Алёша Сазонов – закадычный друг Влада Перова. Учились в одном классе, домой к Перовым он приходил часто, начиная с пятого класса. А потом и в институтские годы, когда компании собирались у Перовых. Для Яночки, младшей сестры Влада, Алёша был как родственник, или даже как домовой: то виден, то нет, но всегда был. Она не относилась к нему, как к молодому человеку, при котором следовало прихорошиться и вести себя с оглядкой, то есть непременно понравиться. Всегда была сама собой, без прикрас, и в мыслях не было кокетничать: ведь Алёша как член семьи. А кто для него Яна?
Вот тут бы дать слово самому Алёше. Хотя, определённо, он детализировать не станет. Просто улыбнётся той удивительной, редчайшей улыбкой, которая рождается из глубокого чувства любви и нежности, и скажет: «Любил». Больше никогда Яна не встречала подобной улыбки, подобного взгляда. Значительно позже, в короткий период самокритики, она подумала, что это была любовь к выдуманному Лёшей идеальному образу. В школьные годы разница в возрасте четыре года – это заметно. Влюблялся в Яну постепенно и полюбил навсегда, когда она уже повзрослела. Сначала, как дерево, прорастал корнями в любимую им семью Перовых, рос, впитывал их традиции, а потом своими ветвями оберегал Яночку, хотел быть её рыцарем. Трогательно так, терпеливо помогал ей с математикой. Брат-то сразу раздражался тупостью сестрицы, начинал через пять минут возмущаться. А Лёше – только в удовольствие объяснять, решать вместе с девочкой задачи. У него не было ни братьев, ни сестер, да и семья была не особо дружной, не хлебосольной, совсем не такой, как у Перовых. К Алёшеньке Перовы старшие – как к любимому сыну, всей душой прикипели. Наверное, любимая в образе Яны ожила для него со страниц Тургенева, Грина. Он по натуре поэт, романтик, что видно по его рисункам: сплошь романтические сюжеты. Предпочитал графику: перо, тушь, белую бумагу. Яна иногда просила его что-то нарисовать: то девушку, то старинную обстановку комнаты. Оказывается, дома у него были стопки иллюстраций к собственным рассказам, которые не были им записаны, лишь придуманы и нарисованы. Причудливые формы воска на тающих свечах в канделябрах. Молодые люди в котелках, сюртуках, с тростью. Тонкие талии девиц, одетых по моде XIХ века. Улицы, особняки того же периода с хорошо прорисованными архитектурными деталями, спешащие прохожие, экипажи – всё в движении. Персонажи напоминали героев Лермонтова, Куприна: офицеры с выправкой, гордые, готовые отстоять честь на дуэли. Смотришь, листаешь, словно заглядываешь в душу художника. То ли Мопассан, то ли Тургенев, то ли сам Алёша … Где-то мелькает Ассоль, смотрящая в море, вдаль, за горизонт. Это уже потом, перед отъездом на военную службу он отдал брату несколько папок с графикой – тогда Яна и увидела рисунки. Мечтатель тот Лёша, трудно ему жить среди приспособленцев, комсомольцев-активистов, исповедующих на словах высокие идеалы, а на деле ратующих за карьеру, хорошие зарплаты, выезды за границу, за устройство наилучшего быта, и уж совсем не за бескорыстную любовь и труд на благо Родины. Его ценности: порядочность, патриотизм, честь, верность. Редкий парень. Отличный друг. Был бы прекрасным женихом для Яны, если бы она влюбилась в него. Вообще-то школьных друзей было четверо, кроме Лёши и Влада ещё Борис и Михаил. Они собирались дома у Перовых, в «штаб-квартире». Одно время увлекались фехтованием и стрельбой в тире – мальчишки! У ребят, начитавшихся русских классиков, в ходу были дореволюционные военные звания. В шутливой форме, конечно, но обращались друг к другу как к штабс-капитану, ротмистру, штабс-ротмистру, поручику. Вытягивались в струнку перед старшим по званию и отдавали честь. Много шутили. Забавно было смотреть на них. Играли на гитаре, пели, пили вино. Чувствовали себя гусарами. Весёлые ребята, видящие себя гуляками, храбрецами и обязательно людьми чести и достоинства. В школе за Лёшей закрепилось прозвище Рыцарь за его почтительное отношение к девочкам, к женщинам. Он был галантным и не терпел никакой вольности или грубости к дамам. Девчонки были в него влюблены, а он даже не догадывался, это открылось уже много лет спустя, когда все сами стали родителями школьников. Рыцарское поведение Алёши приводилось детям в пример.
Лёшиной мечтой было жениться на Яне, стать членом семьи Перовых, которых он боготворил. И Татьяна Ивановна (преподавала литературу и русский), и Андрей Андреевич (доктор исторических наук) значили для него даже больше, чем собственные родители. Вкладывали в Лёшу, как в сына, и душу, и знания. Он впитывал культурные, нравственные традиции семьи и ценил это. Редкий подарок судьбы. Одни только экскурсы в прошлое рода Введенских и рода Перовых чего стоили! Сазоновы не имели столь благородных корней, такой интересной семейной истории, да и нынешняя их жизнь была будничной, не интересной. Лёша в мечтах связывал своё будущее с Яной. Почему-то он не сомневался в чувствах Яны, хотя не заводил с ней разговоров о любви и не видел с её стороны ни кокетства, ни признаков влюблённости, лишь хорошие товарищеские отношения, причём, с её стороны всегда весёлые, с юмором. У него были основания верить в то, что он добьется успеха в науке, в профессии. И не карьера в гонке за чинами его интересовала, а продвижение научных исследований, в которых он уже значительно преуспел, учась в Академии, к тому же его обнадеживали на кафедре, считая его перспективным ученым.
Он выбрал путь военнослужащего и заканчивал с отличием Академию. Ему предоставлялся выбор: остаться в Москве в аспирантуре и защитить диссертацию (возможно, сразу докторскую), или поехать служить – это уж куда пошлют. Яна училась на первом курсе филфака в МГУ, они оба могли жить в Москве и продолжать учёбу. Лёша решил сделать предложение Яне, предварительно поговорив с Владом. По обыкновению, Яна куда-то спешила, уже в коридоре Лёша её остановил словами:
- Подожди, не убегай, мне надо с тобой поговорить.
Яна осталась.
- Я люблю тебя. Ты это знаешь. Мне предложили остаться в аспирантуре, защитить кандидатскую. На самом-то деле, моя тема на докторскую тянет, мне не составит труда защититься, я уже подготовил в самых общих чертах, это будет настоящий прорыв в военной науке. Выходи за меня замуж. Я буду во всём тебе опорой, у нас сложится прекрасная семья. На меня можно положиться, думаю, ты это тоже знаешь.
- Лёшка, ты что говоришь! И откуда такие мысли? Нет, я не выйду за тебя. Мы даже не целовались, ты мой товарищ, не более того. И вообще мне рано об этом думать, я ещё не нагулялась, не нацеловалась, чтобы замуж выходить. Мне сейчас некогда, у меня свидание, опаздывать не в моём стиле. Я рада, что ты станешь военным учёным!
- Яна, хотя бы оставь мне надежду, что это возможно. Ну не сейчас, так позже…
- Нет, не мечтайте, господин офицер!
Она улетала стремительно и, кажется, навсегда. Не придала этому разговору никакого значения, будто с ней пошутили, даже не подумала, каково было Лёше от такого легкомысленного и даже унизительного отказа. Потом брат ей выдал, что думал о её ветреном характере и эгоизме – не поняла и его, ведь у неё так много было интересных дел, разных встреч в то время, да и не хотела она обидеть друга. Алёша совсем приуныл, помрачнел и замкнулся, долго не приходил к Перовым, а с Владом встречались вне дома. Закадычные, они-то уж не расстанутся.
Тогда-то родители Алексея и их ближайшие друзья возрадовались: наконец-то появилась возможность поженить их детей: Алёшу и Анну. Аня давно и безнадёжно была в него влюблена, только и мечтала, чтобы тот обратил на неё внимание. Скромная, очень душевная, вроде, не глупая, какая-то обычная, не обратишь и внимания. Однажды задумавшись, он непроизвольно писал пером разными шрифтами имя Аня (пытался привыкнуть, настроиться на женитьбу), а читал всё время наоборот: Яна. Да, девушки-антиподы. Аня всегда скромно и приветливо ему улыбалась, но не привлекала его, что уж говорить о любви… Ясно, он не полюбит никого, кроме Яны. Анна же готова была на всё, лишь бы быть с любимым. Этот вариант ему показался лучше, чем ждать чуда или ехать холостяком в «тьмутаракань».
Он принял решение уехать из Москвы, удалиться куда подальше от безответной любви. Легко получил распределение в гарнизон на край света, на границу с Монголией, всех при этом удивил. Профессор с его кафедры, с кем сложились доверительные отношения, попросил всё же не забывать перспективную и нужную тему и продолжать по мере сил работать над ней и в глубинке – потом возобновят исследования. Он так хорошо понял Сазонова и посочувствовал ему по-мужски.
Яна после ссоры с братом переживала. А потом согласилась, что поступила с Лёшкой бестактно. В Сергиевом Посаде приобрела серебряное кольцо с надписью «Спаси и сохрани», на внутренней стороне выгравировала слово «Прости» и передала через Влада Алёше. Понятно, что он не станет носить кольцо на службе, но пусть оно оберегает его самого и его семью. Не чёрствой душа её была, нет. Пока взрослела, была очень нежной, чувствительной и немного даже мечтательной, тоже придумывала разные истории. Всегда жалела, что рисовать не умела. Вот бы ей талант её подруги Марины – та и сказки дивные писала, и рисовала не обыкновенные иллюстрации, а чудесные, так, что все герои на картинках оживали. У девочек было много общего, но потом, когда за Яной стали ухаживать молодые люди, они с подругой немного отдалились. Марина будто осталась в своей скорлупе, никого не хотела подпускать близко, погрузилась в учёбу, всё время рисовала, мечтала книги иллюстрировать. Яна наоборот, в восемнадцать преобразилась, стала более открытой, весёлой, компанейской. В то же время как-то заземлилась, попрощалась с романтикой. Ей нравилось модно одеваться, обсуждать то, что было на поверхности и тоже модно, ходить на все театральные премьеры, часто встречаться с влюблёнными в неё. Она иногда тоже влюблялась, но при расставании чувствовала лишь лёгкость и готовность опять влюбиться. Её отношения с мужчинами тогда не были близкими, но всегда чувственными. Все предлагали ей руку и сердце, она привыкла легко отказывать. Вот в такой период и предложил ей Лёша выйти за него замуж. Очередное предложение и очередной отказ – теперь привычная для неё (но не для него) рутина: улыбка, лёгкий смех, категоричный отказ и с глаз долой. Но сама ждала взаимной любви, которую и встретила через два года.
Лёшину свадьбу праздновали в ресторане «Яр» (старое название) гостиницы Советской, Влад был свидетелем, родители-Перовы тоже были приглашены. Яна там не присутствовала, ей рассказали о празднестве. Молодые скоро уехали в далёкий край, который и на карте-то с трудом можно было отыскать. Вспомнил Алёша там русских классиков, пожил в забытой всеми глубинке, насмотрелся на современных героев – тоже разных, как и в прежние времена. Мало что изменилось, ну разве что техника, а люди-то те же. Жена хорошо знала о любви Алёши к Яне, да он и не скрывал. Знала, что не любит её муж так, как свою первую любовь, но была счастлива. Муж тактичный, заботливый, правда, молчаливый, замкнутый, но с этим легко смириться. Анна стала ему и другом, и заботливой хозяйкой дома, и любящей женщиной, и хорошей матерью для вскоре родившейся Леночки.
А он, конечно, продолжал думать о Яне. Сохранил все её фотографии, которые доставал правдой и неправдой (большинство у неё похищал), собрал за годы маленькие памятные безделушки, до которых дотрагивалась её рука, рука его единственной настоящей любви. Даже косточку абрикоса из варенья (она держала её во рту, а потом положила на край блюдца) сберёг. Подумать только, и этот артефакт занял место в коробке. В те годы девушки пользовались носовыми платками из батиста, они бывали красивой расцветки и с вышивкой. Вот такой Яночкин платочек он присвоил себе, когда они ходили в кино. Как водится, платок был надушен и лежал в её открытой сумке. Не долго думая, пока было темно, он его вытащил, сунул в карман. Изящен был белый батист с окаймляющим его тонким кружевом. Аромат держался долго, а потом Алёша просто его вспоминал, когда брал в руки эту нежность. Фетишист – можно было подумать, если не знать его. В этой жестяной коробке из-под импортных шоколадных конфет находилось и нечто, написанное Яниной рукой: цитаты из её любимых философов, которые она так рекомендовала Лёше читать, рисунок-схема, как доехать до дачи подруги в Ивантеевке, где обе компании (с её стороны и со стороны брата) собирались на масленицу. Даже конспекты её университетских лекций по литературе покоились там. Он представлял, как она писала, потом читала, смотрел на смешные шаржи, комментарии её и подружки, сделанные во время лекций. Шарик в виде глобуса от сломавшегося так любимого ею брелока для ключей. И кольцо, то самое, которое его спасало и охраняло. В его магическую силу он верил и ценил дивный дар. Кольцо было святыней. Пока они с Анной как военнослужащие мыкались по всей стране, тайник перевозился с места на место, из гарнизона в гарнизон, бывал с ним на испытательных полигонах. Теперь те реликвии хранятся в письменном столе дома на Беговой. Его самого иногда смешило, что бережёт такие мелочи. Бывало, хотел уничтожить их, но становилось не по себе, рука не поднималась. Ну ладно, потом когда-нибудь дойдет до этого… Он знал, что духовные приобретения, тоже своего рода «реликвии», не уничтожить ничем. И они жили в Алексее и питали его в течение всей жизни. Разве можно было забыть, к примеру, Пасху у Перовых? Белая накрахмаленная скатерть, сверкающие фужеры, праздничный сервиз, цветы в вазе. В середине стола высокий кулич в окружении крашеных красных яиц. Торжественной пирамидой высится белая пасха. Это традиция. Остальное меню может меняться, варьироваться от желания и обстоятельств, но это – незыблемо. Так повелось в этом доме издавна, хотя в те годы празднование Пасхи, мягко скажем, не поощрялось. Тем не менее, в этот святой день в семье всегда был праздник, в основном, без приглашённых, только самые близкие родные. И как правило, на Пасху было солнце, хоть на краткий миг, но выглядывало, как по волшебству. Пасха случалась и ранней весной, когда дни хмурились и снег не таял, но обеденный стол обычно был освещён солнечными лучами.
То, что он ценил особенно в Перовых – это уважение к труду исследователя, интеллектуала. Традиция была заведена ещё в семьях их предков. Татьяна Ивановна занималась хоть за крошечным столиком, но всё же, за своим. Андрей Андреевич работал за старинным двухтумбовым, резным. У детей – тоже по небольшому столу. То есть квартира из трёх комнат была настоящим прибежищем, укрытием для каждого, где можно уединиться и заниматься своим делом, и никто не помешает, потому что занятого делом нельзя бесцеремонно отвлекать. Такого отношения к делу у Сазоновых не могло быть. Всё лишнее (включая разрозненные записи, мелкие зарисовки), по мнению хозяйки дома, выбрасывалось, в квартире не должно быть ничего отжившего свой век (в её же понимании). Соблюдался незыблемый распорядок дня и полный порядок в быту, всегда идеальная чистота, строгость. Каждая вещь должна быть на своем месте и не перебегать. Да и книг-то было мало: они же собирали много пыли, а почитать можно библиотечные. Алёша часто оставлял записи с пришедшими на ум расчётами, эскизы, книги где попало: на подоконнике, на обеденном столе, в гостиной на диване. Потом туда возвращался, дочитывал, дорисовывал, дописывал. Его маму это коробило, она всегда делала ему замечание (чаще некстати, в моменты, когда он был увлечён, что-то считал). Поэтому он предпочитал проводить время у Перовых, где мог предаваться своему делу – друзья нередко молча читали, занимались. Здесь царила свобода, замечаний не делали, без них всем хорошо жилось. Хозяйка дома нормально убирала квартиру, никого не допекала требованиями соблюдать особенный порядок, в доме было уютно, всё располагало к творчеству, к работе и к радостному общению. Иногда и беспорядок был заметен, но это было так нормально, естественно, чувствовалась жизнь семьи.
Иногда по выходным Перовы ездили на дачу. Это был скромный летний домик на восьми сотках неподалёку от Москвы. На огне готовили мясо, овощи. Молодёжь каталась на велосипедах. В доме было мало места (две небольшие комнаты и веранда), но как-то умудрялись разместиться. Татьяна Ивановна и Андрей Андреевич недоумевали, почему Лёша не ездит на свою дачу в Николиной слободе. Ведь там дом добротный, зимний, двухэтажный. Однажды Сазоновы пригласили туда всех Перовых на два дня. Наверное, в благодарность за то, что Лёша у них много времени проводил. Так и замерли родители Влада при виде лесного участка размером в гектар и дома-красавца – не то, что их избушка. Старая дубовая мебель, картины, книги. Атмосфера дома не соответствовала Лёшиным рассказам о семье, где не любили читать, где не было традиций. Потом узнали, кто были истинными хозяевами. А когда прогуливались вечером по посёлку, Сазоновы с гордостью им рассказывали, кто жил по соседству. Это известные режиссёры, писатели, учёные, композиторы… Так почему Лёша бывал там только в детстве, а с шестнадцати лет отказывался ездить на дачу? Много позже он признался, что ему совесть не позволяет пользоваться дачей. Он узнал, что досталась его деду в результате выселения и гибели первого владельца. Профессор Владимиров был обвинён в 1938 году во вредительстве и расстрелян. Его жену сослали как «члена семьи изменника родины», двоих детей отправили в детский дом. Это потом, уже после перестройки, погибшего по навету реабилитировали. А когда вдова вернулась в Москву, её детей уже воспитывала сестра профессора Владимирова. Она-то и настояла на идее вернуть незаконно занятую Сазоновыми дачу. И начались суды, разбирались годами. Самый важный момент о роли деда в этой истории, конечно, умалчивался, никто не рассказал, кто написал подмётное письмо, как получали дачу… Дед Сазонов не желал расставаться с полюбившейся Николиной слободой, нанял адвоката, дело затянулось. В результате всё же разделили дом, но Владимировы там не стали жить. Когда об этой истории узнал Алексей, то возмущению его не было предела. И тогда он заявил совсем старому деду и родителям: «Ноги моей здесь не будет. На чужом горе строить счастье безнравственно». Вот и весь секрет его «нелюбви» к даче в Николиной слободе. И ещё он задумался над тем, что жертв сталинских репрессий и их родственников множество, а вот их судей, принимавших фантастически нелепые решения, их истязателей и палачей не видно. Ни он, никто из его знакомых не встречал. Они живы, но затаились, мимикрировали. И понятно: кто же станет рассказывать о семейном позоре, о предательстве – теперь всё это осуждается… Лёша единственный в семье смог выразить своё неприятие непорядочности. После смерти родителей отказался от наследства в пользу наследников профессора Владимирова. Уже будучи подполковником, он купил участок километров за пятьдесят от Москвы и сам построил небольшой дом. Там любил бывать с женой и дочерью.
Прошли молодые годы. Алексей давно защитил докторскую, сделал хорошую карьеру. При этом остался порядочным, честным человеком (что нечасто среди высокопоставленных). Преподавал в военной Академии, любил свою профессию. А Яна, как она? Пока был жив Влад, Лёша всё о ней знал. Мог и не задавать вопросы, тот сам ему всё рассказывал. Знал, что на третьем курсе Ядвига вышла замуж за врача. Родилась Лиза. Дочь пошла по стопам своего отца и училась в медицинском. По окончании института уехала с супругом в какую-то далёкую страну. А Яна тогда же развелась. Она была редактором в толстом литературном журнале, часто публиковалась, потом перешла в издательство и продолжала писать литературоведческие статьи. Как-то Алексей увидел её по телевидению, комментирующую книжную ярмарку. Заметил, что ушла былая мягкость, вместо лирики появился напор, уверенность и острый, критический взгляд, кажется, не только на литературу, но на жизнь вообще. Это всегда отталкивало Лёшу от людей потому, что сам он видел сначала добрую сторону, а потом сожалел о негативной. Он сторонился тех, кто едко, иронично и тем более, саркастично отзывался о людях. Безапелляционность в суждениях его коробила. И Владу чужда была подобная категоричность, оба умели слушать, уважать другую точку зрения, хотя, бывало, и спорили. Знакомые не раз отмечали, что друзья с возрастом стали и внешне похожи. Как же рано и неожиданно ушёл из жизни Влад – Лёшин лучший, по сути единственный, друг, от невесть откуда взявшейся лейкемии. С Яной встречались уже на похоронах Влада, на первых годовщинах, а дальше опять потерялись. Все были заняты, да и навалились проблемы с постаревшими родителями.
Когда Яна освободилась от серьёзной и затянувшейся работы с большой рукописью, у неё появилось свободное время, и она задумалась: почему бы не встретиться с Лёшей? Ей тоскливо стало, вспомнила юность, Лёшину любовь, а последние встречи показали, что он до сих пор неравнодушен к ней, хотя всячески избегал показывать это, даже взглядом лишний раз не встречался с ней, ведь и повод для их встреч был печальный. Позвонила. Они договорились вместе сходить на кладбище к Владу в день его рождения. Январь, мороз, оба продрогли. Потом зашли к ней домой пообедать, благо она близко жила, на Преображенке, рядом с кладбищем, где покоятся все её родные. Нет, не подумайте, он не бросился на неё с объятиями или объяснениями, и она нисколько не побуждала его на подобное. Всё было очень пристойно, держались чуть скованно, понимали, что сейчас между ними вся их жизнь, прожитая вдали друг от друга, и нет места для продолжения истории из их юности.
Через месяц он сам ей позвонил. Решили прогуляться по старым местам, где оба выросли. Они давно не бывали там, на проспекте Мира. Квартира Перовых была ближе к Рижскому, а Сазоновых – к Сухаревке. Она пришла немного раньше в свой старый двор. Теперь там была типовая детская площадка на месте бывшего большого фонтана. Она села на качели и стала тихо раскачивать свои воспоминания. Вон там под берёзой они с Мариной делали секретики, потом откапывали, любовались ими, если мальчишки не опережали и не разоряли красоту. А на месте горки был каток, где обе учились кататься на коньках. Во дворе и в сквере играли с ребятами в ножички, в казаки-разбойники… Алексей приехал после чтения лекций в Академии на машине, водителя отпустил. Был в генеральской форме. Эффектно появился в арке с букетом так любимых ею жёлтых роз – кадр из прошлого. Строен, элегантен, даже молод для генерала. Стал привлекательнее, чем в юности. Она не знала, что он достиг таких высот, думала, что был полковником. Посмотрели на окна родительской квартиры, на балкон. Взгрустнулось, что уже нет ни родителей, ни Влада. И пошли под ручку в прошлое…
Прогулялись по Гиляровского. Проходя мимо дома Солодовникова, восхитились судьбой выдающегося благотворителя. Отец Яны прекрасно знал историю Москвы, особенно его интересовали меценаты. Друг его деда был одним из московских благотворителей. В те годы (60-е-70-е) замалчивали тему о дореволюционных филантропах, а он разыскивал о них материалы в библиотеках, работал в архивах. И детям многое рассказывал, надеялся, что сын продолжит его изыскания. Когда впервые показал им с братом дом на Гиляровского и поведал о знаменитом купце, дети были потрясены необычной жизнью незаурядного человека. Надо же, миллионер был таким прижимистым, не тратил денег на себя, не покупал ни новых костюмов, ни вкусную еду – всё это считал излишеством. Над ним потешались современники. А завещал после своей смерти всё огромное состояние на постройку училищ, домов призрения не только в Москве, но и в нескольких губерниях – радел о Российских бесприютных, о неимущих. Завещал построить в Москве большой дом для бедных семей. Вот именно этот комплекс на Гиляровского и построили. Больше тысячи семей сразу въехали туда и получили возможность жить в хороших условиях – с газом, электричеством, водоснабжением. Отец рассказывал, что в доме была и библиотека, и детский сад, и столовая – и всё это в самом начале ХХ века! И стоит тот дом под звучным названием «Красный ромб» до наших дней, и выглядит намного красивее, интереснее современных. И только надпись на фронтоне говорит об имени того, кто пожертвовал состояние на его строительство. А надо бы памятник купцу Солодовникову в Москве поставить, может быть, здесь же, на Гиляровского – вот сейчас Алексей высказал эту идею. Он всегда любил предаваться мечтам. Кто знает, может, и воплотится в жизнь.
А она всё поглядывала на лампасы, на ладно сидящую генеральскую форму. И представляла себе, как бы часты могли быть их совместные прогулки, обеды, ужины… И казалось, жизнь можно изменить именно в этом направлении, только Яночке придётся постараться. Она сумеет! Это скорее, походило не на мечту, а на цель. Пусть мечтает он, а она ставит себе цели и идёт к ним верной дорогой. И лучше бы вместе с генералом.
Вспомнили, как ходили в кинотеатр «Форум», в «Уран». Прогулка оказалась очень даже оживлённой, Яна много говорила, старалась больше узнать о Лёшиной жизни, но тот, как и раньше, был неразговорчив, только влюблённо на неё смотрел и улыбался. Теперь ей это было приятно. Вот и Сретенка. Пора пообедать, долгой была прогулка. За обедом в одном из новых ресторанов вспоминали общих друзей. Уже где-то в её шестнадцать лет две компании: её подружки и друзья брата объединились. Они нередко собирались вместе, было весело, и влюблённости бывали. Лёша с Яной надумали кому-то из той компании позвонить, оживить прошлое и собраться, как раньше, у Яны дома. Разошлись повеселевшие и спокойные от непринужденного на этот раз общения. Она была на подъёме. Рассказала Марине, что гуляла, а потом обедала с генералом Сазоновым. Маринка сразу проявила свою пуританскую натуру:
- Ты что? У него же семья, зачем провоцируешь?
- Мы знакомы всю жизнь, имею право общаться со старым другом. Между нами ничего не происходит. Просто бродили по нашим переулкам, по проспекту Мира. И что особенного?
- Знаю я тебя, растревожишь его душу, а потом в омут заведёшь, а он будет опять несчастным, еще хуже, чем тогда, когда ты посмеялась, отказала ему наотрез выйти за него. Не порть мужику жизнь второй раз. Пусть всё останется, как было многие годы, не дури, возьми себя в руки. Просто поддерживай дружбу в память о брате, и то на большом расстоянии.
Марина обожала Алёшу, видела в нём, наверное, родственную душу. Жаль, редко разговаривали с Алёшей, обычно подруги не засиживались дома, с Янкой убегали гулять. Марина училась в Суриковском, но не закончила институт. Когда познакомилась с парнем из МИСИ, сразу вышла замуж и через год родила. Пришлось на четвертом курсе бросить учебу. Помощи с младенцем ждать было неоткуда, так и не восстановилась потом в институте. Она продолжала писать сказки, удалось проиллюстрировать большую детскую книгу – огромная удача. Знакомств у Марины не было, ей трудно было получить заказ, заключить договор. Яна никогда не высказывала своего мнения о её рисунках, о написанных ею текстах, но было очевидно, что не одобряет, относится как к блажи, а не профессии. Иногда подругам на вопрос о Мариночке, снисходительно сообщала, что Маришка рисует, что-то там пишет, в общем, получает удовольствие, и слава Богу, пусть радуется своей забаве, это же так приятно. Никогда не помогала Марине в профессиональном смысле, зато устроить родственника в больницу или перевезти какой-нибудь шкаф на дачу – всегда с энтузиазмом. А Марина и не нарывалась на отзывы, знала едкий язык подруги, помнила её колкие замечания. А Янина помощь очень пригодилась бы: у Ядвиги Андреевны накопилось множество полезных связей, особенно в издательствах, журналах. В отличие от подруги, Марина никого из «нужных людей» не знала. Когда-то сама Яночка мечтала рисовать и сказки писать, сильно завидовала Маринке. За это её родители ругали, стыдили, они-то ценили настоящий талант в Марине и были уверены, что есть таланты и у Яны, только другие.
Недели через три Алексей позвонил, сказал, что всё ещё много работы, поэтому пока не собрался ни с кем связаться, но когда созвонится с друзьями, сразу напишет, даст ей знать. Яна работала преимущественно дома: редактировала рукописи. В издательство ходила не часто, поэтому распоряжалась довольно свободно своим временем. После встречи с Алексеем что-то её кольнуло: почему он не спешит с ней увидеться? Может, забыты старые чувства? Верить в это ей не хотелось, мысль такую отмела сходу, была уверена, что он в неё влюблён, и так будет всегда. Ждала его объяснений, признаний, иной любви, уже на новом уровне, а возможно, теперь и взаимной. Сейчас ей это ох как было бы кстати! Лучше бы в зеркало посмотрела лишний раз (но это совет подруги)… Она же чувствовала себя всё той же озорной юной сердцеедкой Ядвигой. Бывают же такие самоуверенные!
Может, от Лёшиного равнодушия (иначе что это было?) в Яне всё закипело, забурлило – теперь уже не остановить. Маринка всегда была правильной, рассудительной и очень честной. Яна любила эффекты, готова была и к эксцессам. Ну вот, например. Нет, пожалуй, об этом не сейчас… В молодости многое было позволительно, теперь это было бы рискованно. Когда брата не стало, ей звонили его одноклассники и однокашники, их телефоны сохранились, можно им позвонить, узнать, хотят ли встретиться. Жаль, что уже давно исчезли из поля зрения Михаил и Борис, так долго дружившие с братом, с Лёшей. Борис уехал в Израиль, писал оттуда Владу, даже приглашал погостить. А Миша на удивление всем, проучившись два года на биофаке МГУ, пошёл по духовному пути: сначала подвизался в церкви, потом закончил семинарию, учился в Академии в тогдашнем Загорске, ныне Сергиевом Посаде. Очень редко звонил, а потом, по слухам, уехал далеко и принял постриг. Никто такого кульбита от парня не ожидал.
Яна решила сама инициировать встречу, не ждать, когда Алексей освободится. Надумала позвать человек семь-восемь домой. В общем, начала созваниваться, потом сообщила Лёше, как продвигается дело. Он ответил, что еще занят, но придёт на встречу. Конечно, в любом случае придёт, выберет время, обязательно будет. Пусть она скажет, что привезти. Он и спиртное, и закуску купит, пусть не волнуется, не делает лишних затрат, он всё берёт на себя. И так было всегда: он щедрый, никогда не скупился. Повезло его семье. Об Анне она не спрашивала, для неё есть только Алёша и никого не должно быть рядом с ним. Да, знала, что у него тоже дочь, но это к делу не относится. Ей виделись на горизонте кое-какие перспективы, явно далёкие от интересов его семьи. Возможно, и он это почувствовал и потому притормозил, а?
И вот на субботу назначена встреча. Придут семеро. Она взялась приготовить студень, сациви, спечь пироги, так любимые Лёшенькой ещё с детства. Парикмахерская, маникюр, выбор нарядного платья, которое ему должно точно понравиться. Главное, чтобы не в брюках, а непременно женственно. И духи. Всё в его вкусе. Он пришёл на двадцать минут раньше. Как обещал, принёс разнообразные деликатесы, коньяк, вино. Стол выглядел изумительно. Алексей в этот раз не был генералом в форме, он пришёл в сером костюме. Был, как всегда, элегантен (любил красиво одеваться), наглажен, опрятен. Она волновалась, кокетничала. Подтянулись и прочие гости. Вспомнили любимого всеми Влада. Никита, товарищ по университету, взял на себя труд довести издание исторической монографии Влада до конца. Сейчас порадовал друзей новостью: скоро книга выходит в свет. Это большая монография о меценатах России, посвящённая памяти Андрея Андреевича, который когда-то привил сыну интерес к данной теме. Погоревали и об ушедших родителях, а потом уже вечер проходил на редкость по-семейному непринуждённо, с шутками, искренним смехом, оживлённо. Народ подвыпил, даже решились потанцевать. Она опередила двух дам, желавших танцевать с Алексеем, и легко, привычно завладела его вниманием. Потом они вышли на кухню, где он курил, а она немного всплакнула, объяснила, как тепло к нему относится, пыталась обнять его, приблизить к себе. Он отстранялся, будто мешала сигарета, и всё смотрел в окно на вечернее небо. Яна всячески старалась дать ему почувствовать, что питает самые нежные чувства к нему. Она недоумевала его холодности, но не теряла надежду, верила в свою женскую силу и в его вечную к ней любовь: он же однолюб (почему-то была в этом уверена, хотя повода и не было). Он, конечно, не уйдёт сейчас со всеми, а останется и посидит с ней немного, правда? А то ей так грустно и одиноко будет. Алексей, действительно, ушёл не в первых рядах, но и не остался провожать последних гостей. Собрался на выход со своим бывшим одноклассником Олегом, объяснив Яне, что им по пути и Лёша подвыпившего Олега подвезёт, благо водитель ожидает у подъезда. Так и завершился вечер, на который у Ядвиги были большие планы. Теперь она поняла окончательно: её отвергли, и надежд нет. В общем, «Евгений Онегин», только женская и мужская партии поменялись местами.
Для Алексея Леонидовича Сазонова тоже была поставлена точка в последнем акте его романтической пьесы. Там всего-то было два действия: глубокая первая любовь, что жила в нём всегда, даже при крушении надежд, и последовавшая затем яркая, удачная профессиональная и обыкновенная семейная жизнь. Фон на декорациях этого спектакля – фото всегда им любимой Яны. В самом конце виртуального действия режиссёр спешно убрал фотографию, там осталась пустота. Занавес опустился.
Когда растаял снег, Алексей поехал на дачу с Анной и Алёной. Расчищали после зимы сад, убирали в доме. Любили они свою дачу, так не похожую на современные генеральские. Обычный бревенчатый сруб в два этажа (второй как мансарда, там две маленькие комнатки), лесной участок соток двенадцать, и баня. Покой, тишина и прекрасный сосновый воздух. Он собрал много сухих веток, разжёг костёр. Вынес заветную коробку и стал одну за другой бросать в огонь когда-то дорогие ему реликвии. Батист схватился жадным огнём сразу и быстро улетучился совсем без дыма. Шарик-глобус сам добровольно скатился в жаркий огонь. Фотографии желтели с краёв, тяжело было смотреть, как огонь неспешно истребляет лица. Улыбки кривились, съёживалось прошлое и умирало. Конспекты тоже не сразу сгорели, дали ему время на воспоминания. Стало больно до слёз. И вот самая дорогая для него реликвия – кольцо. Надел его. Давным-давно он простил свою любимую. Теперь настало время молить Бога о Яне: «Спаси и сохрани её, Боже». И мысленно адресовать уже ей то самое «Прости», когда-то начертанное на внутренней стороне кольца. Молиться он не умел, в церковь не ходил, но всегда мысленно посылал Яне и всей семье Перовых самые тёплые пожелания благополучия и здоровья. Теперь появилось желание самому выздороветь и забыть о давней болезни.
Анна со второго этажа наблюдала за сожжением некогда дорогих, любимых Лёшей вещиц. Жалела, что не сделал он этого раньше. Смешно: генерал, уважаемый, храбрый, а берёг такие безделушки – не поверила бы, если б рассказали. Как затянулось призрачное чувство первой любви, переросшее в тяжёлую хроническую болезнь. Кажется, он выздоравливает.
Вот и осталась в Лёшиных руках только пустая жестяная коробка, он и её бросил в огонь. Костёр вознегодовал и спросил: зачем же так? Но подчинился и взялся за дело. Чёрный лохматый хвост дыма вознёсся к голубому небу и недовольный, нервный, продолжил метаться, чадить и вылетать из огня. Неприятный запах заставил Алексея уйти в дом.
Москва. Декабрь 2017 г.