Воспоминание 1. Безымянный фотограф. 20 августа, 2061 год.
Перед глазами висела фотография. Она была выполнена в черно-белом стиле. Женщина на ней изгибалась, словно какая-то экзотическая змея. Лицо, типично модельное, как и формы тела, слегка прикрытые шелковой тканью. Кляйн пытался рассмотреть что-то в этой фотографии, но как ни напрягал глаза, не мог найти ничего особенного в данном снимке, как и в сотнях других, представленных на этой выставке. Он перешел к следующей сцене, на которой было изображено какое-то архитектурное творение, порождение абстракционизма с примесью нескольких цветов, создающих «потрясающий контраст».
«Ну да, вполне неплохо. Но таких фотографий я тоже видел тысячи» - Кляйн продолжил свой путь. Вскоре он остановился около одной фотографии, которая была ему по душе. На ней было изображено одно потаенное место, которое есть почти у каждого человека, но у всех оно разное, и видится по-разному. Зеленые краски цветочной поляны разбавлялись фиолетовыми пятнами цветов. Трава пригибалась местами под легким весенним ветром. Вдали виднелось дерево на берегу ручья, должно быть это был дуб. Его прямой ствол давно уже пустил корни на этом месте, и собирался еще долго питаться водой из ручья. За ним открывалось широкое поле, уходящее далеко за горизонт, плавно перетекая в красно-голубое вечернее небо. Ни одного человека, ни души, ни признаков цивилизации. «Вот оно, мы стали забывать, как должна выглядеть наша планета», - успел подумать Кляйн, прежде чем его прервал чей-то голос:
- Добрый вечер, Вельбурн Кляйн, если не ошибаюсь? – рядом стояли два человека, мужчина и женщина, он в строгом костюме, она же в закрытом синеватом платье.
- Да, не ошиблись. Вы случаем не Уриан Бернард? – Кляйн был немного обескуражен, что к нему подошел сам организатор этой фотовыставки.
- Вы тоже угадали, - улыбнулся Бернард. Он был немного полноватым, среднего роста мужчиной пятидесяти лет. На лбу уже присутствовала небольшая лысина. Обычно такие обеспеченные люди, как он, пересаживали волосы в клинике, однако он как будто не придавал этому значения, как и трехдневной щетине на подбородке. Прямой взгляд выдавал в нем человека, не привыкшего к отказам и спорам, а так же ощущающего уверенность в себе.
- Мне подсказали ваши портреты на сайте этой фотовыставки, - ответил Кляйн. – Кстати, здравствуй, Агата. Давно не виделись, ты хорошо сохранилась, - он улыбнулся.
- Ты тоже ничего, для своих сорока, - она улыбнулась в ответ.
- О, вы знакомы? Что же ты раньше не сказала, Агата, - удивился Бернард.
- В этом не было необходимости. Но если тебе интересно, то мы работали в одной сфере несколько лет назад. Я практиковала студентов фотошколы в студиях, тогда как он читал там лекции. Тогда и познакомились.
- Лекции, как интересно. И о чем же? – решил поинтересоваться организатор выставки.
- История фотографии 20 века и ее значимость в современном мире. Хотя с тех пор все немного поменялось, эта тема остается актуальной и сегодня…
- Он может рассказывать об этом часами, - скривилась Агата.
- Так это же имеет отношение напрямую к нашей фотовыставке, - обрадовался Бернард. – Знаете, Кляйн, я вижу вас тут уже не первый год, вы давно стали постоянным посетителем нашего с каждым годом уменьшающегося круга фотографов и тех, кому интересен этот вид искусства. Поэтому я и решил познакомиться с вами, а теперь узнаю, что это ваша работа. Что более важно, я не знаю ни одного человека, который бы преподавал подобные предметы до сих пор. Эта тема давно уже стала лишь главой в учебниках по истории искусства, но никак не отдельной его веткой, до сих пор функционирующей. Как видите, здесь мы пытаемся сделать так, чтобы и этот вид искусства не угас. Не хотите ли прогуляться со мной по зданию, ах да Агата, и ты с нами, если хочешь.
Сказать, что Кляйн был обескуражен таким количеством внимания - ничего не сказать. Он вообще был человеком не особо открытым к обществу, но от прогулки не отказался. Агата тоже согласилась. Она была не то чтобы красавицей, но для своих сорока с лишним лет выглядела очень даже хорошо. Каштановые волосы, закинутые через плечо, ниспадали до ключиц, на треугольном лице лишь немного морщин, тонкие губы, по привычке стянутые в одну линию, прямой нос и глубокие темные глаза, которые очень подходили ее имени. Все это Кляйн подметил еще тогда, пять лет назад, когда они вместе работали в Парижской фотошколе. Она занималась тем, что снимала в основном портреты разных людей, впрочем, из-за этого Кляйн уже терял к ней интерес. Хотя и было любопытно узнать, какие же обстоятельства заставили ее переехать в Австрию, и кем она является Бернарду. Обручальных колец вроде нет…
Его мысли перебили солнечные лучи, которые падали сквозь стеклянные окна широкого помещения с высокими двадцатиметровыми потолками, где как раз и проходила выставка. Здание имело круглую конструкцию, белое основание цокольного этажа, а дальше шли стеклянные уровни и потолок. Закатное солнце отражалось в редких облачках, не дающих никакого намека на дождь. Они втроем шли через ряды работ, лавируя между небольшими кучками людей, минули стенд, где какой-то старый фотограф давал интервью. Разговор продолжился, когда они подошли к лифту на второй этаж.
- Знаете, с каждым годом посетителей Австрийской фотовыставки становится все меньше, хоть мы и стараемся с каждым годом привносить какие-то новшества в эту сферу. В прошлом году мы добавили индивидуальные комнаты для наслаждения фотографиями в одиночестве. В этом году приложили руку к ремонту здания, и даже закупили партию устройств виртуальной реальности для более глубокого погружения в атмосферу фотографии, но все-таки сложно не заметить, что современные технологии отбирают у нас эту индустрию, подчищая за собой даже крошки на столе.
- Да, Бернард, я вас прекрасно понимаю. Парижская фотошкола закрылась несколькими месяцами ранее как раз по этой причине. Отсутствие молодой крови среди фотографов. С каждым годом количество моих студентов становится все меньше. И лично я вижу главной причиной для этого отток денежных средств из нашей индустрии. Никому просто не хочется заниматься тем, что не приносит денег, хоть и для души.
Бернард вздохнул, они уже выходили на второй этаж, своеобразный широкий балкон, нависающий над главным помещением. Здесь в основном находились рекреационные места, кафе, оформленное в стиле начала двадцатого века, оно имело название «Дагер», в честь Жака Луи Дагера, человека, в известной мере повлиявшего на развитие фотоиндустрии. Так же отсюда открывался отличный вид на низлежащий зал с его главной сценой, где ведущий периодически брал интервью у разных знаменитостей мира фотографии. Сейчас там никого не было, со сцены играла какая-то помесь джаза с элементами современной музыки.
- Так значит, ты уже ушел в вольное плавание, Кляйн? – спросила Агата.
- Да, можно сказать и так, денег на самообеспечение у меня пока хватает, но никто не спешит воспользоваться услугами природного фотографа, когда на любой уголок планеты можно посмотреть через свое устройство виртуальной реальности.
Должно быть, какая-то печаль проскочила в голосе Кляйна, так как Бернард тяжело вздохнул:
- Да, на смену кисточкам и листу бумаги пришли графические планшеты, которые в итоге тоже сейчас вытесняются технологией интуитивного рисования* (технология, при которой человек может рисовать усилиями мысли, создавая в своем мозгу изображение и перемещая его на экран устройства). Что уж говорить про фотографию, которая изначально была гораздо менее популярна, чем художество.
- Я бы вам все-таки возразила, - сказала Агата. – искусство будет жить, пока в нем будет появляться что-то красивое и завараживающее. До сих пор многие картины и фотографии уходят на аукционах за миллионы.
- Ты видела их, эти «миллионники»? Это же посмешище. Если раньше какая-нибудь картина в виде трех квадратов разного цвета на фоне четвертого квадрата называлась великим творением искусства, и продавалась за миллион, то сейчас так и вовсе деньги тратят на какую-то уж совсем откровенную халтуру, лишь отдаленно напоминающую красоту. Сегодня сохранилась лишь тень подлинного великого искусства, раньше на создание картин уходили месяца, если не годы, художники горели этим и отдавали всего себя воплощению мечты и красоты. Когда ты смотришь на картину Шишкина, Клода Моне или Айвозовского, ты видишь не только несколько мазков, а годы трудов и совершенствования, мечты и мышление, которое возносит тебя ввысь. Каждое движение кисти несет в себе особенную, неповторимую информацию. Тогда как сейчас красивым называют все, что создано из мимолетных побуждений, короткое возбуждение, которое через час-другой уже прошло. Так и рождаются пустышки, ради создания которых даже не надо учиться рисовать. Искусство деградирует, это факт.
Кляйн сам удивился тому, как его понесло в ответ на слова Агаты. Быть может потому, что он всегда знал, что она из тех людей, которые делают из искусства бизнес, и ничего более, лишь облачая его в обертку красоты. Тем не менее Бернард внимательно слушал своих собеседников, в то время как Агата нахмурилась.
- Во все времена деятели искусства пытались заработать. Ты думаешь, Микеланджело занимался Сикстинской капеллой только ради одобрения церкви? Да ему заплатили такие баснословные деньги, что на то время можно было ни в чем себе не отказывать. Более того, искусство не деградирует, а постоянно изменяется. У каждого художника имеется свой стиль, и пусть даже на первый взгляд он может быть кривым и уродливым, но такова душа человека, что может понравится далеко не всем и каждому.
- В чем-то ты права, но могу сказать в противовес, что настоящие художники не ставили себе первоочередной целью заработок. Я бы на месте Микеланджело тоже не стал бы заниматься росписью капеллы за гроши, но у него было и немало работ, за которые ему практически ничего и не дали. Зачем он по твоему этим занимался? Не мог же он предугадать, что ему столько заплатят за роспись в будущем. А про то, что ты называешь стилем, так это должно развиваться годами, и быть хотя бы неповторимым. У того же Айвозовского получалось сделать так, чтобы вода как будто светилась изнутри, и выглядела до того завораживающе, что хотелось смотреть часами. Многие пытались скопировать его технику, но почти ни у кого не получилось. Сейчас то и вообще стили различаются одной-двумя деталями. Тот любит рисовать квадраты, а этот шестиугольники. Каждый ребенок сможет это сделать без вложения скрытого глубокого смысла в картину.
Агата только открыла рот, чтобы что-то сказать, но ее перебил Бернард:
- Вы кое в чем правы, Кляйн, но и в словах Агаты есть немалая доля истины. Позвольте и мне сказать несколько слов. Я тоже раньше был довольно известным фотографом, и мне было это по душе. Сейчас же дело, которое мне по душе, на грани исчезновения, поэтому я всячески пытаюсь его поддержать. Я не отношу себя к деятелям искусства, я просто человек, который пытается делать то, что ему нравится, и без чего сложно представить свою жизнь. Не то, чтобы я хотел вас убедить принять мою жизненную позицию, но скажите, почему бы вам не начать выставлять свои работы и фотографии у меня на выставке?
- Сожалею, но я сейчас практически не снимаю.
- Почему же? У вас кризис? Ничего страшного, такое бывает, подойдут и старые снимки, вот взять хотя бы Агату, ее работы представлены на сегодняшней выставке, и не все из них новые, она согласилась для нас поснимать на студии. У вас как раз появится возможность закрыть ваши дыры в бюджете.
Бернард говорил спокойным приветливым тоном, но Кляйн все-таки разглядел его подтекст. И был он таким: «У нас настолько мало фотографов, что не хватает заполнить все места на выставке работами, некоторые из которых и так уже не новые. Так что было бы неплохо, если бы ты дал нам несколько своих фотографий, пусть ты и не самый известный фотограф, но и такой сойдет».
«Меня воспринимают как обычный материал, как сырье, из которого можно сделать деньги» - от этой мысли у Кляйна внутри все забурлило.
- Вы же раньше снимали, Бернард. Скажите, а сейчас вы снимаете, хотя бы иногда, когда не заняты работой, или чем-то еще?
- Нуу… довольно редко. Практически нет, - он помедлил с ответом.
- Вы обманываете сами себя, что занимаетесь фотографией, потому что она вам нравится. Вам нравится зарабатывать деньги, так же как и Агате. Вам не нужны шедевры, вам неважно их значение. Знаете, почему людей на выставке становится все меньше? Потому что они приходят в поисках вдохновения, мечты и красоты. А вы даете качественно замаскированные и всячески избитые пустышки, подавая их как классику или новаторство. Я не буду с вами работать, уж простите мне мою грубость.
Бернард вмиг покраснел, видно было, что он еле сдерживается, чтобы не раскричаться на весь зал, но Кляйну почему-то нравилось на это смотреть.
- Раз так, проваливайте отсюда. И знайте, больше таких предложений от меня вы не получите, - процедил он сквозь зубы.
- Всего доброго, - попрощался Кляйн, разворачиваясь спиной к организатору выставки. Руки они друг другу конечно же не стали пожимать.
- Упертый кретин, - услышал Кляйн возглас Агаты у себя за спиной. Но ему было совершенно наплевать на это. Больше он не собирался сюда возвращаться.
Взяв свой плащ в гардеробе на цокольном этаже, он вышел на улицу, где как раз накрапывал легкий дождь. Плащ он не надел, сам не зная почему. Наверное потому, что ему хотелось промокнуть. Перед глазами начало все размываться и темнеть…