03.СВЯТОВЛАВ
Человек собирается переплыть океан. Он горд, независим, молод, ни с кем и ни с чем не считается. Он глубоко убежден, что рожден быть свободным, рожден быть властелином. Но такой он в будущем, а пока только растет, набирается сил, пока он еще ребенок, хотя ни за какие медовые коврижки с этим не согласится, и никто его в обратном не разубедит.
Человек ставит глобальную задачу покорить Атлантику. Он рубит деревья, изготавливает веревки, вяжет плоты. Вроде, все ему удается. Далеко от берега он не отойдет, это становится ясно уже в первые часы плавания. И канаты слабенькие, и узлы не морские, и волны не игрушечные. Дай-то Б-г благополучно добраться до берега, ухватившись хотя бы за одно уцелевшее бревнышко. Нет знаний, практического опыта строительства. Он ищет выход, оглядывается и видит корабль, построенный заводской верфью, и он задумывает построить такое же большое и такое же надежное судно. Но не хватает сил. Нужна концепция, хорошо рассчитанный план, техническая подготовка, квалификация, последовательная реализация задач, специальные умения, наработанные навыки. Человек обращается к опыту предыдущих поколений, отыскивает знания общностей людей, цивилизаций, социумов. Хорошенькое дело! Он уже становится одним из них, – человеком, пользующимся опытом, накопленным поколениями. Он уже не желает взойти на корабль, построенный кем-то. Не желает простенько заработать денег и купить билет, который ему с удовольствием продадут. Устроиться пассажиром, даже в каюте первого класса, он не хочет. Все корабли идут в сторону, нужную капитанам, в сторону их интересов, согласно их желаниям. Это человека тоже не устраивает. Устойчивых навыков в кораблестроении и возможности самому выбирать путь, у человека еще нет. И он остается наедине с собственной мечтой. На чужом корабле прокатят разок, и – вылезай на берег, а он хочет через океан, а потом в кругосветку!
Почти так же обстоят дела с духовностью. По крайней мере, с так называемой, организованной религиозной традицией. Многие, стремящиеся попасть в общину, а на первом этапе это, почти всегда, церковь, синагога, мечеть или буддистский монастырь, приходят и заявляют о желании посещать собрание, слушать службу, пользоваться книгами и знаниями. Никто не запрещает, но простите, этот корабль строили не твои предки, и секреты строительства нарабатывали не твои деды-прадеды. Такие секреты – секреты клана, общины, семьи, передаются по наследству и обеспечивают удачу потомкам. Это не общедоступная информация, она закрытая. Кодированные знания обеспечивают детям, внукам и правнукам возможность выжить в экстремальных ситуациях, в условиях жесточайшей конкуренции, извечной войны разума и материи с духом и волей. Небезопасно отдавать знания в ненадежные, непроверенные, во внесемейные руки. Знания – это оружие, самое грозное оружие и самая большая созидательная сила. Сила самая созидательная и самая разрушительная, которая когда-либо существовала и будет существовать. Так что – на скамеечку запасных на пару – тройку лет, а там посмотрим.
Но железного занавеса нет. Путь можно пройти, и многие проходили его. Правда, есть мембрана, и чтобы проткнуть ее потребуется вся твоя воля. Проникая через нее, человек, как бы становится другим существом, иной сущностью, возврата к старому способу мышления уже нет. Прошлый язык безвозвратно утрачивается, ценности меняются, все приобретает иной смысл. И непрошедшие этот путь тебя не понимают!
Доступно множество способов подойти к духовным практикам, например, евреев. Если через открытую информацию, идите в библиотеки, реализуйте желание строить корабли, создавать парусники, ялики и ботики, приобретайте навыки, умения. Все просто. Но сначала придется отказаться от иллюзий и, главное, от идолопоклонства. А вот это как раз, ой, как сложно. Идолы – не каменные истуканы, они хитры, изворотливы, с легкостью приобретают любое обличие. Но чаще всего они отражаются в зеркале, когда ты в него смотришься. И вот, когда вы полностью подчините себя Единому Всевышнему, трап с волшебного корабля опустится у ваших ног. И милости просим! Правда, даром ничего не дается и придется пропустить через себя все мироздание: принять его таким, каким оно в действительности есть, согласиться с его многомерностью, сделать знания пророков своим жизненным кредо, не став при этом ни гордецом, ни фанатом, и нахлебником. Трудно? Больно? Страшно! Но плата за это – ты сам, другой обновленный. Трансформация из икринки в сущность, гусеницы в бабочку, семечка в дерево. Назад дороги нет. Проще слону пройти через игольное ушко.
Ярис не был религиозным. Скорее, – интересующимся, в меру соблюдающим. Не фанатиком, не прагматиком, а эзотериком и, как он любил шутить, галактическим поклонником Великой Религии Единства всех миров.
Два года назад, после развода с женой и возвращения с Севера, он проходил мимо синагоги и случайно столкнулся с выходящим из неприглядного вида здания, раввином.
– Здравствуйте, – Чтоб разрядить обстановку сказал тот, когда оба не могли понять, кто кого должен пропустить: Ярис хотел справа, и ребе хотел справа, потом снова оба хотели слева.
У Яриса мелькнуло – Может, стоит остановиться и познакомиться? – и как продолжение мысли услышал
– Ничего же случайно не происходит. Вы еврей?
– Да? А как вы узнали?
– Ну, я же сказал, нет ничего случайного. У вас есть проблемы? У вас задумчивый вид. Наверное, что-то вас беспокоит и есть вопросы? Так может, вы задавайте их.
И ни с того, ни с сего, Ярис выпалил:
– Что делать человеку, если он не знает что делать?
– Талмуд пишет по этому поводу, – если этот человек еврей – надо спросить совета у другого еврея.
Молодой человек в черном сюртуке и непонятной меховой шапке смотрел на Яриса, будто видел вчерашнего собеседника, с которым расстался после доброго разговора.
– И где ж я возьму еврея в спорткомитете? – улыбнулся Ярис.
– Их намного больше, чем Вы думаете, – улыбнулся в ответ ребе – Просто идите туда, куда вам надо с этой вот мыслью, и все у вас получится.
Наудачу он таки зашел в спорткомитет. Без всякой надежды. Хорошие места давно заняты, но «чем черт не шутит?». Его отправили к начальнику отдела, к парню, с которым он окончил институт, а тот, недолго думая, отвел его на второй этаж к человеку, о котором он и так давно знал, даже был одним из его учеников. Толи в шутку, но прижилось к этому человеку имя Дону Карлеоне. За глаза так все и величали Леонида Алексеевича Трипольского. Мамин поймал себя на том, что Петя-то Шакман, наверняка еврей, и вид у Трипольского тоже соответствовал адресу, куда ребе его посылал. Уже через тридцать минут, в кабинете начальника спорткомитета Ярис был утвержден на должность председателя спорткомитета ответственного и ужасно перспективного Олевского района. Он оказался в горах, среди любимых елей и сосен. Судьба распорядилась – лучше и не придумаешь. Сюда, в горы, сбегал он в детстве каждую свободную минуту от городского шума и скрипа трамваев. Здесь с ребятами с кафедры лыж своего института физкультуры слепили они свою супер методику катания на горных лыжах. Основной его специализацией было фехтование, занимался он еще многим видами: вторую колодку получил в каратэ, в Афгане научился стрелять и драться по-настоящему, на Севере – надеяться только на самого себя. Но на лыжах, – он даже не катался – он жил ими.
Так мостилась дорожка судьбы, теперь он вернулся домой.
Открытие чемпионата прошло нормально: с флагами, музыкой, с командами и поздравлениями. Даже пришлось выступить. Сказал два слова, – кто он против боссов из столицы. После обеда, за чашкой чая, удалось поговорить с нужными людьми. Славка с фужером в руке ходил по залу и профессионально угождал начальству. Значит ему, Ярису, можно расслабиться. Здорово! Он потихоньку убрал себя из начинающейся культурной пьянки, выскользнул на улицу к Карлуше, достал из багажника лыжи – пусть себе Славка среди чемпионок душу отведет. Красивых девушек там было достаточно.
Уже вечерело. Коля, начальник канатных дорог, на снегоходе закинул его на верхнюю станцию, а потом на самый-самый верх, на целину, куда «кресло» уже не поднималось.
Закат – уникальное время на склоне. Соревнования закончены, туристов нет, ребята с подъемников еще часок посидят в вагончиках, поговорят о жизни, отогреются, чаю попьют со спасателями и тренерами. Потом наденут лыжи и спустятся вниз, проверяя, не потерялся ли кто на склоне.
Вот-вот накроют гору сумерки. Полная Луна, как огромный фонарь на небе. Это, как в невесомости, как в космосе, границы раздвинулись, растворились. Их нет, и никогда не было.
Время самого лучшего катания! На горе просторно до бесконечности, можно расслабиться, выкатить, расслабив мозги и мышцы. Можно на минуту напрячься и поработать в полную силу на буграх – ретраки пойдут только ночью. Но самое большее, ни с чем несравнимое удовольствие, – мягкий, плавный выкат. Аккуратно собираешь тело в единую линию, отпускаешь локти, грузишь колени, выпрямляешь спину, поднимаешь голову и катишься поперек горы, практически не меняя позы. Медленно и плавно. Никто не понимает, за счет чего ты двигаешься, делаешь поворот – движения отсутствуют, действия твои до неправдоподобия статичны, изменений в положении тела нет никаких! Это – как пантомима, пластический танец, или замедленная сьемка. Это – как музыка, как космос, как сон, как снежная феерия, как вдох, замерший в ожидании мгновения счастья, так чтоб это счастье никогда-никогда не кончалось.
А еще можно держать баланс на одной ноге и длинно-длинно, до конца используя всю ширину склона, рисовать на нем линию судьбы. Ты прочерчиваешь ее, еле-еле видимую, кантом почти незагруженной лыжи без единого перерыва. Это – как парить в невесомости, полностью отказавшись от всего земного. Точно рассчитанное, ничуть не передавленное усилие ноги, по идеально прочерченной дуге, разворачивает тебя вокруг неба, звезд, волшебного снежного таинства, потом медленно затухает, почти заканчивается. Но вдруг, прямо с неба, как бы по звездному волшебству, вырастает новая дуга. И магическое парение строит один поворот за другим как полет, за поворотом – новый поворот за следующим поворотом – новое планирование. Такое таинство непосвященным показывать не стоит. Фантастический танец духа на грани нескольких измерений останавливает, замораживает, гипнотизирует. Не для пижонства это! Остается кататься в одиночку. Да и старая это техника, неспортивная, сейчас ее уже никто не использует. Жуберовская христиания. Сейчас в моде карвинг. Есть ещё магия катания на крутых буграх на открытой диафрагме, но это вообще смотрится, как полный выпендреж: мол, мы – боги! А вы там внизу просто человечики. Опять же, лучше такое делать, когда все уже ушли с горы. Час заката – это для себя, для единства со склоном, с миром.
Однако не все ушли с горы. На нижней трети склона на снегу, на паре очень крутых лыж сидела девчонка в ярко синей курточке.
Правило спасателей номер «Раз»: кто-то остался на горе – тут же нужно опустить его вниз.
Ярис подкатил к девушке.
– Таких симпатичных увидишь нечасто, – а сам подумал, – Лыжи – супер! Такие, как у чемпионов, – мелькнула мысль – или у тех, кому денег девать некуда. И не похоже, чтобы второй случай, но и чемпионки-то – все на празднике.
– Есть проблемы, девушка? Чем могу помочь? У вас все цело? Живы? Здоровы?
– И жива, и здорова, и проблем нет, за исключением только одной. Так, как вы катаетесь, я не умею, посему не хочу ковырять гору со стыдом и позором. Может, научите?
Она оказалась полной неумехой и крайне непослушной ученицей. Сначала путалась в верхней и нижней лыже, терялась даже при одевании. Говорят, нужно сначала нижнюю, а потом верхнюю: она же – все наоборот. Минут пять пришлось сажать ее в обычный «Плуг», объяснять, что от него придется сразу отказаться, но вначале без этого анахронизма, как без ручника в машине, – никак нельзя. Она смеялась, услышав, что любое катание – всего лишь период между остановками. И нужно-то, по сути, только научиться правильно стоять, держать баланс, трогаться и останавливаться, а время между этими действиями и будет катанием. Летать мы все умеем – это не проблема, с приземлением иногда трудности.
То у нее лыжи расползались, то ноги заплетались в немыслимые узлы, то все тело становилось одним сплошным хитросплетением. В конце концов, пришлось взять ее на руки и спустить вниз.
– А вот это, – то самое лучшее, что было за день! – Сказала она, – Теперь на меня классные спортсмены будут клевать. Очень даже симпатичные. Я Эля, меня зовут Эльвира Куперман, не слышали? Еще услышите. – Она с лукавинкой смотрела ему в глаза. Бармалей опустил ее невесомое тело на снег почти в конце выката.
– Ну что, сейчас-то поедете?
– Поехали? – сказала она, – и с меня чай. Вы со мной изрядно намучились. Но все хорошо! Все живы! Все здоровы!
Она довольно смело и уверенно прокатилась к гостинице. Что-то в этом спуске насторожило Бармалея, вроде запахло обманом, только непонятно каким.
Внизу она удачно притормозила, практически не «плугом», помахала рукой, сделала знак, показывая, что лыжи снимет сама.
Ярис подъехал к ней, остановился и посмотрел на Карлушу. Рукой поглаживал бороду, оттаивал щетину от намерзших льдинок. И вдруг, неожиданно для самого себя предложил:
– Если вы хотите меня отблагодарить чаем, то сделайте одолжение, и внизу есть отличный ресторанчик. Я не буду о нем много рассказывать, просто предложу самой в этом убедиться. Не пожалеете, уверяю вас. И чай там замечательный! – Он показал рукой на Карлушу.
– Так это ваш крокодил? – Сказала лыжница. – А мы с девчонками целое утро гадали, кто на таком монстре 39-го года рождения, о двух головах и двенадцати цилиндрах сюда пожаловал. – Она ласково провела варежкой по длинному капоту машины, положила руку на стойку ветрового стекла. Ее глаза потеплели и немного затуманились. Она что-то представляла себе, словно встретила старого друга, которого и увидеть уже не надеялась. – Это «Хорьх». Антиквариат! Реликт! Их почти нет. Вымерли как динозавры, – она посмотрела на свои горнолыжные ботинки и подняла взгляд на Яриса.
– Это ничего, снимайте, есть у меня валенки. Размером не побрезгуете? – Она сняла лыжи, аккуратно положила их на заднее сидение Карлуши, перчатками смахнула снег с ботинок, расстегнула их в одно движение, щелкнув пальцами по замкам. Носком одного ботинка с первого раза попала в ребро пятки второго, толкнула вниз, и ботинок легко сковырнулся с ноги: то же самое проделала со вторым ботинком и нырнула в валенки. Наступила пауза, оба смотрели на то, что получилось, их глаза встретились, и оба рассмеялись.
На поворот ключа Карлуша ответил сразу, хотя мороз уже ощутимо брал за щеки. Не зря машину держали в хорошем «теле», холили в приличной «конюшне». Приятно было слышать его говорок, чувствовать надежность. В этот день он уже потрудился, и теперь снова был готов подставить другу седло и стремя.
«Святослав» находится в трех километрах от дома и в двенадцати от базы.
Десять веков назад, борясь за царский престол Киевской Руси, два брата Святослав и Святополк воевали друг с другом, преследовали один другого по всей стране. На противоположном берегу горной реки Опор встретились их дружины, и брат одолел брата. Молодая жена Святослава успела убежать на высокую гору и, чтоб не попасть в руки насильников, бросилась с кручи в пропасть. Так гласит легенда, и это подтверждают археологи. Ярис часто приезжал сюда с гостями, или с теми, кого приходилось принимать по поручению руководства. Но чаще приезжал сюда один – как-бы отходил от дневной суеты и дел насущных. Забивался в уголок, пил кофе, слушал музыку.
За основным корпусом на берегу, перед мостиком стояли несколько зимних беседок. Они быстро прогревались большими каминами из природного камня, стоило только сухих поленьев подбросить. Хорошая музыка восстанавливала и успокаивала сознание. Множество маленьких разноцветных лампочек делали это место фантастической зимней сказкой. Шум реки и живая масса несущегося горного потока уводила сознание в другой, неземной мир, мир, с которым не хочешь спорить, и есть только одно желание – раствориться в нем и просто жить. Утро – это «Здравствуй», день – это «Работа», закат – это «Святослав», а ночь – это «Мысли».
Они хорошо поужинали, – не спеша и вкусно. Огонь гудел в камине, унося через каменное жерло разноцветный струящийся дым, языками пламени излучая вокруг здоровое тепло. Лучи энергии огня пронизывали тела. Блики света отражались от деревянных стен и снова возвращались к людям.
Было хорошо, и по-простому уютно. Будто они были парой, прожившей супружеской жизнью не один год, будто каждый из них знал друг о друге все, угадывал каждый шаг другого, понимая с полуслова. Не надо ничего ни объяснять, ни говорить. Эля умостилась на расстеленных на лавке куртках, удобно положила голову на колени Бармалея и слушала, как он, чуть картавя, рассказывает ей о своей здешней жизни, что его интересует, а что его ничуточки не волнует, и чего он знать не хочет. Но вряд ли еще кто, кроме него, видел снег, величиной с кулак. Но почти такой же снег ждал их на улице, когда они вышли.
Карлуша заурчал мотором, прогревая мощной печкой пространство под кожаным верхом. Они еще немного постояли под звездами.
Глубокая ночь, свет фар, белое пятно на заснеженной дороге метров на пятьдесят впереди машины, снова глубокая ночь. Так можно ехать тихо-тихо, совсем неслышно, долго-долго, никогда не останавливаясь. Шины двигаются по запорошенной дороге, словно приминают толстенный слой ваты, или раздвигают фантастическое море тополиного пуха, прокатывая идущим следом верную и надежную колею.
– Хочу к тебе в берлогу. У Бармалеев всегда есть берлоги, там должно быть спокойно и уютно. Я хочу к тебе домой. – Он кивнул головой и чуть прибавил скорость.
Утро началось банально. Они, как обычные муж и жена, сварили кофе, на скорую руку пожарили яичницу, быстро оделись, сели в машину и Карлуше снова пришлось поднимать их к небесам. Ему было не привыкать – наматывать на колеса километры заснеженных дорог, доставлять хозяина туда, где он нужен, укрывать от непогоды, ветра, стужи. В общем, делать свою работу. Что может быть лучше верности друзьям. А втроем даже веселее!
Дорожная техника выйдет на шоссе позже, пришлось напрягаться.
– Я тебя увижу?
– Спрашиваешь? Вот только кататься подучусь.
– Ты не пропадай, пожалуйста. Телефон запомнила?
– Да, только кто из нас барышня? Найдешь.
– Найду.