Что это было или деревенские карасики

Александр Гавристов
Конец 50-х годов. Я - первоклассник и мы с папой едем на рыбалку в подмосковную деревню Софрино. Там живёт моя тётя Поля – старушка с добрым лицом и пахнущими молоком тёплыми руками, точное родство с которой я по малолетству так до конца и не понял. То ли двоюродная бабушка, то ли ещё как-то... Не важно! Для меня она была любимая Тётя Поля!
На первой утренней электричке с Киевского вокзала мы едем до платформы "Алабино". Дальше дорога ведёт через лес вдоль бетонки, через Киевское шоссе, через густой орешник с мокрой глинистой тропинкой. На светлой опушке мы поворачиваем налево, проходим немного и видим впереди небольшой и уютный пруд, дымящийся утренним туманом в лучах показавшегося над дальним лесом солнца.
Любимый и знакомый до последней камышинки деревенский пруд! С жирными пиявками, на которых я всегда смотрел с каким-то священным ужасом, а они плавали, гады, извиваясь, туда -сюда вдоль берега, хорошо различимые в жёлто-коричневой воде. Ужас доходил до предела, когда я обнаруживал такую жирную "соплю", незаметно присосавшуюся к моей ноге... Она отрывалась с каким-то плотоядным чмоканьем, после чего молодая нога долго била, катала её, беднягу, в прибрежной траве... Но, выхода не было. Хочешь - не хочешь, а нам приходилось окунаться в пруд в поисках мотыля в самом дальнем и заросшем камышом конце, где слой ила на дне не был размыт купальщиками и был потолще... Да и в первый раз я проплыл "по-собачьи" не касаясь дна ногами(!) вдоль берега именно в этом пруду, разгребая руками полчища, как мне виделось, кровожадных подводных монстров.
Надо сказать, что кроме пиявок в нашем пруду жили и другие, более интересные обитатели - жуки-плавунцы разного размера и разнообразной расцветки, смешные головастики и лягушата и, конечно, король пруда - тритон! Мы с отцом как-то умудрились поймать одного, и я не мог оторваться от стеклянной банки, в которой плавало это неземное существо с профилем крокодила и окраской попугая! Завораживало... Ну, и, конечно, замечательные пузатенькие караси золотого цвета с красными плавниками. Именно из-за них мы поднялись сегодня в такую рань, именно за ними мы и приехали…
Не переходя плотину, мы с папой сворачиваем направо идём в верховья прудика - там орешник обступил уютную полянку, берег, поросший густой невысокой травой, уходит вниз. Легкий, прозрачный туман накрывает тихую утреннюю воду... Вскоре две бамбуковые "трёхколенки" - предмет гордости отца и зависти местных рыбаков, размотаны и заброшены. Поплавки замерли на свинцовой поверхности пруда... Мы опускаемся на землю и, затаив дыхание, ждём...
Проходит несколько минут, и один из поплавочков, вдруг, начинает пускать круги и, "поплясав" немного, с ускорением движется в сторону. Папа подсекает и из воды, буквально, выскакивает золотое чудо - небольшой карасик. Круглый и золотой как драгоценная монета! Не было тогда ещё нынешних "мутантов" - белых карасей. Вернее - они были, но были редкостью. Настолько, что его специально переселяли в пруды, желая полюбоваться такой экзотикой, не понимая тогда, к каким печальным для "золотого карася" последствиям это приведёт.
Вскоре на берегу оказался ещё один карасик, потом ещё... Тут выяснилось, что помятый алюминиевый бидон под рыбу был благополучно забыт в Москве, и папа, посмотрев на прыгающих в траве рыбок, взглянул на меня и попросил, чтобы я сходил к тёте Поле и взял у неё трёхлитровую банку под карасей. Отрываться от удочек было жаль, но делать нечего - я пошёл...
Идти было всего ничего - сразу за прудом большая поляна с футбольным полем и вытоптанным около одних из ворот пятачком, на котором по выходным проходили деревенские гулянья с танцами под гармошку... Эх, было время!... За полем - деревенская площадь с обязательным сельским магазином, и, вот он, старый деревянный дом тёти Поли!
Фасадом он выходит прямо к дороге, а боком прячется в узком и вязком проулке со старыми сараями. В первом из них тяжко вздыхает наша корова Волнушка – чёрная в белых пятнах с влажными красивыми глазами и мокрым носом. Она обожает чёрный хлеб с солью и, возвращаясь вечером из стада, подолгу стоит у калитки, протяжно мыча и ожидая заслуженного лакомства. Я протягиваю руку с хлебом и она, шумно втягивая воздух блестящими ноздрями, высовывает длинный тёплый язык и одним движением слизывает с ладони весь кусок. Жуёт не спеша, тепло и благодарно дышит в руку, после чего спокойно отходит от калитки и идёт через проулок к себе в стойло, где тётя Поля уже ждёт её с чистым подойником и полотенцем через плечо…
Но что, вдруг, происходит со мной? Чем ближе знакомый дом, тем медленнее становятся мои шаги. Ещё немного и я останавливаюсь. Ноги мои, почему-то, не идут совершенно. Я стою напротив дома, спрятавшись за дерево, и никак не могу заставить себя сдвинуться с места - мне, отчего-то, страшно, стыдно и неловко. Какая-то, непонятно откуда возникшая, подростковая стеснительность заливает свинцом ноги и не позволяет сделать ни шагу! Почему? Откуда это? До сих пор не могу разобраться. Мне уже начинает казаться, что редкие прохожие косятся на меня и указывают пальцем… Мне отчего то, повторяю, стыдно и неловко, как попрошайке во время его дебюта на паперти.
Вот же он - знакомый дом, где живут близкие и дорогие мне люди, где задумчивая Волнушка ждёт хлеба из моих рук, где знакомый петух Петя расхаживает важно, высоко поднимая лапы, и косясь на деловых курочек... Но, что происходит со мной? Непонятно… Зато мне отчетливо ясно одно – отец уже ворчит и негодует, поминая затерявшегося сына и, главное, караси из последних сил хватают ртом сухой, обжигающий воздух, проклиная в душе стеснительного мальчика, посланного за спасительной банкой.
Сколько продолжались бы мои мучения - неизвестно. Выхода не было, и сдвинуть меня с места могло бы только чудо. И оно случилось - старшая дочка тёти Поли – Валентина, выйдя из дома вытряхивать половик и отвернув лицо от летящей пыли, к счастью разглядела мою физиономию, выглядывающую из-за дерева напротив.
Опустив половик, она ещё раз, повнимательнее посмотрела и крикнула: "Саша! Это ты, что ли? Ты чего там стоишь?" Делать было нечего - я вывалился из-за дерева. "Ты чего?" - повторила она - "Иди сюда!" Едва передвигая негнущиеся ноги, я подошел к знакомому крыльцу, на котором уже кроме Валентины, топталась тётя Поля и ещё одна её дочка – младшая Надя. Через минуту меня уже вовсю тискали родные руки моих тётушек, крутили во все стороны, спрашивали, откуда, как и почему я здесь...
Все мои страхи моментально улетучились, морок рассеялся, жизнь снова стала прекрасной и я, откашлявшись, доложил им обстановку и в заключение передал просьбу папы. А ещё через пару минут я с лёгким сердцем, размахивая трёхлитровой банкой в авоське, несся во весь опор к пруду спасать задыхающихся без воды золотых карасиков!
После моего ухода в доме тёти Поли поднялась радостная кухонная суета - что-то сразу стало жарится, шел пар из кастрюлек, парное молоко от Волнушки отдыхало в крынке на террасе и свежие, тёплые яички от несушек ждали своего часа...
Нас с папой ждали к обеду с рыбой!