Представим себе, что размышления, изложенные ниже, написаны мной в гостиничном номере. Не похожем на обычные номера тем, что глядя из глубины комнаты видно окно, слева от которого впечатана дверь наружу. Из окна видна дорога. Ее обрамляют деревья у валунов. Перед окном стоит стол, за которым и ложатся на бумагу мои размышления. Я стою в глубине комнаты, откуда, глядя на стол, заметно, как над окном нависает потолок. Боковым зрением различим край кровати, тумба. Все как-то скупо, по спартански просто, без излишеств и лоска. Можно счесть эту комнату летним домиком пансионата, может быть детского лагеря. В нем я, после неверно сделанного замкнутого теодолитного хода, сижу за столом и, глядя наружу, на рельеф ландшафта, пытаюсь визуально понять его и, откладывая горизонтали, перенести на бумагу.
В начале девяностых годов двадцатого века, после развала Советского Союза, в обиходе все чаще начали мелькать фразы: «Это твоя проблема. Сам решай свои проблемы. Меня (его, нас, их) это не касается». Меня же, явившегося на свет в обычной семье, которого укачивала люлька советского воспитания, они раздражали и резали слух. В детстве подобное воспитание было уже на излете и все же..., взаимопомощь, как часть общественной ответственности, существовала. Тот, кто скажет, что ее не было – не был воспитан самим СССР, и люлька ему казалась наковальней. А может он прошел «курсы» ее «кухонь» или «подворотен». Вполне возможно, мог обладать властью или по своему положению был к ней ближе иных, связан с созданием идеологических форм, но, не веря в них, а по принуждению или подстраиваясь под действительность. Фокусируя сравнение мировоззрений на этом, может показаться, что подходы к воспитанию, структура и идеология общества, межличностные отношения в нем, обладали коренными отличиями, хоть и формировались в одной и той же социальной системе. Иногда накатывает непреодолимое ощущение, что именно я вырос в те времена, когда все перечисленное выше, имелось.
Подобные фразы пусть и коробили чувства, но так или иначе пришлось свыкаться с новыми реалиями. Перестраиваться. А если описать не только процесс, но и результат – подстроиться под них.
После слома советского строя, то позитивное, что, множество людей старшего, если не пожилого возраста, ощутило, прежде всего – свободу. И особенно - свободу слова. Спала тяжесть давления власти и идеологии. Хотя было и безразличие: жизнь легкой, как не была, так и не стала. Многим из тех, кто был молод (скажем, в возрасте от двадцати до тридцати лет) и не успел в полной мере впитать постулаты прежнего общества и тем, кто в зрелом возрасте сумел их переварить – эта свобода представилась вседозволенностью. Где-то между первыми и вторыми оказались люди, которым вседозволенность была не нужна, а исключительно свободы слова было мало. Порядочным людям необходимо было выживать. Впитав основы прошлого мира, они терялись в новом, только формировавшемся, и искали способы приспособиться. Быстро созрели и проявились ворюги и беспредельщики. Поколение сорокалетних - на пятом десятке, в большей степени и были людьми, формировавшими новое государство, вкладывая в него свою спелую энергию. Но все, от мала до велика, хлебнули горя в волнах воровства, рекета, грабежей, насилия и убийств.
Во всех поколениях встречались люди, остро ощущавшие грани окружающего мира, всей кожей чувствуя вокруг себя малейшие вибрации и сдвиги. Они были эхом совести того человеческого слоя, которое совесть теряло. Таким эхом были и многие из поколения псевдоинтеллигентов, которые долго несли свое «знамя», но уже в течение первого десятилетия продали его, чтобы сшить трусы своим детям. А через пару десятилетий уже и не помнили, какими были изначально.
Человек, имеющий чуткую структуру душевного восприятия и определенную ценностную ориентацию, подсознательно обращает внимание на «тонкие» особенности происходящего. Человек, обладающий этой особенностью, умеющий анализировать и делать выводы, подобные изменения не просто ощущает, но и умеет их выделить и обозначить. Он способен ощущать мелкие подвижки в сферах неосязаемого, ментального - через самые незначительные факты и события. Может ощущать их по незначительным индикаторам - изменениям, происходящим вокруг. И он понимает, что самое мизерные изменения могут вести к сдвигам «тектонических» плит.
Есть фильм Ларса Фон Триера «Европа». Впервые увидел его через два-три года после того, как он вышел в прокат. Черно-белая съемка. Но в особенные моменты кадр окрашивается розовым, красным оттенками цветов. По лицу может разлиться румянец, акцентируется цветом анкета, несущая дилемму морально-этического выбора. Тогда на ум пришло название этим моментам – «точки напряжения». В реальности подобные «точки» составляют наше существование, ставят свой оттиск на переломных моментах наших душевных распутий и, в сущности, жизни. У многих людей есть такие жизненные реперы, по которым позже они могут сверить, как изменилось их отношение к жизни. И редкие реперы остаются на своих местах.
Долгие годы «точки напряжения» встречались, обозначая подвижки в базовых моральных устоях общества. Сопутствующим из года в год, перстом указующим, было то, что люди почти перестали уступать в метро или наземном транспорте места детям, пожилым и беременным; ярко проявилось безразличие прохожих к валяющимся в грязи пьяным. Что более скверно – безразличие выплеснулось на тех, кому стало дурно на улице, тем, кто замерзал в снегу. Через два десятилетия отпечатался в памяти баннер, приковавший к себе внимание, казалось, всего Невского проспекта. На нем провозглашался рекламный лозунг одного из банков России: «Мы платим за Ваши добрые дела». Эти слова были поворотными в осознании, - что теперь понимают под добром и для чего оно существует. Пусть цели этой рекламы и считались благородными, но у тех, кто ее придумал, озвучил и утвердил - произошла окончательная подвижка в сознании, морали, в конце концов – правде. Мало сказать, что этот девиз прозвучал двусмысленно. Этот лозунг был убийцей. Его появление свидетельствовало, что еще одна крупица чего-то безгрешного, благородного откололась от людей, от их понимания добра. А сейчас появилась и карта рассрочки «Совесть».
Слишком многие стали следовать слогану: «Мы платим за Ваши добрые дела». Конечно: творить добрые дела, да еще и лично - обстоятельство, ведущее к упущенной выгоде. Постепенно этот принцип и стал критерием оценки ситуации. Забылось, что доброе дело априори - в пользу другого человека. А это всегда потери для того, кто их делает: в средствах ли, во времени, в личной свободе, в возможностях. Обществом стали отторгаться те, кто задумывался над сутью добрых дел, а занимавшихся ими без оплаты и выгоды для себя, вновь стали считать простаками и глупцами. Доброта и бескорыстность вышли из моды: «Не те времена», - эти произнесенные слова все «упростили».
Долго, очень долго добрые дела ощущали многие не как веление души, а как работу, которая обязана быть оплачена. Логика «безупречна»: «Для любого дела меня должны нанять, а наемному работнику, должны выплачивать зарплату». В чем же тогда доброе дело? Даже за большую плату, зачастую работают, как бог на душу положит, а за крохи... Те немногие, полностью отдающиеся своему труду во благо других или общей цели, становятся исключением: моветоном, недоразумением.
Какова была основа логики у этой фразы? Ты делаешь доброе дело тем, что вкладываешь деньги в банк, а тебе платят процентами? При этом ты делаешь доброе дело кому? Анониму? Банку? И надеешься, что он часть твоих денег потратит на доброе дело? Заурядный рекламный ход по нынешним временам. Не правильнее ли напрямую заниматься благотворительностью, а не подводить под благие дела экономическую базу? В древней Руси понимали и ценили только личную, прямую благотворительность, милостыню, подаваемую из руки в руку, тайком не только от стороннего глаза, но и от собственной «шуйцы». Целительная сила милостыни была не столько в том, чтобы утешить, уделить часть своего имущества, сколько в том, чтобы, смотря на слезы и страдания, самому прочувствовать страдания, пережить то чувство, которое называется человеколюбием. Так писал В. О. Ключевский. Нынче даже отношение к понятию милостыня изменилось. Оно приобрело какой-то презрительный оттенок в отношении того, кому ее дают. Сделали свой вклад в это и профессиональные нищие...
Мне кажется, одна из причин возникшей «платы за добрые дела» - это ультиматум, поставленный людьми и временем. Лишившись ограничений, люди слишком страстно увлеклись личным комфортом, своим эго и их общей подпиткой. Научились заработать на лучших людских качествах. Основа для этого уже была создана: морально-этические требования и оценки истончились.
Отсутствие внутреннего осознания обязательств перед другими стало сказываться на всем. Не только на взаимоотношениях в обществе, но даже на уходе за своими родными: родителями, их отцами и матерьми. Детей и внуков покидает, если можно так сказать, привычка в этом. А, казалось бы, родней людей нет. Была ли такая привычка у человека изначально – не знаю. Но она важна. И все же люди продолжают передавать своих стариков на попечение частным или государственным социальным структурам. Передают, платят деньги, забывают... Могут передать и напрочь забыть о предках - гнилая совесть позволяет ублажать свой стыд размышлениями о тратах на это личных сбережений. В нашей стране система подобных заведений еще не столь развита и не внушает доверия, как в других странах. Да и люди не настолько богаты, чтобы оплачивать уход. Но, кажется, мы движемся в эту сторону. Геронтицид, когда стариков оставляли без попечения, принуждали к самоубийству, убивали, отвозя в мороз в лес, поле или степь, где и бросали, опускали в ямы, топили, добивали в огородах довбней – страшные сказки старины. Те, кто сохранил в сердце милосердие, не представляют, как можно бросить родного человека, который тебя родил, кормил, одевал и обувал, который воспитал тебя. Они приглядывают за ними, ухаживают. Есть и столь же родные этому человеку люди, осознанно и категорически отказавшиеся от этого бремени, мешающего свободно существовать в свое удовольствие. Они довольны, что кто-то принял на себя эту ношу. Они считают достаточным от случая к случаю передавать деньги, ощущая свою независимость и превосходство, кажущуюся свободу от любых обязательств. Для них это может и не быть постоянной платой, а как бы нечаянным делом, случайным – достаточным, чтобы язвы совести рубцевались лучше. А в отношении родных, взявших на попечение их близкого, можно и не чувствовать обязательств. Думаю, несложно понять удобство позиции и выгоду бездействия: редкие звонки, еще более редкие приезды, при встрече снисхождение до «ценных» советов и указаний о том, как лучше ухаживать...
Они тем и так воспитывают своих детей и подают им пример. Но пусть будут готовы и к своему одиночеству.
***
Следствием развала власти и общества, неравенства и безнаказанности, элементарной урбанизации, «права первой ночи» в цивилизационных достижениях, дороги наверх по головам других, явилось многое. Это и трактовка свободы, как вседозволенности; право сильных и наглых быть «равнее других»; замена взаимопомощи безразличием; «творцом» и мерилом добрых дел все чаще становятся деньги; восприятие заботы о родных, тем более опеки - ограничением свободы и упущенными возможностями.
Натерпевшись в 90-е годы, с каждым годом все больше людей пропитывались раздражением и злостью. Уже в двухтысячных некоторые, добившись значительного, но неустойчивого благосостояния, словно старались мстить всем и вся за свои неиспользованные возможности, за канувшие в Лету свои самые активные годы, мелькнувшие в напрасных усилиях преуспеть. Почему-то их злость стала концентрироваться не на «лихих» 90-х, а на предыдущих десятилетиях жизни... Злость и обида переродились в твердую нелюбовь к более раннему времени, когда они были молоды, активны, полны сил, но не было перспектив и законных способов эти силы приложить. Возможности появились, когда сил стало меньше. Созрела нелюбовь к ТОМУ государственному строю, который лично для них не «покатился в тартарары вовремя...».
В стране долгие годы происходило обесценивание поступков, процессов, процедур, - своеобразное расслоение в непременности их исполнения. То, что раньше считалось непреложным, перестало быть обязательным, попав в зависимость от настроения и ситуации. Должностные обязательства стали влиять на поступки человека только в той мере, в которой он, исполняя их, ощущал себя в безопасности и не вредил себе.
Редко кто идет против течения. А для человека, не имеющего обязательств в жизни или по службе, с каждым годом все больше въедается под кожу позиция наблюдателя, который не станет беспокоить себя и вмешиваться в происходящее.
Связались в единый моток множество жизненных случаев. Из некоторых я и постарался связать покрой нынешнего рассказа. Для человека, жизнь которого состоит из разъездов, а работа строится из командировок, присутствие в ней таксистов и полиции – обычное дело. Таксисты встречаются очень разговорчивые и, как случайные попутчики, часто весьма откровенны. Полиция - некая шкала, показывающая уровень межличностных и общественных связей.
Прошлым летом уезжал из одного сибирского города домой. Два часа ночи: вышел из квартиры, сбежал по лестнице и, выскочив из подъезда, сел в машину. Уже знакомый водитель сразу подхватил разговор. Увидев мелькнувшую между домами патрульную машину, речь зашла о нынешней полиции. Мнение и наблюдения водителя совпали с тем, что у самого давно созрело - когда-то было на уровне ощущений, позже – личных наблюдений, а теперь было подтверждено. Имея своеобразный склад ума и характер, своим мыслям хочется получать подтверждение постоянно. Водитель вспомнил вполне обычную историю. Поздним вечером он ожидал пассажира и наблюдал, как у подъезда на лавочке спал перебравший спиртного вполне обычный мужичек. Через улицу от него - поодаль, шумела большая пьяная компания. Компания становилась все более приметной, благодаря постоянным ссорам и матерщине, разносившейся по безлюдной улице. Проезжавшая патрульная машина полиции, остановилась рядом со спящим на скамейке мужчиной и погрузила его к себе. Забрав «клиента», машина стартанула и промчалась мимо хмельной разухабистой, дерущейся и матерящейся компании.
Подобное случается повсеместно. И только потому устойчивое чувство неприязни к ним не перерастает в ненависть, что не все воспринимают представителей власти, как нечто обособленное, чужеродное, пришедшее из другого мира. Налет особых полномочий, прикрывая их слабости, не может скрыть того, что эти слабости и желания таковы, что и у остальных. Оказываясь на их месте, как бы мы сами поступали?
Вот еще одна история. Ранее, в том же городе отправился заказывать ключи от квартиры для нового сотрудника. Мастер брался за самую разнообразную работу. Принимал заказы на изготовление ключей и заточку цепей для бензопил, распилом длинных деталей и правкой топоров... Пока он был занят, пришлось занять очередь. Стоя в очереди, пропустил пожилую женщину, желавшую распилить «профиль», одного мужичка огорчил тем, что перед ним несколько человек и нужно ждать... К мастеру, за все это время, несколько раз заходил парень лет тридцати. Когда он в первый раз вышел, я машинально подумал, что ему уже все изготовили и он больше не появится. Чуть позже он подъехал на машине и снова зашел в мастерскую. Опять вышел, «стрельнул» у меня огонька и, одновременно закурив, у нас завязалась беседа. Оказалось, он сдал замок от багажника, подобрать ключ по замку. Замок был весь в грязи и ржавчине: пока разберешь - намаешься… Парень оказался словоохотливым и обрисовал целую история, объяснившую ситуацию...
- Ну, ты знаешь, я выпил-то пару бутылок пива… и друг позвонил. Попросил об услуге. И съездить-то надо было недалеко. Бывало уже так, что и попадался в ситуации, но все обходилось… Нет, я конечно понимаю, что выпившим за руль садиться – делов натворить можно. Но я только бутылку пивка. Вторую открыл только… Поехал, значит. Из дворов выехал, на центральную и, вильнул, видать… Прицепились, давай сигналить… Я тормознул. Думаю, все: отберут права, штраф выпишут… Ну а мне нельзя… Колеса кормят, когда прижмет… Думаю, пошли они…. Парканулся, из машины выскочил, запер ее и в сторону… Эти рядом притормозили, выскочил один… За мной. Я бежать. Соображаю на ходу: двери закрыл – в машине документы. Догонят – ключи найдут, значит и документы достанут. Думаю: ключи сброшу куда-нибудь - в урну, чтобы дверь в машину не открыли, потом заберу. Приметил ближайшую и бегу к ней. Не добежал чутка – поскользнулся. Свалился, значит, рядом…. Поднимаюсь, дальше бегу. Оборачиваюсь – смотрю, этот заподозрил что-то - сообразил – мусорку перетряхивает. Я дальше… Свернул за дом – машина, мужик сидит… Я к машине, в заднюю дверь… Залег на между сиденьями и сиплю ему: «мужик, помоги, ситуация такая, полиция остановила на машине, а я выпил немного, права отберут…». Нормальный попался: - «Прикройся накидкой, и поглубже…». Пересидел я, - домой потом. По карманам пошарился – нет ключей. Где я их посеял, бог знает. Вечером друзей попросил чтобы не светиться..., вторыми ключами машину открыли, документы забрали. А от багажника вторых нет. Вот заказал, мучается... Я коньяка на следующий день купил, на то место, где мужик с машиной стоял, сходил. Плутанул кругами – смотрю, стоит. Подошел, поблагодарил, спасибо сказал. А он говорит: - «Что ж, я этим жандармам пособничать буду…?». Нормальный, такой… Хотя и мент все нормально делал, работа у него такая… Ну, бегать, а нам убегать. Потренировался. Грохнулся, правда, тоже. Жалко аж стало...
Все же что-то в стране меняется. Меняется, точно меняется. Незначительно, застывая на месте, словно оглядываясь, выбирая в какую сторону повернуть, но меняется. И сторона, которую выбрала жизнь, не самая плохая. Не обратно - не к вседозволенности, хоть и не совсем к свободе.
Да, индивидуализм - потребность человека. Пусть. Люди желают думать и поступать так, как они себе это представляют, как отдельная, независимая величина. Привыкают ни от кого не зависеть. И в этом желании важно, чтобы индивидуализм не превратился в эгоизм. Отдельный человек ценен для других не тем, что он сам по себе индивидуален и неповторим, а тем, что он может делать то, что не могут делать другие. И плодами его труда может пользоваться кто-то, кроме него. Дела же, обращенные только внутрь - в себя, для себя - не являются ценностью для остальных.
Вот еще история. Пассажир вышел к такси из гостиницы заблаговременно. Дождался машины, сел в нее и сразу же выслушал цепь рассуждений водителя о том, как того радует подобная людская ответственность, что дает ему возможность сэкономить время для еще одной-двух поездок за смену.
- Хорошо, когда не приходится ждать пассажира.
- Ну, я привык поступать так, как хотелось, чтобы поступали со мной.
- Редкость. Обычно ждать приходится. Тут одна вообще заявила, что ждать ее я обязан, и нечего возмущаться. Мол, когда выйдет, тогда выйдет.
- Взяли бы да счетчик ей включили. Пусть наматывал бы денежку за ожидание.
- У нас такое не принято, да и оборудования нет. Вот если пять-десять минут никто не выходит, мы на новый заказ уезжаем.
- Боитесь накруткой клиентов спугнуть? Чтоб к другим такси не переметнулись?
- А куда им деваться? В городе три компании, мы быстрее всего подъезжаем. Каждую другую машину они еще минут десять-пятнадцать будут. Смысла никакого нет.
- Тоже вариант.
Пассажир помолчал несколько минут и, после внутренних размышлений, сказал:
- А вот если пассажиру квитанция нужна, выдаете?
- Ну, если заранее потребует.… Выезжает тот, у кого она есть.
- То есть не у всех есть и не всем даете?
- А с чего я буду давать свои данные? Меня потом налоговая дрюкать начнет.… Зачем мне это? Зачем мне, чтобы мои данные были в налоговой?
- Нелегально работаете?
- Все официально. Но, нужно мне...? Что бы она меня знала? Мне не нужно!!!
- А пассажиру как отчитываться?
- Придумает как.
Снег закончился, превратился в ледовую грязь. Машина подъехала к железнодорожному вокзалу Костромы. Пассажир вышел и поволок свою сумку к автобусу. Дорога для него продолжилась очередным отрезком.
***
Индивидуальность и уверенность в своей правоте, сильней доверия. Истончилась вера в возможность того, что посторонние могут думать и беспокоиться о ком-то, кроме себя. Это рождает много новых современных, но уже давно заданных вопросов. Как что-то чужеродное может вторгнуться в жизнь ради блага другому? Кто и для чего может захотеть кого-то поддержать, помочь ему? В чем для него выгода? Как могут существовать эфемерные человеческие ценности - все же трудятся за деньги, зарплату? Религия отвечает на эти вопросы. Но и ее усилия тщетны донести понимание прописной истины, звучавшую не раз: никто не сможет есть деньги после того, как последнее дерево будет срублено, последняя река будет отравлена, последняя рыба будет поймана. При всем этом индивидуализм, скрывающий подводные камни личной выгоды, пользы для себя, спокойствия себе, бросивший взгляд на любую ситуацию, может и должен быть справедливым. И если случится беда, несправедливость в отношении кого-то, должен найти в себе силы помочь. А непротивление злу - ни как факту, ни в библейском смысле - удел слабости, смирения и пораженчества, но никак не индивидуальности.
Было и так. Сотрудник летела из Нижегородской области через Москву до Красноярска. Дальше, до места встречи, ее ждал долгий путь на автобусе. Она припоздала. К ожидаемому времени не приехала. Связи нет: телефон отключен. А маршрут был ей незнаком - в первый раз добиралась. Дорога от дома порядка четырех тысяч километров. По-прямой ближе, конечно, но кто ж по-прямой добирается? Начал волноваться, варианты прикидывать: что могло случиться, кем заменить. Просто по-человечески беспокоиться…
Позвонил на автостанцию в Красноярске. В справочной посочувствовали, но информации не дали. Подсказали номер телефона старшего кассира. Ко времени моего звонка ее уже известили: сочувствия было больше, но информации - столько же. Начала вспоминать: кто и что говорил в очереди покупавших билеты, рассказала о похожем пассажире…, и дала номер транспортной службы, у которой имелся доступ к архиву данных.
Нынче уже не так просто, как раньше, на автобус билеты купить: необходимо паспорт предоставить или свою фамилию сказать. Причем, в Сибири больше паспорт нужен. Покупаешь кому-то – изволь назвать, кто это. Временами – глупость, конечно. Возвращение в прошлое, но не так уж и бессмысленно... Люди отвыкли от этого и часто по старинке без документа билеты продают. Но все реже и реже. Чем крупней город, тем с большей оглядкой.
Позвонил в транспортную службу. Ответил мужчина. У мужчин всегда меньше сочувствия и понимания. Все несколько суровей и более скупо. Но в этом случае не «солдат» и не «прапорщик» попался. Скорей засидевшийся в «капитанах». С мужицкой мудростью, с какой-то своей философией, даже... Выслушал, без слов дал почувствовать, что ему не безразлично… и сказал:
- Такую информацию я дать не могу. Права не имею. Звоните на пост полиции станции. Вот номер… Они Люди Государевы, прав больше имеют. Могут решить, что и помочь надо. Придут ко мне, я им, что нужно скажу…
В полицию я уже звонить не стал. Да и в соцсеть догадался заглянуть – увидел уже давнее сообщение, что телефон разрядился, но она летит. Казалось, остается только ждать и надеяться, что все же доберется целая и невредимая.
Добралась. Главным в этой истории оказалось, что, и «капитан», и Люди Государевы не дремали. Часа через два, как она выехала на автобусе, водителю позвонили, он остановил автобус и заявил: «Есть в салоне гражданка…? Пока не объявится, не поедем. Будем ждать полицию». Вот так-то.… Бдит наша доблестная… Что-то в мире подлунном меняться стало, особенно если вспомнить последние двадцать-двадцать пять лет, когда «доблестную» сторонились для своей же безопасности.
***
Есть мечты о жизни, рассказы о ней. Есть жизнь, которую ощущаешь на собственной шкуре. Есть представление о жизни, которую навязывают. Имея фрагментарное представление о реальности и насмотревшись фильмов, телевизионных передач, - многое почерпнув в интернете, можно склеив все в единую картину казаться себе мудрецом. А то реальное, что выпадает из нее, при этом отрицать и воспринимать отрицание, как просветление. Не стоит полагать, что такие отношения с жизнью - высшая истина. Реальность не настолько однозначна: не настолько идеальна как преподносится и не настолько плоха, как кажется. Просто ее окраска меняется, преломляясь в призме личных оценок. Поносить и критиковать все, что не получается встроить в целостную картину – не более чем результат скверного характера, отсутствия воспитания, в отдельных случаях, ума. Но только не в тех случаях, когда нарушены общечеловеческие ценности - библейские – нынче даже это надо уточнять. Субъективное представление о действительности – вина не СМИ, а людей, которые ее формируют, вживляя в сознание - свое и чужое, которые часто предпочитают стереотипы из-за ограниченности личного кругозора. По-своему все отрицают действительность, но не надо ее отрицать, спрятавшись за дверьми своих квартир; закрывшись в кабинетах, городах и странах; уйдя в виртуальную реальность.
Много раз выслушивал жалобы на жизнь, власть, родину. Встречались заявления об отсутствии любви к последней, ощущениях неприязни и даже ненависти. Такое недовольство время от времени становится модным. Даже малейшие изменения условий жизненного комфорта, не говоря уж об ускорении темпа жизни, и тем более коренных переменах в мире или государстве, заставляют людей проклинать всех и вся, а в первую очередь власть и государство. В целом – именно они принимают решения, - они ближайшие «крайние» и на них проще пенять. Обратил внимание, что сильнейшие негативные флюиды к России часто исходили от тех людей, чья жизнь в девяностые годы двадцатого века прошла в возрасте от тридцати до сорока лет. Они, уже имея жизненный опыт в этом возрасте, силы, огромные желания, никак не смогли изменить окружающую действительность, чтобы улучшить свое существование.
Любой человек заслуживает жить в том государстве и заслуживает той власти, в какой степени он воспринимает и помнит своих предков и их историю, как формирует и бережет свою семью и своих детей, как относится к своей работе и с чем мирится в своей жизни. Слепо поносить всех и вся бессмысленно. Надо мыслить, что-то созидать – делать, постоянно что-то делать. Новое или старое – не модное, но что-то хорошее и полезное.
Терпению, в быстро меняющемся мире, не свойственно прирастать. В мире, меняющемся длительное время, не наживешь привычек. Но Сент-Экзюпери прав: традиции противостоят бегу времени. Терпеливое внимание и помощь родным, близким, друзьям, землякам, соотечественникам, - необходимы. В противном случае нас, как те прутики, поодиночке будет ломать природа, действительность, свое и другие государства.
28.03.2016 г. Лесосибирск –– 01.2017 г. Галич ––
03.2017 г. Кондопога - 12.2016 - 2017 г. С. Б.