Да, прав был Петр, в ЗАГСе отказались принять от Ильи заявление на бракосочетание. Только не по той причине, что Илья без Лены к ним пришел, а по другой: деревня Кощьи Нави, как населенный пункт в Советском районе не значилась. Вот так-то! И все попытки бывшего милиционера доказать обратное, о том, что в 1994 году их совхоз исчез вместе с коммунизмом, и поэтому селяне решили вернуть своей деревне старинное имя - Кощьи Нави, ничего не дало. Как оказалось и старого названия их села – «Путь октября» в их документах не значилось.
- Да, понимаете, я до октября прошлого года работал там участковым, - ища, еще хоть какой-то довод в своих уговорах сотрудницы ЗАГСа Петр Аркадьевич.
- Ну, так чего же вы сюда едете? А? – не сводя глаз с огромного зеркала и, стараясь оставаться спокойной, сказала заведующая ЗАГСом. И, поправив свою пышную светло-рыжую прическу, чем-то напоминающую стог запревшего сена, мельком глянув на Илью, сказала. – Так зачем вы тогда едете к нам, а, молодой человек? Идите в свой сельсовет, и расписывайтесь.
Поймите, дорогие мои, я не имею права заниматься приписка…, то есть вопросами, которые не находятся в ведении нашего органа записи актов гражданского состояния. Еще раз повторить? Записи актов гражданского со-сто-я-ни-я, понимаете? А то может вы бандиты какие-то? Так что, еще раз извините, - громко, даже как-то вычурно, артистически сказала она, приглашая в этот момент к письменному столу двух здоровых парней.
- Да нет у нас никакого сельсовета! – словно что-то пытаясь еще раз доказать уже надтреснутым голосом, махнул рукой Петр Аркадьевич. – Понимаете? Как ластиком, понимаете, нас стирают с лица земли, как ластиком чернила с бумаги!
- Ну а чем я вам могу в таком случае помочь? Идите в администрацию района и там им докажите, что вам нужна своя сельская муниципальная, или поселковая администрация. А здесь вам свои права качать не надо. У нас только начинается рабочий день, в коридоре очередь. Вот молодые люди пришли, у них радость, ребенок родился, нужно оформлять документы, а вы всех задерживаете.
Мы выполняем только официальную фиксацию факта – рождения человека, образования семьи и смерти, Боже упаси вас от этого, - как-то красиво, вычурно перекрестилась она, - и выдаем по этому поводу соответствующие свидетельства государственного образца. И это мы можем сделать лишь на основании представляемых документов (медицинских о рождении или смерти, либо копии решения суда о разводе). В случае заключения браков, - вздохнула в очередной раз заведующая, - ЗАГС выполняет, помимо собственной регистрации, функцию перевода граждан из одного гражданского состояния в другое.
- Ну, а я о чем! – продолжил настаивать Петр. – Мы же не просим вас давать прописку. Его Лена хочет взять мужнюю фамилию и все, мы же не просим вас
прописывать ее, или еще что-то другое делать. Вот же ее паспорт. Она беременная,
от Ильи у нее ребенок, и он хочет его усыновить, как отец, муж его будущей мамы. Понимаете?
- Вы меня сейчас заставите вызвать милиционера, - также как и Петр, громко выкрикнула женщина. – Может вы ее убили где-то, а вместо нее другой женщине хотите этот документ сделать.
- Так мы сейчас Ленку привезем, вот увидите, - словно уловив момент, что вот-вот заведующая ЗАГСом согласится с его доводами, Петр улыбнулся. – Ну вы поймите нас.
- Товарищ сержант, - зычным голосом в открытую дверь закричала женщина. – Идите сюда, нам мешают работать!
- Мужики, а ну пошли на хер отсюда, - выкрикнул один из сидящих за столом парней.
– Вы че, не поняли? – и поднялся, сделал несколько шагов к Илье и, схватив его за шиворот, сильно оттолкнул его от себя к стене.
Илья, еле удержался на ногах, и тут же получил сильный удар в лоб и упал на пол.
Да, такого поворота событий никто из присутствующих здесь и не ожидал. Заведующая и ее помощница, что есть мочи завизжали. Илья же, утершись, обороняясь руками от машущего кулаками и наступающего на него парня, вывернулся и схватил этого рассвирепевшего бугая за отворот дубленки и со всего маху оттолкнул его от себя.
И не смотря на то, что тот был, чуть ли, не в два раза больше Ильи, он отлетел от него, как теннисный шарик и всей спиной ударился о стену комнаты.
Второй бугай, по виду не меньший своего напарника, тут же вскочил из-за стола и заняв боксерскую стойку, двинулся на Илью. И если бы тот, стоящий к нему боком, краем глаза не заметил его движения, то получил бы сильный удар в голову. Но, успел Илья, успел, и как-то мгновенно защитившись, выставил навстречу ему руку, ударил ладонью в лоб. Мужик от такой неожиданности оторопел, но тут же собрался, и начал махать кулаками, пытаясь попасть Илье по лицу. Но тот, словно боксер, быстро отступил в сторону от наступающего быка, пропустив его вперед, изловчившись, схватил парня за шиворот и пояс, и как-то по-кузнечески, поднял его над собой, как молот, и обрушил на пол.
- Вот это дела, - схватив Илью за рукава, Семен и Петр, потащили его к выходу из ЗАГСа.
А заведующая с сотрудницей, перестав кричать, заворожено наблюдали, как худощавый парень, на их глазах, буквально за полминуты разобрался со здоровенными мужиками, припечатав их обоих: одного к стене, другого – к полу.
Хорошо - мотоцикл завелся сразу, и они быстро рассевшись в него, не посмотрев даже в сторону ЗАГСа, двинулись и, быстро набрав скорость, поехали в сторону площади. Метров через сто Петр свернул в какой-то из переулков, потом – в другой, еще и еще, и выскочил на широкую улицу, прочищенную от снега. По обеим ее сторонам стоят высокие двух и трехэтажные частные дома.
Стены одних выложены из красного кирпича, другие – из белого, с узорами и без, но каждый из них, по-своему, напоминал сказочный дворец, с балконами и мансардами, с длинными красными, зелеными черепичными крышами. Как дома, так и заборы, тянущиеся вдоль улицы, тоже были разной высоты, цвета. У огромного трехэтажного дома забор был сделан из красного кирпича, высокий, в человеческий рост, не меньше. У второго, больше напоминающего древний рыцарский замок, сделан из кирпичных колонн, стоящих друг от друга на пяти или шестиметровом расстоянии. Между собой они связаны оградой из литых, вертикально стоящих четырехугольных рей, наконечники которых расплющены и заострены.
А вот следующий забор поразил своей необычной красотой. Его колонны, выложенные снизу из огромных необлицованных камней, с вмонтированными сверху в них ровными, четырехугольными кирпичными столбами, соединенными между собой кованной оградой с многоугольными узорами.
Вот это работа, сделана просто и ажурно! Илья чуть шею не свернул, пытаясь внимательнее рассмотреть, удаляющийся от него тот забор. Но вот Петр свернул с этой улицы, и они попали в микрорайон, состоящий из двухэтажных длинных домов-инвалидов. Фу ты!
- Там живут нувориши! – кричит Петр. – А здесь, обычные люди, работяги!
Работяги! Илья, подняв повыше налезающую на глаза шапку, с интересом рассматривал заснеженную, неубранную улицу. Удивительная вещь, та улица дочиста очищена от снега, а эта им завалена, по самые окна. А дома-инвалиды, настоящие инвалиды. Вот этот кривой, с правого торца просел весь, стены из бруса под низом, видно, сгнили совсем. Но сейчас они прикрыты снегом – что их не мпасет.
А второй дом еще хуже выглядит, вообще посередине просел, вот-вот развалится. И как только люди в нем не боятся жить?
Петр свернул на другую улицу, она такая же, заснеженная, проезжая часть узкая даже для мотоцикла, и поэтому его начало кидать со стороны в сторону. А дома здесь длинные одноэтажные стоят, на несколько хозяев, такие же уроды, у того – крыша с одной стороны почти в землю упирается, без костыля не устоит. А за ним - оконные ставни свисли, стены в трещинах, да и забор, как дед кривой, наклонился, и кряхтит от тяжести снега, вот-вот не выдержит и упадет.
Вздохнул Илья, вот тебе и город, да еще районным центром называется. С одной стороны больной и кривой, а с другой – весь в дворцах… Бывает же? Что-то тяжелое к горлу подобралось Ильи, лучше б и не ехал сюда, нужно было послушать Семена, да выделкой лика заняться, а то завтра-послезавтра Касьян за ним приедет. Хотя и…
- Эй, что не слышишь, - только сейчас понял Илья, что Петр остановил мотоцикл и что-то ему говорит.
Илья посмотрел на него и, увидев, что Семен и Петр смотрят на него, спросил:
- Вы что-то говорили?
- Илюшка, а как ты того борова, а? – смеется Петр. – Даже не ожидал что ты такой силач. Раз и одной левой одного слона к стенке прибацал, а за ним - второго. Ну, молодец!
- Вроде и хиляк на вид, - хлопает его по плечу Семен, - а какой жилистый. Правду Демьян говорил, что у тебя вместо крови чугун с железом течет.
- Да ну, вы, - отмахнулся Илья. – Выдумаете такое.
- Да ладно, ладно, - смеется Петр, - вон церковь. Вас подождать?
- Да нет, - ответил Семен, - дело у нас серьезное, нужно с батюшкой встретиться, посоветоваться.
- Ну, ладно, - кивнул Петр. - Если у вас все быстро закончится, то туда, через тот переулок пройдете и увидите почту. Она справа, такое длинное деревянное здание, и около нее вечно стоит куча стариков, за пенсией…
- Понятно, понятно, - похлопав по плечу Петра, сказал Семен и, подхватив под руку Илью, повел его к церкви.
-2-
В церкви было жарко и очень тускло, сильно пахло ладаном. Семен с Ильей видели только спины собравшихся в большом зале людей. Несколько человек, услышав, как они вошли в храм, расступилось, пропуская их вперед, но Семен дальше не пошел, остановился, за ним - Илья.
- Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш, в воню благоухания духовного, еже прием в пренебесный мысленный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать Пресвятаго Твоего Духа, - слышалось песнопение мягкого мужского голоса.
Глаза привыкли к свету, Илья, сняв мокрую от снега шапку, с интересом начал рассматривать висящие на стенах иконы. От мерцания свечей показалось, что на некоторых из них нанесены живые образы, то моргают, то поворачивают головы, то грустят, а некоторые с улыбкой рассматривают собравшихся людей в церкви.
Впереди стоящие люди расступились, начали громко шептаться, креститься и кланяться перед подошедшим к ним священником, размахивающим кадилом.
Илья тоже поклонился, сняв шапку, и покрыл себя крестным знамением. Поднял голову, стал наблюдать за священником, одетым в черную рясу и размахивающим кадилом. Мужчина молодой, лет тридцати, отпущенная бородка нисколько его не старила, да и лицо у него было какое-то приветливое, спокойное.
Когда священник удалился назад, к алтарю, кто-то ткнул Илью в бок и прошептал ему в ухо: «Упала на нас благодать Господня, молись сынок».
Илья хотел было обернуться к тому, кто ему это прошептал, но опять же получил легкий толчок:
- Молись, сынку, молись!
Илья наклонился, обложил себя крестным знамением, и ниже поклонился.
- Ниже, ниже кланяйся, - и только сейчас он понял, что сзади него стоит женщина, и она ему подсказывает, как нужно вести себя в церкви при молитве. – Дым - это Дух Святой, он нисходит на всех нас, - шепчет она, - носящих в себе образ Божий. Кланяйся ему, проси благословения у него.
Илья никак не может понять, что от него требует эта женщина: чему кланяться, перед чем молиться, иконами или дымом, оставшимся от кадила? Наклонился пониже, перекрестился, выровнял спину, и когда почувствовал, что опять чья-то рука легла ему на плечо, обернулся. Сзади него стояла высокая, крупная женщина, в накинутом на голову синем платке, и – улыбнулась:
- В первый раз? Ничего, только слушай внимательно батюшку.
Илья кивнул, отвернулся от нее и как-то успокоился. Трудно было расслышать молитву батюшки, тот очень быстро что-то говорил, громко ставя ударение на отдельных слогах, потом пел и опять говорил. И эти его слова больше напоминали церковное песнопение, как музыку органа или еще какого-то инструмента с барабанными перебоями.
Стало совсем душно. Илья расстегнул ворот и посмотрел в сторону Семена. Тот, подняв высоко подбородок и глаза к потолку, ушел в себя, слушая молитву батюшки, или размышляя, о чем-то своем.
Илья хотел было снять с себя ватник, но не удалось, так плотно вокруг него стояли люди. Приподнялся на цыпочки и снова увидел батюшку, стоящего у столика со множеством свечей, и читающего с бумажки имена людские.
Хотел было сделать шаг назад, чтобы хоть как-то приблизиться к выходу, но и этого сделать не смог, попал в людскую волну, двинувшуюся к батюшке, и пошел вперед. Хорошо рядом был Семен, поддерживающий за рукав Илью, чтобы не потеряться.
Поравнявшись с батюшкой, Илья повторил слова Семена: «Отче, благословите!», - и, поцеловав крест, пошел, поддерживаемый той же людской волной, обратно к выходу. И смог вздохнуть полной грудью свежего воздуха только тогда, когда оказался за дверью, на улице.
- Погоди, - окликнул его Семен. – Мы сейчас пойдем назад, к батюшке, нельзя такую возможность упустить, коль здесь находимся.
Семен с Ильей остановились у скамейки в ожидании, когда все люди выйдут из храма. Через несколько минут выходило их меньше и меньше...
- Дай, - кто-то толкнул Илью с боку. Он обернулся и увидел около себя невысокую пожилую женщину с искаженным лицом от заячьей губы. – Што, сокол, тоже к храму прилетел? А ты и не сокол вовсе, - и щурится, присматриваясь к нему, и сует открытую ладошку прямо ему в лицо, - а Миролюбушка. Хо, нет, не Миролюбушко, а Илюшка, Илюшка. Батюшка! - завопила во все горло юродивая, и начала плясать и кружиться вокруг скамейки, вокруг Ильи с Семеном, собрав вокруг себя людей.
- Илюшка пришел к нам, люди добрые, за Еленой пришел, косоглазою, любит он свою девку косоглазую!
Илья хотел было уйти, но юродивая, заметив это, тут же схватила его за подол ватника, и начала еще громче кричать:
- Вот он Миролюб, потом стал Илюшкой Муромом! Смотрите! Это он, он, - и закашлявшись еще звонче закричала, - нахвальщика с Роси прогнал, Соловья в колоду загнал. Илюшка, множатся разбойники, казни их, казни! – и, выпучив глаза, согнувшись в поясе, как старая карга, посмотрела на собравшихся вокруг нее людей, и запричитала. - Оборотень ты, а Соловей с дуба слез, так ломай, ломай его! – и, выставив перед лицом Ильи свой скрюченный палец, прошептала что-то совсем непонятное для Ильи. – Забудь что ты Миролюб, будь Муромом. Еммануил! Еммануил!
Илья, стряхнув со своей куртки руку юродивой, и пропустив вперед Семена, зайдя в церковь, уперся в дверь, чтобы юродивая не смогла войти в нее. И тут же кто-то стал биться снаружи в дверь, это юродивая, громко крича: «Еммануил! Еммануил!»
- Это старорусское слово и обозначает «с нами Бог», - подошел к Илье батюшка священник, и, перекрестив его, попросил, - отпустите дверь. Раньше на Руси юродивых любили и жалели, иногда они были и предвестниками грядущих дел. Некоторых считали их прорицателями, а то и вовсе посланниками Бога, а кто – посланниками Дьявола.
Илья отпустил руку, но дверь так и не отворилась, и слышно было, что юродивая, громко дыша, прильнула к ней с той стороны, и опять начала, как оглашенная кричать:
- Сила за ним несметная и разобьет он силу черную. Бойся Касьяна, колдуна черного, не поддайся ему, не пусти к нему свиту, Илья-Миролюб, поднимая свое войско с Святославом Премудрым.
- Что она кричит, батюшка?
- Видение, видно, пришло к ней, кого-то в вас увидела. Хотя, может она просто играет. В сумке у нее книжка про Илью Муромца, она ее часто показывает всем.
- А я не Миролюб, я ни Илья Муром, а - Илья Белов из Кощьих Нави, - и протянув батюшке руку, что бы поздороваться, но тут же замешкался…
Заметив это, священник улыбнулся, и пожал своей мягкой ладонью руку Илье и Семену:
- Алексей, - представился он. - Удивительно было для меня, когда узнал, что ваши земляки вернули селу старое имя. И какое!
- Вы Кощьи Нави селом назвали, а там же церкви нет, - сказал Семен.
- Да нет, была. Был храм, и стоял он на берегу реки Ручей. Я не ошибся?
Семен с удивлением посмотрел на священника.
- Да, да, - продолжил Алексий, - есть у нас в городе архив, работает в нем профессор, историк, Стародубцев, а помогает ему тоже профессор, только философ, Каверзнев.
- Стародубцев? Илья Ильич? А Каверзнев Иннокентий Павлович? – переспросил Семен.
- Да, да, вы с ними знакомы?
- Да. Они, я, да… - словно не найдя подходящего слова, Семен с извинением посмотрел в глаза батюшке. – В свое время работал с ними в университете, преподавателем, только на другом факультете.
- Вот и замечательно, - сказал Алексий и пригласил их идти за собой.
Они вышли через другую дверь из церкви, и пошли к небольшому соседнему зданию.
Юродивая тут же подбежала к священнику, и, протянула к нему руку, что-то прося. Тот остановился, окрестил ее, и дал какую-то денежную ассигнацию. Женщина, спрятав ее под мышку, перекрестилась, ткнула пальцем в Илью и, прищурившись, начала в него всматриваться. Наклонила голову, смотрит на валенки Ильи, подняла голову, и тут же переменилась в лице и, оскалив зубы, завопила:
- Касьян, он! Касьян он, Миролюб! – и начала пальцем тыкать куда-то за Илью. – Кощей он, Кощей, забудь, что ты Миролюб! Бей его! Бей его, не то Касьян тебя! - и побежала к забору. У калитки остановилась, обернулась к Илье и закричала. - Бей, бей его! – и, то ли грозя кому-то пальцем, то ли показывая на кого-то, завизжала.
– Илья ты, а не Миролюб! Убей Касьяна, не то тебя он убьет, всю твою семью. Убей его!
Илья перекрестился и громко вздохнул.
Батюшка, взяв его за рукав, сказал:
- Пойдемте, пойдемте. Не обижайтесь на Аксинью, нелегкая у нее судьба, и защитник у нее есть, брат. Никому ее в обиду не дает, и люди к ней прислушиваются, не обижают. Только может, кто сгоряча…
-3-
Илья остался в прихожей и стал рассматривать упертый в стену железный крест с полумесяцем. Видно, что он долгое время пролежал в земле, покрыт толстым слоем то ли ржавчины, то ли глины. Но даже, не смотря на это, хорошо просматривались вертикальные полосы, сделанные, скорее всего из меди, позеленевшие от старости. А когда отколупнул с креста кусок земли, открылся какой-то узор.
- Извините, что насорил, - сказал Илья, заглянувшему в прихожую священнику.
- Да ничего, - улыбнувшись, сказал он, - его недавно к нам принесли, - сказал священник. – На реке люди нашли. Он попался им в сеть, представляете, баграми подцепили, и вытащили. Прекрасная работа, правда?
- А что обозначает полумесяц? – поинтересовался Илья.
- Это купольный крест, - подошел ближе к Илье батюшка. - Крест - это символ Христа, «Солнца праведного», а Луна - это пресвятая дева Мария, его мать. - Священник встал и открыл дверь в комнату, приглашая туда зайти Илью. – Солнце и Луна также символизирует соединение Христа с Церковью: Христос есть Солнце Правды, Луна, то есть Церковь его, которая наполняется его светом...
Илья зашел в комнату, присел на стул, предложенный батюшкой, и стал рассматривать развешанные на стенах иконы.
- Так вы хотите в своем селе построить храм? – спросил священник у Семена. – Дай Бог вам силы! Великое дело хотите совершить! Ведь у нас, людей кроме тела есть душа. Тело смертное, а душа бессмертная, и как у человека, бывает, тело деградирует, а душа не вправе этого делать.
Священник положил на стол лист и начинает на нем чертить карандашом квадрат и отходящие от него небольшие прямоугольники.
- Храмом может быть скромная деревянная изба с двумя пристроями, - говорит он. – Вот на этой, с восточной ее части, будет алтарный пристрой, а с западной – притвор. Он нужен для того, чтобы человек мог в нем отрясти прах от ног своих, одуматься, а потом уже войти в священное здание, зажечь благословенную свечу и смиренным предстать перед алтарем. Он должен осознавать, зачем пришел в храм, и что он хочет просить у Господа, за что молить его.
Но мало того, что в храме Господь защищает нас и дает нам силы, - священник внимательно смотрит на Семена, - он еще и учит нас. Ведь все богослужение - это истинное училище Божьей любви. Мы слышим Его слово, вспоминаем Его чудесные дела, узнаем о нашем будущем. Поистине в храме Бога все возвещает о Его славе. Перед нашими глазами проходят подвиги мучеников, победы подвижников, мужество царей и священников. Мы узнаем об Его таинственной природе, о том спасении, которое дал нам Христос.
Наше богослужение имеет своим сердцем молитву и размышление над священным Писанием, чтение которого в церкви обладает особенной силой, - Алексий, сказав, «силой» так, словно ударение поставил над ним.
Илья отложил в сторону лист бумаги, на котором сделал несколько набросков с иконы, и стал следить за священником.
- Так один подвижник видел, как из уст дьякона, читавшего на воскресной Литургии слово Божие, поднимались огненные языки. Они очищали души молящихся и восходили к небесам. Те, кто говорят, что смогут почитать Библию и дома, будто бы для этого не нужно идти в храм, ошибаются. Даже если они действительно откроют дома Книгу, то их удаление от церковного собрания помешает им понять смысл прочитанного. И неудивительно! Ведь Писание подобно "инструкции" для получения небесной благодати. Но если просто читать инструкцию, не пытаясь, например, собрать шкаф, то она останется непонятной и быстро забудется.
- Да, - согласился Семен, и закивал головой.
- Наши предки перед тем, как строить деревню, первым делом устанавливали поклонный крест, потом рубили часовню, и только после этого строили первую хату. Либо для воеводы, либо для дружины. Но первым делом Богу молились об урожае, об чадородии, об благополучии жизни на этом месте.
Пустота это вакуум, ничем не заполненный, кто спивается, кто наркоманом становится. Вот, - как бы соглашаясь со слушающими его деревенскими мужиками, продолжает свою речь священник, - … Как только возродят в деревне храм, как только проложат к нему дорогу, жизнь возвращается, стекаются паломники, люди, уехавшие из своей деревни в другие места.
И это не удивительно! Ведь на храм Божий непрерывно обращены очи Господа. Тут Сам Он пребывает Своим Телом и Кровью. Тут Он возрождает нас в крещении. Так, что церковь - наша малая небесная родина. Тут Бог прощает нам грехи в таинстве Исповеди. Тут Он дает нам Сам Себя в святейшем Причастии.
«Отец Алексий - настоящий преподаватель, - подумал про себя Семен, - и так говорит, что каждое его слово воспринимается понятно».
- Разве где-то можно еще найти такие источники нетленной жизни? По слову древнего подвижника, те, кто в течение недели сражаются с дьяволом, стремятся в субботу и воскресенье прибежать к источникам живой воды Причастия в церковь, чтобы утолить жажду сердца и отмыть себя от грязи оскверненной совести, - продолжал свой рассказ священник.
- Подождите, подождите, - вдруг остановил священника Илья. – Вы говорите «отмыть себя от грязи оскверненной совести».
- Да, да, - кивнул головой Алексий. - Многие сейчас боятся сглаза, порчи, колдовства. Многие утыкивают все косяки дверные иголками, увешивают себя, как новогодние елки осиновыми ветками, чесночными ядрами, амулетами, коптят все углы свечками и забывают, что церковная молитва одна только и может спасти человека от насилия дьявола. Ведь он трепещет от силы Бога и неспособен навредить тому, кто пребывает в Божией любви.
Кто-то постучал в дверь.
- В церкви мы избавляемся от гнета нашей суеты, - приподнялся Алексий, - и вырываемся из кризисов и войн в Божий покой, - священник приложил руки к груди и, поклонившись, извиняясь, вышел в прихожую кому-то отворить дверь.
Илья подошел к одной из икон и стал внимательно рассматривать ее, потом сделал шаг к следующей, и замер, внимательно рассматривая изображенную на ней Божью матерь. Какой неземной красоты эта женщина, даже через ее скорбь на лице, видна сильная любовь к сыну Божьему, ее сыну, которого она родила.
Илья присмотрелся к ее грусти в глазах, к ее тонким чертам лица, и почувствовал в них, какое-то знакомое тепло, покойность. Она смотрит на Илью, и вот-вот поднимет руку свою над его головой, как тогда, когда он сделал первое движение спиной и скинул с себя, как шубу, окутавшую его все тело, тяжесть сковывающей болезни. И из глаз ее тогда шла сила, лазурными волнами, вливающая в его тело, в иссохшиеся мышцы спины и ног, в мозг – свежим воздухом, выталкивающим мысли об истоме, будя желание быстрее встать. И он тогда встал, не осознавая того, можно ли это сделать или нет, без испуга, подавливающего в нем все клетки организма.
Веки поднялись у Девы Марии, и Илья невольно открыл рот от удивления, не веря своим глазам в увиденное, но оторвать свое внимание от нее уже не может – она ЖИВА, она смотрит на него, всматривается, словно вспоминая, кто перед ней стоит. И вот вспомнила, подняла глаза выше, но улыбки нет на ее челе, грустна она, словно жалеет и самого Илью.
Не понимая, что делает, Илья упал на колени перед иконой и начал молиться, не опуская с нее глаз, и, как бы почувствовав, что она наклонилась к нему, обдавая теплом его вспотевший затылок, попросил ее про себя: «Помоги! Помоги!», не вдаваясь в мысли, о чем просить Мать Христа. И тут же почувствовал чье-то прикосновение к своему затылку и услышал шепот:
«Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!»
И, обернувшись, Илья увидел, что сзади него стоит священник и тоже молится, не сводя своих глаз с иконы Божьей Матери.
И вот как-то сильно душно стало. Илья больше и больше стал открывать свой рот, чтобы надышаться и, почувствовав поддержку под локоть Алексия и Семена, встал на ослабевшие ноги…
-4-
- Это ваш товарищ по имени Петр, - подвигая поближе к Илье чашку с горячим чаем сказал Алексий. – Попейте, Илья, легче вам станет, дальняя дорога была у вас сюда, дальняя, да и здесь воздуха мало, свечи горят.
И каждое слово священника, Илья воспринимает, с другим смыслом. Вроде он сказал «дальняя», а понимает его, как долгая. Словно знает Алексий, что с Ильей было, что скован он был тяжелой болезнью.
- …Беспокоится он за вас, - разговаривает с Семеном священник, - встретились ли вы со мной. Обещал, как освободится, за вами заедет. Так вот, продолжим наш прерванный разговор, - напомнил батюшка, - ведь, согласитесь, все начинается с сердца человека. Как Достоевский сказал: «Идет борьба Дьявола с Богом и поле битвы – сердце человека».
- Да, согласен, батюшка, - ответил Семен. – Долго мы прожили в неведении. С детства я и не знал о Боге, в школах нам говорили, что его нет, так и росли.
- Правда, - кивает головой Алексий.
- Вот-вот, батюшка, и, понимаете, сейчас даже своим сверстникам сказать, что Он есть, они скажут: «А нам все равно». А как разбудить у них другие чувства, вот в чем вопрос. Ведь им все равно, есть он или нет, они сейчас думают о деньгах, о хорошей жизни, о том, чтобы у них была машина, красивая одежда, большая квартира, и опять деньги, деньги, деньги! – Семен остановился и посмотрел на Илью. – И мы не знаем, у кого помощи просить, чтобы защитили нас от бандитов. Начинают во всем права свои качать, забирают у людей заработанные деньги, и люди боятся их, отдают. Скоро и за свои дома нас заставят платить, потому что они стоят, якобы на их земле. И они ее не выкупили, а обманом забрали документы, оформленные на нее.
Семен встал.
- Вот так-то, батюшка. Извините, просто не кому высказаться, у кого защиты попросить. Сейчас с Петром поедем в администрацию, обратимся за помощью, узнаем про нашу землю, чья она, имеем ли мы хоть какое-то право жить на ней.
В келье воцарилась тишина. Отец Алексий ушел в другую комнатку, и слышно было, как молится, только слов не разобрать.
Семен развел руками, мол, извини, Илья, что начал не о том со священником говорить, из-за этого вот, может и не получится разговор о своем храме. Но…
Тихо зашел назад в комнату батюшка, и сказал:
- Закройте глаза!
Илья и Семен прикрыли веки. Слышно, что прошел священник к углу, чем-то там шелестит. А потом вернулся к ним и сказал:
- Откройте глаза, отроки, - и протянул Семену икону, освятив ее крестом. – Это икона называется «Виноградная лоза». Христос, изображенный на ней, это сама лоза, а апостолы вокруг него собравшиеся – это некие ответвления, на которых произрастают грозди – сочные, грозди милости Божией. То есть, Господь – это корень всего. Мы ветки, а на нас должны быть плоды, плоды добрых дел.
В церковной терминологии есть такое выражение, - продолжил свое обращение к Илье и Семену Алексий, - «Процвела пустыня как крин». «Крин» - это красивый полевой цветок, который в пустыне без воды не вырастет, так и народ - без веры и молитвы. А пустыня – это наша сегодняшняя Россия, которая угасает, у нее уже иссякают силы, ее люди разрушают, как железо ржа своими грехами, своими прихотями, раболепством, страстями. Как языческая Русь, - священник присел посередине стола.
- Как таковой ее на исторической карте не существовало. Был Киев, был Нижний Новгород, был Суздаль, был Чернигов, но их народы жили разрозненно, князья воевали между собой, и народ от этого только страдал.
А когда Русь была крещена в 988 году, то начала объединяться вокруг Киева, и только благодаря крещению, люди одной веры стали объединяться, грызня между князьями стала уходить, и Русь стала процветать. И потом силой Божьих судеб она перенеслась в Москву, и мы благодарны матери городов русских Киеву за это семя, орошение. Освящение всех городов и мест России. За Семя христианства. Сбывается плодородие лозы Христовой.
Илья и Семен, внимательно слушая рассказ батюшки, перекрестились вместе с ним и поклонились.
- Апостольская проповедь - это проповедь 12 учеников по всей вселенной, принесла такие мощные плоды, как плоды благообразия мысли о Христе, о вере в Бога. Высокая цена не белокаменности и златоглавости, а цена – человечность в наших поступках.
Это очень дорогая святыня нашего прихода, - говорит он, - не отдавайте ее ни кому. Эта икона очень старая, ей несколько веков и принес ее нам один человек, разбиравший развалины старого храма, разрушенного в тридцатые годы большевиками.
Илья аккуратно взял в руки икону и, боясь, чтобы не осыпалась расстрескавшаяся местами темно-зеленая краска с нее, стал рассматривать. В ее центре стоит Христос и развел руки, как бы обращаясь к собравшимися вокруг него апостола.
- Есть у нас в деревне дома пустые, один из них мы и выбрали, как будущий храм, - сказал Семен священнику.
- Похвально, - встал из-за стола священник, - а вдруг люди вернутся в него, тогда как?
- Об этом тоже подумали… Этой или будущей весной будем закладывать храм, только нужно место выбрать. Я думаю, что люди не откажут нам, если начнем строить его в центре села.
- Знаете, храмостроительство, это дело не возвышающее человека, а наоборот смиряющее! - подняв указательный палец, прошептал батюшка. - Не мните лишнего о себе, не думайте, что вы высоко призванные, а смиритесь, как Христос смирился до образа раба…
- Батюшка, поймите нас, - поклонившись Алексию, продолжил Семен, - мы без священника не сможем все обустроить в храме, литургию вести. Помогите нам!
- Появится предстоятель перед божьим престолом не сразу, - ответил батюшка, - со временем, пока не очистятся ваши нравы, потому что не возможно на скверную почву садить добрые семена. Нужно сначала землю вычистить от этих нечистот, а потом только принимать святыню.
- Так как же нам быть?
- Придет к вам мой помощник - алтарник. Человек простой, всегда помогает нам в церковных делах. Ждите…
-5-
- А, когда придет? – не отставал с расспросами Петр.
- Да как-то и неудобно было приставать к Алексию с расспросами, - развел руками Семен.
- Так надо было все же спросить, может его привезти понадобится? А?
- Нет, Алексий сказал, что у него лошадь есть, - вставил слово Илья.
- Да ты что? Вот это по-нашему, - воскликнул улыбнувшийся Петр. - Ну что ж, тогда в доме начнем прибираться, печь поправим, полы, крыльцо укрепим...
Илья не стал вслушиваться в разговор Петра с Семеном, спрятался от морозного ветра за брезентовым фартуком коляски мотоцикла, укутался в шарф и, прикрыв глаза, задумался о своем. День сегодняшний для него был каким-то странным. Ладно, в ЗАГСе отказали. Ну и что, и без женитьбы он с Ленкой своей проживет до гроба. Детей она нарожает и растить будут их вместе, дело кузнечное без хлеба их не оставит, проживут.
А вот юродивая! Илья как увидел ее, услышал, мурашки по телу побежали, словно не он перед какой-то слабой женщиной стоял, а сам был слабым перед ней, обладающей какой-то неимоверной силой, которая может легко управлять им, как ветер-буран листвой. А какие у нее глаза пронзительные, до самого сердца доставали, изнутри выворачивали, словно скрываю я что-то от людей, и только она знает что, и может сказать людям об этом. Так в чем же его вина тогда? В чем?
Илья подтянул к себе затекающие ноги, пошевелил пальцами и заново вытянул их в длину, насколько позволяла коляска мотоцикла.
А что ж это она о Касьяне кричала? О каком? Не об этом, случайно, который ему
изготовить идолов заказал? За что же с ним воевать, он же не враг ни мне, ни Демьяну, а наоборот, хороший покупатель, денег за работу не жалеет, словно ему не жалко их. Да и что говорить, если б не он, то навряд ли бы они с Демьяном работу такую имели. Вон сколько людей с города начали приезжать к ним, и не на мотоциклах, как у Петра, а даже на иностранных машинах. Люди богатые, и заказы такие дают, что Илья уже не чувствует себя перед Демьяном нахлебником. И спасибо тому, кто заложил в Илье это умение рисовать, а не срисовывать, и изображать представленное в уме.
Мотоцикл остановился.
- Вот, смотри, - окликнул Петр. – Илюш, слышишь? Смотри, вон дом Касьяна.
Илья откинул брезент и посмотрел направо, куда указывал рукой Петр. Среди одноэтажных частных застроек, этот трехэтажный дом из серого кирпича, выделялся как высокое дерево среди мелких кустарников. И более того, он напоминал не простой дом, а крепость, с высокими стенами, заканчивающими прямоугольными зубцами, с необычной ровной крышей и встроенными в нее с обеих сторон полукруглыми башенками. И окна необычные – узкие и высокие, закрытые узорчатыми решетками из плетенных железных прутьев. Красота неимоверная!
Забор, окружающий дом Касьяна, сложен из большого серого кирпича с встроенной оградой, сделанной Демьяном и Ильей, а на воротах – лико, то огромное лико с клыком.
- Да, - громко вздохнул Илья, - Касьян - необычный человек.
- Интересно, чем же он занимается? – добавил вопрос Семен.
- Ладно, мужики, как-то неудобно так стоять и глазеть на чужой дом, - нажимая на газ и трогая с места мотоцикл, сказал Петр. – Сегодня уже больше никуда не успеем, суббота как-никак, выходной, так что домой пора...
Начало смеркаться, мелкий снежок все сильнее и сильнее своими ледяными горошинками забил по лицу. Илья снова натянул на голову брезент и уткнулся в воротник, согревая воздух дыханием.
Вот и заканчивается его первое путешествие в город. Небольшой он какой-то, не то, что по телевизору видел большие города с фонтанами, высокими домами, трамваями и автобусами, с театрами и цирками. Это разве город? Обычная деревня, единственное, чем отличается от их Кощьих Нави, величиной, да двухэтажными домами, какими-то заводами или фабриками, ЗАГСом, храмом.
…И вот с этой юродивой. И как только эта больная женщина его не называла, то Миролюбом, то Ильей Муромом, то медведем. Нашла с кем сравнивать его исхудалое от долгой болезни тело. Может из-за силы, да разве она ее видела. А Касьян тогда здесь причем? Может она имела в виду название их деревни? Глупости. Что же она
имела в виду? Бабушка говорила, что Касьян и Кощей это одно и то же имя, как Володя и Вова. Тогда причем здесь опасность от Касьяна? Фу ты, нашел, о чем думать. Ну, дура она, что лезло в голову, о том и кричала.
Илья снова вытянул ноги в коляске, выглянул из-под брезента и, тут же спрятал лицо назад, от холодного колючего ветра. И снова вернулся мыслями о юродивой. А чего же ее защищает священник? Скорее всего, жалеет, как больного человека. Да, и правильно, а может… Нет. Разве может быть эта юродивая посланником Бога или Дьявола?
Хотя, правда это было или нет, но бабушка рассказывала, что в ее детстве такой же старик юродивый к ним в деревню пришел, нищий с котомкой, хромой, на палку опирался, и все куда-то в небо смотрел, и с кем-то там невидимым разговаривал. Они, деревенская детвора, за ним тогда везде хвостиком ходили, все смеялись над дедом, чуть что шпыняли его бедного, а он на деревенскую шпану и внимания сильно не обращал, так, иногда палкой помашет им вдогонку, и все.
А через день-два, как пришел он, юродивый у сеновала огромного остановился и кричит людям, работающим на поле: «Прячьтесь, не то сожжены моим защитником будете! Прячьтесь!»
Они, дети, услышав это, как и взрослые, давай над дедом, как над психом смеяться. А он своей клюкой в небо тычет, исказилось у него лицо, и вдруг, откуда ни возьмись, ясное небо стало закрываться облаками бурлящими, как поле речной водой во время весеннего паводка. Темно стало становиться вокруг, и молния ударила, прямо в стога с сеном, и загорелись они. Все тогда люди испугались, взрослые и дети, и с криками побежали по домам.
А на следующий день, люди, когда вышли на поле, то увидели только пепел на месте вчерашних стогов с сеном. Вот удивление было, молния и без дождя, и без ветра, если он и был, то где-то в небе, но на землю не опустился. Разве такое бывает? И деда того, странника юродивого, нигде не нашли, только клюку его. А потом, когда ее бросили в костер, всполохнула она, как будто бензином охваченная, и ничего от нее не осталось потом, один пепел. А чуть позже, свершилось и то, о чем кричал юродивый, сарай, в котором хранилась церковная утварь, из разрушенного храма, под землю уйдет … Так и произошло.
Постой, постой, остановил себя Илья. Так, значит, у нас где-то есть и иконы церковные? Надо завтра же побежать к бабушке и обо всем расспросить ее, где это место.
Мотоцикл сильно встряхнуло на кочке, Илья выглянул из брезента, Петр, наклонившись к стеклу, скрывая лицо от ветра, вел мотоцикл. Семен, обняв его сзади, тоже прятал за спиной Петра свою лицо от ветра.
Илья снова спрятался под брезентом от ветра. А может действительно и эта юродивая посланница каких-то сил, подумал Илья, вспоминая, как отнесся священник к крикам той женщины. Вроде как-то настороженно. Да-да, именно настороженно, словно веря ее словам. А может он и не придал им никакого значения, а просто не знал, как себя вести перед гостями?
Ну откуда она может знать про то, что я, как Илья Муромец, был прикован к постели параличом? Но Муромца вылечили калики, а меня - сама Дева Мария! Да, да, это же с иконы Она сошла ко мне! Сама Дева Мария! Я ее видел! И не замечая того, Илья перекрестился.
А почему ж тогда, та юродивая называла меня медведем? Узнала, что я обладаю силой и тем парням-драчунам дал сдачи в ЗАГСе? Может она действительно ясновидящая - видела, как я вылечился и подрался с парнями? А священник вроде, назвал ее прорицательницей. Как это понять? Что она, ясновидящая, видит, что может произойти завтра-послезавтра, через год, как тот юродивый старик, о котором бабушка рассказывала?
Но причем тогда Медведь, Муромец, Миролюб? А зачем же я тогда должен драться с Касьяном? Да и вообще, кто он такой? Тот, которому мы с Демьяном идолов ковали? А зачем драться, если они не понравятся Касьяну, то переделаю их. Вот и все!
Мотор мотоцикла ровно гудел, он уперто шел по заснеженной дороге, сопротивляясь заносам, это благодаря Петру, который хорошо управлял мотоциклом, и, разбивая снежные завалы на дороге, набирал скорость, и, разрезая фарой ночную мглу несся вперед.
Илья, натянув на глаза шапку, задремал.
-6-
Демьяныч, прослушав рассказ Петра, о том, что в ЗАГСе сказали им, махнул рукой:
- Ребята, ну что за проблема! – воскликнул он. – Нашли о чем горевать? Да и сами подумайте, до города километров сорок-пятьдесят, а до «Ивановки» рукой подать, километров пятнадцать, ну может немного больше. Так что давай на днях съездим туда, все узнаем и все. Правильно, Илья?
- Да, да, - улыбнулся Илья. – Конечно.
- В принципе, тоже верно, - согласился Петр. – Демьяныч, так это что ж получается, это у нас первая свадьба будет в Кощьих Навах, а?
- Погоди, погоди, - остановил Петра Демьяныч, - так это что ж получается, Вер, - крикнул он своей жене, - у нас в деревне уже лет пять как свадеб не было? Правда?
- В 1993 году последняя была, когда мы с тобой серебряную праздновали, - громко ответила из другой комнаты Вера Ивановна, - так что не пять, а семь получается.
- Так, когда поедем в «Ивановку»? - подмигнув Петру, спросил у Ильи Демьян.
- Только сначала давайте Касьяну продадим идолов.
- Да все, нет уже их! – расплылся в улыбке Демьян. – Минут за сорок до вас приезжал, этот, э-э, Лаврентий.
- А он нам по дороге вроде бы и не попадался, - удивился Семен.
- Точно, не попадался, - подтвердил Петр.
- Да он это был, именно он! – поставил точку Демьян, - может в деревню поехал. Да какое наше дело? – словно не желая больше говорить на эту тему, отрезал Демьян. – Здесь вы лучше этого Бориску пришлого уймите, а то начал к нам в гости почти каждый день ходить. Сначала не понял чего ему нужно, ходит, вынюхивает, по углам смотрит. Ну, думаю, вот лис, а, унюхал что-то, полакомиться чем-то хочет. А потом на тебе, говорит, мол, слышал, идолов кому-то по заказу делаете.
Ну, я без лишней мысли повел его в кузню, показал их, а он как запляшет передо мной павлином таким, и говорит. Слышь, Демьян, а ведь не зря нашу деревню Кощьей Навью раньше называли. Наши предки, мол, язычниками были. Ну, а я ему тут же, и что! А он, так, как лис улыбается и говорит, так мы можем заработать на этом деле, и жить припеваючи.
Как так, спрашиваю? А он тут же и давай мне соловьем распеваться, ты, мол, Демьян, изготовишь идолов, мы их поставим и начнем людей сюда на экскурсию приглашать, пусть посмотрят, как раньше наши предки вымаливали у Перуна, да Сварога заступничество себе… Так вроде он сказал, - почесал затылок Демьян, - ну, ну, еще что-то там, - и посмотрел на Семена.
- Да, - улыбнулся Семен, - слышал от его брата, что он историю в Ивановской школе преподавал, может, и знает что-то об этом больше. Прекрасно. С одной стороны дело хорошее предлагает, если все поставить как нужно, да придумать разные легенды, то можно разработать интересный сценарий с разными действиями и приглашать сюда туристов. Тоже неплохой заработок для всех деревенских будет.
Ну, а если по-честному, - несколько секунд помолчав, продолжил Семен, - организовать капище с таким спектаклем не трудно, людей всегда можно уговорить, а вот как эту рекламу сделать, да сюда этих туристов затащить, да и разместить их где-то, вот в чем вопрос. Хотя…
- Да этот Борька, настоящий шалопай, я вам скажу, - перебил Семена Петр. – Самый настоящий!
- Слушай, - остановил Петра Семен, - не осуждай человека. Ну, характер у него такой, человек на месте не может усидеть. Тем более, слышал, в школу его взяли на испытательный срок, будет детей природоведению учить, и историю, кажется, преподавать. А если так, то пусть и придумает легенду нашей деревне, ведь ни кто и не ведает, почему она такое имя носит.
- Эй, мужчины, - зашла в кухню Вера Ивановна, - хватит лясы точить, небось голодные. Вон по Илюшке вижу одни глаза остались. Лена, неси пирог, а ты Илюш, иди в баньку, там еще тепло осталось, дров в печь подбрось, да позжа, после ужина с Демьяном помоетесь.
- Только у вешалки смотри на капкан не наступи, - окликнул Илью Демьян. – Ночью на огромного крысака, там чуть не наступил.
Илья замер у двери. К чему это в бане ставить капкан? Что там зерно или картошка хранится, что ли? Хотел было спросить об этом у Демьяна, да любопытствующий Петр его опередил.
- А че, он тебе мешает?
- А шкуру там медвежью разложил, - ответил Демьян, – чтобы днем пропарить. Ну, разложил ее на полках, а ночью не спалось, думаю, дай схожу, дров намельчу. Захожу в баню, свечу зажигаю, а там два крысака, чуть на меня не бросились. Вот сволочи, а? Вот, чтобы шкуру не испортили, капканы поставил. Утром одна из них поймалась, огромная такая, с полметра не меньше!
Илья вышел во двор, вздохнул морозным воздухом, перекрестился, и на душе легче стало: вот это кого ночью он за приведение принял, Демьяна, значит. Вот смешно, а, и усталость почувствовал, как она заползает в его тело, наливая тяжестью руки, ноги, голову. Встряхнул головой, обтер лицо снегом, и посмотрел в сторону огорода и… чуть не вскрикнул, заметив в лучах луны чью-то фигуру. И не казалось это? Нет.
Зачерпнув руками снегу, Илья с силой, до боли, растер им лицо, и, стерев его с глаз рукавом, снова посмотрел в это место. Приведение двинулось к нему…
- Илью можно! - окликнуло оно.
Илья от неожиданности шагнул назад и уперся спиной в скамейку:
- Юрка, ты что ли?
- Я, я! - запыхавшимся голосом откликнулся он. – Илюшка! - и подойдя поближе к Илье, обнял его и, уткнувшись в плечо товарища, зарыдал. Громко, надсадно, от глубины души.
Илья взял своего товарища за локти, стараясь поддержать его:
- Что случилось, Юр? – спросил Илья дрожащим голосом, принимая душевную тяжесть старого друга, быстро заморгав глазами, наполняющимися влагой, и первая слеза, которую так и не смог удержать, покатилась по щеке. – Что, Юра, что случилось? – громко, сильнее придавливая к себе товарища, пытаясь унять его горе, спросил Илья.
- Да нет больше моего деда! Нет, Илья, нет больше Дмитрия Егоровича! Нет больше его! И зачем я согласился…, - и еще громче зарыдал этот огромный парень.
- Юра, Юра, успокойся! - сильная рука Демьяна, вышедшего из дому, рванула плечо
Юрки Ефимова к себе и, встряхнув его, оторвала парня от Ильи. – Вот горе, а? Вот горе, крепись, паря, крепись!
- Нет больше, нет больше Дмитрия Егоровича! – рыдал Юрка.
И его горе, для всех вышедших из дому, было понятным до глубины души. Уважали этого человека в деревне, всю жизнь проработавшего егерем, человека доброго и в то же время, строгого, ни кому, даже родичам своим не дававшего нарушать закона – браконьерить, рубить лес… Что только между собой «обиженные» не говорили о егере за спиной. А вот если Дмитрий Егорович обращался к ним с просьбой помочь ему сделать для лосей солянники, накосить травы на несколько стогов сена для оленей, косуль, или разобрать завал в Ручье, - не отказывались. И время у людей находилось, и дела важные откладывались, собирались и ехали за лесником.
- Ой, какое горе! – Вера Ивановна протянула Юрке кружку с водой. – Сколько ж прожил он, а, Юрочка? - обнимая парня, гладила его по голове. - Видно срок его пришел, не вечны мы!
- Родители-то знают об этом? – спросил Петр.
- Нет еще, - громко вздохнул Юрка и, отстранив от себя кружку с водой, нагнулся, черпанул рукой горсть снега со скамейки и начал растирать им лицо. – Ой, тетя Вера, извините, что я так. Там дед в бричке лежит. Прямо, не знаю, что и делать? Везу, а он как живой, вроде и кряхтит, и кашляет. Остановишься, а нет. Из лесу мы, попросил меня его в избу свозить. Упрашивал, упрашивал, ну я и согласился, дурак, - с дрожью в голосе, вытирая лицо рукавом от снега, шептал Юрка. – А там такое было! Ладно! Фу-у ты, -махнул рукой Юрий, - вы мне это, могилку помогите ему вырыть, у дуба того, что на пригорке на кладбище. Хорошо? А я его сейчас в дом повезу. Может, кто со мной, а то боюсь и сам лягу рядом…