Царапинами глубокими, словно кто-то резцом по камню, как по дереву, написал какое-то письмо из рисунков и очертаний - рыб, изогнутых палочек, галок, туч, солнца, молнии.
И некоторые из этих очертаний понятны ему, только связать их смысл у него не получается. Хотел, было, Илья протереть камень от ржавчины и грязи, чтобы очистить буквицы, но удержал руку, чем-то знакома ему эта глыба.

«Камень у дома старого егеря», - словно кто-то прошептал ему за спиною. Осекся Илья, осмотрелся по сторонам – никого. И как хочется дотронуться до этой глыбы, ворот к Иоханану, но что-то удерживает его изнутри.
«Не те это ворота», - снова кто-то шепчет за спиною.
Стряхнул Илья светлую вуаль, покрывшую его своим светом, и снова он оказался во мраке, среди болота, и не видно куда идти. Протер он глаза, и мрак стал напитываться светлыми красками. Еще раз протер свои глаза Илья, и молочный туман стал прозрачным, и оказался он рядом с огромной елью, с обвисшими к земле от черного мха ветвями. Раздвинул их Илья, сделал шаг вперед, а за елью огромная поляна, покрытая прозрачным желтым дымом, бьющимся, как вода из родника, из огромной трещины в земле, сильными потоками, но прикрыта она льдом толстым и прозрачным.

«Вот она сила та, колдовская», - прошептал кто-то за спиною.

Оглянулся Илья, никого вокруг. Протер глаза рукавом, сидит он у печи и не спускает глаз с алтарника. А тот что-то шепчет про себя, неслышное, а Илья повторяет его движение губ и слышит звук своих слов:

«Авва Отче! Во имя Иисуса Христа пришедшего во плоти я Илья прихожу к престолу Твоей благодати и прошу милости, благости на молитву. Облеки меня Господи во всеоружие, покрой меня Твоей драгоценной кровью Иисуса Христа, пришедшего во плоти. Пошли Господи Твоих воинствующих ангелов. Молю о сверхъестественной помощи и защите меня, мою семью и селян, живущих рядом, от всего, что нам принадлежит.
Решением своей воли я Илья исповедую грехи своих предков находящихся не по своему желанию в рабстве Демона, которому верят и носят его имя, и прошу прости Господи моих предков. Прости Господь меня за все грехи унаследованные и приобретенные. И очисти меня Твоей драгоценной кровью Иисуса Христа, пришедшего во плоти и очень прошу Тебя дорогой мой Господь полностью отдели меня от грехов моих предков.
Голгофский крест между мной и грехами моих предков, как по отцу, так и по матери. Вся связь с грехом моих предков разрублена духовным мечем и уничтожена прямо сейчас во имя Иисуса Христа моего Господа. Я верой принимаю и благодарю Тебя Господи!

Решением своей воли, на весь духовный мир я, Илья, отрекаюсь от всякого рода посвящения меня сатане, как моими праотцами, так и меня лично. Я, Илья, навсегда отрекаюсь от всякого рода посвящения сатане, которое было совершено в моей жизни.
Я, Илья, отрекаюсь от всех услуг дьявола. Я отрекаюсь от черной магии, я отрекаюсь от белой магии, я отрекаюсь от всех учений не по воле Божьей. Я отрекаюсь от всех сатанинских ритуалов, я отрекаюсь от колдовства и колдовских молитв. И все дьявольские печати, которые есть в результате всякого рода посвящения меня сатане и пользования услугами дьявола, я посвящаю на разрушение и на полное уничтожение навсегда! И верю, что сейчас Господь Иисус Христос, пришедший во плоти и Божьи ангелы пришли на помощь мне и все совершилось!
Благодарю Тебя дорогой мой Господь и славлю Тебя!

А теперь на весь духовный мир я, Илья, посвящаю себя Тебе, Авва Отче, во имя Иисуса Христа пришедшего во плоти. Я посвящаю Тебе мой дух, душу, тело, волю, разум, мою семью, работу и творчество, и все, что мне принадлежит, всецело посвящаю Тебе дорогой мой Господь. Посвящаю навсегда! Дух Святой, войди в мое сердце, наполни меня и живи во мне всегда. Благодарю Тебя Господи! Иисус Христос пришедший во плоти мой Господь, я христианин(ка) и хочу служить Иисусу Христу.

Именем Иисуса Христа пришедшего во плоти моего Господа, приказываю всем демонам, которые прикреплены ко мне в результате посвящения меня сатане, убраться немедленно во имя Иисуса Христа пришедшего во плоти. И всем поводырям приказываю убраться немедленно во имя Иисуса Христа. И всей нечисти приказываю убраться немедленно во имя Иисуса Христа навсегда!

Во имя Иисуса Христа я беру власть над проклятием уничтожения, которое начало действовать в результате расторжения посвящения сатане и приказываю проклятию уничтожения разрушиться прямо сейчас во имя Иисуса Христа в отношении меня и всех мною посвященных Господу. Я верю, что сейчас Иисус Христос пришедший во плоти и Божьи воинствующие ангелы со мной и все совершилось!

Кого Иисус Христос освободит, те истинно свободны будут.

Во имя Иисуса Христа, пришедшего во плоти, приказываю всем демонам связанным с проклятием уничтожения убраться немедленно во имя Иисуса Христа, убраться навсегда! И никогда не возвращаться! Благодарю Тебя дорогой мой Господь за свободу, за победу с Тобой. Ты всегда даешь нам торжествовать во Христе Иисусе Господе нашем. Безмерно благодарю Тебя мой любимый Иисус Христос. Благодарю и славлю Тебя. Аминь!»

Илья встал, приложил руку к сердцу, словно извинился перед алтарником, за то, что сейчас наговорил:

- Еммануил!

Алтарник приподнялся из-за стола и вопросительно смотрит на Илью.

- Извините…

- Ни к чему, - поняв смущение Ильи, Иннокентий поднял правую руку. – Тебя тяготит вопрос, как разобраться с бандитами. Если мы будем это делать, прося защиты в молитвах, то, значит, заблуждаемся, занимаемся выдумыванием, представлениями, мечтами в сказочных героев? Так? А вот если их поднять на вилы, то это поступок!

- Да.

- Илья, наш духовный мир естествен и реален. Не стоит сводить его к обиталищу привидений и духов, ангелов-хранителей и демонов.  Первая и главная его задача – быть вместилищем мыслей, положительных и отрицательных, информации, полученной от людей. Все это невозможно ни потрогать, ни взвесить, однако нельзя отрицать, что такая способность присуща большинству людей.

Алтарник повел рукой вправо и опустил ее, но на это Илья уже не обращал внимания, он – слушал и понимал, о чем говорит Иннокентий: о нем.

- Это и есть твой духовный мир. Но ты его считаешь не настоящим, а сном. Вот здесь мне трудно сказать, что является сном. То, что мы сейчас находимся с тобой здесь и говорим, или то, что ты побоялся, стоя у камня войти или вернуться в тот мир к князю Святославу. Там же тебя все знают, кто, как богатыря, защитника, как и там, за воротами, где кузнецы ждут со своими семьями, что ты спасешь их от демона. А кто тебя знает и как кузнеца, обладающего таинствами, которые не ведомы остальным.

Тот мир, так же реален, как все сущее. К сожалению, к нему нельзя прикоснуться и потрогать его, как невозможно потрогать запах, мысль.
- Можно, - сказал Илья, - я чувствовал мох каменный, вы – дерево, в которое уперлись, чтобы не упасть.

Алтарник напрягся, и, неожиданно для Ильи, потерял свою грацию подтянутого и сильного человека, с легкостью передвигающегося по комнате. Иннокентий сгорбился, и в его руке оказался костыль, курчавые черные волосы, превратились в редкие нечесаные космы старческой седины, свисающие до плеч.

- Ты, - дед поднял костыль, - запомни, люди знают, что время нельзя остановить или повернуть назад, старик, не станет молодым, - и опять на глазах Ильи произошло необычное, дряхлый старик опять стал стройным, средних лет мужчиной, не опирающимся на клюку. - Поэтому необходимо выбрать, чем именно заполнить наше время. Ты – кузнечным делом, ты – сразиться с демоном и защитить людей, окружающих тебя. В душе ты воин, в настоящем – художник, а может и все наоборот, в душе ты художник, а в настоящем – воин.

Илья настороженно следил за алтарником, понимая, что в чем-то он, может и прав…

- Не торопись, Илья, делать выводы. Ты ко мне пришел не за этим…

- 5 –

Филин, сидящий на нижней ветке дуба, не сводит своих огромных глаз, цвета высохшего листа, с Ильи.
Всадник остановил коня и внимательно смотрит на птицу. Конь, чувствуя беспокойство своего хозяина, замер и фыркнув, замотал своей пышной гривой.

- А ты-то, чего, Севка? – Илья, отодвинув в сторону мешавший ему колчан со стрелами, провел рукой по холке своего четырехногого друга.

Но, коня это не успокоило, он начал перебирать ногами, отступая в сторону с тропки, развернулся к дубу, стоящему у лесной дороги, боком, и вот-вот готов сорваться с места и во всю прыть поскакать назад.

- Ну-ну, - похлопал по загривку Севку Илья, - филин не твой враг! И не мой.
Но конь не слышал своего хозяина. Дрожь прошла по его холке, по телу, и несколько раз копытом, громко ударил он по соседнему дереву, с которого тут же посыпались желуди. И только теперь Илья понял волнение коня, когда из-за широкого дерева вышла рысь, за ней – медведь, и не сводят они своих глаз с всадника.
Илья с силой потянул на себя узду, и конь попятился назад.

- Что произошло? – спросил Илья.

- Несметную силу ведет за собой Демон Кощей, - прорычав, поднялся медведь на задние лапы, и встал во весь свой огромный рост - с полдуба. Отряхнувшись, сбросил с себя звериную шубу и предстал перед Ильей Дубыня. Мужик богатырской стати, между плечей - сажень косая, как и на груди его, в руке булава, ручка которой скручена вокруг ладони. Смотрит на Илью из-под бровей, пожевывая волос с уса, и продолжает, - голодную силу! 

- Черную силу ведет Кощей, - зашипел и встрепенулся крыльями филин, и, скинув с себя перья, худощавым молодцем с легкостью спрыгнул на землю.
И узнал в нем Илья Филимона. Филя - мудр, в делах – скор, но перед тем, как приступить к ним, все осмыслит заранее, чтобы победить, по этой черте своего характера и образ выбрал себе совий.  Но колдовской силой слаб…

- Сила множественная, - вытянув свои лапы вперед, царапнув когтями по древесным корням, по-кошачьи прорычала рысь. – Мышиная сила, крысиная, воронья, змеиная.

- Не первый раз уж нам с этой ратью драться, - вздохнул Илья и положил свои руки на рукоять меча. – Главное не дать ей заполонить наши русские земли, народ наш слаб еще, в боязни находится, а воспитывать его кощеевыми плетьми нельзя, как змеи в норы попрячется, как мыши запищит и померкнет, пропадет от этого Русь наша.

Рванул Дубыня в сторону полог, словно не воздух, а холст с картины, и пропускает вперед себя Илью:

- Ждем тебя, Миролюб.

У огромного яркого костра сидят богатыри - князь Святослав Великий, Вольга Святославович…  Увидев их, пошел  к своим старым друзьям на встречу Илья, но тут же холод ледяной, с необычною силой оттолкнул его от  них назад. Хотел было подняться с земли Илья, но вначале осмотрелся по сторонам, и, увидев Старца Волха Всеславича, приложил руку к сердцу перед кудесником, прапрадедом своим.

- Здравствуй мой учитель, Волх Всеславич, пришел я за помощью к тебе, - прошептал Илья.

- Здравствуй, Миролюб. Не думал, что встречу тебя. Путь твой был потерян в Нави, не выпускал на мой зов тебя демон, запер душу твою в мальца, и спрятал в Кощьей Нави. Молись Матери Божьей, что помогла нам высвободить тебя … - и поклонился Старец Илье в ответ.

Закрутились листья перед Ильей в смерче, но не успел он от ветра и глаз прикрыть, как неведомая сила неожиданно подхватила его под руки, высоко подняла, да с легкостью на землю бросила. Дух захватило от этого падения у богатыря, но не упал он на землю, а мягким под ним воздух стал, как сено, и что-то неведомое поставило его аккуратно на ноги. И …стоит перед ним Всеволод Полоцкий, волкодлак-оборотень, ученик Старца Волха Всеславича.

- Здравствуй, молодец, - обнял он Илью. – Забыл ты про нас, глаза твои любовь застила.

- Хорт, - окликнул его Волх Всеславич.

- Я не волк, - с обидой обернулся к старцу Полоцкий.

- Так не обижай человеческого сына.

- Ш-ш-ш, - обернулся змеей Всеволод. – Ш-ш-ш, извини меня учитель… - и отполз от Ильи.

- Можно слово, учитель? – встал на колено перед Волхом Всеславичем Илья, и руку приложил к сердцу. – Помоги учитель!

- Ты слаб? – повысил голос Старец.

- Помоги? – еще тише прошептал Илья.

- Нет! Боюсь людей приучать к чужой помощи. Нельзя этого делать, а то совсем беспомощными станут. Слушай Миролюб, избрали в России нового князя, окрепнет он скоро, начнет войско собирать под свои знамена из таких как ты. А ты не жди этого, сам наводи порядок, не то, поздно будет.

- Но я один…

- Это мы одни, Миролюб, против туменов черных Кощевых, - встал князь Святослав Великий. Увидел его Илья и невольно преклонился перед кудесником, как и маг Волх Всеславич. Слышал много Илья об его подвигах, когда он и от тысяч стрел уклонялся, и, превратившись в смерч, уничтожал врага. - А если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя.

Стыдно слышать эти слова Илье, преклонил перед князем голову.

- Ионохана в помощь привык звать, хотя и тебе самому по силам наказать виновных.

- Так люди боятся их, дрожат, в своих домах прячутся, как мыши в норах.

- Так зачем тебе их защищать тогда? – напористо спрашивает Святослав. - Делая людям добро, не жди от них благодарности. Сам понял, когда стал людям деньги возвращать за то, что ты не украл. И что в ответ? Люди по природе неблагодарны. Сделал добро и забудь об этом. Послушай Иисуса, Бога.
Обхватил Илья с силой рукоять меча, глубоко вздохнул, и нечего ему сказать в ответ, хотя чувствует, что не согласен с князем. Поднялся, и, не поворачивая головы в сторону магов с колдунами, направился к открытым вратам. И у выхода услышал голос Иоханана, друга своего с древности: «Кто сеет ветер, пожнет бурю…»

- А вспомнишь секрет, Миролюб, которым обладаешь, держи его крепко в устах своих, в памяти прячь, не дай демону силы… - услышал он слова своего деда, Старца Волха Всеславича

Вздохнул Илья и, сдержавшись от обиды, шагнул обратно, в мир человеческий…

- 6-
 
Ребенок плакал навзрыд и мать, пытавшаяся хоть как-то его угомонить, ходила по комнате со стороны в сторону.

- Мне сказали, что вы можете вылечить моего Ванечку. Помогите, помогите, отец, не знаю уже к кому и обратиться. И к гадалке ходила, и к бабке-грызунье, и к докторам. Вот они и сказали про вас, отец.

Иннокентий взял из рук женщины плачущего ребенка и, к удивлению всех, тот тут же успокоился, смотрит на алтарника, своими большими глазками и изредка всхлипывает, словно, по своему, что-то ему рассказывает.

- А бабка, как начала грызть грыжу, он как закричит от боли, не знала, что и делать… - продолжает свой рассказ женщина 

- Ничего, ничего, правда, Ванечка, сейчас грыжа успокоится и спрячется, правда, Ванечка, - алтарник передал малыша матери, и попросил на нем расстегнуть рубашечку, и, расстелив на столе одеяльце и простынку, показал ей, куда положить малыша.

То, что увидел Илья, напугало. Пуповина у ребенка была размером с гусиное яйцо, ярко красной.

- Видите, видите, - запричитала мать. – Помогите, помогите!

- Успокойтесь, постарайтесь успокоиться, - поглаживает по голове женщину пастырь,
- это же ваша половинка, ваша боль – его боль, его боль – ваша боль. Вам всем нужно успокоиться, устали, дальний путь прошли… - и женщина, слушая алтарника, закивала головой и присела на скамью у стола. 

Иннокентий посмотрел на Илью, и легко поклонившись ему, словно извинился перед ним, или тем самым, разрешая ему наблюдать за происходящим действом.
Алтарник наклонился перед малышом, окрестил пуповину и вспрыснул ее водой из бутылки, и повернулся к иконе.

«Господи, Боже, Благослови, Отче! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Есть море-окиян. И в том море-окияне есть белый камень Латырь, высота его 60 сажен, долгота его 60 сажен. На том камени Латыри стоит хрустальный терем. И в том хрустальном тереме стоит золот стул. На том золотом стуле сидит красная девица, подпоясалась золотым поясом, подперлась золотым посохом. - "Государони ты, красная девица, дай ты рабу Божью Ивану грыжных слов добрых. Грызет у раба Божия Ивана, подпуповинная грыжа. Грызет та грыжа ветха месяца и молода месяца, и в перекрои месяца; по утренним зорям и по вечерним; по всякой день, по всякой час и по всякое время".

И говорит красная девица: "Ой еси ты грыжа! Пошла еми ты, грыжа, от раба Божия Ивана в пучину щукою; и ты выйди из него, и поди к белому каменю; буди тамо до скончания века. Доспей себе, грыжа, в камене гнездо кругло, а не грызи ты у раба Божия Ивана, вотчины, ни тела, ни крови, ни тела, ни кости, ни мозгов. Грызи себе, злая грыжа, у тридевяти рек головы, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни костей, ни мозгов. Грызи себе, злая грыжа, у тридевяти головы, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни костей, ни мозгов.

Грызи себе, злая грыжа, у тридевяти древ головы, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни тела, ни костей, ни мозгов. Грызи себе, злая грыжа, горькое древо осину, а не ешь ты, злая грыжа, у раба Божия Ивана, ни крови, ни тела, ни костей, ни мозгов от ныне, и до века, и до гробной доски: в день и в ночь, по всякой час.

Спаси, Пречистая Богородице, Святый Господь, Козмо и Дамиян, - и престаньте, государи, в помощь к семи нашему делу. Которое слово не вырвано, то было бы вставлено, которое слово напереди, то было назади; кое слово назади, то было напереди. Чтоб не было больше мастера раба Божия Ивана, от востоку и до западу, от юга и до севера, и рабу Божию Ивану на здравие, души на спасение, болезни на исцеление, словом моим на прибыль - до умертвия тела его, во веки веков. Аминь».
Алтарник встал, обернулся к малышу и вспрыснул водою с бутылки грыжу малыша, и в туже секунду, на глазах Ильи, этот огромный пузырь стал морщиться, уменьшаться и прятаться в пупе.

Опять обернулся пастырь к иконе и встал перед нею на колени:

«Господи, Боже, Благослови, Отче! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь…»

Илья помог женщине одеться, открыл дверь и, когда она вышла, поклонился  алтарнику:

-  Извините, отец Иннокентий. Я сейчас в таком состоянии непонятном…

- Успокойся, Илья, - остановил его пастырь. – Ты на пути, - и перекрестил молодого кузнеца. – Много видений к тебе приходит, трудно дать им оценку. Много ты полежал больным, каждый день приходили к тебе мечты и обиды, фантазии, и трудно сказать, к чему ты больше привык. Фантазия, она тоже путь, как шаг, который ты выбираешь, хочешь его сделать или нет.

- Я понял вас, отец Иннокентий.

- Приходи, тебе есть о чем поговорить со мною.

- Спасибо, отец Иннокентий. А вот грыжу вы сейчас замолили, это как? Это Бог ее убрал или молитва, или вы – кудесник?

- Мы все вместе. Сила молитвы огромна, потому что она Божественна.

- Отец Иннокентий, я все сейчас видел своими глазами, даже не верится. Неужели я на самом деле видел Матерь Божью, волхва, Иоханана, деда своего Старца Волха Всеславича?

- Все мы находимся в миру. Отдохни, - и окрестил Илью.

И тут же Илья почувствовал какое-то успокоение. Вздохнул, но у порога остановился.

- Извините, а можно ли так молитвою вернуть Петра, нашего бывшего участкового милиционера и Семена, будущего мужа моей матери. Они пропали, и никто не знает, где они, что с ними могло произойти?

- Иди, - сказал алтарник, сделав вид, что не расслышал вопроса Ильи, или таким образом решил расстаться с Ильей, чтобы вернуться к своему алтарю.
Илья еще раз поклонился, пожал ему руку и… почувствовал, что Иннокентий Павлович, удерживает его.

- Да, отец.

- Пусть успокоится Демьян, ему уже пятьдесят семь лет …