- Завидываю я тебе, молодой ты ишшо, - сказал старый казак Петьке, угрюмо сидящему на бревне у костра, - молодой, а потому глупай. Ну, чаво ты атаману перечил? Нагайкой и получил.
- Да видел я!.. - вскинулся обиженно Петька.
- Да ладно! Видал и видал, - оборвал его старый, - чего поперед батьки-то лезть? Ну да созреешь ишшо, поумнеешь, - заключил старый, неспешно раскуривая козью ножку, которую обстоятельно свертел за время разговора.
Молодой засопел и, нахохлившись, совсем как воробей, уставился в огонь костра. Старший, с улыбкой глянув на собеседника, пыхнул густым дымом душистого самосада и тоже замолчал, думая о чем-то своем.
Что же такое видел Петр, безусый казачок, которому выпала очередь доглядать за станичным стадом в тот день, когда пропал теленок Степаниды? А случилось вот что…
Дня за три до происшествия в верховьях реки прошел ливень. Да не просто ливень, а вселенский потоп! Река (в другое-то время так себе речка) вышла из берегов и поволокла вниз по течению всё, что сумела подхватить на своем пути. Все дни после ливня по реке несло целые снопы соломы, копны сена, вымытые из берегов кусты, даже бревна от смытых строений и прочее, прочее, прочее… И хотя вода уже стала спадать, мусор еще плыл, и его местами прибивало к берегам.
В тот день Петька, молодой казачонок, попал по очередности на присмотр за общественным стадом. Был он, конечно, не один. Был еще Митяй, лет сорока казак, «ни кола, ни двора», но до того ужливый, из любого дела вывернется ужом, а за своей выгодой так вообще в лепешку разобьется. Вот и тут ему срочно понадобилось в станицу слетать.
- Ты это… присмотри тут… сам, я мигом. Надо мне… срочно.
Гикнул своему каурому, только пыль столбом.
А стадо под сотню голов: и коровы, и телята. За каждой головой догляд нужен. Ох, и покрутился Петруха на своей кобылке вокруг рогатых! Да и пощелкал пугой над хвостами непонятливых! То коровы в зеленя наметятся, то телята гуртом собьются да и в горелки запустятся, а пастух - гляди, не упускай. А тут еще водопой подоспел, коровы сами собой к речке потянулись. Подбил Петька стадо плотней и повел к воде. Да и тут молодняк наперед попер. Двух-трех месячные сорванцы, с наскоку, и боком, высоко вскидывая задние ноги в стороны, с шумом вскочили в воду, да и остановились, испугавшись большой воды и плывущего на них подмытого куста.
Как в тот день в стаде оказался двухнедельный пострел Степаниды, то одному Богу ведомо. То ли не сама хозяйка скотину выгоняла, да недогляд вышел, то ли отвлеклась на что-то тетка Степа, то ли еще что… только уж за околицей выяснилось, что за мамкой бежит сосунок двух недель отроду. Ну не вертать же стадо из-за него?! Так и пошли.
Пастуху у воды вроде дела немного, знай, смотри, чтоб не разбредались подопечные, напившись. Да только за взрослыми коровами не видать мелочь!
А самый мелкий за мамкой походил, да и увязался за подростками. А так как не слишком успевал, то и разогнался, аж поджилки трещали. Так наметом в воду и прискакал. На самом краю споткнулся, кувыркнулся, кубарем врезался в толпу телят. Те, напуганные плывущим кустом, услыхав сзади всплеск, брызнули врассыпную, а мелкий и выкатился на глубь. И тут куст, который уже поравнялся с этим местом, взлетел над водой! Петька вроде и бросился за сосунком в речку, да тут из воды раззявилась такая огромная пасть, что телок в нее провалился как яблоко в кошелку. Тут же вода взбурлила так, что даже взрослые коровы бросились от берега. Огромный сом, длиной поболе телеги, показался весь! В несколько взмахом хвоста, подняв целый фонтан воды, выбросив на берег плавающий куст, развернулся и ушел в глубину, увлекая за собой несчастного телка.
Опешивший пастух задохнулся от такой наглости и огромности. Лишь когда монстр скрылся под водой, Петруха смог вздохнуть и закричать: «Что ж ты, гад, делаешь! Ты почто теля сожрал?!» А тут и Митяй подкатил и выдохнул с сивушным духом: «Ты чо орешь как оглашенный?» «Да тут теленок…», - начал было Петр. «Что, утопил?» - сразу вскинулся старший. Дальше говорить было бесполезно. Митрий закусил удила! «Ты, трам-та-ра-рам, слепой, что ли, трам-там-там! Безголовый, там-рас-там! Как теперь отвечать перед обществом, тра-та-там!» Нескончаемый поток Митькиного фольклора длился бы еще долго, да только коровы не стали бы ждать, и пришлось ему захлопнуться.
К дневной дойке загнали коров на баз. Подошли хозяйки с подойниками. Зорьки да Звездочки потянулись на знакомые голоса. Митяй гоголем вился вокруг баб, расточая елей и патоку, рисовался. Да тут некстати наткнулся на Степаниду.
- Митяй, а где мой сосунок? - озабоченно вопросила она, оглядывая стадо. - Корова есть, а теля нет…
Тут-то Митяй и вспомнил о пропаже.
- Степушка, я не при чем, это все он, Петька! У меня оказия вышла… зуб разнылся! - вдруг весело вскинулся он. - Я, стало быть, на леченье отлучился, - он непроизвольно махнул пальцами под челюстью, - а он теля и утопил.
- Знаю я твое лечение, опять к Симонихе за сивухой гонял, а на стадо несмышленого мальца одного оставил!
- Да смышленый я! - вскинулся уже Петруха и тут же запунцовел, хоть прикуривай. - Не виноватый я! И никто не виноватый!
- Атаман разберется, кто правый, кто виноватый, - оборвала его излияния Степанида и, неприязненно глянув на старшего пастуха, пошла в станицу.
До вечера время тянулось долго для обоих. Митяй пытался придумать, как без потерь для себя выйти из этого происшествия, и все подкатывал к младшому, предлагая варианты и прося все взять на себя. Петька отмахивался и не вступал в переговоры.
Ввечеру скотина сама потянулась к дому. Уже у околицы стало ясно, что над станицей нависло предгрозье… Даже мальцы, встречающие своих коров, не галдели как обычно.
Раздав скотину хозяйкам, горе-пастухи направились на майдан для разбора происшествия. Степанида была уже там, что наводило на мысль о значимости вопроса. Какая же хозяйка оставит кормилицу-коровушку, не обласкав, не напоив, не выдоив. А тут оставила, видать, было ради чего…
Атаман тоже был на месте. Пастухи спешились, привязали лошадей у коновязи. Не глядя друг на друга, шагнули в сторону старшого.
- Ну, в чем дело? - начал спокойно и вроде безразлично атаман. Но это спокойствие не сулило ничего хорошего. Все знали за атаманом такую привычку: начав спокойно, потом вдруг сузив глаза и понизив голос почти до шепота, растопорщить усы и с плеча так вытянуть нагайкой вдоль спины, что и здоровенные казаки выгибались дугой. Что уж было говорить про сухопарого Митяя и безусого Петьку. Короче, опасались оба.
- Я, это, ни при чем. У меня зуб, вот, - начал было Митяй. - А он, вот, не доглядел. - Митька ткнул в сторону молодого.
- Таак, - протянул голова, - он виноват, а ты нет. - Глаза у него стали сужаться, а голос переходить на шепот. - А старший кто был? Може, он?!
- Пан атаман, - вскинулся Петро, - не виноват он. Я видел, что было. - Его юношеский максимализм требовал справедливости.
В воздухе свистнула нагайка, и Петруха выгнулся и взвыл сквозь зубы. В станице непринято было выказывать боль, тем более, если наказание исходило от атамана.
- Цыц, щенок! Тебе слова не давали, - прикрикнул на него набольший. - Не дорос еще поперед батьки высовываться. Значится так: ты, - он ткнул нагайкой в Митяя, отчего тот попятился и, запнувшись, плюхнулся на зад, - возвернешь Степаниде телка. Цыц! - прикрикнул на попытку возражения атаман. - А ты сегодня в ночное пойдешь с Пантелеичем, пусть он тебе разъяснит, как старшим перечить. Все! - Пан атаман хлопнул нагайкой по сапогу, как точку в разговоре поставил.
- Батька, как же я телка верну, у меня ж ни копья, - заныл Митька, который уже поднялся и под смешки окружающих отряхивал штаны.
- Так заработай. В соседней станице водой бед наворотило, просили помочь руками. Вот и отправляйся в заработки, утром и двигай. Всё! - Разговор окончательно был завершен.
Пахомыч слыл в станице знатоком и хранителем казацких традиций и знаний. Старый, но при этом неопределенных лет, он мог сам выбирать себе работу по силам и по душе. Атаман его уважал, а потому многое позволял. Петька знал Пахомыча и побаивался: по виду старик напоминал лешего, и маленьких детей в станице частенько им пугали.
Выведя табун на пастбище и стреножив коней, доглядатаи уселись у костра.
- Молодой ты ишшо, а потому глупай, - начал старик.
Как Петро ни пытался рассказать про то, что случилось днем, старый отмахивался и гнул свое. В общем, к утру Петруха получил полный курс молодого казака в теории, а практикой была жизнь.
Митяя не было два дня. Усланный на помощь соседям и попавший в работники к тамошним казакам, он честно, насколько мог, помогал разбирать последствия наводнения. Настолько хорошо поработал, что тамошний голова в благодарность за помощь подарил Митрию найденного на лугу после схода воды огромного сома, который барахтался в грязи, но уйти в реку не мог. Его, видимо, половодье подняло с насиженного места и понесло куда-то без направления. Так и вынесло на луг по большой воде. Да недолго вода была, а как сошла, тут сом и попался. Выволокли его с луга, взгромоздили на телегу, да и отправили с Митяем как сувенир для атамана.
Воротился Митрий под вечер, уставший, но довольный. Еще бы - уважили казака да еще так наградили.
Свалили награду на майдане. Соседи домой повернули, а Митяй кочетом вокруг сома вышагивает, ус покручивает, на похвалу напрашивается. Позвали атамана, народ собрался, дивится на такого монстра. Кто репу чешет, кто головой качает. Пришел голова, посмотрел, подумал. Высмотрел в толпе Степаниду.
- Ну, Степа, решай: телка нету, а вот какую рыбу Митяй добыл. Годится такой обмен?
Скотина издавна у казаков кормилицей считается, ее берегут и холят. Потому и пропажа теленка - ЧП. Как тут решить - замена сом телку или нет, хоть и огромный, аж жуть!
- Ну, не знаю, - Степанида задумчиво переводила глаза с Митяя на сома и обратно. - Рыба не корова, молока не даст. Разве продать? Да кто купит?
Такой базар на майдане собрал всю станицу. Если те, что рядом дворы, давно уже наглазелись, то дальние еще подтягивались. Пришел и Петька, давешний пастушок. Протолкавшись вперед, он уставился на рыбину. Митрий ходил вокруг хоть и не с таким гонором как вначале, но все-таки по-хозяйски, тыкал сома в бок палкой, хвалился добычей.
- Гляди, народ, какая страшила! В ём пудов-то сколько будет, не иначе все пятьдесят, а то и шестьдесят! А пасть, гляди какая, - он палкой подцепил челюсть сома и потянул вверх. Пасть действительно распахнулась такая, что некоторые невольно попятились от этого монстра.
- Он, ей-Богу он! - раздался в толпе вопль Петрухи. - Пан атаман, это он телка сожрал! - Петька бросился к атаману, расталкивая людей. - Я видел!
- Ну, ты, ври, да не завирайся, - атаман замахнулся нагайкой, - или опять спина зачесалась?
Майдан загудел с новой силой, такой поворот события подлил масла в огонь. Что было, а чего не было - уже было неважно. Главным стал сом, пожирающий скотину.
Атаман шагнул в круг и поднял руку, утишая сход.
- Казаки! Что делать будем с этой рыбиной? - крикнул он, чтобы всем слышно было. - У Степаниды телок пропал, и есть мнение, - тут голова покосился на Петьку, - что этот сом его и сожрал. Я думаю, что сома самого надо ликвидировать путем поедания, а телка Степе всем миром купить, вскладчину. Что скажете, казаки?
По сходу пошел новый гул, но уже по-другому. Через минуту-другую вперед вышел Авдей, казак в летах, и, отмахиваясь от жинки за спиной, сказал:
- У нас Манька, значит, корова наша, двоих принесла. Думали, одного оставим, второго сбудем, тяжко Маньке с двумя. А раз такое дело - отдадим телка Степаниде. Их, стало быть, две телочки, вот одна, значит, Стеша, твоя. А ты нам кусок рыбы, значит, дай, вроде взамен.
- Господи, да я… да завсегда… да пожалуйста, - засуетилась тетка Степа, - вам с хвоста аль с головы? - она завертела головой, вроде как нож искала, да спохватилась, что не в своем дворе. - Я мигом! - сорвалась она бежать.
- Да погоди ты, - крикнул, хохотнув атаман, - погоди! Может, до двора помочь доставить улов-то?
Степа остановилась, опомнившись, мотнула головой.
- Да, чтой-то я? - она махнула рукой. - Раз такое дело, кому еще рыбы?
Майдан загомонил с новой энергией. Со всех сторон понеслись возгласы: давай; не плохо; рыба это хорошо и т.п. Тут же нашлось несколько топоров. Степаниде и Авдею сразу наметили лучшие куски, и закипела работа. Приволокли соломы, чтобы не на земле разделывать, покатом взвалили на нее рыбину. Нашлись умельцы-рыбники, стали делить гиганта на части. Первым делом вывалили потроха. Тут-то и обнаружилось, что Петруха был прав! В брюхе монстра нашли теленка. Как ни пытались оттереть Степу от зрелища, но она пробилась. Горько всхлипнула над телком, кусая край платка, вздохнула и отвернулась.
Самое большое через час на майдане остались только следы да рассыпанная солома. Все отходы от разделки были собраны и вывезены за околицу, где и прикопаны в гнилом овраге. Петруха оставался до конца, хотел погуторить с атаманом, но тот сам к нему подошел.
- Вижу, прав ты оказался, - начал голова, улыбаясь в усы. - Ты на меня не серчай, такое говорил - кто поверит?! Ан, по-твоему вышло, молодец. Пантелеич тебя хвалил, сказал, что казак ладный из тебя выйдет. Так что держи, - и старшой протянул Петру руку.
Петька взвился порохом! Это была большая честь для такого как он безусого. Это была и просьба о прощении, и прощение, и аванс на будущее. Схватив пятерню головы в две руки, Петруха вежливо, но сильно, встряхнул ее, пытаясь показать свою силу и удаль, при этом горделиво косясь по сторонам - а все ли видят честь, оказанную ему самим Батькой. К его сожалению, на майдане почти никого не было, все разошлись с добычей по куреням, надо было засолить, закоптить, завялить свою долю митяевого улова.
…
- Да-а, и было это, почитай, годков пятьдесят тому, - продолжал рассказ Петро Михеич, старый атаман, тот самый безусый Петруха, рассказывая внучатам про старую жизнь. - А жил тот сом в каком-то омуте в верхах реки, пока большая вода его наверх не погнала. Уж больно не любит сом мутную воду. Так его к нам и принесло.
Ну вот, на сегодня все. В другой раз про другое расскажу.
08.12.2017