Пригородная часть Балахны, а, скорее всего это часть города, большая, с длиннющими прямыми улицами, деревянными и кирпичными домами. Кто как может, так и сумел построиться, кому как финансы и советская власть позволили развернуться перед войной, тот так и разукрасил резными наличниками да крышами свои «хоромы». Война не затронула наши места. Немца сюда не пустили и Горьковская область лишь усердно героически работала на Победу. Жители строили самолеты и пушки, изготавливали снаряды и патроны. Правда, и этого я не помню, появившись на свет осенью 43-го, через шесть лет после Галки, самого старшего из живых в семье ребенка. Это после меня уже и после войны родились Вовка и Толька, младшенький, через одиннадцать лет после меня…
Папа мой, Савинов Николай Дмитриевич, смолоду работает на железной дороге и на фронт его не взяли:
- Выпишем тебе бронь, Николай Дмитриевич, ты у нас кадр ценный, бить немца не отпустим, - пояснил начальник депо, когда он пришел подавать заявление на фронт, имея всего одну дочь и желая бить фашиста, защищая землю русскую.
- Как так, Петр Фомич? – удивился молодой крепкий мужчина, глядя в самые глаза начальника, ветерана Гражданской войны…
Так и не взяли, а снарядили возить вагоны и платформы с новым, еще в смазке, оружием и боеприпасами, что готовили для фронта заводы города. Подолгу папа пропадал в Горьком, оставив мамку одну, с Галкой. А тут, не долго думая, и я родилась…
Война обошла стороной нашу семью. После её окончания начались годы голода и холода, подъема из руин городов и сел, перепахивания взрытых снарядами и бомбами полей и огородов, подъема народного хозяйства в целом и на отдельно взятых участках земли горожан и сельчан. В упорном и добросовестном труде восстановления прошло несколько таких послевоенных лет. По сравнению с соседями мы живём неплохо, можно сказать, даже, несколько лучше других семей посёлка. Первый патефон с блестящей головкой появляется в нашем доме, когда папа получает годовую премию и на новогодние праздники пол «ходит ходуном» от танцев, под смешно и завораживающе шипящие граммофонные пластинки. Первый маленький тяжелый телевизор с большим толстым увеличительным стеклом для экрана появляется в нашем доме первым из нескольких ближайших улиц и все бегают в наш дом по вечерам смотреть на чудо советской техники. Это всё будет, но немного позже, немного потом, в 50-х, а пока…
Папа хорошо зарабатывает и все деньги тратит на семью, на нас, подрастающих голодранцев, коих уже трое и на любимую свою рыбалку. У него деревянная смоляная лодка, за которой он очень тщательно ухаживает во все времена года, сети и другие снасти для ловли рыбы. Теплое озеро, вдоль берега которого расположились наши улицы, а мы живем на второй от реки, щедрое и богатое на рыбу. Папа самый опытный рыбак и всегда носит в дом много рыбы. Уж чего-чего, а рыба на столе всегда, после каждого похода на озеро он приносит по одной, а то и две торфяной корзине леща и подлещика, сорожки и окуня. Крупную мама жарит в русской печи, сопровождая вкуснятину сильным шипением масла и дыма по всему дому, а мелкую мы сами на костре себе готовим, забавляясь лакомством, поджарив до черных угольков и хрустя посыпанными солью жесткими вкусными плавниками и хвостиками, головами и хребтами. Все бы хорошо, да вот хлеба к рыбке не хватает, быстро она пролетает сквозь голодный желудок без него, родимого, белого да мягкого, душистого да тёплого. Пекарня рядом стоит, почти в конце длиннющей улицы, откуда постоянно ветром доносится до наших носов запах теста и выпеченного свежего хлеба. Но норма есть норма и как говорит наша малограмотная мама, «выдают по всяким указам и законам мало и по возрасту ртов».
- Деньги есть, а купить не могу, - сетует папа, принося с работы пачку больших денег, - не могу, детки, норма…
Однажды, после утренней зорьки, перед самой работой, папа возвращается с рыбалки и несёт полную корзину увесистых коричневатых лещей. Мы с маленьким Володькой встретили его на берегу и с удовольствием смотрим, как в корзине ещё живые трепыхаются большущие рыбины.
- Пап, опять сегодня будет жареная рыба? – чуть сморщив курносенький нос, недовольно спрашиваю у него, держа за руку пятилетнего братика.
- Да, дочка, опять сегодня рыба будет. Завтра мне выдадут паёк на работе и мама приготовит щи с мясом, а пока потерпите, - вздыхает он, понимая, что рыба, конечно, полезная пища, но не каждый же день.
Мы переходим улицу, как на дороге встречается дяденька с густой смоляной шевелюрой и такой же бородой. Папин друг цыган, который работает на хлебозаводе, идёт с ночной смены. От него так заманчиво пахнет свежевыпеченным хлебом, что у нас с Вовкой кадыки заходили и слюнки сами потекли по горлышкам. «Под мышкой» он несёт свёрток белой чистой тряпицы.
- Привет, Дмитрич, хороший улов на зорьке сегодня, - завидев успокоившихся лещей, протягивает папе руку дядька.
- Привет, Иван, со смены идёшь? От тебя так хлебом пахнет, что у детей моих спазмы в желудках запрыгали от истощения, - улыбнулся папа, поставив на землю корзину и протягивая ему мозолистую ладонь.
- А у тебя рыбы на обмен не будет, случаем, Дмитрич? – и цыган сверкнул глазами по корзине. – А то детки мои хлеб да хлеб жуют, водой запивают, больше нет ничего.
- А откуда у тебя столько хлеба? – заинтересовался папа, мотнув головой в сторону его свёртка и подмигнув мне, понимая, что сейчас может помочь нам с братом утолить утренний голод, поднявший на рассвете урчанием голодных желудков, что бы встретить его с рыбалки и увидеть будущий завтрак, обед и ужин одновременно.
- Нам на заводе так за смену платят, - спокойно ответил тот.
- Вот видишь, а мои, - и он кивает в нашу сторону, - только рыбу видят. Скоро светиться начнут, - и улыбнулся, поглядывая на нас, стоящих в ожидании.
- Дмитрич, так давай меняться с тобой по утрам! – прямо воскликнул довольный цыган. – Я с удовольствием буду тебе давать буханку за пару хвостов! – он даже хлопнул себе ладонью по колену от радости.
- А чего там пару хвостов, - папа добродушно улыбнулся, - бери всю корзину, а то моя бабка, - так он ласково иногда маму называет, - бурчит, когда я ей полные корзины рыбы приношу. Чистить-то ей одной приходится, этим малым ещё рано.
Цыган бережно развернул тряпицу, нашим глазам и носам предстала пахучая буханка мягкого, ещё тёплого, с поджаренной корочкой, белого хлеба. Папа бережно взял её и передал нам. Мы так и впились зубками в корочку, наперегонки отрывая кусочки от буханки.
- Спокойно кушайте, - он погладил меня по голове, - на том и порешили, - уже обращаясь к цыгану, а тот поднял с земли корзину с рыбой и со счастливой улыбкой пошёл домой.
- Договорились, Дмитрич, будем меняться. Я через ночь работаю, встречаемся здесь же…
Мама в открытом окошке с удивлением наблюдает, что мы идём без корзины с рыбой. Хочет что-то сказать, но увидев в руке папы половину буханки белого хлеба, так и замирает на полуслове с открытым ртом.
- Всё, мать, теперь дети с хлебом будут, - и рассказывает о встрече с цыганом, а она, довольная, что хоть какое-то разнообразие будет в рационе семьи, спокойно отмахивается от него ладонью.
- Как знаешь, отец, как знаешь…
Теперь каждый раз, когда мы видим идущим по дороге с хлебозавода цыгана, с белой тряпицей под мышкой, глотаем слюнки от предвкушения попробовать свежего белого хлеба. Лучше удовольствия и не придумаешь, приятнее лакомства и не вспомнишь. А если и с хрустящими пёрышками жареной рыбки. Ммммм…
Так и идёт по своей дороге послевоенное время, пока в стране налаживается жизнь, увеличиваются урожаи и поднимаются с руин заводы и фабрики. Пока мы становимся старше и осваиваем тяжёлый крестьянский труд работы в огороде…
С тех послевоенных лет прошло очень много времени, а я до сих помню, как папа и мама любыми путями и способами пытались нас прокормить, вырастить, поднять на ноги, дать образование и направить на путь истинный по жизни. И особенно помню, как пахла та самая коричневая корочка белого хлеба…
Только обо всём по порядку насколько хватит моей назойливой памяти…
12 декабря 2017 года