«ДА ЖИВЕТ ЦЕЗАРЬ РИМЛЯНИН!» - «РАДУЙСЯ, ЦАРЬ РИМСКИЙ!»
СНОВА ОБ АНТИЧНЫХ КНИГАХ В БИБЛИОТЕКЕ ИВАНА ГРОЗНОГО.
«Да живет Гор, Мощный рукой, Великий силой, Юноша, сладостный любовью, Властитель властителей, избранный Птахом и Нуном, отцом богов, … Римлянин, возлюбленный богами … царь Севера и Юга, владыка Обеих земель, Автократор, сын Ра, владыка венцов, Цезарь, да живет он вечно!»
«Римляне же и египтяне сказали в один голос: «… твое великочестие увенчаем венцом римского царства на похвалу делающим добро, а злодеям в наказание» … И радостно воскликнули все громким голосом: «Радуйся, Август, царь римский и всей вселенной!»»
Перед нами отрывки двух текстов. Первый – надпись в одном из древнеегипетских храмов, посвященная императору Октавиану Августу. Это храм в Калабше, на юге Египта, который достраивался уже после завоевания Египта Римом. Аналогичные надписи есть и в других храмах. Примерно так же титулуется Август и на стеле Корнелия Галла с острова Филе.(1) Второй текст – так называемое «Послание о Мономаховых дарах».(2) Это произведение русских книжников времени образования Московского царства. Оно было создано с целью возвести происхождение русских государей к римским императорам, и их власти – к власти древневосточных монархов. В основной своей части «Послание» - плод авторской фантазии. Однако очевидно сходство двух сюжетов – особенно, если из первого убрать имена египетских богов. Что это – случайное совпадение или нечто большее? Как ни маловероятно здесь прямое заимствование, нам кажется, что оно имело место. Попробуем проследить цепочку, связывающую творение древнерусского книжника с надписями египетских храмов.
Среди ученых нет единства в вопросе об авторстве и времени написания произведения, лежащего в основе «Послания о Мономаховых дарах» и текстуально связанного с ним «Сказания о князьях владимирских». Заслуживает внимания мнение А.Л. Гольдберга, что автором «Сказания» является известный переводчик и дипломат Дмитрий Герасимов.(3)
В конце XV века Герасимов служил у новгородского архиепископа Геннадия(4), и очевидно, именно он ездил в Рим и Флоренцию по поручению святителя для поиска каких-то книг. Об этой поездке говорится в «Повести о белом клобуке» - произведении, связывающем новгородских архиереев с римскими епископами первых веков христианства. Памятник сложный и различные его части написаны, очевидно, в разное время. Сюжет «Повести» так же фантастичен, как и сюжет «Послания о Мономаховых дарах». Вполне вероятно, она написана тем же автором. О поездке Дмитрия в Италию говорится словами самого владыки Геннадия, и они производят впечатление подлинных: «Димитрие же он Толмач в Риме и во Флоренцы граде бе два лета, неких ради нужных взысканиях. Егда же прииде оттуду, аз же смиренный Генадие архиепископ даровах ему имения многа и одежами и пищами удовлих».(5)
У историков сложилось мнение, что то был не Герасимов, а один из его тезок-греков - Траханиот или Ралев. Это, казалось бы, следует из первой части «Повести» - «Посыльной грамоты», где автор прямо называется «Дмитрием греком». Но, как показал Н.Н. Розов, эта часть произведения является позднейшим дополнением. Никто из этих великокняжеских дипломатов не служил у новгородского владыки. Дмитрий Траханиот, написавший в конце 80-х – начале 90-х годов для архиепископа Геннадия «Послание о седмеричности счисления лет», работал над ним, судя по всему, в Москве, и содержание его не связано с поездками за границу.(6) Дмитрий Ралев (Ларев) был с посолльствами в Италии в 1488-1490 и 1499-1504 гг. О посещении им Флоренции ничего не известно. К тому же, из второго посольства, во время которого, по предположению И.Х. Гамеля, он и прислал «Повесть», Ралев вернулся в ноябре 1504 года и никак не мог быть награжден Геннадием, еще в июле оставившим новгородскую кафедру.(7) Оба грека Дмитрия были представителями знатных семей и вряд ли бы удовлетворились бы в награду за службу одеждой и пищей.
В 1525 году Дмитрий Герасимов ездил послом от Василия III к папе римскому Клименту VII. Там он тесно общался с епископом Паоло Джовио (Павлом Иовием). По рассказам русского дипломата епископ написал «Книгу о посольстве Василия, великого князя московского, к папе Клименту VII» с описанием России.(8) Однако до сих пор никто не задавался вопросом: почему в качестве посла с важным поручением от великого князя к главе католического мира был послан человек, который до тех пор ездил с посольствами только в качестве переводчика(9) и даже не имел придворного или дьяческого чина? Все встает на свои места, если предположить, что Герасимов был знаком с понтификом ранее, когда тот еще не занимал высоких церковных должностей и звался Джулио Медичи.
Когда состоялась поездка? Из слов Геннадия можно заключить, что Герасимов сначала поехал в Рим, потом отправился во Флоренцию, и в общей сложности поездка составила около двух лет. Этому более всего соответствует период 1492-1494 гг. Скорее всего, толмач приехал в Рим в первой половине 1492 года и встретился там с одним из иерархов Римской церкви, с которым у новгородского владыки была предварительная договоренность (известно, что у Геннадия были контакты с католиками). Здесь он познакомился с кардиналом Джованни Медичи (будущим папой Львом X). Наверное, не найдя нужного библиотеке Ватикана, Герасимов обратился к знаменитой Лауренциане - библиотеке Медичи во Флоренции. В апреле 1492 года умирает Лоренцо Великолепный, правитель города и отец Джованни, ему наследует старший сын Пьеро. В мае молодой кардинал едет во Флоренцию(10), и наш книжник вполне мог поехать с ним. Последующие два года Дмитрий работает во Флоренции. В этот период он и должен был познакомиться с любимым кузеном кардинала Джованни, внебрачным сыном убитого в 1478 году Джулиано Медичи (брата Великолепного), Джулио Медичи – будущим Климентом VII, которому был не чужд интерес к литературе. Именно это знакомство и послужило через три десятилетия главным фактором при выборе Василием III посла в Рим.
Вернемся к «Посланию о Мономаховых дарах». Перед эпизодом с венчанием Августа царским венцом там идет краткий рассказ о предшествующих событиях, то есть – о взаимоотношениях его соперника Марка Антония с египетской царицей Клеопатрой, победе над ними Августа, а также об убийстве Юлия Цезаря. Паоло Джовио в «Книге о посольстве», написанной со слов Герасимова, пишет об имеющихся в России исторических сочинениях: «Кроме их отечественных летописей, … у них имеется история Александра Великого, римских цесарей, а также Марка Антония и Клеопатры».(11) История Александра – это, очевидно, так называемая «Александрия» - средневековый роман на историческую тему, читающийся в так называемом «Летописце Еллинском и Римском». История римских императоров есть в том же «Летописце» - славянский перевод из «Хроники Иоанна Малалы». Вероятно также, что, как полагал еще Н.М. Карамзин, речь здесь идет о «Жизнеописаниях» Светония. Но истории Антония и Клеопатры, сколько-нибудь сравнимой с ними по объему (не считая нескольких абзацев в «Летописце»), неизвестно.(12)
Остается предположить, что в распоряжении Дмитрия Герасимова имелась какая-то повесть значительного объема, которая до нас не дошла. Не является ли эта повесть переводом самого Дмитрия из произведения античного автора, найденного им во флорентийской библиотеке? Если это так, то отрывки «Послания» об Антонии, Клеопатре и Августе, несомненно, основываются на нем. А поскольку сюжет с коронацией в дошедших до нас произведениях отсутствует, следовательно, этот неизвестный нам труд. Автор, несомненно, писал по-латыни – греческого языка Герасимов не знал. Из множества римских историков, книги которых до нас по разным причинам не дошли (Азиний Поллион, Кремуций Корд), самой подходящей кандидатурой представляется Тит Ливий. До нас дошло 35 книг его «Истории Рима» из 142. О содержании остальных известно из краткого изложения у последующих авторов – так называемые «периохи». Книги Ливия обычно объединяют в «декады» (десятки), но историки полагают, что правильнее делить их на «пентады» (пятерки – именно в таком составе до нас дошли книги 41-45). Если предположить, что именно одна из пятерок оказалась в распоряжении русского книжника, то это будут книги 131-135, в которых описывается последний период правления Антония и Клеопатры и завоевание Египта Октавианом.(13)
Краткое изложение история Антония и Клеопатры из «Еллинского Летописца», то есть в изложении Иоанна Малалы, весьма близко к историческим фактам, известным нам от античных историков. Отображение же ее в «Послании» насыщено ошибками и анахронизмами. Маловероятно, что автор был совсем незнаком с известным в его время произведением, да и сразу возникает вопрос: а откуда он вообще взял основу сюжета? Как ни покажется странным, все несуразности можно объяснить, если исходить из знакомства его с соответствующими книгами Ливия. При этом надо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, вряд ли рукопись была в идеальном состоянии – там могли быть лакуны и трудночитаемый текст. Во-вторых, русский книжник плохо знал (а скорее всего, вообще не знал) римские реалии: структуру воинских подразделений, детали военной формы, систему личных имен и т.д.
Приведем отрывок целиком (перевод А.Ю. Карпова):
«Птолемей Прокаженный имел дочь, весьма премудрую, по имени Клеопатра, и та правила Египетским царством после отца своего Птолемея. И в то время Юлий, кесарь римский, послал своего зятя Антония, римского стратига, на Египет с войском. Когда же пришел Антоний со многими воинами по суше и морем воевать Египет, Клеопатра послала к Антонию, стратигу римскому, послов своих со многими дарами, [говоря]: "Ведаешь ли, о стратиг римский, о египетском богатстве? Лучше в покое царствовать, нежели без ума проливать кровь человеческую". Умилосердился же Антоний и принял Египет без пролития крови, и вышла за него замуж Клеопатра, премудрая царица; и воцарился Антоний в Египте. И услышал Юлий, кесарь римский, о преслушании Антония, и поставил брата своего Августа стратигом над воеводами, и послал его с четырьмя братьями своими и со всей областью римской на Антония. И пришел Август в Египет, и убил своего бывшего зятя Антония, а сам остался в Египте. Захватил же и Клеопатру царицу, дочь Птолемея Прокаженного, и отправил ее в Рим на кораблях со всем богатством египетским. Клеопатра же отравилась в море ядом аспидовым, сказав: "Лучше мне царицей египетской смерть принять, чем пленницей быть приведенной в Рим". На Юлия же кесаря восстали воеводы: Брут, и Помпей, и Крас; и собственноручно убили мечами премудрого Юлия, кесаря римского.»
Рассмотрим подробно ошибки в сравнении с реальностью (по данным античных историков), а также с сообщениями «Летописца» (т.е. Иоанна Малалы), и попробуем их объяснить.
1. Антония посылает в Египет Юлий Цезарь. Но его к тому времени уже давно не было в живых, что отражено и в «Летописце». Это легко объяснить тем, что после усыновления по завещанию Цезаря, его внучатый племянник Гай Октавий официально должен был именоваться полным именем усыновителя со ссылкой на свое прежнее родовое имя: Гай Юлий Цезарь Октавиан. Хотя сам он никогда не называл себя ни Октавианом, ни Юлием (только Император Цезарь, в последствии – еще и Август)(14), но у Ливия он вполне мог быть назван Юлием – хотя бы в речи других лиц. И вот наш книжник, увидев имя Юлия Цезаря, был немало озадачен: ведь для него Юлий – это только старший Цезарь! Единственный логический вывод из этого - в описываемое время тот был еще жив. А следовательно, именно он послал Антония на завоевание Египта.
2. Август назван братом Юлия Цезаря. Это объясняется из предыдущего: раз Антоний является зятем как Юлия, так и Августа (мужем «их» сестры), следовательно, они – братья.
3. Август идет на Антония с четырьмя своими братьями. Можно предположить, что текст был испорчен и неверно прочитан. Рассмотрим один из вариантов. Как сообщает Орозий, в битве при Акции у Октавиана было пять преторианских когорт(15). В последующем походе в Египет их могло быть четыре, что и сообщил Ливий. Но при сильно испорченном тексте Герасимов, не знавший ничего о римской гвардии, мог вместо «cohortibus quattuor praetoriis» («четырьмя преторианскими когортами») прочесть «cum suis quattuor fratribus» («со своими четырьмя братьями»).
4. Убийцами Цезаря вместе с Брутом названы Помпей и Красс. К моменту убийства обоих коллег Цезаря по триумвирату уже не было в живых. Но Секст Помпей – сын Помпея Великого активно действовал в описываемое время, а внук и полный тезка Красса даже был консулом. Путаница с именами могла навести Дмитрия на мысль, что и эти деятели были еще живы, а может быть, сын и внук отомстили за отца и деда.
5. Антония убил Август (так и в «Летописце»). Ливий же пишет о самоубийстве Антония(16). Однако, если предположить знакомство Герасимова с «Жизнеописаниями» Светония, то он мог там прочесть, что Август «заставил его умереть» («ad mortem adegit»)(17), и на основании этого принять версию «Летописца».
С другой стороны, в «Послании» развязка драмы развертывается в Египте, что соответствует истине. В «Летописце» же все это происходит в море после победы при Акции.
Итак, мы пришли к выводу, что автор окончательного варианта «Послания о Мономаховых дарах» мог использовать не дошедшие до нас книги «Истории» Тита Ливия (и, возможно, известный текст Светония).
Рассказ заканчивается описанием коронации Августа:
«И вскоре пришла весть к Августу стратигу в Египет о Юлиевой смерти. Он же опечалился сильно о смерти брата. И вскоре созывает всех воевод и чиновников, командиров и начальников, и возвещает им о смерти Юлия, кесаря римского. Римляне же и египтяне сказали в один голос: "О преславный стратиг, Юлия кесаря от смерти воскресить не можем, а твое великочестие увенчаем венцом римского царства на похвалу делающим добро, а злодеям в наказание". И облачили его в одеяние царя Сеостра, первоначального царя Египта, в порфиру и виссон, препоясали его поясом фелрмидом, и возложили ему на голову митру Пора, царя индийского, которую принес Александр Македонский из Индии, и прикрыли его по плечам мантией царя Филикса, владевшего вселенной, которая была сделана из самбуки. И радостно воскликнули все громким голосом: "Радуйся, Август, царь римский и всей вселенной!"»
Сам факт коронации, безусловно, вымышлен. Октавиан представлял войну против Антония и Клеопатры, как борьбу за традиционные римские республиканские ценности против восточного варварства и деспотизма. К египетским религиозным традициям он публично выражал презрение. Так, на предложение воздать почести священному быку Апису в Мемфисе он заявил: «Я почитаю богов, а не быков». В своих «Деяниях» он заявлял: «Египет власти римского народа я подчинил».(18) Поэтому о публичном провозглашении царем, да еще по египетскому обычаю, не могло быть речи. Однако фактически Октавиан сделал Египет своим личным владением, управлявшимся, в отличие от других провинций (как сенатских, так и императорских) не проконсулом или легатом из сенаторов, а префектом из сословия всадников – своим личным представителем. А сенаторы вообще не допускались в Египет без специального разрешения императора. Не препятствовал он и почитанию себя в качестве бога, и, что по римским традициям считалось вовсе недопустимым – царя. Вероятно, еще во время своего пребывания в Египте он назначил в Мемфисе верховного жреца бога Птаха на место умершего непосредственно перед вступлением его в Египет. А на третьем году правления верховным жрецом был назначен сын предыдущего, получивший также титул «жреца Цезаря» - конечно, самим Цезарем.(19) И, очевидно, он не препятствовал изображать себя на стенах храмов, как фараона, с соответствующими надписями. Но в Риме об этом пока, кажется, было неизвестно. Так откуда же узнал эти факты Тит Ливий?
Первым префектом Египта Октавиан назначил Корнелия Галла – одного из своих командиров. Галл известен в первую очередь, как поэт, основоположник любовной элегии. Кроме того, он был хорошим оратором, но речи его до нас не дошли.(20) Оставшись правителем Египта, он провел успешные военные операции на юге страны, замирив непокорные области и заключив договор с южными соседями. В ознаменовании своих успехов он воздвиг на острове Филе стеллу с их описанием на латыни, греческом и египетском языках.
Видимо, излишняя самостоятельность наместника не понравилась императору. Хотя о причинах опалы есть и другие мнения античных историков, но это кажется наиболее вероятным. Дион Кассий пишет: «Корнелий Галл преисполнился гордыни из-за оказанной ему чести. Так, он позволил себе много непочтительных отзывов об Августе, а также множество других предосудительных действий, ибо он, как говорят, не только понаставил собственных статуй по всему Египту, но и написал на пирамидах перечень своих деяний. За это он был … с позором снят Августом, запретившим ему появляться в императорских провинциях. После этого случилось так, что на него нападали многие другие, выдвинувшие многочисленные обвинения. Сенат единогласно постановил, что он должен быть признан виновным, изгнан и лишен имущества, которое следовало передать Августу … Придя от всего этого в отчаяние, Галл покончил с собой еще до приведения в действие этого постановления.»(21)
Получается, что Корнелий Галл был обвинен в том, в чем в первую очередь следовало бы обвинить самого Цезаря. Как уже упоминалось, Галл был хорошим оратором, и вряд ли на суде сената он молчал – терять ему было уже нечего. Как известно, Ливий часто вставлял в свою «Историю» речи разных лиц (наверное, не всегда подлинные). А такая речь, безусловно, переписывалась и распространялась по Риму – монархические устремления Октавиана нравились далеко не всем. Историк тоже был склонен к республиканским традициям (на что ему указывал и сам Август)(22). И включить речь Галла в свой труд он вполне мог. Что же мог сказать бывший префект? Попробуем представить содержание его речи.
«… Меня обвиняют в том, что я ставил свои статуи и описывал свои деяния. А известно ли отцам-сенаторам, что наш первый гражданин позволяет не просто ставить статуи и другие свои изображения, но и подчеркивать свое царское достоинство тиарой на голове и воинским поясом на чреслах … Нормально ли, что принцепс сената и пожизненный народный трибун - властитель властителей, царь Севера и Юга, владыка Обеих земель … Тогда, быть может, мы вместе воскликнем: "Радуйся, Цезарь Римлянин, владыка венцов, да живет он вечно! "?…»
Сравним это с текстом «Послания» и дадим некоторые пояснения.
Мы переводим как «царь Севера и Юга» древний титул египетских царей, который обычно переводят «царь Верхнего и Нижнего Египта», но можно трактовать и как «царь Вселенной». Вряд ли можно сомневаться, что жрецы объяснили Галлу значение этого титула именно так.
Мало вразумительный титул «владыка венцов» мог быть заменен фразой «твое великочестие увенчаем венцом».
Непонятно, что такое «пояс фелрмид» (в «Сказании» - «дермлид»). Неудобопроизносимое слово, конечно, ошибка из-за неверного возвращения в строку выносной буквы «л». Очевидно, первоначальное чтение: «фермлид». Попробуем объяснить появление этого слова.
Египетские фараоны часто изображались в высокой короне типа тиары (объединяющей короны Верхнего и Нижнего Египта), с обнаженным торсом и в поясе, который иногда дополнялся передником в форме трапеции из драгоценного металла или из нитей с бусами, натянутых на рамку. Пояс, как и корона, являлся символом царской власти. Как мог кратко описать его римский офицер, чтобы суть была понятна римлянам? Дело в том, что пояс фараона напоминал своим составом и видом римский воинский пояс («cingulum militiae»)(23), снабженный защитным передником из металлических блях и пластинок. Этот последний имел символическое значение, как знак воинской службы. И называя одну из царски регалий известным термином, оратор сразу давал представление как о ее внешнем виде, так и о сакральном статусе.
Но здесь наш книжник снова не смог правильно прочесть испорченный и не волне понятный по смыслу текст. Таким образом, в фразе «подчеркивать царское достоинство … воинским поясом» - «per militiae cingulum» последние слова были прочтены как «fermlidiae cingulum» и были приняты за обозначение какого-то типа царского пояса.
И, наконец, фраза: «Ave, Caesar Romanus!» - «Радуйся, Цезарь Римлянин!». В египетской титулатуре «Римлянин», как и «Цезарь», считалось личным именем и даже иногда писалось в картуше – овальной рамке, выделяющей имена фараона среди его многочисленных титулов. В русском языке слова «царь» и «цесарь» тогда были синонимами, точнее – вариантами одного слова. И Герасимов понял всю фразу, как «Радуйся, царь римский!». Интересно, что в некоторых списках сказания вместо «царю» читается «кесарю».
Могли ли в библиотеке Медичи в описываемое время находиться не найденные до сих пор книги? В этом нет ничего невероятного. В XV веке было известно 30 книг Ливия (1-я, 3-я и 4-я декады), над собиранием которых много потрудился Петрарка. Активными поисками новых манускриптов при поддержке Козимо Медичи занимался Поджо Браччолини, но без успеха.(24) Очевидно, после его смерти в 1459 году поиски не прекратились. Лоренцо Медичи посылал экспедиции за рукописями в разные страны(25), и среди привезенных ими книг мог быть и Ливий. Ведь даже в следующем веке, в 1527, году Симоном Гринеем в монастыре Лорш были найдены книги 41-45 (к сожалению, эта находка оказалась последней). Видимо, рукопись оказалась в библиотеке уже после смерти Великолепного и незадолго до занятия Флоренции французами осенью 1494 года. В сложившейся военно-политической обстановке братьям Медичи было уже не до библиотеки, поэтому открытие новых книг Ливия не отразилось в документах.
В октябре 1494 года народ Флоренции поднялся против режима Медичи, Перо и Джованни бежали, а в ноябре в город вступили войска Карла VIII. Дворцы Медичи были разграблены восставшими, не избежала этой участи и библиотека. Бернардо Ручеллаи, современник событий, вспоминал: «Не могу не сожалеть о библиотеке и ее блестящих сокровищах, хищнически разграбленных частью французами, частью некоторыми из наших, которые оправдывали столь позорные действия благовидными предлогами»(26). Вскоре библиотека была конфискована флорентийской Синьорией, и в конечном итоге большую часть ее удалось спасти. Но в тот момент казалось, что знаменитому книжному собранию пришел конец. Что мог сделать в создавшейся обстановке случайно оказавшийся там русский книжник? Осмелимся предположить, что он попытался спасти наиболее ценные, с его точки зрения, манускрипты. Дмитрий собрал столько рукописей, сколько можно было увезти, и вернулся с ними в родной Новгород.
Теперь перейдем к античному фонду библиотеки московских государей, более известной как «библиотека Ивана Грозного». Не только перечислять, но и упоминать все мнения и литературу о ней не имеет смысла. Наша версия исходит из того, что античные книги в том или ином составе в библиотеке были. Попали они туда, очевидно, самыми разными путями.
Сразу скажем о «приданом» Софьи Палеолог. Возможно, часть книг действительно привезена ей. Это были, скорее всего, книги греческие, в основном религиозного содержания. И почти наверняка раритетов среди них не было. Дело в том, что кардинал Виссарион, опекавший царевну в Риме, был страстным библиофилом и разыскивал книги по всему свету – впоследствии они послужили основой венецианской библиотеки Марцианы(27). И отпустить свою воспитанницу в далекую Московию с большим количеством уникальных книг, даже не сняв с них копии, он, безусловно, не мог.
А латинские книги, во всяком случае, часть из них – это те самые, которые были привезены Герасимовым из Флоренции и сначала находились в Новгороде. В описи царского архива конца XVI века значится «Коробья ноугоротцкая. А в ней книги латынские». Новгородская коробья – это сундук изящной работы, произведенный в Новгороде. Вполне вероятно, что оттуда же происходит и его содержимое. А.А. Зимин допускает связь этих книг с деятельностью кружка переводчиков архиепископа Геннадия и конкретно Дмитрия Герасимова.(28) Правда, они находились в архиве, а не в особом хранилище, в котором, по свидетельству посетившего его в 60-х годах пастора Веттермана, находилась библиотека. Но эти два собрания не были строго разграничены, и материалы могли перемещаться в архив и обратно.
Обратимся к наиболее спорному документу – так называемому «Анониму Дабелова». Этот список книг из царской библиотеки, найденный в архивах около 1820 г. немецким профессором Х.Х. Дабеловым, с которого он снял копию, был полностью опубликован в 1834 году Ф.В. Клоссиусом, По словам Дабелова, список был написан на полутора-двух листах бумаги каким-то дерптским пастором.(29) В списке были перечислены множество греческих и латинских рукописей, в частности: «Ливиевы истории, которые я должен был перевести. Цицеронова книга de republica и 8 книг Historiarum. Светониевы истории о царях, также мною переведенные. Тацитовы истории»(30).
Тогда же оригинал исчез, и многие считают, что его никогда и не было. Перед началом Первой мировой войны его как будто обнаружил И.Я. Стеллецкий, но скопировать не успел. Подлинный фанатик «великого искомого», Игнатий Яковлевич мог и слукавить «ради дела», а потому особо доверять его свидетельству не стоит. Следы списка искал В.Н. Осокин, но статья в эстонской газете 1930 года о якобы найденном документе оказалась первоапрельским розыгрышем. Д.А. Дрбоглав нашел в архиве Тарту бумаги, возможно, находившиеся в одной связке с ним, но до самого списка не добрался. После ухода из жизни этих исследователей дело застопорилось.(31)
Много интересных доводов для доказательства фальсификации списка самим Дабеловым , привел В.П. Козлов(32). Однако в критикуемой им работе А.А. Амосова, доказывающей подлинность документа, главное положение осталось вне критики: «Для того, чтобы избежать явных анахронизмов в языке подделываемого памятника, фальсификатору мало практического владения языком, ему нужно быть лингвистом-профессионалом, причем достаточно высокого уровня. Дабелов, как известно, лингвистом не был.»(33). Этот тезис не опровергнут, что лишает остальное убедительности.
Д.А. Дрбоглав дал новое направление поискам автора. Видный специалист по латинской и немецкой эпиграфике показал, что характер языка, еще не обработанного литературно, указывает на первую половину XVI века – время Василия III, а не на последнюю треть столетия, как считалось ранее. «Родной же язык ученого ливонца того времени должен был быть близок фразеологии Анонима».(34) Он считал автором списка и, соответственно, переводчиком Ливия и Светония, кого-то из немцев, живших тогда в Москве – например, кого-нибудь из семьи Шрове, некоторые из которых знали русский язык.
Но, если переводчиком Ливия, и, возможно, Светония, был наш соотечественник Дмитрий Герасимов, значит, он и составил список. А как же дерптский пастор, подпись которого видел Дабелов? Немецкий профессор не запомнил фамилии пастора (как, впрочем, и количества листов записки – полтора или два). Так он мог и принять за подпись имя адресата. А может быть (учитывая черновой характер документа), пастор писал памятную записку непосредственно со слов Дмитрия. Герасимов в молодости жил и учился в Ливонии. Скорее всего, местом учебы был Дерпт – именно там была постоянная новгородская колония (в Риге бывали, в основном, выходцы из Полоцкой и Смоленской земель, а в Ревель новгородцы приезжали лишь на летнее время).(35) И, вполне возможно, в период своей переводческой и дипломатической деятельности он встретился со старым знакомым, может быть – товарищем по учебе. У нас нет сведений, что Герасимов посещал Дерпт во время зарубежных поездок. Однако в Новгород дважды приезжал с посольством ганзейских городов секретарь городского совета Дерпта и одновременно каноник церкви святой Марии Матиас Лемке(36). Первое посольство состоялось в 1510 году, сразу же после присоединения Пскова. Оттуда в Новгород на переговоры приехал сам великий князь Василий III. Посольство обслуживали четверо переводчиков, главным из которых был Власий(37). Дипломат и переводчик Влас Игнатьев часто работал с Герасимовым. В 1498-1500 гг. он был коллегой Дмитрия по переводческому кружку архиепископа Геннадия. Позже они вместе служили на дипломатическом поприще – так, в 1517 г. Влас работал с посольством от прусского магистра, а Дмитрий поехал с ответным посольством. После приезда в Москву Максима Грека около 1519-1522 гг. они помогали ему, «переменяясь» друг с другом.(38) Поэтому вряд ли можно сомневаться, что при работе с ганзейским посольством одним из трех коллег Власа был Дмитрий. Возможно, он участвовал и в переговорах 1514 года, когда пастор снова приезжал в Новгород. Встретившись со старым товарищем, Дмитрий мог похвастаться как библиотекой великого князя (а он мог видеть в Москве и другие книги), так и своим участием в их переводе. Возможно, здесь был некий «момент игры» - действительно имевшиеся в наличии произведения перемежались никогда не существовавшими, например «8 книг историй» Цицерона. Всех мотивов автора списка мы не знаем.
А что касается семейства Шрове, упоминаемого Дрбоглавом – похоже, профессиональное чутье ученого не подвело Доната Александровича. Епископом Дерпта, то есть непосредственным начальником Матиаса Лемке по церковной линии, в 1505-1513 гг. был Герхард Шрове – родственник (предположительно, брат) Томаса Шрове, ганзейского посла в Москву в 1494 году и вероятного составителя первого русско-немецкого словаря.(39) Томас Шрове вел переговоры с видным дипломатом и вольнодумцем Федором Курицыным. Возможно, в Москве он слышал что-то о великокняжеской библиотеке, а вернувшись, рассказал о ней брату. И епископ попросил Лемке, пользуясь, старыми связями, проверить эти слухи. Может быть, не случайно и одним из товарищей пастора Веттермана, видевшим вместе с ним библиотеку уже при Грозном, был еще один родственник - тоже Томас.
Тит Ливий писал: «Рассказы о событиях … более ранних, приличны скорее твореньям поэтов, чем строгой истории»(40). Именно так и подошел к рассказу о давних временах Дмитрий Герасимов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. H. Gauthier. Le livre des rois d';gypte. T.5. Caire, 1917. P. 20-25. F. Hoffmann, M. Minas-Nerpel, S. Pfeiffer. Die dreisprachige Stele des C.Cornelius Gallus. ;bersetzung und Kommentar. Berlin, 2009. S. 46-50. Ср. Ладынин И.А. Новая публикация по проблемам взаимодействия между социумами на востоке античной ойкумены и некоторые черты прижизненного культа Августа в Египте. // Studia historica. Т.11. М., 2011. С. 320-327.
2. Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских. М.-Л., 1955. С. 160-161, ср. 173-174. Карпов А.Ю. «Послание о Мономаховых дарах» («Послание Спиридона-Саввы»). Вступительная статья, перевод, комментарии и примечания: http://www.portal-slovo.ru/history/35623.php.
3. Зимин А.А. Россия на рубеже XV—XVI столетий (очерки социально-политической истории). М., 1982. С. 149-159. Гольдберг А.Л. К истории рассказа о потомках Августа и о дарах Мономаха. // ТОДРЛ, Т. 30. Л., 1976. С. 204-216. Дмитриева Р.П. О текстологической зависимости между разными видами рассказа о потомках Августа и о дарах Мономаха. // Там же. С. 217-230. Карпов А.Ю. Указ. соч.
4. Казакова Н.А. Дмитрий Герасимов и русско-европейские культурные связи в первой трети XVI в. // Проблемы истории международных отношений. Л., 1972. С. 253–254.
5. Розов Н.Н. Повесть о новгородском белом клобуке как памятник общерусской публицистики XV века. // ТОДРЛ, Т. 9. М.-Л., 1953. С. 181-182, 218.
6. Плигузов А. И., Тихонюк И. А. Послание Дмитрия Траханиота Новгородскому архиепископу Геннадию Гонзову о седмеричности счисления лет. // Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1988. С. 57, 61.
7. Гамель И.Х. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. СПб., 1865. С.175-176.
8. Россия в первой половине XVI в.: взгляд из Европы. М., 1997. С. 255-258.
9. Казакова Н.А. Указ. соч. С. 255.
10. H. Vaughan. The Medici popes (Leo X and Clement VII). L., 1908. P. 30.
11. Россия в первой половине XVI в. С. 282.
12. Летописец Еллинский и Римский. Т. 1. СПб., 1999. С. 85-178 («Александрия»), 190-283 (история императоров от Цезаря до Контантина), ср. 191-192 (об Антонии и Клеопатре).
13. Тит Ливий. История Рима от основания города. Том III. М., 1994. Периохи книг 1-142. С. 588-589.
14. Федорова Е.В. Введение в латинскую эпиграфику. М., 1982. С. 96.
15. Орозий. VI.19.8. Парфенов В.Н. Император Цезарь Август: армия, война, политика. СПб., 2001. С. 17.
16. Тит Ливий. Т. III. С. 588-589.
17. Светоний. Август. 17.4. Светоний Гай Транквилл. О жизни цезарей. О знаменитых людях (фрагменты). СПб., 1998. С. 52.
18. Шифман И.Ш. Цезарь Август. Л., 1990. С. 92, 197.
19. Панов М.В. Источники по истории семьи верховных жрецов Мемфиса (IV–I вв. до н. э.). Автореферат диссертации … кандидата исторических наук. М., 2013. С. 13-14. Ср. F. Herklotz. Aegypto Capta: Augustus and the Annexation of Egypt. // The Oxford Handbook of Roman Egypt. Oxford, 2012. P. 11-21.
20. Ф. Любкер. Иллюстрированный словарь античности. М., 2005. C. 242.
21. Дион Кассий. LIII.23.5-24.3. Цит. по: Парфенов В.Н. Император Цезарь Август. С. 56-57.
22. Кнабе Г.С. Рим Тита Ливия - образ, миф и история. // Тит Ливий. Т. III. С. 614-615.
23. Египетские пояса фараонов см.:
Костюм и символы власти фараона: http://churya.com.ua/kostyum_faraona.html.
Коллекция: мировая художественная культура. Статуи фараона Микерина, богини Хатхор и богини — покровительницы нома . XXVII в. до н.э.: https://vk.com/photo-2980565_340182856.
Римские воинские пояса: Da; Cingulum militiae. Programm des Gymnasiums zu Ploen. 3, 4 und 5 April. Ploen, 1873.
24. М. фон Альбрехт. История римской литературы. Т. II. М., 2004. С. 941-942. Л. Дойель. Завещанное временем. Поиски памятников письменности. М., 1980. С. 68-84.
25. N. Anziani. Della biblioteca Mediceo-Laurenziana di Firenze. Firenze, 1872. P. 6-9.
26. Bernardo Rucellai. De bello italico. La guerra d’Italia. Firenze, 2011. P.104-105.
27. Садов А.И. Виссарион Никейский: Его деятельность на Ферраро-Флорентийском Соборе, богословские сочинения и значение в истории гуманизма. СПб., 1883. С. 194-205.
28. Государственный архив России XVI столетия: Опыт реконструкции. Подгот. текста и комментарии А.А. Зимина. М., 1978. С. 65, 294-296.
29. Клоссиус Ф. Библиотека великого князя Василия (IV) Иоанновича и царя Ивана (IV) Васильевича. // ЖМНП. Ч. 2. СПб., 1834. С. 407-410.
30. Зарубин Н.Н. Библиотека Ивана Грозного. Л., 1982. С. 59-61.
31. Стеллецкий И.Я. Мертвые книги в московском тайнике. Документальная история библиотеки Грозного. М., 1993. С. 168. Осокин В.Н. Поиски либереи продолжаются. // «Новый мир». 1976. № 11. С. 227-233. Дрбоглав Д.А. Первые результаты поисков «Анонима» Дабелова в архиве магистрата Тарту. // Археографический ежегодник за 1984 год. М., 1986. С. 110-115. Он же: К вопросу об античной библиотеке Ивана Грозного. // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1991. № 2. С. 23-41.
32. Козлов В.П. Тайны фальсификации: Анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков. М., 1996. С. 113-132.
33. Амосов А.А. «Античная» библиотека Ивана Грозного. // Книжное дело в России в XVI-XIX веках. Л., 1980. С.20. Он же: Слово о великом искомом. // Стеллецкий И.Я. Указ. изд. С. 247-262.
34. Дрбоглав Д.А. К вопросу об античной библиотеке Ивана Грозного. С. 34-35.
35. Казакова Н.А. Указ. соч. С. 252. Она же: Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV - начало XVI в. Л., 1975. С. 286-289.
36. Казакова Н.А. Русско-ливонские … С. 311, 320. Jahrbuch f;r Genealogie, Heraldik und Sphragistik, 1901. Mitau, 1902. S. 56. Jahrbuch …1902. Mitau, 1904. S. 57.
37. О торговле Ганзейских городов с Новгородом и Москвою и Швеции с Россией. // ЧОИДР. 1898, Кн.I, ч.IV. С. 6-10. Hanserecesse. Abth. 3, Bd. 5. Leipzig, 1894. S. 650-651, 658.
38. Буланина Т.В. Влас Игнатов (Игнатьев). // Словарь книжников и книжности древней Руси. Вып. 2. Ч. 1. Л., 1988. С. 140-141. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Немецким орденом в Пруссии 1516-1520 г. Сборник РИО. Т. 53. СПб., 1887. С. 9, 25.
39. Дрбоглав Д.А. Указ. соч. С. 35. R.A. von Lemm. Dorpater Ratslinie 1319-1889 und das Dorpater Stadtamt 1878-1918. Marburg-Lahn, 1960. S.134. Казакова Н.А. Указ. соч. С. 263-264. Списки епископов и архиепископов на территории средневековой Ливонии: http://www.castle.lv/spiski.html.
40. Тит Лвий. I.Пр.6.