Здравствуй старость, утро жизни новой,
Запах зимней зелени еловой.
Здравствуй старость, малое оконце,
Где сияет жизни вечной солнце.
Здравствуй, старость – снег, летящий к раю.
Я тебя уже люблю и знаю…
(архимандрит Иоанн Шаховской)
В семье Маруся была единственным и абсолютно безпроблемным ребёнком. Бог наделил девочку разносторонними неплохими способностями, которые родители по возможности старались развивать. Но главное умудрились это горячо любимое единственное дитятко вырастить добрым, без излишнего эгоизма, правильным человеком. Школу Маша окончила с золотой медалью, в престижный университет поступила и защитилась легко. Замуж вышла за хорошего парня Николая-сына друзей семьи. Жизнь шла своим чередом: дети, свадьбы, внуки. Все хоть и обычные захожане, но православные. Мелкие неурядицы дружно разрешались без особых усилий. Живи и радуйся. Однако... Всё изменилось в одночасье, когда старшая дочь, зять, другой зять, родители зятя оказались в одной оградке на старом городском кладбище. Вскоре один за другим ушли родители Марии, брат и родители Николая. От большой семьи остались пять человек: Маруся с Колей, их дочь-вдова и совсем небольшие внуки-сироты. Но... Хочешь-не хочешь, а жить надо. "Иисусе, вдов заступление; Иисусе, си;рых защитниче; Иисусе, труждающихся по;моще. Помилуй нас."-эти слова из акафиста запали в душу Маше и постоянно были при ней.
Потихоньку как-то научились жить дальше. Стали прихожанами. Молились, подавали записки везде, где доводилось побывать. Внуков вырастили, научили всему доброму, что знали и умели сами, дали им хорошее образование. Вроде наладилась жизнь-то!
Вот только Николай, и без того не особо разговорчивый, совсем замкнулся. В свободное время упирался на даче, выращивая в больших количествах всё, что может вырасти, а потом запихивая это в никому ненужные банки. Маруся раздавала разносолы всем, кто соглашался взять, и уговаривала уже совсем немолодого мужа остановиться и заняться своим здоровьем.
Бесполезно. А однажды случился сбой и Николай Григорьевич экстренно попал на операционный стол. Проблема была серьёзной, к тому же добавились невесть откуда взявшиеся осложнения, и теперь в реанимации Николай временами был просто неадекватен. Срывал датчики, иглы, всё, чем был опутан. И тогда его попросту пристёгивали ремнями к кровати. Тоска да и только. Маруся стойким солдатиком переносила напасти, сидела возле мужа и, поглаживая его руку, шептала: "Радуйся, болящих благонадежное посещение; Радуйся, яко Тобою, по мере веры, подаются благодатная исцеления всем немощствующим. Радуйся, Благодатная Богородице Дево, погибших Взыскание и всех скорбящих Радосте." Завотделением против постоянного присутствия Маруси не возражал - так было всем спокойнее. А молодой перспективный врач посоветовал Марии Ивановне сразу после того, как состояние её мужа удастся хоть немного стабилизировать, забрать его домой прямо из реанимации, минуя всякие терапии и реабилитации. Что она через несколько недель и сделала. Привезла своего Коленьку домой в памперсах, потому что он не только сидеть, но повернуться не мог. Потомки, хотя уже и жили своими взрослыми жизнями в своих квартирах, по возможности (и даже сверх) помогали измотанной бабушке.
Меньше чем через месяц Николай Григорьевич врачам на удивление пошёл с ходунками, а после соборования на дому стал передвигаться по квартире просто с палочкой. Но на этом дело и застопорилось. Дедушка решил, что это потолок его возможностей, перебрался из своей спальни в комнату с телевизором, прочно уселся в кресло напротив быдлосинтезатора и стал таращится в него с утра до ночи, молча щёлкая по всем 96 каналам. Что за мусор скапливался в голове былого заслуженного изобретателя Одному Богу известно.
До болезни дед Коля строго следил за своим духовным состоянием. Регулярно вместе с женой и молодёжью посещал церковные службы, старался всем помогать, избегать конфликтов, ловко разрешая их миром ко всеобщему удовольствию. А теперь ему стало "безразлично что будет и кто что думает" о нём и обо всём, молиться перестал, так как у него "от чтения голова болит". Враки. При обследовании "в голове" особых патологических изменений не выявлено. Проблема лишь в ограниченных двигательных возможностях, которая при определённом усердии вполне разрешима. И хотя усердия только бабушки Маши было явно недостаточно, она сдаваться не собиралась :
- Коленька, ты же сильный мужик, человек чести, неужели тебе не стыдно перед Богом, внуками, друзьями?
-Друзьями? А где они? Что то я их давненько не видел. Бог милостив, простит. Детвора меня и такого грешного любит. А ты? Ты у нас правильная, будешь копошиться со мной до последнего.
Николай Григорьевич ещё немного подумал и важно изрёк:
-"Стыд и честь — как платье: чем больше потрепаны, тем беспечнее к ним относишься."
Апулей сказал между прочим, а не тётка Франя у дома на скамеечке.
Мария Ивановна изобразила бурные аплодисменты оратору и тоже изрекла:
-Если ты такой умный, почему ж такой грешный? Ум, как известно, одно из духовных оружий человека. Почему не пользуешься? Почему даже не пытаешься подумать, узнать себя, свои возможности, а сидишь сиднем и тупо кушаешь всё без разбора, что тебе подносит этот..., может не стоит глотать всякий информационный хлам?
Как раз на экране телевизора в каком то опереточном платье "главный теледоктор страны" вещала о удивительной диете для беременных по индивидуальному графику, после которой следует ждать прибавления в семью если не богатырей, то крепышей точно.
-Да уж, конечно, без такой диеты никому не обойтись, а тебе, Николаша, особенно. Ладно, глотай дальше. Пойду пройдусь.
-Куда это ты прихорошилась?
-Вылезла из джинсов и майки - уже и прихорошилась? Хоть немного женщиной (пусть и немолодой) себя почувствую. Вернусь через пару часиков.
Дед занервничал, Маруся, кроме церкви да магазинов с аптеками и поликлиниками, давно никуда не ходила. Позвонил внучке, у которой с бабушкой были особенно тёплые доверительные отношения, и поинтересовался куда бы Мария Ивановна могла рвануть. Полученная информация обескуражила. В город приехал давний друг Николая и вечный поклонник Маруси. В молодости он и Николай наперегонки ухаживали за строгой девушкой. А после свадьбы Маши и Коли, соперник убыл в неизвестном направлении и никогда их не тревожил. И не потревожил бы, если бы не звонок Марии, решившей, что Николаю не помешает хороший пинок.
-Как это на кофе с Александром Васильевичем? А ничего, что у нас скоро золотая свадьба? Зо-ло-тая!
-Так Александр Васильевич и приехал, чтобы напроситься на вашу золотую и заранее спланировать свой график.
-Тоже мне Суворов нашёлся! Надо же, помнит! И зачем он тут нужен? График у него! А она мне почему ничего не сказала? Я что, пустое место? Вот мне хочется голову помыть, и где Маруся, когда она мне нужна! Кофе видите ли попивает!
-Люди по своей природе совсем не чуточку эгоистичны, поэтому во все времена использовали друг друга, напрягали и будут напрягать. А ты, дедушка, вовсе бабушке на шею удобно уселся и ножки свесил. Ты же сам не хочешь пошевелиться лишний раз. Тебе не нужно ничего. А ваша свадьба золотая - это праздник для всех нас, близких! Только как ты, дедушка, рядом с бабушкой смотреться-то будешь? Особенно на фоне Александра Васильевича (не Суворова). Не кажется ли тебе, что на этот вопрос надо честно ответить себе: не знаю, никак?
-И что делать, магистр ты наш родненький, помоги дедушке бестолковому.
-Значит так. Сейчас я за тобой заеду и двинем к Андрею.
-Нет. Забудь. Я к нему не поеду, у меня после его процедур всё болело невыносимо.
-Ладно, нет так нет. Сиди дальше.
Дедушка задумчиво покопался в своей бородке и спросил:
-Как думаешь, за два месяца можно чего-то добиться? Постараться если?
-Если захочешь, очень постараешься, то вполне.
Николай Григорьевич, как и положено грамотному православному, серьёзное дело начал с молитв, исповеди, причастия и иерейского благословения. Телевизор незаметно отошёл на второй план, а потом и вовсе исчез из повестки дня. После процедур и тренировок полуатрофированные мышцы, связки, косточки ныли и стонали так, что уснуть не получалось. Но дед терпел, ради своей Маруси терпел. И через 5-6 недель настал день, когда Николай Григорьевич с великой радостью присоединил к молитвам и церковным службам, на которые его исправно возила внучка, ещё и поклоны, веря, что Господь поможет, Сам управит. А у Марии Ивановны появилось свободное время, чтобы просто встать перед иконами и помолчать с тихой благодарной улыбкой. А дабы сюрприз остался сюрпризом, она деликатно делала вид, что совершенно не догадывается зачем дед каждый день куда-то ездит с Андреем, приятелем внуков и популярным костоправом. Дома Николай Григорьевич тоже развёл бурную деятельность, безропотно позволял жене делать массаж, вертеть его туда-сюда, натирая вонючими маслами, и сам упражнялся, разминал руки-ноги. При этом частенько бормоча себе под нос что-то вроде: вот так-то, Сашка Васильевич, мы ещё посмотрим!
Посмотрели все. В день золотого юбилея было на что посмотреть. В церкви читали благодарственный акафист. Николай Григорьевич в смокинге с бабочкой стоял столбиком без всякой тросточки и держал за руку свою жену, самую любимую, самую красивую, самую верную. Александр Васильевич в сторонке, прижимал к себе ворох цветов, подаренных юбилярам, и искренне радовался за своих друзей и их семью. Благодарил Бога за эту небезразличную ему красивую пару, достойно перенесшую и горе, и беды, и многие несчастья. Они заслужили этот праздник от Бога! Горько, дорогие мои! И слава Богу за всё: и за скорбь, и за радость!
Р.Серебрякова.