Маска спящей обезьяны

                МАСКА  СПЯЩЕЙ  ОБЕЗЬЯНЫ

   Посвящается дочери Полине.                Пролог

             … Новая попытка оказалась удачной, и Гарри Фриман с удивлением осматривал пыльное помещение, куда он только что попал…
Десять лет ушло на огранку нового кристалла перемещений и ещё пять лет на устройство межплоскостных врат времени. А всё этот недоучка Энтони, отправивший его непонятно куда. Всего лишь одна неправильная цифра в вычислениях стазиса, и он, Гарри,  оказался на острове в непонятной хронореальности посреди бескрайнего океана. Поначалу это казалось даже забавным, ведь переместился он прямо в средневековый замок и прямо в спальню к испускающему дух вельможе. И пока тот, пуская пузыри, вытаращив глаза, показывал на него пальцем, Гарри объяснил вбежавшим в покои слугам, что, дескать, является его братом, а потому и наследником. Через пару секунд вельможа испустил дух, а Гарри Фриман стал повелителем страны Гортаны и острова, на котором эта страна находилась.

Чтобы не пугать обитателей замка, работать пришлось по ночам, и Гарри выбрал для этого одну из башен. Пару месяцев ушло на поиски нужного минерала и около десяти лет на  его правильную огранку. Ну а пока, как говорится,  суть да дело, он, Гарри Фриман, правил. Это «правление» было похоже, скорее, на стёб, хотя никому кроме него так не казалось.
В одном из первых своих приказов он повелел всем жителям острова и страны Гортаны изменить свои имена: теперь они непременно должны были начинаться на букву «Г».
Народ безмолвствовал и даже радовался. Не приняли, правда, его новшества карлики, живущие в лесу, но это было нормальной практикой: должна же существовать оппозиция.
Через несколько лет правления Фриман так вжился в образ Великого и Лучезарного, что на какое-то время забыл об огранке кристалла перемещений. И лишь однажды взглянув на себя в зеркало, с удивлением увидел седую прядь у виска. Все следующие вечера и ночи он усердно рассчитывал огранку кристалла и  мастерил парализатор и лучерезатор.
И вот, наконец, настал тот день, когда вся аппаратура и расчёты  оказались в порядке.
Перед перемещением Гарри положил пару парализаторов и лучерезаторов в ящичек комода и, усмехаясь, прихватил ещё парочку с собой. Потом, немного подумав, словно в насмешку над средневековой тупостью он написал на листе отлично выделанного пергамента всё о перемещениях в параллельных реальностях и не забыл поведать о самом главном – конечной цели своего перемещения и поиске маски Спящей обезьяны. Обладая маской, можно было позабыть о  нещадящем никого времени. Сия маска с лёгкостью перемещала тебя, куда вздумается, и обладала ещё одним секретом, хитрый Гарри не стал рассказывать, каким.   
               Исписанный  вдоль и поперёк пергамент Фриман прикрепил к верхней планке ящичка в комоде. Затем сверил символы своих наручных часов с символами на межплоскостных вратах и нажал на плоскость кристалла.
Новая попытка оказалась удачной, и Гарри Фриман с удивлением  осматривал пыльное помещение, куда он только что попал.
Квадратная небольшая комната, очевидно вырубленная прямо в горной породе, светилась призрачным зеленоватым светом. Свет исходил от кристаллов под потолком, устроенных в каждом углу комнаты. За своей спиной Гарри удовлетворённо заметил тёмный провал выхода.
Но всё это было сейчас не так важно, важно было другое. Балагур и выдумщик Энтони не ошибся, и его изначальные расчёты были верны: прямо напротив Гарри на каменной стене на ржавом гвоздике висела… маска. Та самая.
Небольшая маска Спящей обезьяны  едва могла прикрыть лицо, и на вид сделана была из какой-то керамики. Но Фриман знал точно, что внутри маска золотая.
Гарри благоговейно снял маску с гвоздика и направился к выходу, предварительно запалив восковую свечу, прихваченную из замка.
Позади вдруг что-то зашуршало, и Фриман повернулся, чтобы увидеть поднимающийся из открывшегося отверстия в каменном полу цилиндр, по виду выполненный из какого-то минерала. Фриман улыбнулся, но  к цилиндру подходить не стал и, нырнув в тёмный провал выхода, пошёл по узкому коридору.
Через несколько метров у коридорчика появилось ответвление, и Фриман наугад повернул туда. Идти пришлось совсем недолго, и вскоре Гарри выше на свет Божий, протиснувшись в узкую щель выхода.
Каменистая горная гряда простиралась вокруг, а по раскалённым от яркого летнего солнца камням сновали ящерицы. Гарри с ненавистью стянул с себя дурацкий средневековый камзол, и под ним обнаружилась чёрного цвета футболка с надписью на английском языке «Я люблю Элвиса Пресли».
Обезьянья маска  раскалилась на ярком солнце и обжигала руки, но Гарри не спешил и, ощупывая маску со всех сторон, нашёл всё, что ему было нужно.
Свежий тёплый ветер принёс откуда-то издалека запах моря. Фриман улыбнулся и поднёс маску  к лицу.
Внезапная боль пронзила ногу чуть выше ботинка из свиной кожи. Гарри вскрикнул и наклонился, чтобы посмотреть. Сверкая на солнце мелкими чёрными чешуйками,  заскользила прочь маленькая змейка. Она была настолько мала и грациозна, что Гарри Фриман успел удивиться такой храбрости хрупкого существа, прежде чем упасть замертво, широко раскинув руки на каменистом выступе.

Двое всадников киммерийцев поднимались на жеребцах по горной выжженной солнцем тропе.
- Посмотри, Хаим, - сказал старший по виду и показал плетью на лежавшего у скалы человека.
- Он мёртв, хозяин, - наклонился над телом тот, кого назвали Хаимом. – А это, хозяин, было у него в руке.
Хаим протянул своему господину странную маску и улыбнулся, щурясь на полуденном солнце.



                ГЛАВА  1

В серой безысходности ноябрьской слякоти не было ничего хорошего, а пожухлые мокрые листья,  совсем недавно приятно шелестевшие под ногами, сейчас лишь раздражали. Это особенно остро ощущалось тогда, когда ты временно, по стечению обстоятельств от тебя не зависящих, становился пешеходом. Жёлто-красные кусочки умершего лета бросались в ноги и в последней надежде цеплялись за ботинки.
В тёплом салоне троллейбуса Вадим задремал, и ему снились дождевые упругие нити, уходящие под землю, где они трансформировались в чудное полотно, а маленькие проворные человечки без суеты со знанием дела резали его на части. Человечки скатывали эти полотна в огромные рулоны. И это будет продолжаться снова и снова, пока идёт дождь, и всё прекратится, когда его не станет. Исчезнет дождь – исчезнут и человечки… до новых серебряных нитей нового дождя.
Троллейбус тряхнуло, и Вадик проснулся, отрешённо взглянув в окно. Интересно, сколько должно пройти времени от осознания произошедшего до спокойного понимания неизбежности – год… два? У всех, пожалуй, по-разному. Кому-то не хватает и всей жизни. Вот и у него.  Его ещё долго будет преследовать запах её духов, кажущиеся звуки её шагов, её голос… Нет спасения от тоски, которая особенно донимает дождливыми вечерами. Вместе с тоской из заблокированных уголков памяти выползают воспоминания. Садятся напротив в потёртое кожаное кресло, тянутся с ухмылкой к её кофейной чашке, шелестят обложками модных журналов и смеются её приятным смехом…
-…молодой человек, молодой человек, - уже раздражённо повторила щекастая тётка в очках, - за проезд передайте, - она зло сунула Вадиму в ладонь мелочь и отвернулась к окну.
Вечерний троллейбус полон. А за окнами серую пелену дождя сменили большие снежные хлопья.  Они ленивыми стайками летели на свет фонарей и таяли, едва касались земли.
Почему-то если приходит в твою жизнь неожиданная гадость, прийти ей надо непременно осенью, да ещё в такую погоду. Ноябрь, впрочем, всегда не особо приятен, а в этом году особенно зол. В этом ноябре больше нет Юльки, и погоды тоже нет.
Усталая скукоженность безразличных взглядов всё более раздражала Вадима, и он, сетуя о некстати поломавшейся машине, стал пробираться к выходу. Протискиваясь по плотно утрамбованному салону троллейбуса, Вадим пытался не обращать внимания на недовольные комменты злобных гражданок  и,   наконец, выдавленный из дверей, оказался на остановке.
Остатки дождевых капель уже висели сосульками на металлическом остове ларька, а под ногами похрустывала наледь. «Быстро сработали коммунальщики, однако, и не было-то меня всего пару часов, а уже успели ларёк поставить…» Вадим застегнул молнию на ядовито-зелёного цвета пуховичке и шагнул к ларьку.
- Пачку «Честерфилда», пожалуйста.
Девушка-ларёчница  подняла на Вадима удивлённый взгляд и выдохнула, присматриваясь к его куртке:
- Что вы сказали?
- Сигареты я попросил, девушка, «Честерфилд» называются. Что, нету, что ли?
Девица удивлённо заморгала.
- Впервые слышу такое название… Это нерусские наверное, да? Так ведь мы…
- Подождите, подождите,- открыл рот Вадим, - это что такое, что за нафиг???
Не обращая внимания на журнально-газетную периодику, он уставился на полочку с пачками сигарет. Выбор был невелик, но дело было не в этом. Все сигаретные пачки были одного сероватого неброского цвета, и названия на пачках, надо  заметить, были странные: «Верный ленинец», «Дорогой Ильича», «Комсомольские задорные», «Девушка-селянка» и, наконец, «Партийные крепкие».
- Так вам какие, товарищ? Рекомендую «Комсомольские задорные», - выдала девица и робко улыбнулась.
- «Комсомольские задорные», говорите, - усмехнулся Вадим, - ну-ну… И где у вас тут скрытая камера? Что за дешёвые понты, это надо же придумать, «Комсомольские задорные»! Не смешно, чёрт побери, ну совсем не смешно. Где уже все ваши статисты? «Улыбнитесь, вас снимают…», - скривился Вадик. – Заняться вам больше нечем, да? Тоже мне, деятели! Человек может быть домой после трудового дня торопится, а вы… Ну-ка дайте-ка мне вот эту газету, - ткнул пальцем Вадим, - а сигарет ваших мне не надо.
Девушка, ничего не понимая, сунула в руки ему газету, а Вадим положил на прилавок три медных монетки по десять рублей каждая.
- Это что это вы мне дали, товарищ? – услышал повернувшийся спиной к ларьку Вадим. -  Заберите свои непонятные монеты. А газета стоит три копейки, если вам неизвестно! Газету можете себе оставить, а деньги завтра занесёте.
- Кончайте уже свой балаган, девушка, - устало огрызнулся Вадик. – У меня тоже есть чувство юмора, но всему же бывает предел, а?
Вадим суетливо развернул газету и обалдело раскрыл рот. «Ленинец» , - прочитал он название газеты, -  «Основана первого января тысяча девятьсот  восемнадцатого года Николаем Ильичём Лениным». Рыжий кудрявый мужик с  большим курносым носом вовсе был не похож на известного основателя социализма в России, но однако его мордатое изображение было впечатано в правом углу газеты возле заголовка.
- Ну хватит уже, слышите вы, хватит! – выкрикнул Вадим и скомкав газету запустил её в урну.
-  Во дают, - бубнил он себе под нос, входя в знакомую арку у дома. – Николай Ленин! Нет, каково, а?! Положим, я никогда не симпатизировал лысому палачу, но, по-моему, это уже перебор…
Вадик вдруг остановился и наверное впервые за все эти тяжёлые дни улыбнулся. А что, молодцы ребята, прикалываются, хохмят. А он – тоже мне, художник-надомник, с юмором совсем беда! Нет, надо всё сначала!  Вот прямо завтра и начну, начну всё сначала. Жизнь продолжается, скоро персональная выставка, если Славка, конечно, не подведёт. А Юлька… Ну что Юлька…
Его рука по привычке потянулась к  кнопке домофона на дверях  подъезда… а никакого домофона-то и не было! Просто старая, потрепанная, покрытая толстым слоем масляной краски дверь, и то нараспашку. Не было видно и намертво прикованного к месту своей вечной уже стоянки «Москвича» Петровича из восемнадцатой квартиры. Да и вообще ни одной машин поблизости Вадик не увидел, а ведь ещё с утра двор был забит «тачками» поз завязку.
Неприятное липкое ощущение мерзкой безысходности поднялось вдруг от живота  к горлу, и Вадиму, несмотря на морозец, стало жарко. Коньяк, который они сегодня пили у Славки, давно испарился, а посему о даже лёгком опьянении не могло быть и речи. Может чья-то глупая  шутка? Но тогда эта шутка затянулась, да и слишком дорого могла обойтись такая шуточка: поставить ларёк с газетами на остановке, снять подъездную дверь, да и, наконец, вывезти со двора бесколёсный прогнивший «Москвич» Петровича…
Вадик вдруг рванул на угол и одурело увидел тот же номер своего дома, только название улицы было на железяке другим. Не было на табличке больше улицы Дзержинского, «улица Семёна Потехина» - прочитал Вадим и почувствовал, как подкосились его ноги. Нет, не было никаких сомнений в том, что этот дом, да и двор были именно его. Вон старый клён, вон подвальчик сапожной мастерской. Не видно, правда,  издалека, что там за вывеска на дверях. Вывеска, вывеска…всё это тоже можно поменять. Но вот с квартирой, его квартирой, ребятки, будет сложнее! Квартирку просто так за два часа не поменяешь!
Вадим повернулся к подъезду и вошёл внутрь…



                ГЛАВА  2


Киоскер Лизонька Портнова неспешно складывала в стопки пачки свежих газет и журналов. Через час закончится её рабочий день, а затем нужно будет идти на семинар по политэкономике. Лектор из Наркомпроса товарищ Уханов будет читать новую лекцию, написанную самим товарищем Пролежневым об эффективной экономике. Сашка тоже обещал прийти сразу после занятий в школе рабочей молодёжи.
Лизонька вспомнила вихрастую голову и голубые Сашкины глаза и улыбнулась. Их отношении с парнем строились неспешно, и,несмотря на частые встречи в течение полугода, он ещё ни разу её не поцеловал. Нелепый такой и скромный, решила Лизонька и опять улыбнулась. Сашка ей, в общем-то, нравился. Нельзя было сказать или назвать это влюблённостью, но он был забавен и прост, а в сущности, что ещё требуется от молодого комсомольца! Со своей стороны, парень обещал Лизоньке, что как только они распишутся, партком завода переведёт его из общежития коммуны в семейное общежитие с одним соседом за перегородкой.
Лиза вдруг заметила те самые незнакомые монеты, которыми пытался расплатиться за газету тот приятный черноглазый парень. Странный он какой-то, и  сигареты заграничные спросил, будто бы не знал о санкциях Советского Союза на товары западной коалиции. Но всё же он симпатичный, и длинные волосы ему так идут.
К остановке подъехал автобус с рабочей молодёжью, и они, толкаясь в дверях, поспешили к киоску за свежими вечерними газетами.
-…Ты что, не читал доклад товарища Пролежнева?! Ну ты, Серёга, тёмная личность, и скажу честно: мне, как комсомольцу, стыдно за тебя! Вот тебе газета, на второй странице доклад. Немедленно прочти, слышишь?
Группа парней обступила очевидно того самого Серёгу, который не читал Пролежнева.
Серёге было очень стыдно, он стоял, опустив голову, прижимая к груди газету с докладом.
Вот всегда так, подумала Лизонька, наблюдая за уходящей группой ребят. Какие они все замечательные, такие цельные и ответственные, настоящие комсомольцы! К сожалению, ещё встречаются вот такие вот «серёги». Но, как правило, разгильдяи не приживаются в комсомольских коллективах, они или исправляются, или… просто исчезают куда-то, и о них вскоре все забывают.
За окнами киоска опять посыпало белыми хлопьями, а сквозь щели окошечка потянуло холодом, и Лиза застегнула верхнюю пуговку старой цигейковой шубки. Она вдруг тихо рассмеялась, вспомнив Сашку: он так смешно декламировал недавно стихи известного классика Лугового!
У окна мелькнул чей-то силуэт, и в дверях киоска появилась заснеженная фигура  недавнего длинноволосого парня.
- Умоляю вас, девушка, скажите мне только одно: где я  и какой нынче год?
На парне не было лица, а по длинным чуть вьющимся волосам скатывались капельки тающего снега. Он выпалил свой нелепый вопрос и обессиленно опустился на табурет.
- С вами всё в порядке? -  поинтересовалась удивлённая Лиза. – Я хочу вам заметить, что вы странный, очень странный! И вопросы задаёте странные. А год у нас нынче две тысячи пятнадцатый, и это город Энск. По-моему, вам к доктору надо обратиться. А мне уже домой пора, да  ещё и на семинар.
- Нет, нет, этого быть не может! – быстро заговорил парень. – Думал, разыгрывают! Друзья у меня, знаете ли, такие. Ну киоск – ладно, ну «Москвич» Петровича – тоже. Но подъезд, мой родной подъезд моего же дома, в котором я вырос, не мой!!! И в квартире моей какой-то хмырь с тёткой в бигуди  послали меня куда подальше! – парень обречённо опустил голову и обхватил её руками. – Боже мой!!! – качался словно в забытьи длинноволосый, - Боже мой, что же теперь делать… что делать?! Спасите меня, милая девушка, - чуть не плача прошептал парень, - я попал в странный переплёт и не знаю, что мне теперь делать, а идти мне, как выясняется, некуда! Прошу вас…
Лизонька, совсем обалдевшая от нереальных признаний, растерялась и не знала, как ей поступить. Можно было бы, конечно, засвистеть в свисток и вызвать ближайшего городового, но что-то её останавливало от такого действия, и она ещё раз внимательно посмотрела на парня.
- Хорошо, идёмте, я отведу вас, - сказала, наконец, Лиза. – Автобусов больше не будет, поэтому придётся идти пешком, но не волнуйтесь, тут недалеко.
Лизонька украдкой снова взглянула на Вадима, и он поймал этот удивлённо-заинтересованный  посыл, но не подал вида и лишь натянул на голову капюшон.
Лиза вела его по чужому заснеженному городу, уверенно проходя тёмными переулками, и Вадим, немного успокоившись, замечал видимые перемены. Это был его и в то же время не его город.  Среди знакомых зданий вдруг странным образом попадались совершенно чужие, странной архитектуры и назначения. Вместо памятника Дмитрию Донскому на его же постаменте, гордо задрав голову в шапке-ушанке, с пистолетом в вытянутой руке красовался бронзовый незнакомый мужик, к сожалению, с запорошенной снегом табличкой.
Город тонул в полумраке, едва освещаемый маломощными лампами. Но более всего удивляло другое: это гнетущая тишина и отсутствие людей на улицах. И не только людей. В городе напрочь не было легковых автомобилей, ни одного! Вадик решил было по-началу, что время позднее, а потому и машин не видно, но взглянув на свой наручный хронометр, лишь икнул, не удержавшись: без четверти восемь!
- Подождите-ка, милая девушка, - тяжело дыша, остановился вдруг Вадим, - вы слишком быстро идёте, дайте передохнуть, я совершенно отвык ходить пешком. Знаете что, я предлагаю уже познакомиться, это первое. И второе: пожалуйста, если вам не трудно…ущипните меня покрепче!.. Значит, Лизонька, это не сон. Знаете, ну бывает так, снится что-то нереальное, какие-то города без машин и людей, и всё какое-то серое, словно пеплом посыпали.
Лиза улыбнулась:
- Ой, а я наоборот иногда удивительные цветные сны вижу! И машины, машины! На улицах полно машин, и все такие блестящие, красивые.
Вадик нервно усмехнулся.
- Далеко ли ещё?
- Да мы уже и пришли, - кивнула Лиза, - вот сюда в подвал и налево.
За проржавевшей металлической дверью угадывалась тусклая полоска света, и Лизонька решительно постучалась.
- Кого ещё носит? – послышалось из-за двери. – Завтра приходите,  с утра, а на сегодня всё, рабочий день закончен.
- Это я, Лиза, - негромко отозвалась в ответ девушка. – Откройте, дядя Вася…


                ГЛАВА 3


Чёрная взъерошенная крыса забавно шевелила усиками, принюхиваясь. На чердаке было тихо, так тихо, что она слышала, как чуть слышно жужжит попавшая в паутину муха. Нет, она не могла ошибаться, пахло действительно сыром. Но откуда на чердаке мог взяться сыр? Возможно, что недавно здесь ночевал какой-нибудь бродяга из тех двуногих, которых она опасалась и ненавидела? Эти двуногие её не любили, и это было заметно. Стоило лишь ей появиться в их жилище, как там тут же начинался переполох, двуногие  смешно метались по своей норе и кричали, напрасно сотрясая воздух. Такое их поведение её всегда веселило, и она, откровенно не понимая неприязнь к своей персоне, однажды получив сильный удар железякой от мышеловки, их тоже невзлюбила.  Чёрные бусинки её глаз, повинуясь прекрасному обонянию, наконец-то нашли вожделенный кусочек сыра, и  крыса, смешно переваливаясь, побежала по ржавой трубе отопления. Она слишком увлеклась лёгкой добычей и потому не успела отреагировать на движение тряпок в углу чердака. Что-то шлёпнуло, и крыса, получив парализующий импульс, споткнулась и упала вниз на шершавые пыльные доски.
Хронук выбрался из-под кучи тряпья и брезгливо снял с лица липкую паутину. На его далёкой родине Гортане тоже в избытке водились  крысы и были его любимым лакомством. Крысиные бёдрышки, сваренные в чесночном соусе, несомненно, самое питательное и вкусное, что он когда-либо пробовал. В походных же условиях, впрочем, можно обойтись и без варки, да и без соуса тоже. Карлик взял крысу за хвост  и с силой хватил ту о металлическую трубу. Ну вот, теперь лучше, ухмыльнулся он, отправляя тушку в кожаный кошель на поясе. Парализатор лишь на время усыпляет жертву, и однажды чёрная плутовка тяпнула его за палец, ожив в кошеле раньше, чем он планировал. Больше такого не случится.
Карлик Хронук жил на этом чердаке трёхэтажного старого дома уже несколько лет. Несколько лет он старался  выходить на улицу лишь по ночам, да и то за тем, чтобы пробраться к ближайшему гастроному за продуктами. Через подсобку во внутреннем дворике он пролезал по вентиляционному лазу и спускался в магазин. Лаз был настолько мал, что кроме кошек по нему вряд ли кто-то ещё мог пролезть. Хронук мог. Ведь его рост не превышал пятидесяти сантиметров, да и тщедушное его тельце мало чем отличалось от кошачьего.
В этом очередном параллельном мире, куда он попал несколько лет назад, всеми своими утопическими красками буйствовал социализм, вследствие чего на полках магазинов почти нифига не было. Но выбирать Хронуку не приходилось. Нужно было ждать, ждать очередного «прыгуна» из параллельной реальности. Без него у Хронука не было никакой возможности переместиться в очередную хронозону. Двоих «прыгунов» он уже упустил.
Первой была пожилая тётка, и случилось это пару лет назад.  Ту тётку, видно, «ветром надуло», так как оказавшись во вроде бы знакомом для неё квартале, она попёрлась к себе домой, но дома так и не нашла. Вследствие чего тётку хватил удар, и к тому времени, как Хронук, используя лучезатор, её нашёл, она давно уже не подавала признаков жизни. Её мозговое вещество умерло, и соответственно не годилось для дальнейших перемещений. Ну а паренька-рэппера, судя по его прикиду, наколках и железяках, он не успел «достать» совсем недавно, месяца два как. Парнишке тоже не повезло. Едва его занесло случайным потоком в этот мерзкий городишко, и он, открыв рот, уставился на чужой памятник на знакомом постаменте,  как был тут же сбит дежурным автобусом, перевозившим молодёжь на завод. И опять же Хронук не успел. Пока его нашёл лучезатор, парня увезли в больницу, где тот и помер, не приходя в сознание. А Хронуку нужны были непременно живые «прыгуны», живые до тех пор, пока он их не убьёт и не использует мозговое вещество для заправки хронопризмы. Это позволит ему переместиться в другую реальность, правда всего лишь один раз. А затем нужно будет опять ждать очередного случайного «прыгуна».
Не было никакой закономерности в перемещениях этих «прыгунов»-везунчиков, хотя это как посмотреть, повезло ли им. Почему именно их выбрал случай или провидение, было непонятно. Гримус говорил ему что-то о нейронах головного мозга «везунчиков», но это теперь не являлось важным. Как бы там ни было, но провидение давало возможность перемещаться этим чудикам-«прыгунам» два раза. Первый раз под воздействием их родных нейронов, ну а второй…уже в виде кучки мозгового вещества в его хронопризме, и соответственно с Хронуком впридачу.
Сколько разных хронореальностей он уже «пробежал», Хронук даже и не помнил. Здоровенные небоскрёбы, глиняные хижины, плетёные ивовые шалаши… Даже земляные норы вместо домов. Всё это было в хроноперемещениях. А вот место, судя по датчику лучерезатора, оставалось неизменным. Возможно, что следующая реальность будет благосклонна к нему, и он наконец найдёт там то, из-за чего все эти гонки, то, о чём просил его Гримус.
Карлик не спеша обошёл кучи разного многолетнего хлама, затем проворно влез на стоявшую у чердачного оконца табуретку и уселся на узкий выступ подоконника. Сквозь тусклую стекляшку пыльного оконца была видна часть улицы и соседний дом напротив.
Ему ещё повезло, так как Гримус точно указал координаты перемещения и конкретный город. Правда, ему было неизвестно, в какой именно реальности этого города нужно было искать керамическую штуковину. Теперь ему ясно, что и в этой хроноплоскости он её не найдёт. Всё тот же лучерезатор, с которым он как идиот бродил ночами по спящему городу, спокойно показывал ноль возмущений чувствительного прибора.  Сколько их ещё, этих похожих и не похожих на себя городишек иных реальностей… И сколько ещё ему предстоит пройти, пока он не найдёт эту маску.
Но не это его утомляло, перемещения как раз были интересны, и он находил свои путешествия даже забавными. Ожидание…  Вот что его  раздражало. Может пройти ещё не один год, прежде чем тут появится «прыгун». Двоих он уже упустил, что-то будет дальше?
Огромный серый кот появился непонятно откуда и с удивлением уставился на Хронука. По тому как котяра принюхивался и прижимал к голове уши, Хронук понял, что тот почувствовал запах убитой крысы, что лежала сейчас у него в кошеле.
Кот, по-охотничьи урча, приближался к карлику, всё ближе припадая к полу. Котяра готовился к прыжку, и Хронук вынул из кармана парализатор. Наконец, злобно мяукнув, кот прыгнул вперёд и тут же получил парализующий удар. Обездвиженный комок плоти пролетел по инерции ещё около метра и плюхнулся на пол.
Благодаря парализатору его перемещения не оборвались ещё в самом начале. Слишком много различных тварей пытались попробовать Хронука на зуб. Парализатор не позволил им этого сделать.
Карлик отряхнул серую курточку и  удовольствием взглянул на своё отражение в осколке разбитого зеркала. Если бы не его большой нос с бородавкой посередине, он ничем не отличался от маленького мальчишки, ну разве что очень маленького. Серая шерстяная курточка, подпоясанная кожаным широким поясом, затем красного шёлка штаны, заправленные в замшевые коричневые сапожки с бахромой у голенищ. На каждом сапоге раньше висело по колокольчику, но они слишком звонко тренькали при ходьбе, и Хронук их срезал.
Лучерезатор словно живой завибрировал в кармане курточки, и Хронук вздрогнул, совсем этого не ожидая. Пульсирующая зелёная точка прибора оповестила о прибытии очередного «прыгуна», а жёлтая стрелка курсора показала место на плане города, где этот «прыгун» находится в данное время…



                ГЛАВА  4

Василий Никанорович  Колотушкин, истопник дома номер шесть, несмотря ни на что считал себя человеком везучим. Когда в пятидесятых арестовали сначала отца, а затем и мать по приказу Иосифа Железняка, его не тронули, а попросту отправили в школу-коммуну, где он жил и учился. Затем, уже при Никите Трущёве, он по наставлению партии и комсомола был определён на работу истопника в индивидуальную котельную дома номер шесть, где работал и жил до сих пор. В то время, когда молодые комсомольцы и партийцы обзаводились семьями  и мечтали о комнате в коммуналке как о манне небесной, Василий Колотушкин жил, как говорится, прямо на рабочем месте. С семьёй как-то не получилось, а потому дядя Вася был одинок, но на судьбу всё же не роптал.
- …Лизка Портнова, это ты? А что случилось-то? – начал дядя Вася, прикрывая дверь за нежданными гостями. – Давно тебя не видал, как там мать, жива-здорова?
- Всё хорошо, дядя Вася, - шмыгнула носиком Лизонька. – Вот, познакомься, это Вадим. Он переночует у тебя сегодня, если ты не против. У него был трудный день, дядь Вась. И по-моему, он не совсем здоров. А я утром забегу, - Лиза посмотрела смущённо на Вадима, - всё равно у меня завтра выходной. Ты послушай его, дядя Вася, - улыбнулась она уже в дверях, - он интересные вещи рассказывает.
- Да на тебе, паря, лица нет, - посмотрел на Вадима Колотушкин. – Случилось что ли чего? Ты меня не стесняйся, я дядька хоть и серьёзный, но сговорчивый.  Куртка у тебя какая необычная, да и мешок-то твой… никогда таких не видал. Раздевайся,  давай, не робей! Вон, гвоздик на стене, туда можно повесить.  Видишь, коморка-то моя  совсем маленькая, зато зимой не замёрзнешь, за стенкой-то кочегарка, вентили и всё такое… От того и тепло…

Василий Колотушкин говорил ещё о чём-то, а Вадим устало снял куртку и присел на продавленный диван.
Истопника он почти не слушал, думая о том, что с ним произошло. Где-то когда-то он читал в фантастическом романе о чём-то похожем, но то было в книге, а тут… Вадим отрешённо смотрел на морщинистое лицо пожилого истопника, испуганно осознавая, что может навсегда остаться в этой странной реальности, где судя по всему  расцвели и окрепли утопические идеалы социализма, с которыми, в общем-то, совсем недавно распрощалась Россия. Та, другая Россия, настоящая. Хотя, это с какой стороны посмотреть, где теперь настоящая, а где нет.
Дядя Вася закончил, наконец, свой горячий монолог и видимо догадываясь о состоянии Вадима, полез в шкафчик, из которого достал бутылку с этикеткой и металлическую посудину.
- Давай-ка, паря, перекусим, ну и бутылочку «Пролежневки» «уговорим». Когда человек не голоден, с ним и общаться легче, - продолжил истопник. – Садись-ка, давай, к столу, да и поведай уже старику о своих проблемах.
Колотушкин вытащил из кастрюльки ещё тёплую варёную картошку и разложил её по тарелкам.
- Представляешь, сегодня по случаю колбасы достал, «Знахарская столовая» называется.  Я-то уже стал забывать, какая она на вкус, а тут такая удача! Остановился горкомовский автобус, смотрю – опаньки – колбасу продают! Ну я быстренько туда, и вот на тебе, палочку урвал-таки.
Дядя Вася набулькал в стаканы настойки «Пролежневки»  и чокнулся с Вадимом.
- Так ты что, с девахой своей поругался, что ли? – аппетитно чавкая, спросил Колотушкин.
У Вадима перехватило дыхание от крепкой настойки, и он внимательно прочитал этикетку на бутылке. «Настойка крепкая, пятидесятиградусная «Пролежневка» - гласила надпись.
- Девушка здесь не причём, - устало ответил он. – Хотя, может быть именно и причём, я ведь о ней думал, когда на троллейбусе ехал.  Вот и приехал…
- Ты толком-то говори, - хрустнул луковицей Колотушкин,- приехал – и что?
- Приехал, а на остановке ларёк стоит с газетами и сигаретами странными. Чушь какая-то: «Комсомольские задорные», «Партийные крепкие»…
- Эка невидаль, ты что, сигарет никогда не видел? – беззубо ухмыльнулся старик. – В чём проблема-то, не пойму?
Вадим раздраженно тряхнул головой
- Пошёл к дому, - продолжил он, - там совсем недалеко, под арочку и направо. Дом вроде тот же, но улица по-другому называется, и квартира не моя. Тётка какая-то с мужиком чуть с лестницы меня не спустили. Ну я обратно к Лизе и пришёл, вот она меня к вам и отвела… Некуда мне идти. Это мой город и не мой одновременно! Машин на  улицах нет, памятники другие, да и строй, судя по всему, другой – социалистический, понимаете вы?...
Василий Колотушкин перстал жевать и уставился на Вадима.
- Так ты что, из-за «бугра», что ли, к нам попал?! Не пойму я никак. Строй социалистический… А какой же ещё?! Сам говоришь, что город твой, только улицы не те, а сам… Вот что я тебе скажу, ты…
- Мне позвонить срочно надо! – перебив старика встрепенулся Вадим и вытащил из кармана джинов «мобильник».  – Вот чёрт, батарея села. Ну вот теперь и не зарядить, зарядка-то дома осталась. У вас, дядя Вася, «мобильник» какой? Может, подойдёт зарядка… Хотя,  чём я говорю, какой «мобильник». Судя по всему, вы о них и понятия не имеете, вот влип, а…
Вадик бросил «мобильник» на стол и обхватил голову руками.
- Интересная штуковина какая! – оживился Колотушкин. – И что сие есть?
- Это телефон, дядя Вася. У Вас что, телефонов нет совсем, что ли?
- Обижаешь, паря, почему это нет, есть, конечно. Вона, на углу дома ящичек, видел или нет? Вот там в нём телефон. Бросил монетку в пять копеек и говори себе, три минуты лимит. А ещё у лекаря нашего, тётки Глаши, вот у неё телефон служебный. Но она тётка добрая, ежели чего всегда можно позвонить. Правда, говорить особо не с кем, телефоны у нас только у начальства. Ну и один на два квартала на углу дома, как положено.

- А у нас, Василий Никанорович, сейчас наверное у каждого в кармане персональный мобильный телефон. Да и много чего ещё у нас есть. Демократия, например, свобода и никакого тебе социализма. То, что когда-то лет двадцать пять назад казалось невозможным, сейчас расцвело во всей красе: бизнесмены, олигархи и прочее, прочее…. – Вадим грустно улыбнулся. – Отец, помню, мне рассказывал, как мечтал жить в свободной, действительно свободной стране, настолько тогда он морально устал от лживой социалистической реальности. Ведь чуть ли не из каждой форточки слышен был приятный баритон Зорина о загнивающем капитализме Запада, а на деле выходило совсем обратное. Ничего там у них не загнивало, это у нас всё рушилось, и лицемерная действительность неудавшегося соцлагеря давило на простых людей. Взяточничество, казнокрадство… короче, довели людей до ручки. А потом опять переворот – Ельцинский, и вот она – свобода! Только свобода ли? Да, телефонов да и компьютеров полно, даже у самой малоимущей семьи непременно есть  «мобильники», компьютеры… Пусть не самые хорошие, но есть. Машины легковые нахапали, кварталы все забиты, ставить некуда. И на каждом столбе предлагают тебе кредит взять. Вот люди и берут. Квартиры в ипотеку лет на двадцать, машины в кредит… Залезают, короче, в вечную кабалу. БэПэшки картонные на обед кушают, но зато на машине ездят. Отец так и не смог стать капиталистом. Да что там капиталистом, средним классом и то не стал. С работы его сократили, а продавать всякую дребедень на рынке он так и не научился. Так и умер, то ли от болезни, а то ли от тоски. За несколько минут до конца подозвал меня к себе, сказать, видимо, что-то хотел, и лицо у него растерянное и виноватое, что ли. Но так ничего и не сказал, только улыбнулся, грустно так, и умер. – Вадим взъерошил свои густые каштановые волосы и отвернулся, сдерживая слёзы. – Давайте помянем, дядь Вась.
Колотушкин торопливо обрадовано кивнул и забулькал в стаканы.

- Судя по-всему, нигде нет совершенства, ни в моём, ни в твоём мире, так что ли… А скажи-ка мне, странный гость из параллельного мира, война у вас с немцами тоже была и тоже в сорок шестом закончилась?
- Почему в сорок шестом…в сорок пятом и закончилась, - удивился Вадим.
- Во как! А у нас летом сорок шестого, - оживился Василий. – Америкосы-то в последний момент против нас и повернули, и с остатками немцев опять на нас попёрли. Да-а… Если бы не Иосиф Железняк, всё бы сейчас по-другому было. Решительный, всё-таки, мужчина, что и говорить! А ведь отговаривали его: как можно…это негуманно…столько народу погибнет… А он сказал, как отрезал. Мне, говорит, Россия и её будущее важнее, чем гибель тысяч человек. Ну и…
- Ну? Ну и что, что произошло-то? – удивлённо спросил Вадим.
- Как что, да ничего особенного. Пару ядерных бомб кинули-то на них, а потом ещё одну на Нью-Йорк, вот и конец войне. Памятник-то, видал, поди, в квартале отсюда, лётчику Николаю Пряхину?  Это он, герой наш любезный, сначала под Орлом на группировку америкосовскую и немецкую пару бомб с самолёта сбросил, ну а потом прямиком на Нью-Йорк. Потому Германия сейчас – наша колония. А америкосы и пукнуть боятся без нашего разрешения. Вона как!
- Действительно, где-то убыло, а где-то и прибыло, - закивал головой Вадим. – У нас всё это несколько по-другому было. Германия сейчас сама по себе, да ещё и на нас в свете последних событий «бочку катит». А Америка на нас зуб большой точит с негром их ошалевшим.

Колотушкин осоловело взглянул на Вадима, но уже ничего не смог ответить и уронил голову прям в тарелку. Вадим не стал беспокоить уснувшего прямо за столом истопника и улёгся на продавленный диван.
Не спалось, что было и не удивительно. Слишком много странной и фантастической информации пропустил он сегодня через себя. За стеной гудели чугунные печи мини-котельной, и натужно храпел за столом дядя Василий. Уснуть бы сейчас и проснуться у себя дома, в мастерской, на любимой, пропахшей масляной краской тахте, приготовить крепкий кофе и к мольберту, к белому нетронутому холсту. Ведь скоро выставка, первая большая выставка его работ! Вадим застонал и уткнулся лицом в потрёпанную обивку дивана: какая, нафиг, выставка! Завтра, уже завтра Славка оборвёт телефон, а затем примчится к нему домой, чтобы бестолку проторчать у закрытой двери, ломая голову,  куда мог подеваться его друг. Но что же он может поделать в данной ситуации! Он где-то читал однажды, как один чел точно так же попал хрен знает куда и… Точно, точно! Завтра с утра нужно будет опять сесть на пятый троллейбус с той самой остановки у дома Славки и проехать до своей! Возможно, что портал снова откроется, и он окажется в своём мире. Нужно набраться терпения и каждый день ходить на остановку троллейбуса, пока не произойдёт то, что раньше могло произойти только в фантастическом романе. Вадик тяжело вздохнул и протянул руку к засаленному выключателю над диваном…


                ГЛАВА  5

Хронук торопился. Нужно было непременно всё устроить ещё до рассвета, прибить «прыгуна», ну и тех, кто окажется рядом. Свидетелей он оставлять не в праве, а потому они обречены. Карлик то и дело ворчал от негодования, утопая ножками в снежных барханчиках, но проворно, несмотря на снежные наносы, выбирался из них  и спешил к указанному на лучерезаторе месту.
Попискивание прибора становилось всё отчётливее, а двигающийся курсор на панели постепенно менял свой цвет с зелёного на красный. «Улица Текстильщиков дом номер пять», - прочитал Хронук на заснеженной железяке и, следуя уже за красной  стрелкой лучерезатора, шагнул в подвал подъезда.
- Ага, здесь, видимо, живёт местный истопник, - проворчал карлик. – И наверняка он не один сейчас… Ох как это мило, иметь привычку не закрывать двери, это очень кстати!
Хронук толкнул с несвойственной, казалось бы, его тщедушному тельцу силой дверь и тихо вошёл внутрь.
В тусклом свете жарко натопленной каморки Хронук увидел сидящего, а вернее, спящего за столом седого мужика в телогрейке и безмятежно похрапывающего на стареньком диване длинноволосого молодого парня. Лучерезатор, направленный на мужика за столом, продолжал безмолвствовать, и наоборот, радостно пискнул и засветился красным светом, едва карлик повернул прибор к парню.
- Вот как славно! – проскрипел Хронук. – Мне, несомненно, везёт сегодня, видимо, мой день! И даже как-то неудобно лишать их жизни и стоило ли…
Карлик не успел договорить начатое, так как почувствовал что-то, и моментально приняв решение, спрятался за боковой спинкой дивана в углу комнаты.
Его опасения были не напрасны, потому как яркая вспышка голубого света через мгновение озарила комнату, и прямо на середине её появился незнакомец в чёрном длинном плаще и в такой же чёрной кожаной широкополой шляпе. Из-под полей шляпы были видны чёрные, длинные и, очевидно, давно не мытые волосы. На худощавом, поросшем щетиной лице незнакомца горели странным светом глаза, и глаза эти уставились не куда-нибудь, а именно на очнувшегося ото сна и удивлённо хлопающего ресницами Вадима.

- Приветствую тебя, мой незнакомый друг! – хрипло проговорил человек в шляпе и коснулся её полей рукой в перчатке.
Истопник Василий словно ошпаренный вскочил из-за стола, но незнакомец лишь повёл рукой в его сторону, и Василий Никанорович плюхнулся на место и тут же захрапел, как ни в чём не бывало.
- Итак, похоже, что я появился вовремя.
Человек в плаще снял, наконец, свою большую шляпу и пригладил чуть вьющиеся тёмные волосы, стянутые на затылке серебряным ободом.
- Я вижу, ты уже успокоился и способен задавать вопросы, а я охотно на них отвечу.
- Кто вы?! – устало выдохнул Вадим и полез а карман джинсов за сигаретами, но выудил лишь мятую пустую пачку.
- Зови меня Ироном, так будет вернее. А впрочем, большой тайны тут нет, я – инспектор времени. Но нужны ли тебе эти подробности?  Ведь ты и так несколько растерян  в свете последних событий, случившихся с тобой. – Ирон уселся на колченогий стул: – Признайся, что это всё несомненно интересно, по крайней мере для тебя, и уверяю, что дальше будет ещё интереснее! Пожалуй, произошедшее встряхнёт тебя и возможно даст повод взглянуть на этот мир другими глазами.
- Интересно, откуда вы знаете, какими глазами я видел этот мир? Кстати, закурить у вас нету?
Вадик рассматривал странного гостя, а тот, прищурясь, смотрел на него и улыбался.
- Хорошо, - произнёс, наконец, Ирон, - сейчас я тебе кое-что покажу. Только не надо биться головой о стену и думать, что ты сошёл с ума. Итак, поехали!
У Вадима вдруг закружилась голова и он, чтобы не упасть, схватился руками за диван. Головокружение прошло так же быстро, как и началось, а Вадим неожиданно впал в странное состояние, похожее на сон, и полетел в темноту…


…Вадик Солнцев однажды, будучи совсем молодым, вдруг понял, что этот цветной мир, доставшийся ему не на халяву, а по заслугам, как ни странно, принадлежит не только ему, но и массе никчёмных людишек, живущих по соседству на площадке, на улице, в его городе, на его планете. Все они дышали вместе с ним одним воздухом, пили такую же воду, и точно так же их головы ласкало майское весеннее солнце. Это было нечестно, это было несправедливо! Ведь он лучше их, он умнее, талантливее, он, в конце концов, нужнее.  Ведь это так просто и закономерно. Сначала – школа с золотой медалью, потом - Суриковское художественное училище, аспирантура и так далее, далее… Вся эта выверенная схема и все эти правила полетели к чертям, когда на выставку в Париж поехали не его полотна, а убогая мазня Платона Кузякина. Его груши и винограды, его медные чайники и кипящие самовары, ложки-плошки и прочая утварь. Натюрморты Кузякина не пользовались спросом, но однако на выставке в Париже были они. Затем очень лестная заметка в центральной газете о талантливом молодом художнике нашего времени, и Платона начали «брать». О Солнцеве забыли, и он сам о себе забыл. А выйдя из продолжительного запоя, Вадик узнал о том, что папа Кузякина работает в Министерстве культуры, и дальнейшее было понятно.
Пыльная мастерская встретила Вадима горой пустых бутылок, поломанными мольбертами и изрезанными полотнами. А ещё на самом видном месте кнопкой была приколота записка от Юльки, Юлька от него ушла…


Вместе с уходом Юльки ушла и его вера в себя, в собственную нужность, одарённость. Рассыпалась в труху, словно сухой пенёк, его выстроенная логическая цепочка. Он вдруг осознал, что нельзя запланировать жизнь, счастье, любовь. Это всё равно, что имея дорогой спиннинг, самые лучшие блёсна и наживку в прекрасный солнечный день на берегу тихой речки выудить вместо большущей рыбины рваный старый башмак. В то же время полупьяный рыбачок Петрович, имея вместо дорогого спиннинга палку с дешёвой леской и ржавым крючком, выуживает огромного сома…
Вадим видел себя сейчас словно со стороны, сквозь серую водную кисею, с удивлением наблюдая за собой, отрешённо идущим по проспекту, не замечая встречных прохожих, налетая на них плечом…
Серая мгла рассеялась, и Вадик открыл глаза.
- Ну и как, ты себе понравился? Думаю, что не очень, правда? А потому предлагаю развеяться, раз уж вместо золотой рыбки ты вытащил старый башмак, ты ведь так считаешь? – Ирон улыбнулся: – Не мучай себя догадками, возможно на твоём месте мог бы оказаться другой, но оказался ты. А другого выбора у тебя нет.
- Я вообще не понимаю, о чём вы  сейчас говорите, - огрызнулся Вадим. – И почему это я должен себе не нравиться, да нравлюсь я себе, понятно вам? Нравлюсь! И не надо меня выставлять идиотом, не повезло сейчас – повезёт позже. У меня выставка скоро, мне домой надо, а вы мелете тут непонятное.

Вадик взъерошил свою шевелюру: это ж надо, бред какой-то, проснуться бы!
- Если будешь так себя вести, выставка может никогда не состояться, - хрипло произнёс Ирон. – Хочешь навсегда зависнуть в этой реальности, изволь, я терпеливый, подожду другого, на тебе свет клином не сошёлся. Но знай, если я сейчас исчезну, твоя жизнь окажется в большой опасности, и если бы только твоя жизнь… Хаос может наступить во всех хроноизмерениях, а их, поверь мне, предостаточно! Да, и ещё. Ты сказал, что тебе нужно попасть домой. Интересно, как у тебя это получится? А я, возможно, знаю, как это сделать.
- Ладно, ладно, извините…извини, Ирон, или как там тебя. Рассказывай уже, что, как и почему. – Солнцев словно опомнился и приготовился слушать.

- Ну наконец-то, - улыбнулся Ирон, - слова не мальчика, но мужа! В общем, если совсем коротко, в твоём привычном для тебя мире, то есть в твоём измерении, находится необходимая для нас вещица, и тебе нужно принести её нам. Поясняю: это керамическая маска  Спящей обезьяны. Вернее, только снаружи она керамическая, а внутри это необыкновенное творение сделано из чистого золота самой высшей пробы. Но есть надежда, что о золоте в её составе никому неизвестно, иначе алчный до золота народ давно бы уже её выкрал и переплавил.
Ирону почудился странный шорох и он, посмотрев по сторонам, присел на диван рядом с Вадимом.

- Слушай меня внимательно, - зашептал он ему на ухо, - через несколько минут я открою портал твоего мира, и ты окажешься у себя в городе, но не теперешнем хроноизмерении, а в восьмидесятых годах. Там, в вашем археологическом музее, ты и найдёшь маску. Музей в те годы  ещё практически не охранялся, по крайней мере, в нём ещё не было сигнализации. Твоя задача – выкрасть маску из музея и принести её мне. Маска с секретом, и стоит лишь приложить её к лицу и нажать на боковые выступы… В общем, как только она окажется у тебя на лице, ты увидишь множество открытых порталов в разных измерениях, узнать их можно по голубого цвета овалам. Но нужный портал для тебя будет светиться зелёным светом. Порталы эти иногда оказываются в самых неожиданных местах, будь готов к этому и помни о том, что нужный портал откроется для тебя, лишь только ты о нём подумаешь, но откроется только для одного перемещения. И ещё… - Ирон расстегнул свой плащ и достал из внутреннего кармана какой-то свёрток: – Как только ты наденешь маску, ты становишься невидим для окружающих. Но видим для сущностей тонкого мира. Опасайся их и борись с ними всеми возможными способами. Вот тебе необходимое для этого оружие. – Он развернул пакет и протянул Вадиму что-то напоминающее пистолет: – Думаю, что ты знаком с оружием, ну хотя бы держал его в руках. Тут всё просто: нажимаешь на крючок и следишь за индикатором. Если горит зелёным, значит, заряда хватает, ну а если красным, требуется подзарядка. Тогда просто сунь его в розетку и подожди минут пятнадцать. Вон тебе зарядный шнур. – Длинноволосый провёл ладонью по небритой щеке: - Чуть не забыл. Порталы способны перемещаться и не совсем статичны, знай и следи за этим. Наверняка за маской уже охотятся, а потому будь осторожен. Ну и напоследок… Сколько бы тебе ни пришлось потратить там своего времени, тут оно останется неизменным. Я думаю, что истопник ещё даже не успеет проснуться. Сразу, лишь только маска окажется у меня, я сумею отправить тебя обратно в твоё измерение. Но если вещица попадёт в руки чужого, произойдут страшные изменения и всеобщий хаос. А тогда, как ты понимаешь, пути назад для тебя уже не будет. Я постараюсь подробнее объяснить тебе всё попозже, а сейчас не будем терять времени. Так как, - хлопнул он Вадима по плечу, - готов ли ты, художник?

- А что, у меня есть выбор? – спросил Солнцев.
Но длинноволосый, казалось, его уже не слышал. Перебирая пальцами символы небольшого плоского предмета, он, наконец, вытянул руку в сторону двери. Что-то щёлкнуло, и Вадика ослепила вспышка света появившегося в воздухе светящегося овала.
- Удачи тебе, художник! – крикнул Ирон, подталкивая Вадика к овалу. – Смелее, смелее, ну же!
Как только Вадим шагнул в световое кольцо, откуда-то из-за дивана выскочил маленький шустрый человечек и тоже прыгнул в портал…


                ГЛАВА  7

                1981 год

Из кухонного окна на втором этаже была хорошо видна машина Петровича и сапожная мастерская в подвальчике соседнего дома, а ещё была видна Сизому осенняя безнадёга с жёлтой опавшей листвой вперемешку. Сизый ещё раз взглянул на «Москвич», припаркованный у соседнего подъезда, и тут же вспомнил Петровича, в сущности покладистого мужика, всегда выручавшего его копеечкой на «бормотуху». Хрен с ним, пускай катается на своём любимце, да и мороки с продажей угнанной машины будет много.
- Слышь, Глист, чего это ты вчера мне бухтел об археологе, что над мастерской живёт? – толкнул он в плечо захмелевшего подельника Пашку-Глиста.
Пашка, успевший задремать прямо за столом, дёрнулся и зацепил рукой стакан, который с глухим хлюпаньем разбился на полу.
- А…чего дать… - забормотал пьяненький Глист, – какого архе… - Он вдруг испуганно встрепенулся и повернулся к Сизому: – Ну да, выпивали мы с ним третьего дня, сам позвал, худо мне, говорит, так худо, а выпить не с кем…заходи, говорит, усугубим по чуть-чуть. Вот мы и…
- Да ты, дурень, толком говори, - брезгливо скривился Сизый. - Про музей говорили и про хрень какую-то, ты мне рассказывал. Ну?
- А… ну вот Олежек мне и сказал, что в музее их крае…краеведческом штукенция одна лежит, золотая будто бы. Её, мол, ещё его отец подробно изучал  даже анализ делал, этот…как там он называется… А, вспомнил, ёшкин кот, спектральный, во! – с гордостью продолжил Глист. – Но так как это ещё до войны было, он никому рассказывать не стал и только ему перед смертью поведал. Маска та, говорит, только снаружи керамическая, а внутри вся что ни на есть золотая!
- И чего это вдруг археолог твой так разоткровенничался? – спросил Сизый и налил себе водки. – Ты ему кто? Никто! И вдруг такая наводка… Странно как-то. Может на понт берёт копатель-то?

- Да какой ему резон на понт, - оживился худой белобрысый Глист. – Он мне и объяснил, что у  самого руки чешутся маску эту прибрать. Только, говорит, воспитание и честь археолога не позволяют. Хотя, если бы он не был вусмерть бухой, возможно, что и не рассказал бы, я так думаю.
- А ты меньше думай, Павлик, голова заболит. Твоё дело мне рассказать, а я за тебя и подумаю.
Сизый, он же Сизов Иван Николаевич, коренастый рыжеватый мужичок лет сорока пяти, точно знал, что ему нужно от этой беспокойной суетливой жизни. Многократные «ходки» на зону вылепили из этого нелюдимого деревенского мужика классического уголовника – вора в законе. Без лишних рассуждений он брал от жизни всё…всё, что плохо лежит. Если же лежало совсем не плохо, а даже наоборот, Сизый, если это ему очень хотелось, тоже брал. Потом Сизого «закрывали» года на четыре в лагерях, отнюдь не пионерских, где он обрастал нужными знакомствами, связями и информацией. После очередной «отсидки» Сизый обычно затихал месяца на два и снова пускался во все тяжкие. Пользуясь беспрекословным авторитетом среди гопников и бывших лагерных «шестёрок» долго без «работы» он не сидел и при первой же возможности с охотой шёл на дело.
Почёсывая трёхдневную рыжую щетину, он опять встал у окна, наблюдая за беготнёй мальчишек во дворе. «Ничё, авось выгорит, - думал Сизый, молча пуская синеватый дымок папиросой «Казбек». – Самому соваться в музей не стоит, пусть Глист сходит. Ночи нынче тёмные, ноябрьские, а с сигнализацией в музее наверняка не всё в порядке… Засыплется дурашка, значит, так тому и быть, а его подельником вряд ли потянет, кишка тонка…побоится…»
Он повернулся и взглянул на жующего Пашку.
- Значит так, Глист, слушай сюда!...






                ГЛАВА 8

Через секунду Вадик Солнцев стоял в знакомом с детства скверике, утопающем в жёлто-красной листве. Если мгновение назад в альтернативной реальности была ночь, то здесь, в восьмидесятых, вовсю палило солнце, отражаясь в свежих лужах прошедшего недавно дождя.
Вадик тряхнул головой и присел на свежевыкрашенную, очевидно к ноябрьским праздникам,  лавочку. В городе его детства было сейчас гораздо теплее, несмотря на ноябрь, и даже воробьи на ветках чирикали как-то по-весеннему. А  вдруг сейчас из-за поворота выйдет его мама, держа его маленького за руку?... Чудно как-то… Солнцев улыбнулся, читая надпись на красном транспаранте на стене дома: «Народ и партия - едины».

Краеведческий музей, в котором должна была находиться маска той самой обезьяны, можно наверняка посетить только ночью, ну а сейчас у него была масса времени.
- То-то будет забавно! – проговорил вслух Вадим и поднялся с лавочки.
Идея посетить собственный двор и увидеть живых маму и отца показалась сейчас очень интересной, хотя, наверное, нужно быть очень осторожным, чтобы ненароком не навредить себе же в будущем.
Во дворе его детства почти ничего не изменилось, и виднелась ещё «живая» металлическая оградка газонов у подъездов, а внутри двора возле песочницы красовалась деревянная зелёного цвета беседка, в которой они с друзьями подростками пили когда-то портвейн.  «Москвич» Петровича, вымытый прошедшим дождиком, сверкал лакировкой, а самое главное – имел в наличии все колёса и, по всему видать, ещё находился «на ходу».

У Вадима защемило сердце и заныло под ложечкой, едва он вошёл в свой подъезд. Те же исписанные мелом и поцарапанные стены, неказистые перила с деревянными поручнями, а между первым и вторым этажами должна быть вырезанная на них надпись: «Вадик плюс Лена…». Солнцев облизал пересохшие от волнения губы: надпись, конечно же, была. А вот и знакомая, обитая чёрным дерматином, дверь.
Вадим  «на автомате» протянул руку к звонку и тут же её отдёрнул. Готов ли он встретиться с прошлым, давно ушедшим прошлым, там, где ещё живы его родители?… Готов ли он говорить с ними живыми и не наделать глупостей, не кинуться к ним с объятиями? А может быть плюнуть на всё, к чертям собачьим послать этого Ирона с его Обезьяньей маской и остаться здесь? Снять квартиру поблизости, чтобы опять видеть дорогих его сердцу людей…
Солнцев сжал ладонями виски, понимая, что никогда этого не сделает, затем выдохнул и нажал кнопку звонка.
 
Где-то в глубине коридора затренькал осипший звонок, и послышались торопливые шаги. Щёлкнул замок, и Вадим увидел…маму, его молодую и всё ещё красивую маму. Вадим едва сдержался, чтобы не броситься сейчас к ней в объятия, провести рукой по её ещё густым каштановым волосам, прижаться щекой к её родной щеке, ощущая такой знакомый запах – запах его мамы.
- Что вы хотели, молодой человек? – спросила она, почему-то вглядываясь в его лицо.
Она щурила близорукие глаза, словно хотела увидеть что-то на его переносице.
У Солнцева перехватило дыхание, и он хрипло выдавил из себя, наконец:
- Из ЖЭКа  я… мне бы трубы проверить, а то знаете…
- Да-да, проходите, пожалуйста, смотрите, хотя у нас вроде бы всё нормально… Вадим, это не  доктор, можешь не напрягаться, - произнесла она громко, проходя впереди Солнцева.
На Вадима упало и окатило его с головой его прошлое. Знакомые обои в коридоре, тумбочка для обуви, к слову, которую он выкинул на помойку совсем недавно, когда делал ремонт… А на диване в гостиной лежал под одеялом черноволосый худощавый мальчишка лет семи…и это был ОН САМ.

Вадик покрылся испариной и чуть было не свалился на выкрашенный краской пол. Он вдруг вспомнил, вспомнил эту свою ноябрьскую простуду, хомяка в банке, что наверняка сейчас стоит на кухне под столиком, а самое главное, вспомнил, что тогда видел такого вот взрослого длинноволосого парня в странной, зелёного цвета, дутой куртке. Этот парень, а вернее, теперь уже понятно, он сам, ему надолго запомнился: возможно, слишком интересной моделью куртки или узкими джинсами… А возможно ещё и потому, что на следующий день мама рассказала отцу о приходе странного сантехника с глазами, удивительно похожими на глаза её сына.
Всё  было на своих местах: и нелепый полированный сервант, и радиола в углу гостиной, и, наконец, хомяк в банке на кухне под столом. Только вот отца Солнцев не увидел, а потом вспомнил о его частых в то время командировках.

- Похоже, что с трубами у вас всё в порядке, - сипло произнёс Вадик, выходя из ванной.
Мама стояла  совсем рядом с ним и не отрывала назойливого взгляда от его лица. Потом она, видимо, хотела  что-то спросить у него, но Вадим опередил её и, простившись, пулей  выскочил из квартиры.
Он присел на ступенях площадки и, не в силах больше сдерживать свои эмоции, разрыдался.
С матерью у него всегда были непростые отношения. На казалась ему через чур властной и требовательной, тогда как отец, напротив, был мягким и добрым человеком.  Мама тихо умерла во сне, когда он стал вполне взрослым, и к его стыду и удивлению, на похоронах он не проронил ни слезинки. Почему же только теперь стало понятно, как дороги были ему и мама, и отец, и как ему их не хватает. «Ах, Ирон…ты сам того не понимая, подарил мне сегодня кусочек ускользнувшего от меня счастья!»
Солнцев вытер слёзы и вышел из подъезда…


                ГЛАВА  9

Карлик Хронук выскочил из портала всего через пару секунд  после Вадима, и пока тот озирался по сторонам, успел спрятаться в ближайших кустах.  Благодушное настроение путешественника    по альтернативным реальностям разом испарилось,  когда выяснилось вдруг, что потерян лучерезатор.   Лишившись этого умного  прибора, он становился словно слепой,  дальнейшее местонахождение маски Спящей обезьяны ему без длинноволосого типа узнать не удастся. Хронук, сжимая  в руке парализатор, спрятал его обратно в карман курточки. Смерть длинноволосого сейчас не являлась необходимостью,  и наоборот, карлик был заинтересован в его благополучии, по крайней мере пока тот не найдёт маску.
Сидя за диваном у истопника, он услышал, как Ирон поведал длинноволосому о местонахождении маски именно в этом измерении, но где конкретно, Хронук уже не узнал, хитрый Ирон прошептал это длинноволосому прямо в ухо. Оставалось только одно: следить за парнем и «пришить» его, как только тот получит в свои руки маску.

Несмотря на удивительную сверхподвижность, карлику оставаться всё время незамеченным  не удалось. Неподалёку от дома, куда направлялся длинноволосый, карлика заметили мальчишки и с улюлюканьем принялись его ловить. Хронук выхватил парализатор, и двое шустрых мерзких мальчишек, словно подкошенные, упали на газон. Ещё двое, заметив это, с криками разбежались.
Из-за этого происшествия карлик едва не потерял из виду длинноволосого, и когда вновь заметил его зелёную куртку, обрадовался и решил впредь оставаться более осмотрительным.
Вскоре длинноволосый вышел из подъезда и не торопясь отправился по одному ему известному направлению. Судя по его расслабленной походке, маски с ним всё ещё не было, иначе видал бы сейчас его Хронук! Карлик вдруг понял, как он рискует: а если бы маска находилась у кого-то в этом доме что бы могло помешать парню надеть е ещё в подъезде?  Тогда поминай его, как звали, а ему – Хронуку – светила не самая завидная участь навсегда остаться в этой хронореальности.
Проворно перебегая от куста к кусту, Хронук не отставал от Вадима, в то же время пытаясь не попасться ему на глаза.
На детской площадке следующего квартала, через который уверенно шагал длинноволосый, карлик вдруг увидел гуляющую с собакой тётку, и  неожиданно интересное решение пришло ему в голову. Он выскочил из кустов прямо перед собакой и, высунув длинный свой язык, скорчил язвительную физиономию.
Персиковый лабрадор отскочил в испуге от карлика, а потом зашёлся в яростном лае и бросился к Хронуку.
- Помогите!!! – заверещал жутким голосом Хронук. – Помогите мне кто-нибудь!!!!
Лабрадор лаял, не переставая, а его хозяйка, очкастая круглая тётка, пыталась его удержать, с ужасом разглядывая карлика.
Громкие вопли Хронука услышал и Вадим и, прыгнув через куст, поспешил на помощь карлику.

Тётка, наконец, оттащила исходившего слюной лабрадора, а Солнцев обхватил карлика поперёк его тщедушного тельца и потащил в ближайшую детскую беседку.
- Ты кто такой, малыш, и откуда ты? Хотя…на малыша, приятель, ты, по-моему, не очень и похож.
Вадик рассматривал Хронука, а тот, придав своему личику скорбное выражение, почесал свой большой нос и смачно плюнул.
- И вовсе я не малыш, а несчастный карлик Хронук. Разве я виноват, что родился таким уродом… Родители мои от меня отказались и отдали в цирковой балаган, на потеху толпе. – Хронук тяжело вздохнул и продолжил: - В балагане надо мной издевались и лупили почём зря, заставляли убирать дерьмо за животными и почти не кормили. Несколько месяцев назад я удрал из этого проклятого балагана, ну и вот забрёл в этот город. – Карлик вытер ладошкой набежавшую слезу и взглянул на Вадима: - Скажи мне, как тебя зовут, мой спаситель, и я буду благодарить Всевышнего за то, что он послал тебя мне. Ведь если бы не ты, псина меня точно сожрала!

- Эх ты, бедолага! – Вадим обнял карлика за плечико. -  Ну, давай познакомимся, что ли. Я – Вадим. А тебя как звать-величать?
- Можешь называть меня Хронуком, - шмыгнул носом карлик.
- Теперь я понимаю, почему на тебе такой странный наряд, прямо как в цирке. И как ты не мёрзнешь в это курточке, того и гляди скоро снег пойдёт.
- Вот так и хожу, - дёрнул носом и снова плюнул Хронук. -  Нет мне спасения, никому-то я не нужен,  и как мне теперь? – захныкал карлик.
- Да ладно, ладно тебе хныкать, - смутился Вадим. – Что же мне с тобой делать, а? Ну если хочешь, можешь пожить у меня, правда я сейчас немного занят, да и дом мой слишком далеко отсюда.  Погоди-ка минуту!
Вадик вскочил с лавочки и поспешил к очкастой тётке с собакой.
Он что-то говорил ей, показывая рукой на притихшего в беседке Хронука, и тётка, наконец,  пожала плечами и потащилась с собакой к дому, откуда вышла через пару минут и передала Вадиму какой-то свёрток.
- Ну-ка, давай, примерь-ка вот это, - вытащил из свёртка тёплую детскую куртку Вадик.
Куртка оказалась несколько великовата карлику, но зато теперь в ней он не выглядел так странно, как в своей серой куртёнке.
- Тебе несказанно повезло, мой маленький друг, - усмехнулся Вадим. – Попав ко мне, ты автоматически становишься соучастником моих приключений, о которых, поверь мне, я и сам ещё вчера не имел представления… Ну и видок у тебя, - вздохнул Солнцев, оглядывая карлика. – Объясняю ситуацию. Как стемнеет, нужно нам с тобой непременно посетить одно интересное местечко. Ну а пока предлагаю отсидеться в здании железнодорожного вокзала. Для всех любопытных – ты мой братец-инвалид. Это чтобы лишних вопросов не задавали, договорились?
Карлик шмыгнул носом и нехотя кивнул.

Чувство приятной ностальгии посетило Вадика, едва они с Хронуком вошли в старое, знакомое Солнцеву с юных лет, здание вокзала. Пилястры и неуклюжая лепнина высокого потолка в зале ожидания, чугунная здоровенная люстра с зачумлёнными плафонами вновь напомнили Вадиму о его юности. Даже усатая недовольная тётка в чёрном халате, скребущая шваброй плиточный пол, была ему сейчас симпатична.
- Ноги, ноги убираем, видишь, мою..,- заученно повторяла тётка, шмыгая по ногам шваброй. – Ой, мамочки мои, - остановилась она напротив путешественников, - это никак сыночек твой? – участливо во всеуслышание  осведомилась тётка, глянув на Вадика. – Бедненький…инвалид детства, видать? А вот я тебе сейчас конфетку-то дам, щас, погоди…
Тётка полезла в карман засаленного халата, но Хронук, сцепив на груди ручки, не выдержал:
- Иди отсюда, старая потаскуха, и не зли меня лучше, враз ухандокаю!
Уборщица открыла рот, клацнув вставной челюстью, и забыла о конфете.
- Ах ты, гном недоношенный! – опомнилась тётка. – Ах ты, уродец гадкий! Я ему по-хорошему, конфетку, а он! Это что же такое, люди добрые! – вопила уборщица. – Вот я тебе шваброй-то!...
Солнцев, поняв, что уборщицу уже не остановить, схватил Хронука под мышку и ретировался к выходу…


                ГЛАВА  10

Пашка Глист, он же Павел Глисин, по стечению обстоятельств сегодня ночью тоже планировал посетить городской краеведческий музей, правда не для того, чтобы познакомиться с историей и достопримечательностями родного города. Ничего подобного. Да и странно бы, пожалуй, это выглядело – посещение музея ночью. По наводке своего старого знакомого с широким воровским «диапазоном» подельника Сизого, Пашке предстояло «освободить» музей от «непосильной ноши», а именно фарфоровой маски Спящей обезьяны.

Об истинном предназначении странной обезьяньей маски Пашка, конечно же, не подозревал, но точно знал, доверяя своей интуиции, лишь то, что кусок фарфора не может быть таким тяжёлым. А это значит, что археолог был прав, и внутри маска вполне может оказаться из чистого золота. Сизый, по своей тупой набыченности и самоуверенности, себя явно переоценивает и совсем недооценивает Пашку. А Пашка вовсе не дурак и не собирается прогибаться под упыря Сизого. Хрен ему, а не маска! Пашка всё сделает сам, сам покупателя найдёт, сам и денежки пересчитает!
Глист поднял воротник старого матросского бушлата и, сутулясь, шмыгнул в полумрак не освещаемой части музейного фасада.
Сегодня, после разговора с Сизым,  он сразу побежал к музею и всё хорошенько посмотрел, а именно то, что второй низенький этаж вросшего в землю музея не имел решёток, и Глист, наступив на крепёж от водосточной трубы, с лёгкостью мог попасть внутрь.  Более того, окно справа от центрального входа имело оборванный провод датчика сигнализации. Приятно удивлённый этим обстоятельством, Пашка сразу «наметал» оперативный план ночных действий, и теперь, орудуя стеклорезом, вырезал часть стекла и, впервые радуясь своей природной худобе, пыхтя, пролез в здание.
В тёмном фойе неказистого помещения Пашка наткнулся на стоявшие вдоль окон стулья и с грохотом полетел на пол. Проклиная нехорошими словами чью-то маму, Глист вытащил, наконец, из кармана фонарик и боязливо отошёл подальше от окон.  Если бы в музее дежурил сторож, грохот от упавших стульев он, конечно же, услышал, и Павлик даже на мгновение зажмурил глаза, представив вдруг, как оживает тёмное здание музея, включается свет в его коридорах, и тревожная трель звонка несётся по пыльным залам… Но всё было тихо, и Глист, радостно выдохнув, не спеша пошёл по коридору. «Зал археологический изысканий нашей области» - прочитал он табличку на стене и смело шагнул в открытую дверь.

Проходя от одного стеклянного шкафчика к другому, Глист уныло рассматривал глиняные черепки и железяки времён царя Гороха. Наличие проржавевших  напёрстков, пробитых военных касок и революционных штыков свидетельствовало об убогом арсенале музейных ценностей и соответственно прямо пропорциональном решении музейной администрации отказаться от сигнализации. «Администрации…сигнализации…» - буркнул Пашка и ухмыльнулся этой случайной рифме.
Обезьянья маска лежала рядом с глиняной тарелкой «времён мезозоя» и выглядела, прямо скажем, не лучше этой самой тарелки. Пару минут Глист скорбно рассматривал желтовато-серую фарфоровую штуковину около двадцати сантиметров в поперечнике и думал очень нехорошо об археологе Олеге Ковригине, который наверняка его «обул» с этой чёртовой маской. Ну а если всё то, что плёл ему полупьяный Ковригин – правда, и под потрескавшейся фарфоровой «штукатуркой» скрывается червонное золото? Глист поднял дрожащей рукой стеклянную крышку и, отложив в сторону фонарик, взял маску в руки.

Она оказалась и в правду  неожиданно очень тяжёлой, и Павлик Глисин дурашливо улыбнулся. Перво-наперво он отнесёт эту золотую хрень Коляну Хромому, а уж тот сведёт его с людьми, знающими цену такому количеству золота. Глист вдруг представил, как получит в руки кучу «бабла» - приятно пахнущие типографской краской новенькие пачки денег. А потом… Потом он купит «Москвич» и лихо подъедет на нём прямо к подъезду своего дома, чтобы бабки-сплетницы открыли рты от удивления. Павлик же, ни на кого не обращая внимания, выйдет из машины с огромным букетом белых роз, и тогда его сожительница Лилька просто охренеет от счастья, а он бросит к её ногам в заштопанных колготках эти цветы и скажет…
- Отдай маску, лишенец! – услышал вдруг Павлик и похолодел от ужаса.
В метре от него стояли двое: длинноволосый парень в чудной зелёной куртке и маленький носатый карлик в смешной детской куртёнке с вышитой ромашкой на груди. Вид носатого карлика в дурашливом одеянии произвёл на Глисина неизгладимое впечатление, и он, открыв рот, опустил руку с маской.
Мелкий уродец издал победный вопль и прыгнул к Пашке, выхватив у него из рук маску…

                ГЛАВА  11

- …ну побудь ещё немного, Серёжа, самую малость, а? – Сонечка Стрекалова одёрнула воротник форменной шинели участкового лейтенанта Серёжи Лепёхина. – Никто ведь не узнает, на дежурстве ты или у меня, ну что ты…
- Это никак невозможно, Соня, - серьёзно сказал лейтенант. – Ты же знаешь, что для меня значит служба. Да и потом, как я могу требовать дисциплины с подчинённых, если сам себе разгильдяйничать буду позволять. А тебе, как педагогу, должно быть стыдно просить такое.
Сонечке Стрекаловой стало стыдно, и она покраснела. Она живо вспомнила свой пятый «Б», разгильдяев мальчишек и умниц девочек. А ещё вспомнила тоскливые тёмные вечера, которые она коротала в одиночестве, пока судьба не свела её с умным и требовательным участковым милиционером Серёжей Лепёхиным.

- Ты у меня такой умница!- выдохнула Сонечка.- Милиция должна гордиться, что в её рядах работает такой парень, как ты. Ведь ты зайдёшь ко мне завтра после дежурства? – спросила она, и участковый деловито кивнул.
В общем-то, Лепёхин любил дежурить по ночам. А что, улицы пусты, граждане отдыхают после трудового дня в своих квартирах под тёплыми одеялами… Хорошо!  Нет, конечно, бывают из ряда вон случаи, то пьяная драка, то компания, горланящая под окнами на гитарах. Но в целом, ночные дежурства – это спокойное времяпрепровождение с возможностью самосозерцания и глубокого анализа себя как личности.
Неспешно шагая по улице Комсомольской, участковый взглянул на свеженарисованный большой портрет Леонида Ильича в проёме колонн Горисполкома и повернул к зданию краеведческого музея. Вот ведь музей – старинное здание, очень интересно, что тут раньше было, наверное, жил кто-то из купцов... да мало ли. Лепёхин вдруг вспомнил, что ни разу в этом музее не был. «Ну ничего, вот выберу денёк, и сходим с Соней, а что…».

 Лейтенант задрал голову и вмиг покрылся испариной: на втором этаже в здании музея мелькнул луч фонаря. «Опа-на, – выдохнул лейтенант, - да тут  кража!» И чего он не взял сегодня рацию... «Ладно, сам управлюсь».
Как воры проникли внутрь, было очень даже понятно: крайнее окно на втором этаже прямо у водостока зияло отсутствием стекла.
Лепёхин снял шинель и не торопясь любовно сложил её на сухих листьях у парапета. Пистолет он сунул за пояс штанов и полез в окно.
Ему удалось почти бесшумно пройти по коридору, и в зале археологических изысканий он увидел странную троицу. В свете луны и включенного воришками фонарика у открытого стеклянного ящика стояли двое нормальных парней и…неужели, ребёнок?!  Пока лейтенант тянулся к поясу за пистолетом, произошло странное. Малыш выдернул из рук долговязого какой-то предмет и приложил это к своей голове. Что-то щёлкнуло, и голова малыша оказалась словно в светящемся голубоватым светом шлеме. На этом странности не закончились, потому как малыш начал попросту исчезать. Сначала у него исчезла голова в дурацком шлеме, а затем от него остались лишь ноги, обутые в смешные ботфорты.
Но тут длинноволосый словно опомнился и схватил малыша за ноги. То же самое, судя по удивлённому лицу не до конца понимая, что происходит,  сделал и долговязый. Троица растворилась в воздухе прямо на глазах, и  Лепёхин, видя как от долговязого остаётся видимым лишь стоптанный башмак, прыгнул и поймал его за ногу.
Как только всё стихло, и в музее наступила тишина, словно порыв ветра пробежал по комнате, и в голубой, мелькнувшей на миг вспышке, на потёртый музейный ковёр свалился прямо из ниоткуда худощавый темноволосый с проседью человек. Он живо поднялся с пыльного ковра и вытащил из кармана потёртой кожаной куртки какой-то прибор. Несколько секунд он неподвижно всматривался в светящийся дисплей, а потом чертыхнулся и запустил штуковиной о стену комнаты…


                ГЛАВА  12

Чудесные свойства обезьяньей маски, таким образом, распространились не только на Хронука, но и на всех, кто успел к нему присоединиться. Через секунду чудная связка искателей приключений оказалась на бетонном полу просторного помещения, похожего на заброшенный цех какого-то завода. Сквозь разбитые стёкла стеклянной крыши с серого неба летели большие, такие же серые, хлопья пепла.
Первым опомнился Хронук. Он пнул ногой Вадима, всё ещё крепко державшего его за ногу, и бросился бежать к тёмному проёму выхода.
- Стой, мерзавец! – крикнул Вадим и метнулся следом за карликом.
Пока охреневший Пашка-Глист  стоял с открытым ртом, вяло пытаясь понять, что происходит, участковый Лепёхин вытащил из кармана наручники и ловко набросив один на худое запястье Глиста, подтолкнул того к стене, защёлкнув наручник на ржавой трубе.

- Расслабься, паря и никуда не уходи, - ухмыльнулся лейтенант. – А я только тех двоих догоню и сейчас же к тебе, ты жди.
- Да пошёл ты! – крикнул ему вдогонку Пашка.  – «Что за нафиг… Карлик убежал вместе с золотым ведром на башке, а его приковали к трубе… И как они оказались в этом странном месте?»
Глист удивлённо крутил головой по сторонам и дёргал цепочку наручников, пробуя её на прочность. Цепочка, как  и положено, была крепка, а настроение у Павлика – мерзкое. Разбогатеть по-скорому, очевидно, не получится, вздохнул он и взъерошил свободной рукой давно не мытые светлые волосы.
Через разбитые стеклянные окна высокого потолка не переставая падали серые хлопья пепла, но до бетонного пола они не долетали, исчезая ещё в воздухе.
Что-то коснулось волос Павлика, а затем чья-то невидимая ладонь прошлась по его лицу и хлопнула по плечу. Шорохи,  звуки и голоса послышались отовсюду, словно включили кнопку магнитофона. Глист, забыв о наручниках, ошалело крутил башкой, чувствуя, как мокрая и холодная волна ужаса окутывает его с головой. Голоса меж тем стали слышны более отчётливо, и вместе с голосами в сером, бесконечно летящем сверху пепле, появлялись и исчезали плотные тени. Они трансформировались в жуткие образы, доселе никогда Пашкой не видимые. Их количество росло с каждой минутой. Глист устало отбивался свободной от наручника рукой от прикосновения невидимых рук,  а его волосы цвета спелой пшеницы прямо на глазах покрывались синевато-мутной сединой. Умершая полгода тому назад  его соседка по коммуналке старуха Розалия Львовна Крепишникова появилась прямо напротив Павлика и, поедая его взглядом выцветших глаз, заскользила, будто по льду, к обезумевшему парню…

…Мать Павлика Глисова успела увидеть сына за пару дней до своей смерти. Молодец старуха, успела-таки, часто думал потом Глист. И не потому, что так хотел тогда застать мать ещё живой, а потому что комната в коммуналке теперь по праву принадлежала ему. Из пяти лет, назначенных ему судом за кражу, Глисов отсидел три и вышел очень даже вовремя по УДО. Опоздание хотя б на несколько дней наверняка лишило бы Павлика Глиста загаженной убогой материнской комнатушки.
Жильцы четырёхкомнатной «коммуналки»  несказанно «обрадовались» Пашкиному появлению, но парню на это было наплевать. Старика Никанорыча он задобрил палёной водкой, а семейку Платоновых попросту запугал. Единственная из всех соседей, которая не продалась и не испугалась Глиста, была та самая старуха Розалия Львовна Крепишникова.

 Старуха отличалась завидной выдержкой и на все Пашкины выходки смотрела с брезгливым безразличием. Просто однажды  спокойно объяснила пьяненькому Павлику о написанном ею заявлении в УВД. Вскоре Глисова и вправду вызвали в отделение, где в доходчивой форме объяснили перспективу дальнейшего его существования. Павлик из долгого разговора с сотрудниками милиции выводы сделал и попритих, но люто возненавидел интеллигентную бабку. Его бросало в дрожь от одного вида Розалии Львовны, всё в ней его раздражало.
Старуха ведь и впрямь оказалась из интеллигентной дворянской семьи и, несмотря на преклонный возраст, до сих пор следила за собой, сносно одевалась, да и мылась гораздо чаще, чем молодой парень. Глисов же – наследник «почётного» алкоголика и вора-рецидивиста – чистотой крови похвастаться не мог никак, а потому житие тихой старушенции одобрить не хотел.

Разгуливая как-то вечером по коридору «коммуналки» в семейных трусах и рваной тельняшке, он налетел своим щуплым животиком на выходившую из ванной комнаты Розалию Львовну. Розалия отпрянула от пропахшего потом и перегаром Пашки, смерила его ненавистным взглядом и произнесла фразу, ставшую для неё роковой:
- Фу, какая гадость! От вас несёт козлом, молодой человек, попробуйте помыться!
Пашка проглотил обидные слова и лишь мерзко усмехнулся. Но как только старуха двинулась дальше, не сдержался и поставил ей подножку.
Розалия Львовна рухнула на пол, как сноп на ветру, и ударилась головой о старинный дубовый плинтус. Она так и осталась лежать на холодном полу, а Пашка, повизгивая от страха, бросился к телефону и вызвал «скорую».

За неимением родственников хоронили старуху всем подъездом, и Пашка Глист принимал в этом действе самое активное участие. Мокрый сентябрь устало барабанил дождём по гранитным памятникам бабкиных родовитых родственников и не гнушался намочить безжизненное восковое лицо усопшей. Пашка то и дело бросал отчаянный взгляд на умершую старуху, и ему казалось, что она вот-вот откроет глаза и что-нибудь скажет язвительное. Но Розалию Львовну благополучно закопали, а через пару месяцев Павлик и вовсе забыл о её существовании, словно никогда и не было на этом свете потомственной дворянки Розалии Львовны Крепишниковой.
…Старуха безмолвно плыла прямо на Глиста и уже тянулась скрюченными пальцами к его горлу. Парень всем телом вжался в холодную стену, но когда страшная ладонь бабки коснулась его лица, он странно хрюкнул и безжизненно повис на ржавой трубе…


                ГЛАВА  13

Карлик Хронук бежал по улицам пустого города, зияющего глазницами чёрных окон с выбитыми стёклами. Он чувствовал позади себя усердное сопение Вадима и то и дело палил в него из парализатора. Солнцев проворно уворачивался от пластиковых пуль с газовой начинкой и несколько раз тоже ответил взаимностью: в его руке карлик успел заметить неизвестное ему доселе оружие, похожее на пистолет. Пистолет этот яростно плевался кусками плазмы и прожёг таки большую дыру на куртке Хронука.
Сквозь фасетчатый визор маски серый город выглядел в голубоватом свете, а тёмное его пепельное небо – тёмно-синим.
Зеленовато-жёлтый овал портала появился, наконец, в проёме окна на втором этаже, и карлик обрадованно увернулся от плевка плазмы. Он выстрелил в ответ и, громко смеясь и улюлюкая, бросился к лестничному проёму.
Меж тем странный город начинал оживать, если, конечно, это можно было назвать жизнью. Улицы наполнялись призраками и странными тенями. Похоже, что все эти сущности заметили присутствие чужаков и поначалу удивлённо их рассматривали, пока, наконец, не решились нападать.

Участковый Лепёхин, бежавший за длинноволосым, пытался не упустить того из виду, но происходившие вокруг перемены увидел тоже. Из пустых тёмных окон выглядывали мерзкие рожи, а над головой и сбоку кружились туманные тени, касаясь порой будто случайно его волос. В какой-то момент этих тварей стало так много, что лейтенант, отчаянно отмахиваясь от них руками, выхватил пистолет и начал стрелять в воздух. Призраков это совсем не напугало, а только удивило на мгновение, и они поначалу оставили Лепёхина в покое, а затем вновь облепили его со всех сторон. Участковый, до сих пор считавший, что на этом свете ему нечего и некого бояться, почувствовал вдруг, что ему страшно. Страшно – ЕМУ! - почётному оперативнику, отличнику службы, спортсмену-разряднику. Страшно!!! Что-то невидимое словно большая липкая и мокрая улитка поползло ему за шиворот и стало опускаться по мокрой от пота спине.
Длинноволосый вслед за малышом исчез в тёмном провале подъезда, а Лепёхин яростно продолжал отмахиваться от облепивших его призраков.
Славка Первухин появился внезапно из ниоткуда и что-то гаркнул так громко, что горгульи, привидения и прочая нечисть испуганно отвалили, наконец, от Лепёхина и исчезли в оконных проёмах.

- Славка! – выдохнул участковый, - Вот здорово, что ты так вовремя и… - Лепёхин внезапно опомнился и отшатнулся: – Так ведь ты погиб, у меня на руках умер!... – прошептал участковый. – Прости, брат, не дотащил я тебя до медсанбата…
Первухин безмолвно улыбался и смотрел на Серёгу бирюзовыми глазами. В той же переваренной в хлорке выцветшей «хэбэшке» с мокрыми от пота подмышками и со страшной кровавой раной на левой стороне груди. Три года назад в Афганистане их рота попала в засаду под Кандагаром, и их в том бою ранило обоих. Серёга отделался ранением в ногу, а вот Славке не повезло, пуля попала ему в грудь прямо под сердце. Лепёхин тогда, истекая кровью, втащил друга в КАМАЗ, и они вырвались из засады. Всю обратную дорогу к нашему лагерю Лепёхин орал благим матом, торопя водителя, и просил Славку только об одном: не умирать. Он довёз его до лагеря и, ругаясь от боли, взвалил на плечи, глотал пот и слёзы, перемешанные с песком, но тащил парня. А потом Славка попросил его остановиться и вот так же посмотрел бирюзовым взглядом, улыбнулся и умер…
- Прости, братан…- прошептал Серёга, - прости, не уберёг я тебя.
Славка понимающе кивнул и исчез, улыбнувшись напоследок…


                ГЛАВА  14

Хронук оказался в просторном пустом помещении и прямо перед собой сквозь фасетчатый визор маски явственно видел нужный ему портал. Зеленоватый, около метра в поперечнике, овал висел в проёме оконной рамы и словно воздушный шарик плавно перемещался сверху вниз. Рядом с ним висел в воздухе ещё один, правда красного цвета, но такой же с виду воздушный и нетерпеливый.
- Ага, этот зелёный мой, - проскрипел карлик. – А этот красный мне не нужен.
Он было уже совсем приготовился прыгнуть в зелёный портал, но повернулся на шорох и попал в цепкие руки Вадима.
- Ах ты, маленькая дрянь! – ругался Вадик. – Умный очень, да? Нет, шалишь, брат, так не пойдёт!
Он обхватил карлика, словно ребёнка, поперёк туловища и попытался сорвать с него золотую маску. Хронук лягался и кусался, вереща при этом, словно ошпаренный. Вадиму, несмотря на яростное сопротивление злобного карлика, наконец удалось сорвать с него маску и, отцепив шипящего и плюющегося уродца от своей руки, сильно бросить того в сторону окна.
Хронук особо не возражал, так как помнил, где находится  зелёный портал, и даже успел ухмыльнуться в полёте. Вот только одного карлик не учёл. За время его возни с художником порталы поменялись местами, и ухмыляющийся карлик влетел прямиком в красный овал совершенно ненужного ему портала.
Он моментально оказался сидящим в пыли просёлочной дороги под голубым небом неизвестной ему реальности. В реальности этой, судя по всему, вовсю буйствовало лето, чирикали птички и летали бабочки. «Ну и ладно, - подумал карлик и криво ухмыльнулся, - придётся Гримусу успокоиться и обойтись без обезьяньей маски»   Да и что ему Гримус, больше его не стоит опасаться, ведь найти Хронука неизвестно где – не получится, а это значит, Хронук свободен и вполне может приспособиться к новой жизни. «Где вы, аборигены, показались бы уже, что ли…» Хронук сбросил свою дутую детскую курточку, позабыв о парализаторе, который оставил в её кармане, и двинулся вперёд по дороге, похрустывая суставами.

Из-за поворота небольшой рощицы, гулко взбивая пыль копытами, показалась тройка гнедых лошадей, запряжённых в шикарную, переливающуюся на солнце, карету. За каретой гордо гарцевали в сёдлах молодых жеребцов кавалеры в странных широкополых шляпах с перьями. Карлик хотел было спрятаться в ближайших кустах, но всадники уже его заметили и, пришпорив коней, галопом поскакали к нему.
Четверо наездников в широкополых шляпах и дорогих по всему костюмах опередили неспешно катившуюся карету и вскоре уже были возле Хронука.
- О, господа, да это же прекрасный экземпляр! – восторженно выкрикнул один из них. – Герцогиня, несомненно, будет довольна!  Ну-ка, ну-ка…
Все четверо тут же спешились и обступили карлика кругом.
- Подойди же поближе, уродец, мы не сделаем тебе ничего плохого, - ухмыльнулся самый рослый из них и поправил шпагу на боку.
- По крайней мере – пока, если ты будешь послушен, - добавил другой, закручивая свой чёрный ус.

- Пойдите прочь! – пискляво крикнул Хронук. – Жалкие людишки! Если б вы только знали, кто стоит перед вами! Да я вас…
Карлик сунул руку в карман штанов, но тут же вспомнил, что оставил парализатор в курточке, которая валялась неподалёку от дороги.
- О да, у него шикарный бас! – заржал самый длинный. – И он меня напугал!
Теперь уже засмеялись и остальные. А рыжий малый, очевидно самый проворный, схватил Хронука в охапку и словно тряпичную куклу сунул себе под подмышку.
- У нас для вас подарок, герцогиня! – снял шляпу и поклонился длинный подъехавшей карете. – Посмотрите, какой экземпляр, дивный уродец!
Дверца кареты распахнулась и оттуда высунула нос расфуфыренная дама лет сорока. Она презрительно смотрела на брыкающегося карлика, но, наконец, улыбнулась и махнула снятой перчаткой:
- Наденьте на его ногу цепи и посадите его в клетку. Уродец и вправду хорош!
Через несколько минут Хронука заковали в цепи и словно попугая запихнули в клетку с толстыми коваными прутьями.
Карета двинулась в путь, а на закорках среди баулов и сумок была привязана клетка с карликом. Хронук давно перестал кричать от возмущения и взывать незнакомцев к сочувствию. Он молча смотрел на уходящую вдаль пыльную дорогу и думал о превратностях судьбы, которая коварно подставила ему подножку.


                ГЛАВА 15

Вадим устало опустился на корточки и прислонился спиной к холодной стене. Маска в его руке приобрела плоскую форму и, казалось, загадочно улыбалась ему плотно сжатыми обезьяньими губами.
В серый бетонный блок комнаты ворвался взъерошенный участковый с пистолетом в руках и обалдело уставился на Вадика.
- Ага, ещё один воришка попался! А куда мальчонка-то девался?
Лепёхин, казалось, забыл на мгновение, в каком странном месте он находится, и всё, что происходило с ним несколько минут назад.
- И вообще, что за хрень происходит? И место какое-то странное… призраки летают, да и город пустой совсем.
Было, наконец, похоже, что лейтенант вновь приобрёл способность соображать. Он сунул пистолет за пояс и уселся рядом с Солнцевым.

- Ну, давай уже, длинноволосый, рассказывай, что тут за дела происходят, и какого чёрта вы в музей залезли. Неужели, за этой хренью, какая у тебя в руках? Тоже мне, нашли сокровище! Да кому эта фигня нужна?! Хотя, если вспомнить, на моей памяти, каких только коллекционеров я не встречал. А один так вообще даже окурки коллекционировал, вот же блин!
Вадим улыбнулся и посмотрел на участкового.
- Знаешь, лейтенант, ещё день назад  я был озабочен и расстроен тем, что потерял любимую девушку.  И кроме этого меня в тот момент ничего не интересовало. Но правильно сказал один шекспировский персонаж: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…». Такое и действительно только присниться может, иначе и не объяснишь.
- Да говори ты уже толком, - недовольно буркнул Лепёхин, - а то вокруг да около.
- Хорошо, объясняю толком. – Вадик взъерошил свои густые волосы. – Вечером в понедельник я вышел на троллейбусной остановке на улице Дзержинского, познакомился со странной киоскершей и направился к себе домой. – Солнцев усмехнулся: – Подошёл к дому, поднялся к квартире…а квартира не моя, и люди в ней другие живут, чуть с лестницы меня не спустили. – Вадим в упор уставился на участкового и продолжал: -  Выбежал на улицу, смотрю – дом вроде мой, но название улицы совсем другое, какого-то  «Семёна Потехина». Я бегом назад к киоскерше. И только там кое-что стало проясняться. Город, вроде, наш и не наш в то же время. Год такой же – две тысячи пятнадцатый…

- Какой год?! – переспросил участковый.
- Две тысячи пятнадцатый, вот какой! – окрысился Вадик. – Короче, альтернативная реальность. Понимаешь или нет?
Лепёхин вытаращил глаза:
- Это…как? – прошептал он.
- А вот так! – дёрнул носом Вадик. – Точно такой же город, и страна та же, и год, но только всё там по-другому, понимаешь? И война там тоже с немцами была, но только кончилось всё совсем не так. Немцы в конце войны объединились с америкосами и на нас попёрли. Спас положение и страну какой-то лётчик Николай Пряхин – раздолбил немцев парой ядерных бомб. Ну а потом и на Америку пару сбросил.  И строй у них самый что ни на есть социалистический-ядрёный, в магазинах нет ни черта. Так мало этого, и собственного автотранспорта у людей нет, только рабочие  автобусы и троллейбусы. Я не говорю уже о мобильных телефонах и компьютерах…
- А что это такое? – прошептал Лепёхин. – Ну, насчёт компьютеров я чегой-то слышал, а вот о мобильных…
- Да телефоны это сотовые, маленькие такие. У нас в две тысячи пятнадцатом они у каждого при себе имеются. – Вадик раздражённо выдохнул: -  Ну, так вот. Повела меня эта девушка переночевать к одному челу, истопником он работает в котельной прямо под домом. Этот самый истопник мне всё о войне и рассказал. Выпили мы с ним, закусили, глядь – а передо мной франт какой-то и нарисовался, прям из воздуха, из ниоткуда! Так вот этот парень меня и уговорил выкрасть из нашего музея эту обезьянью маску. Объяснил мне, что маска эта, если её надеть, видит все порталы для перехода в другие измерения, и если она попадёт в руки не очень, скажем, порядочных людишек, на Земле начнётся хаос и прочая нехорошая фигня. Вот он меня и попросил об одолжении, чтобы я маску эту из музея и взял, пока не поздно. - Солнцев расстегнул дутую зелёную куртку и снова взглянул на обалдевшего лейтенанта:

 - В общем. Переместил он меня в наш же город, но только в восьмидесятые годы…  Представляешь, лейтенант, я сам к себе в гости заходил, маму живую опять увидел, да и себя маленького… Ну а потом я этого карлика и встретил, - вздохнул Вадим. – Кто же знал, что он за этой маской охотился. Пришли мы, а вернее залезли, в музей, смотрю, а там какая-то рожа уже маску в руках держит. Ну а остальное ты знаешь…  Да, кстати, - Вадик ядовито усмехнулся, - ты попал, лейтенант. По всему, мы сейчас в тонком мире находимся, и как отсюда выбраться, хрен его знает. Ну а маску эту нужно будет мне тому челу вернуть. Он мне обещал после этого меня в моё время отправить, а насчёт тебя – не знаю, это ты сам у него спросишь.

- Бред какой-то… - прошептал участковый и вытер ладонью вспотевший лоб. – Нет, ну с самого утра предчувствие какое-то было, думал, что нездоровится, а тут такое…
Лепёхин ещё больше вспотел при мысли о том, что начнётся, когда близкие ему люди узнают о его исчезновении: пропал Лепёхин с концами, и нет его нигде!  Что же будет с Сонечкой, его миниатюрной и такой хрупкой Сонечкой?! Нет, его исчезновения она точно не переживёт. Он тряхнул головой, отгоняя навернувшие на глаза слёзы:
- Так что же мы сидим, - всхлипнул лейтенант, - делай уже что-нибудь! Подвернулся ты на мою голову, всё дежурство коту под хвост!
- Вот тебе здрасьте, - хмыкнул Вадим, - кто за кем полез, лейтенант? Ты за нами или может быть наоборот?  Любопытный ты, я смотрю. Мог, в конце концов, и мимо того музея пройти, тоже мне – «склад ценностей»!
- Служба у меня, - зыркнул на него глазом участковый, - служба, понял? А это значит…

- Да ладно, ладно, понимаю я всё, - усмехнулся Вадим. – Дай подумаем, как нам теперь поступить. Понимаешь в чём дело, лейтенант, в твоём времени я уже был, и ведь маска в музее была именно в твоей реальности. А это значит, что я никак не смогу попасть туда вместе с тобой ещё раз. Такие правила, к сожалению. Поэтому вся надежда только на того чела, Ироном, по-моему, его зовут. В общем, выбор у нас небольшой, а вернее – единственный. Я сейчас надену маску, а ты возьмёшь меня за руку и куда бы я ни пошёл, двигай за мной. Нужный нам портал будет виден только в маске, а потому лишних вопросов не задавай и от меня не отцепляйся, если не хочешь остаться тут навеки.
Вадим ловким движением приложил маску к лицу и нажал пальцами на едва заметные выступы по краям. Она тот час, словно резиновая, плотно окутала его голову, открыв при этом «спящие» обезьяньи глаза, поблёскивающие радужными фасетчатыми прямоугольниками.

Серовато-пепельный фон тонкого мира в маске выглядел совсем по-другому, и сквозь фасетчатые призмы Солнцев увидел голубое нормальное небо, да и сами пустые странные здания выглядели уже не так устрашающе.
Участковый крепко вцепился Вадиму в руку, но его опасения, что Вадик исчезнет, как в музее, были напрасны. В этом тонком мире хозяин маски оставался видим, однако испытывать судьбу ещё раз Лепёхин не хотел и ладонь художника не отпускал.
Вадим потащил лейтенанта к проёму окна, вспоминая, где совсем недавно исчез карлик, но открытого портала там уже не было.
- Да отпусти ты меня, – сердито гаркнул Вадим, - куда я денусь! Просто будь рядом, увижу портал – дам знать.
Портал меж тем появился вновь на крыше соседнего строения и неподвижно завис у самого края.

- Вон он! – крикнул Вадик. – Давай скорее, валим туда, а то вновь исчезнет!
Прыгая через несколько ступенек, парни выбежали на улицу.
Гнетущая тишина царила кругом. Серое пепельное небо стало ещё серее, исчезли тени и призраки, всё замерло в ожидании непонятного и, казалось, чего-то страшного.
Лепёхин, послушно следующий за художником, обладая профессиональными навыками оперативника, вздрогнул от накатившей волны страха и озирался по сторонам. Но серое небо оставалось серым, пустыми глазницами окон таращились странные нежилые здания, и лениво падали пепельные хлопья. Длинноволосый художник оказался хорошим спортсменом, бегал отменно. Но участковый старался не ударить в грязь лицом и от художника не отставал.
Соседнее здание, на крыше которого сейчас завис портал альтернативной реальности, наверное когда-то у кого-то предназначалось как жилой дом, но так им почему-то и не стало. Потрескавшиеся от времени стены в подъезде были необычно пусты, никаких надписей, признаний в любви, дурацких рисунков да и просто грязных ругательств на них не было, как не было и признаков присутствия кого-либо.
На площадке последнего – пятого – этажа художник вдруг резко становился и, глядя в проём окна, одышливо ткнул пальцем:
- Смотри!

И Серёга Лепёхин увидел!...
Примерно за два квартала от них, то и дело цепляясь здоровенными боками за крыши домов, по направлению к ним шагало огромное одноглазое чудище.
- Да это же Голем, самый настоящий Голем! – прошептал Вадим. – Через несколько минут он будет здесь, и тогда нам крышка. Бегом, участковый, бегом, скорее, на крышу!
- Мать вашу…! – крякнул Лепёхин. – Ну попали, только этого не доставало!
Приятели уже бежали по крыше к зеленоватому овалу  перемещений, а огромный глиняный великан Голем заметил их и, решительно круша ногами мешающие ему стены строений, двигался прямо к ним.
До портала оставалось несколько метров, когда он, словно издеваясь, стал медленно перемещаться к краю крыши и, наконец, завис на конце металлической балки метров четырёх в длину, выступающей над самой крышей.
- Держись крепче за мою руку, участковый, тут пройти-то всего ничего, пару метров.
Вадик, словно норовистая лошадь, крутанул шеей и ступил на узкую поверхность железяки.
Серёга Лепёхин - отличник службы, примерный участковый - не боялся ничего…кроме высоты. Он моментально вспотел, но плюнул в сторону приближающегося Голема и ступил на железяку. Но то ли Вадик слишком сильно тянул его за руку или почему-то ещё, но пройти участковому посчастливилось лишь пару метров, а затем его нога соскользнула с железяки, и Лепёхин повис на балке, уцепившись за неё руками.
Здоровенный, ростом с десятиэтажное здание, Голем был уже совсем близко, и уже можно было услышать, как вырывался воздух при дыхании из огромной глиняной груди. Его мощная лапа тянулась к ним, когда балансирующий на швеллере Вадик схватил лейтенанта за шиворот и потянул кверху, а потом они прыгнули в портал, и он захлопнулся за ними с глухим треском…




                ГЛАВА  16

-… Я более не намерен увещевать тебя, Гримус, обещая достойно отблагодарить за проделанную работу. Этого  больше не будет, а будет холодный и сырой каземат, один из многих, которыми богат мой замок. Возможно, там ты познаешь истину, а умерщвление голодом и холодом твоей плоти прояснит твоё сознание…
Говоривший это человек был широк в плечах, ростом выше среднего, а скорее высокого. Одет же он был очень странно: широкий его торс плотно облегала золотая, искусно выкованная тонкая кольчуга, заканчивающаяся у пояса, но ниже на нём были надеты узкие модные брюки серого цвета, а ноги обуты в классические современные ботинки. Волевое лицо странного человека украшала седоватая бородка клинышком (эспаньолка), а густые, тоже с проседью длинные волосы, собранные сзади в хвост, ниспадали почти до пояса.
Гримус, к которому сейчас обращался человек в золотой кольчуге, был похож на нахохлившуюся хищную птицу: на тонкой морщинистой шее помещалась совершенно лысая узколобая голова, а чёрные маленькие глазки недовольно смотрели исподлобья. Дополнительное сходство с образом грифа-стервятника придавала и меховая безрукавка, надетая на голое тело.

- Но я тут не причём, мой повелитель, - процедил сквозь сжатые губы Гримус. – Вот уже пять с лишним лет прошло с тех пор, как я отправил Хронука за тем, о чём вы просили, и до сих пор от него нет никаких вестей. Мне кажется, повелитель, что карлика давно уже нет в живых, иначе он давно был бы тут. Да и то…отыскать маску в бесконечных хронореальностях, задача почти невыполнимая. А как вам известно, карлик был лучшим нашим прыгуном альтернативных миров. – Гримус вдруг усмехнулся  и смело взглянул в лицо Гераборта: - Но у меня есть для вас, повелитель, и хорошая новость. И собственно с этим я и шёл к вам.
- Интересно будет узнать, - недовольно буркнул Гераборт и уселся в деревянное кресло с высокой резной спинкой. – Ну же, говори!
- Сегодня я проходил мимо большого кристалла лучерезатора и вдруг заметил возмущение поля на одной из его клеток. А это значит, что маску, которая вас так интересует, кто-то активировал, а проще говоря, её нашли и уже используют по назначению.
Человек в золотой кольчуге вздрогнул  и уцепился руками в деревянные подлокотники.

- Так какого чёрта ты молчал, Гримус? Почему не доложил мне сразу же?
- Я не успел, мой повелитель, я хотел, но…
- Наконец-то, наконец-то я её нашёл! – не в силах более себя сдерживать, воскликнул Гераборт. – Значит, карлик не погиб и всё-таки нашёл маску!
- Не думаю, повелитель, что именно Хронук активировал маску, - Гримус провёл ладонью по лысой голове. – Хронук был послушен и предан мне, а потому сейчас он уже стоял бы перед нами. Нет, это не мог быть карлик, это кто-то другой.  Кто-то ещё узнал о предназначении обезьяньей маски и теперь этот «кто-то», сам возможно того не зная, может покорить и навсегда изменить не только имеющиеся на Земле хроноплоскости, но и повернуть вспять само время…


               
                ГЛАВА  17

Летом тысяча девятьсот шестьдесят девятого года молодой повеса Гера Бортников, не имея более претензий к ректору одного из московских ВУЗов, откуда его благополучно отчислили со второго курса, предавался грустным размышлениям о смысле жизни и устройстве потребительского общества, хоть социалистического, но всё же.
Макс Лебедянский сидел в кресле напротив и точно так же, как и Гера, вольно запрокинул ноги, обутые в кеды непомерного размера, на журнальный столик, уставленный бутылками из-под портвейна. Он пытался вторить философским экзерсисам своего полупьяного товарища, но по причине такого же состояния, как у Бортникова, дискуссия об устройство потребительского общества застопорилась на месте.
- Да не хочу я, понимаешь, не хочу жить, как Николаша Притыкин, - с трудом ворочал языком Гера Бортников. – Тоже мне, стахановец хренов, досро…  досрочно он план на своём кирпичном заводе гонит… гонит… вот и пусть гонит. А мне всякая подобная работа…противоестественна и противопоказана! – Гера, пошатываясь, поднял палец кверху: -  Я человек тонкого умственного размышления…и такого же душевного устройства.

- Брось ты распаляться, Герыч, что я, не понимаю что ли! – Макс опустил ноги со столика и вытянулся в кресле: - На следующий год восстановишься, делов-то! Хочешь, я с папашкой поговорю, позвонит он твоему декану или кому там, и всё будет чики-чики.
- Ничего не хочу я, Макс. Да и не в этом дело… Скучно мне, понимаешь? Скучно… Кругом лозунги, обязательства, планы… Комсомолки, активистки… Достали! Переспать и то не с кем. «Я же комсомолка…» - противным голосом просипел Бортников, - «а ты  ублюдок и стиляга…» - передразнил он кого-то.
- Это ты о Соньке переживаешь, Герыч? Да брось ты. С твоими данными и прикидом только свистни, любая прибежит и сразу в койку! – заржал Лебедянский. – Кстати, вчера Семён хвастался приехавшей из Парижа тёткой, кучу шматья, говорит, привезла. Может, сходим вечером, приценимся?...

Вечером  в трёхкомнатных хоромах Семёна Грачевского на вечеринку собралась, казалось бы, вся стиляжная молодёжь Москвы. Из радиолы звучал голос Робертино Лоретти и джазовые новинки запада. В большой гостиной танцевали, на балконе курили, а в одной из комнат примеряли новые стильные французские шмотки.
Макс с Герой и Семёном сидели у него на кухне, утомлённые гостевой сутолокой и изрядным количеством выпитого алкоголя. Семён Грачевский, одетый в лёгкий полосатый джемпер и брюки-дудочки, расположился на подоконнике у открытого окна и, лениво затягиваясь сигаретой, посматривал на товарищей.
- …Так что тётка у меня умница, - вальяжно растягивая слова, продолжал Семён, - всё понимает и ни на чём не настаивает. Вот за это её и люблю. Привезла от «лягушатников» всё, что я ей заказывал, ну ли почти всё. Вон, как налетели попугаи, - кивнул он в сторону «примерочной». – Но не это главное, парни. А главное то, что папашка получил, наконец, гонорар за книгу, и теперь мы с Нелькой махнём к Чёрному морю, где и будем безмятежно предаваться утехам и бесконтрольному возлиянию чУдных массандровских вин. Предлагаю, парни, развлечься вместе с нами, в компании всегда веселее.
- А что, - проснулся Макс и звякнул горлышком бутылки о край стакана, - я, например, до августа совершенно свободен, да и Гера тоже. Возьмём у дяди Серёжи из «проката» пару палаток и «привет» родителям! Надеюсь, ты не возражаешь, Герыч?...


Июнь в Крыму редко выдаётся очень жарким, но, как правило, почти всегда – сухим. Дождевые облака и ветра словно по желанию доброго волшебника обходят стороной чудный полуостров, и лишь редкая непослушная тучка может скоротечно «прослезиться» где-нибудь в районе Коктебельских виноградников.
По настоянию Макса друзья поселились именно в Коктебеле, арендовав двухкомнатный ветхий домишко у бойкой старушки, к тому же не гнавшейся за хорошей монетой. Доступность недорогих крымских вин и песчаной полоски пляжа с жадными до новых знакомств девушками сделали отдых безмятежным, и Гера Бортников через несколько дней, казалось, уже забыл о превратностях судьбы, вкушая сладкие вина и осязая жаркую пупырчатую кожицу приезжих прелестниц.

Всё произошло, как всегда это бывает, совершенно неожиданно. Неожиданно было принято решение сгонять на экскурсию в Бахчисарай, а именно посетить таинственный  Чуфут-Кале. Неожиданно быстро нашёлся попутный двубортный грузовичок, и друзья, наспех покидав в кузов свои рюкзачки, отправились поглазеть на древнее скальное поселение.
В тряском кузове неказистого грузовичка, более не вслушиваясь в неумолкаемую трескотню Семёновой Нельки, Гера задремал и в обрывках мозаичных сновидений отчётливо увидел странного монаха в чёрной поношенной рясе. Монах стоял у входа в каменную, поросшую сухой травой, пещеру и жестами приглашал Бортникова войти внутрь. Скоротечное сновидение было настолько правдоподобным, а ряса монаха и его скрюченные артритом пальцы столь явными, что Бортников ещё долго не мог прийти в себя, когда очнулся, и забылся, лишь когда они въехали в окрестности Бахчисарая.
Гера с удовольствием дышал чудным горным воздухом, вдоволь настоянным цветущими растениями. Каменные массивы, поросшие плющом, зияли тёмными провалами пещер, манящих прохладой своих стен, и Бортникову показалось, что этот город до сих пор обитаем, и вот сейчас из пещер появятся люди и станут приглашать путников зайти в гости.
Пещер этих было предостаточно. Появились они в раннем средневековье, и Макс говорил, что их тут более сотни. Часть пещер переходила одна в другую, причудливо переплетаясь на разных уровнях, и Гера незаметно для всех отстал от группы и, не утерпев, забрался в заинтересовавшую его нишу. Бортников и сам не знал, что потянуло его туда, но пока он раздумывал над этим, каменистая почва стала оседать под его ногами, и Гера полетел вниз. Полёт был скорым, парень провалился вниз всего на пару метров, но и этого было достаточно, чтобы вывести бывшего студента из равновесия.

 Гера оказался почти в полной темноте, а до обвалившегося свода пещеры было не достать. Оцепенение длилось несколько минут. Парень кричал и звал на помощь, пока не понял бесполезности этой затеи. Фонарик в рюкзачке за плечами оказался сейчас очень кстати, и Бортников решил с его помощью найти в просторной яме, куда он провалился, какой-нибудь булыжник побольше, на который он мог бы встать и дотянуться до отверстия в потолке.
Яркий луч фонаря высветил не яму, а достаточно широкое помещение с почти идеально ровными  стенами и ведущим куда-то коридорчиком. Никаких булыжников в комнате не было, и Гера, досадливо плюнув, пошёл вперёд по коридору.
«Тоже мне, искатель артефактов! И чего тебя понесло в это нору?...Что за год такой неудачливый… Сначала институт, а вот теперь вот не хватало ещё остаться в этих пещерах на всю жизнь…» Бортников представил на мгновение, как через несколько дней он закончит своё земное существование в этих каменных норах, и ему стало страшно.

Коридор становился уже, но продолжал тянуться куда-то вдаль, а на его ровных стенах появись надписи на незнакомом Бортникову языке.
Свет  от фонарика уже не был таким ярким, и  Гера понимал, что батареек надолго не хватит. Однако вскоре впереди  едва заметно, словно в туманной дымке, появилось какое-то зеленоватое свечение. Свечение это с каждым шагом становилось всё ярче, и Бортников вышел, наконец,  в небольшое чистое помещение, пещерой, которое, назвать было никак нельзя.
Источники зеленоватого света Гера увидел по углам квадратной комнаты. В нишах каждого угла светились какие-то большие кристаллы, расположенные высоко под потолком, они излучали холодный зелёный свет. Никаких других входов или выходов из комнаты больше не было, и Бортников устало вытер ладонью вспотевший лоб: перспектива остаться навсегда в этом пустом холодном склепе вырисовалась всё отчётливее. Можно, конечно, было вернуться назад, но что бы это дало? Дотянуться до дыр в потолке ему было невозможно. А, значит, и возвращаться не имело смысла.

Бортников отстегнул лямки своего рюкзака, и тот плюхнулся на каменные плиты.  Тот час что-то зашуршало, и каменный пол в центре стал раздвигаться, словно лепестки диафрагмы у фотоаппарата. В отверстии этой «диафрагмы» показался гранитный по виду  цилиндр, не менее двадцати сантиметров в диаметре. Цилиндр поднялся на высоту около полуметра над плитами и остался в таком положении. Шуршание смолкло, и в зелёной пустоте Гера услышал лишь собственное сердцебиение.
Бортников опомнился  через несколько секунд и скорее не из любопытства, а из других соображений подошёл к торчащему из пола цилиндру. А соображения у Геры были самые обыкновенные: вытянуть этот цилиндр из отверстия и использовать его в качестве подставки. Уж тогда наверняка с его помощью он дотянется до дыры в потолке, и придёт конец его приключениям.
Однако цилиндр даже не шевельнулся, несмотря на все потуги Геры, и вконец изодрав ладони о гранитный стержень, Бортников зло плюнул и не придумал ничего лучше, ем усесться на цилиндр, вытирая вспотевший лоб.
Но едва Герина попа уместилась на поверхности цилиндра, как замигали зелёные кристаллы под потолком комнаты, всё вокруг закрутилось, завертелось, и Бортников полетел в пустоту…




                ГЛАВА  18

Великий властитель Гортаны лучезарный Герон чувствовал себя сегодня опять неважно. Сказывалась бессонная ночь, а всему виной была его проклятая подагра. Болезнь прогрессировала, и нестерпимые боли в суставах сводили Герона с ума. Послушная Гиела всю ночь меняла ему уксусные повязки, участливо внимая мучениям лучезарного Герона. Боль отступила лишь к утру, и Герон забылся на время, распластавшись на кровати среди мятых простыней. Возможно, что помогли уксусные компрессы, но скорее всего боль прекратилась сама, как только за окнами замка перестал лить надоевший за день дождь.
Лучезарный был уже давно немолод, а вернее, он был стариком. Многие годы пролетели с тех пор, как прорицательница Гифи открыла ему великую тайну, тайну пришествия Спасителя. Вот уже как с десяток лет умерла прорицательница, и поросла мхом каменная плита на её могиле, а он всё ещё надеется и ждёт. Гифи не могла ошибаться, и он будет ждать, ждать, пока светел его разум и течёт в жилах кровь. Ну а если честно, то он не верил старикам, которые говорили ему о том, то кроме их острова, их страны Гортаны, в бескрайних  просторах океана есть другие земли, и другие люди живут там. Многие слушали их, строили лодки и пускались в плавание. Но только вот обратно никто так и не вернулся.

На верхнем этаже в левой от входа в замок башне уже не одну сотню лет пылятся странные приспособления непонятного свойства и назначения. Огромный, вделанный прямо в стену, зеленоватого цвета кристалл и прямо перед ним в плитах на полу круг, размером в несколько локтей, такой же каменный, как и плиты, но со странными символами и знаками по окружности. В деревянных ящиках буфета также были найдены таинственные предметы, значение которых не удалось установить. По велению Герона дверь в башню закрыли на крепкий замок, и более туда никто уже не входил.
Перед смертью прорицательница Гифи говорила Герону о какой-то золотой маске, но он тогда так ничего и не понял из бессвязной речи умирающей прорицательницы.
Герон, уставший от ночного приступа подагры, проснулся лишь ближе к полудню и позвонил в бронзовый колокольчик. Тот час открылась дверь, и мальчишка Гримус внёс и поставил на столик кувшин с ананасовой настойкой.
Мальчишка был строен, но лыс от рождения. Красивым обликом он тоже не отличался, но был предан Герону и умел хранить тайны.


- О, повелитель, - склонился в поклоне мальчик, - меня всю ночь мучил один вопрос, почему… - Гримус замолчал и взглянул на Герона: - почему в нашей стране все люди носят имена, начинающиеся на буку «Г»?
Герон поднялся со своего ложа и кивнул мальчишке на расшитый золотом халат:
- Ну так продолжай, продолжай.
- Это всё, что я хотел узнать, повелитель! – склонился Гримус.
- Вот что значит, быть молодым, - усмехнулся Герон. – Меня всю ночь мучил приступ подагры, а тебя, мой друг, всего лишь мысли.
Повелитель набросил поданный ему Гримусом халат и продолжил:
- Много-много лет тому назад нашу страну основал великий Гарри. Он и положил начало такой традиции. Старики рассказывали, что  однажды он просто исчез, пропал бесследно, ну а традиция нарекать рождённых именами на букву «Г», так и осталась. Более того, наш Спаситель, который обязательно должен появиться в нашем государстве, имя обязан иметь соответственное – начинающееся на «Г»… Теперь оставь меня, мальчик.

Гари скривился от внезапной боли в колене, а Гримус с поклонами удалился.
«Гортана, меж тем, умирает, - тоскливо вдруг вспомнил Герон, -  женщины перестали рожать детей, а плодовые деревья острова уже не дают такого урожая. Остров кормится только пойманной рыбаками рыбой, но и её с каждым разом всё меньше. Ах, Гифи, Гифи… Где же, скажи, твой обещанный Спаситель?...»
Герон прошёл по коридору замка и, звякая в кармане халата ключами, стал подниматься по ступеням в верхнюю башню. На мгновение он остановился напротив узкого оконца в стене башни и взглянул на бескрайнюю даль безбрежного океана. Свежий морской воздух проник сквозь щели в раме, и Герон улыбнулся, вспомнив себя молодым и сильным.

Дубовая старая дверь в башне покрылась слоем паутины, и повелитель Гортаны не сразу нашёл отверстие для ключа.
Герон успел повернуть ключ один раз, прежде чем за дверью что-то звякнуло, а потом с другой стороны двери в неё заколотили, что есть силы. Повелитель Гортаны испуганно услышал сквозь шум стук собственного сердца и распахнул дверь.
На пороге в странной короткорукавой тунике и безумно коротких оливкового цвета штанах стоял высокий светловолосый парень. Он взмок от пота, но ещё более он взмок от произошедшего с ним.
- Кто ты, странник?! – испуганно спросил Герон и, уже падая на каменный пол от прихлынувшей к голове крови, успел услышать:
- Гера Борт…
…Повелитель Гортаны скончался ближе к вечеру, но всё же успел познакомить челядь со Спасителем и наследником власти – Великим Герабортом…


               

                ГЛАВА  19

Вадима вместе с участковым выплюнуло из портала рядом с памятником лётчику Николаю Пряхину, того самого, не побоявшегося кинуть атомную бомбу на америкосов. Лейтенант Лепёхин остановился у подножья памятника и бестолково таращился на неизвестного бронзового мужика в шапке-ушанке.
- Слушай… так тут на этом месте пивной ларёк стоял, я точно помню! Сколько раз отсюда пьянчуг забирали, а теперь…  Да и дома с трудом узнаю.
- Плохо ты меня, видимо, слушал, лейтенант. – Вадик стянул маску с лица и спрятал под полой куртки. – Я же тебе рассказывал об альтернативных реальностях. Ничего не замечаешь? Машин-то тоже нет.
- Ага, точно… - пролепетал Лепёхин. – Хотя, вон, троллейбус едет, странный какой-то дизайн….. И холодно тут у них, снег нападал, а я шинельку-то свою там у музея оставил, да кто ж знал…

- Ладно, участковый, впечатлениями потом делиться будем, а теперь потопали к истопнику, тут всего квартал пройти.
Зябко спрятав голову в поднятый воротник своего служебного кителя, Лепёхин послушно заковылял  вслед за Вадимом.
Странно одетая парочка путешественников по альтернативным реальностям привлекала к себе внимание, и наверное потому, когда до дома истопника осталось всего ничего, на пути у невольных путешественников появились три рослые фигуры, одетые в серую, бедновато выглядевшую форму милиционеров.
- Вот так дела, - проговорил меж тем один из трёх милиционеров, по виду самый старший, - почти вся молодёжь города на воскреснике, а эти субчики по городу гуляют!

- Послушайте, как ваше звание? – опомнился вдруг участковый. – Сейчас я вам всё объясню. Дело в том, что…
- А ну молчать! – перебил его другой, с рыжими усами. – Будете говорить, когда вам скажут. А ну ка, Семён, надень-ка этим деятелям наручники и  отправь их в «отстойник».
Здоровенный малый  с курносым прыщавым  носом, которого назвали Семёном, с готовностью вынул из кармана наручники и сейчас же надел их на запястья путешественников.
- Вот теперь – хорошо, - подытожил рыжеусый. – Отведёшь их, Семён, и давай дуй на завод имени товарища Пролежнева, там нас и найдёшь.
Семён выудил из кобуры здоровенный пистолет и подтолкнул Вадима в плечо:
- Топайте вперёд, давайте, тут недалеко.
- Идиотизм какой-то, - зло прошептал Вадик, - это надо было нам так вляпаться… Ну, что будем делать, участковый?
- А что сейчас можно сделать? – Лепёхин покосился на идущего за ними с пистолетом в руке Семёна. – Кабы знать, что так получится, нужно было тебе маску не снимать, они бы нас и не увидели. Ладно, теперь придётся решать задачи по мере их поступления…

- Ну-ка, хватит трындеть! – гаркнул Семён и сморкнул на тротуар.
«Дежурный милицейский отстойник номер четыре» - гласила надпись на табличке у подъезда, и чуть ниже маленькими буквами: «Старший смотрящий лейтенант Куроедов».
Куроедов оказался маленьким толстеньким человечком неопределённого возраста в помятой милицейской форме серого цвета. Увидев путешественников с наручниками на руках, он шустро вскочил и направился к металлической, толстенной на вид, двери в глубине комнаты. Заскрежетал несмазанный засов, и Куроедов, мерзко ухмыляясь, указал «гостям»  на открывшуюся дверь.

- Проходите, ребятки, не стесняйтесь. Стоп, - опомнился он, - давайте-ка посмотрим, что у вас в карманах.
Куроедов ничуть не удивился маске спящей обезьяны и брезгливо бросил её в ящик стола. Но наличие парализатора, найденного у Вадима, и пистолета «Макарова» у Лепёхина, похоже, испугало смотрящего, и он, судорожно сглотнув, уставился на Семёна.
- Да тут, лейтенант, расстрельное дело! – прошептал Куроедов. – Где вы их взяли, этих шпионов?…
- Не поверишь, Николай, взяли прямо на центральном проспекте рядом с памятником. Я сразу  так и смекнул, что шпионы: одеты странно, да и ведут себя слишком спокойно.
Семён убрал пистолет в кобуру и подтолкнул Вадима и Лепёхина к тёмному входу камеры.
- Пусть пока у тебя посидят, а я мигом на завод, там САМОМУ всё и расскажу.
- Ага, понял, понял, - шмыгнул носом Куроедов и захлопнул дверь камеры.
В полутёмном сыром каземате Вадим не увидел ничего, кроме пары старых стоптанных охапок сена. Через маленькое, с голову человека, оконце с трудом пробивался полуденный свет и скромным тусклым лучом падал на исписанные ругательствами и прочими дурацкими фразами, в облупившейся краске, стены.

- Во дают! – Лепёхин брезгливо двинул сапогом по грязной соломе. -  У них что, дефицит кроватей? Надо же, солома, анахронизм какой-то.
- Да не мельтеши, участковый, - Вадик плюхнулся на пропахшую кислятиной траву, -  садись скорее, в ногах правды нет. Посидим, подумаем, как отсюда выбраться.
Лепёхин уселся на соломенную подстилку и принялся щипать себя за руку.
- Ты чего это делаешь, участковый? – усмехнулся Солнцев. – Проснуться пытаешься, да? – Он нервно засмеялся: - Ну, прямо как я несколько часов назад. Тоже никак поверить не мог.
- Но ведь этого быть не может, – Лепёхин обхватил голову руками, -  такого не бывает!!! Ну скажи мне, художник, скажи, что не бывает,  что мне всё это снится!
- Да как угодно, товарищ участковый, можешь считать, что снится. Только что это меняет? – Вадим нашёл чистую сухую соломинку и теперь жевал её губами. – Однако если мы с тобой расслабимся и будем ждать пробуждения, есть вероятность остаться в этой реальности до скончания дней. Такой расклад тебя устраивает?
Лепёхин устало взглянул на Солнцева:

- Так что делать-то?
- Пока не знаю. Меня сейчас волнует больше, ждёт ли у истопника меня тот чел. Ведь никто не ожидал такого поворота, чёрт их принёс на нашу голову.
В кабинете у Куроедова хлопнул входная дверь, и начальственный строгий голос спросил:
- Где они?
- Так вон в камере, товарищ Пролежнев, - засуетился Куроедов, – где ж им быть-то? Как только они…

-Давай их сюда! – перебил Куроедова властный голос.
Первый секретарь Горкома товарищ Пролежнев уже много лет подряд допрашивал сам незнакомцев, периодически появляющихся в их городе. Стоило милицейскому патрулю задержать кого-либо, шляющихся без документов по улицам города, Пролежнев узнавал об этом первым и тут же спешил допросить их лично. К этому чудачеству Первого секретаря постепенно привыкли. И если поначалу у начальника Горотдела милиции сие действо вызывало недоумение и даже раздражение, то со временем всё как-то встало на свои места. Очевидно, начальник милиции товарищ Ерофеев понял, что это чудачество первого лица в городе ну никак не притесняет работу милиции, да и на карьеризм не похоже. Так или иначе, сведения о задержании личностей без документов моментально передавались Секретарю товарищу Пролежневу, и тот тотчас спешил на разговор с незнакомцами. Зачем он это делает, опережая органы,  которые должны непосредственно этим заниматься, Пролежнев никому не рассказывал, да и не обязан был рассказывать. Ну а незнакомцы без документов, как правило, долго у него в кабинете не задерживались и вскоре предавались суду, скорому и справедливому.


Заскрежетал дверной замок, и Куроедов вывел пленников на свет маломощной лампочки под потолком.
Вадим, утомлённо щурясь, увидел сидящего за куроедовским столом большого грузного человека в кожаном плаще. Волевое лицо его, судя по выражению, привыкло к исполнительской готовности своих оппонентов, а потому чёрные глаза на этом лице смотрели нагло в упор. Теперь, рассматривая незнакомцев, Пролежнев с интересом разглядывал их одежду, особенно дутую зелёную куртку Вадима.
- Севастьянов, - наконец выдавил он, - проводи этих к автобусу и отвези как всегда в мой кабинет.
Откуда-то из темноты входной двери в кабинет тотчас прошёл широкоплечий мужичок в тёплом пальто с цигейковым воротником.
- Встали в шеренгу и пошли к машине, живо!
Севастьянов подтолкнул Вадима и Лепёхина к выходу и сам вышел следом.
Пролежнев натянул на руки кожаные перчатки и встал из-за стола.
- Благодарю за службу, лейтенант! -  чуть слышно проговорил он и скрылся в темноте коридора…


               
                ГЛАВА  20

Николай Пролежнев отпустил дежурного милиционера, охранявшего «бездокументных» бродяг, и, взяв стул от длинного стола «планёрок» уселся напротив Вадима и участкового.
- Хочу сразу вас предупредить, в моём кабинете принято говорить правду. И от этой правды будет зависеть дальнейшее ваше существование. – Пролежнев дёрнул носом и добавил: -Да что там существование… сама жизнь будет зависеть!
Вадим переглянулся с Лепёхиным.
- Так мы ничего и не скрываем. Попали в ваш город, а, вернее, в эту альтернативную реальность случайно. Вышли из своего троллейбуса и оказались в вашем, вернее, нашем городе, но в то же время и не нашем.
Пролежнев  привычно готов был услышать, что документы потеряны или забыты дома, и, не ожидая ничего другого кроме этих оправданий, удивлённо поднял голову. Неужели это всё-таки произошло?! Неужели отец был прав, и рано или поздно случится то, чего так много лет ждал отец, а потом много лет ждал уже он и потому так терпеливо беседовал лично с каждым бродяжкой.

- Что нашли у вас при обыске? – осипшим враз голосом поинтересовался Пролежнев. – Что нашли, ну?!
- Да ничего такого, - нахмурился Вадим. – Мы, перед тем как в троллейбус сесть, в музей залезли, ну и прихватили оттуда… хреновину металлическую, - соврал Вадим, - и керамическую хрень, на морду обезьянью похожую.
 При этом известии Пролежнев вскочил со стула и бросился к телефону на столе:
- Куроедов, мать твою, где их вещдоки?!.. Как «чьи», мать твою! Этих последних олухов, которых я полчаса назад у тебя забрал! Быстро вези их ко мне, слышишь, быстро!
Пролежнев нервно ходил по затоптанному ковру, а Вадим толкнул в бок участкового и зашептал:
- Как только на столе окажется парализатор и твой пистолет, хватаем их и маску и бежим, нахрен,  отсюда.
- Попробуем, - кивнул участковый.
Минут пять ещё нарезал круги по своему кабинету Пролежнев, а потом в кабинете появился запыхавшийся  лейтенант Куроедов.
- Вот тут всё! – выпалил он и выгрузил на стол из пакета парализатор и пистолет участкового.
- А маска,  – переменился в лице Пролежнев, - где маска?!
- Так вот всё, что в ящике было, - залепетал лейтенант. – А маску, наверное, взял кто-то…

- Что ты несёшь, товарищ рядовой?! – подскочил к нему Пролежнев и сорвал с него погоны. – Как это возможно, - раскраснелся Первый секретарь, - как возможно, что у тебя из кабинета пропадают вещдоки?! Да я тебя…!
 Пока Пролежнев думал, что он сделает с Куроедовым, опомнился Вадим. В два прыжка он подскочил к столу и, схватив парализатор, выстрелил в Куроедова. Куроедов охнул и повалился на бок.
- Стоять спокойно, товарищ Первый секретарь, иначе следующим будете вы.
Вскоре Пролежнев сидел у себя за столом с перевязанными верёвкой ногами и руками и кляпом во рту.
- Ну вот так будет хорошо, - кивнул Вадим. – Мы сейчас тихонько выйдем, а вы, товарищ, будете сидеть тихо как минимум минут десять. Не поднимать шум теперь в ваших интересах… Расспроси-ка, участковый, Куроедова, кто к нему приходил в его подвал последним, он, кажется, уже очухался.
Куроедов действительно сидел на полу и, ничего не понимая, тряс головой.
Лепёхин предварительно вытащил из его кобуры пистолет, а потом подхватил бывшего лейтенанта и, не церемонясь, толкнул к стулу.
- Давай-ка, коллега, рассказывай, только откровенно, ничего не утаивая. Кто к тебе в кабинет приходил последним?
- Да, конечно, конечно, я всё расскажу, - забормотал Куроедов, опасливо поглядывая на парализатор в руках  у Вадима. – Я как раз в туалет, в общем, собрался, - глотая слюну, заговорил он, - а тут этот дежурный по городу Семён Скотинин и вернулся. Так я, значит, в сортир, а он в кабинете остался… Ну вот так оно и было.

- Живёт он где, этот ваш Скотинин? – рявкнул Вадим. – Адрес, адрес говори!
- Так тут неподалёку, - вытаращил маленькие глазки Куроедов, - на улице Комсомольской, дом  рядом с музеем, второй этаж, квартира восемь.
За столом запыхтел и забулькал зло в кляп Пролежнев.
- Смотри-ка, сердится! – кивнул Вадим. – Думается мне, товарищ Куроедов, что карьера ваша тю-тю… Давай-ка, участковый, кляп ему и тоже к стулу привяжи. Не взыщи, Куроедов, нам теперь рисковать нельзя. И судя по вашему гипертрофированному социализму, дурдом у вас ещё тот!
Пролежнев, с налитыми кровью глазами, пытался выплюнуть кляп и яростно мотал головой.
- Тихо сидеть, товарищ секретарь, - оглянулся Вадим, -  как минимум десять минут тихо!
В приёмной у кабинета Пролежнева  рядом с грудастой секретаршей сидел дежурный милиционер. Когда в дверях появились фигуры неопознанных бродяг, он привычно встал со стула, ожидая увидеть следующего за ними Пролежнева, но знакомого лика Первого секретаря так и не увидел. Вместо этого он получил разряд парализатора и неуклюже упал лицом в большое декольте охреневшей секретарши. От повторного хлопка парализатора девица вскрикнула и, смешно раскинув руки, повисла на плече у милиционера.


                ГЛАВА  21   

Николай Пролежнев уже не пытался вытащить языком кляп, понимая всю бесполезность этого занятия. Наоборот, он затих, привязанный к стулу, и вспоминал, вспоминал всё то, чему он раньше отказывался верить.
Его отец часто рассказывал ему, совсем ещё мальчишке, невероятные фантастические истории, и, видя недоверчивый взгляд своего сына, повторял: «Вот подрастёшь немного и всё поймёшь, а возможно и поверишь». Герои его рассказов путешествовали в параллельных мирах, владели невиданной аппаратурой для этих путешествий, жили в старинных замках, рядом с послушными им карликами. Рассказывал отец о великом короле таинственной страны, звали этого властителя Герабортом, а страну – Гортаной. 
Маленький Коля с интересом и скептической улыбкой слушал отца и поглядывал украдкой на мать, которая жестами показывала ему, что с отцом спорить не надо: этого безумного сказочника стоит лишь пожалеть. А ещё мать рассказывала сыну, как однажды много лет назад она встретила тогда ещё молодого черноволосого отца, сидевшего в скверике на лавочке прямо напротив музея. Сама не зная почему, она подошла к молодому человеку, чтобы познакомиться. Странный симпатичный парень, и одет был очень странно: в потрескавшуюся от времени чёрную кожаную куртку с заклёпками, выцветшую от времени футболку с надписью «Москва 1969» и нелепые кожаные ботфорты на ногах. Больше всего на девушку произвела впечатление выцветшая футболка, на ней, как уже и говорилось, красовались цифры «1969», между тем она знала, что живёт в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Но на этом чудеса не закончились. Парень признался ей, что напрочь забыл собственное имя и где он живёт. Странно улыбаясь, он попросил называть его… ну хотя бы в честь отца – Герой. Девушке, не смотря ни на что, понравился этот странный парень, потерявший память. Она отвела его в свою маленькую коммунальную комнатку, и вскоре они поженились. При регистрации брака отец взял её фамилию и стал Герой Пролежневым…

То, что произошло сегодня, по словам отца должно было когда-нибудь произойти. Уже перед самой своей смертью он поведал Николаю о том, кем он является на самом деле, и что тот самый великий король Гортаны – он и есть. Рассказал о своём замке и карлике, который должен был принести ему чудесную маску Спящей обезьяны. И о том, как однажды решился сам её отыскать, но что-то пошло не так, и кристалл перемещений отправил его в нужное место, но… не в то время. «Не в то время, понимаешь,  а вернее не в ту реальность, Николай, - шептал потрескавшимися губами отец. – Кристалл жестоко подшутил надо мной, и я от злости разбил лучерезатор. А без него мне уже ничего нельзя было поделать… И вот теперь я передаю эту тайну тебе, сынок. Владелец маски может появиться в нашем городе и более того, я думаю, должен появиться!  Ты уже сейчас являешься заместителем Первого секретаря Горкома и наверняка вскоре станешь просто Секретарём со всеми вытекающими из этого перспективами. И когда это случится, ты просто обязан отслеживать всех незнакомцев, оказавшихся без документов в твоём городе. Маска должна быть твоей, сынок… Она творит чудеса: с её помощью можно путешествовать во множестве миров, и самое главное, маска подарит тебе бессмертие…»


Сам не понимая ещё почему, Николай поверил отцу, а вскоре стал Первым секретарём Горкома. С тех самых пор он лично допрашивал всех бродяжек и людей без документов, случайно попавших в его город. Со временем это вошло в привычку, а, как известно, привычка – дело привязчивое. Но ровным счётом ничего не происходило, бродяжки были обыкновенными бродяжками и ни о какой маске слыхом не слыхивали. Чудаки без документов оказывались простыми лодырями-разгильдяями. И те, и другие, после тщательной проверки отправлялись в трудовые лагеря, где и оставались на очень продолжительное время, ну а некоторые из них, впрочем, и навсегда.
И вот, наконец, сегодня этот день настал, маска в его городе! Ну а то, что двое шустриков сбежали… Пролежнев хмыкнул:  их всё равно найдут, и маску найдут тоже…



                ЧАСТЬ 2


                ГЛАВА 1

-…ты, конечно, знашь, Ирон, что такое тонкий мир и какие твари в нём обитают. А потому нет необходимости тебе объяснять, что произойдёт, если маска случайно попадёт к этим воплощениям ужаса. Все параллельные миры и реальности наводнятся этими тварями, и никому тогда не будет пощады.
Светоч встал со своего кресла, а по комнате пробежала едва уловимая воздушная волна, снова меняя комнатную обстановку и одеяние самого Светоча. Только что это был обширный уютный кабинет с бесчисленными рядами книжных полок, но теперь перед взором Ирона предстала широкая балюстрада гранитного дворца, а одежда Светоча из модной костюмной пары превратилась в накидку древнеримских вельмож. Мягкое кожаное кресло тоже трансформировалось в белого цвета овальный стул с мягким, обитым шёлком, сиденьем.
- Садись, Ирон, садись без стесненья, в ногах правды нет, - Светоч улыбнулся. – Так говорят смертные, и они, наверное, правы. Хотя, думается мне, правды нигде нет, а уж в ногах тем более. Как ты считаешь, а, Ирон?

Ирон подошёл чуть ближе и учтиво склонил голову.
- Правда одна, о великий, и она льётся из ваших уст. Никто и никогда не усомнится в ваших словах. – Он снова склонил голову.
- Не знаю, не знаю, - проворчал Светоч. – Ты знаешь, порой я и сам начинаю сомневаться в сказанном мною. Наверное, я устал, просто устал от вечности, от неоспоримости собственных решений.  Подумать только, Ирон, - Светоч задумчиво посмотрел на него, - я совершенно не помню себя во младенчестве, маленьким себя не помню. Я был ВСЕГДА, представляешь? И буду всегда. О, как это скучно, как скучно быть светочем!
- Прошу тебя, о великий, не беспокой меня своими сомнениями, потому как даже ты не в силах поколебать мою веру в тебя!
Черноволосый Ирон снял капюшон со своей головы и тряхнул копной длинных волос.
С балкона балюстрады ещё секунду назад был виден древний Рим, но вот словно воздушная стена пробежала по аллеям старого города, меняя его колоннады и базилики на странные остроконечные высотные строения. Помещение с балюстрадой тоже тотчас изменилось на современную, отделанную стеклом и пластиком, комнату, ярко освещённую, с телефонами и факсами на столиках.
Светоч, одетый в этот раз в свободную джинсовую рубашку  и узкие брюки, вздохнув, уселся на кожаный диван.

- Ну хорошо, - произнёс он, - ты меня убедил. Прочь сомнения и фантазии, перейдём снова к делу, а дело это, надо тебе сказать, совсем не из лёгких. Эта проклятая маска спящего примата много тысяч лет была спрятана от смертных, и, признаться, даже я забыл о существовании оной.
Светоч замолчал на мгновение и повернул голову к восходящему из-за высотного здания солнцу. Красивое лицо его с прямым, без изъянов, носом и волевыми скулами, поймало первый луч утреннего солнца, и Ирон с сожалением заметил глубокие морщины на этом лице.
- Я читаю этот мир,  как мудрую книгу страницу за страницей, каждый из земных миров подвластен мне. И ты, мой верный помощник и друг, Ирон, знаешь это. Знаешь, как нелегко останавливать упрямых властителей того или иного параллельного мира, жаждущих порабощения иных, не согласных с ними. И до сего дня мне это удавалось. Но как только маска окажется у обитателей тонкого – серого – мира, равновесию миров придёт конец. Ты должен найти эту маску, Ирон, найти и уничтожить! – Светоч поднялся с дивана и почти вплотную подошёл к Ирону: - Надеюсь, что ты помнишь о перемещениях по альтернативным реальностям, это подвластно только смертным, да и то не всем. Но сегодня я нарушу это правило, и ты попадёшь в то стазисное поле, в пределах которого находится обезьянья маска. А затем дождёшься первого, кто случайно забредёт в портал перемещений, и поручишь этому смертному достать маску примата.
По комнате опять пробежала едва видимая воздушная волна, меняя вновь всё её убранство и отделку.
Светоч, облачённый теперь в шёлковый хитон с капюшоном, улыбнулся Ирону и повёл рукой в сторону широкого окна, за которым открывался взору новый чудесный город, сверкающий белизной высотных зданий, красотой широких проспектов и площадей.
- Это смешно, мой друг, но я никак не могу к этому привыкнуть. Я, Светоч, живущий вечно и вечно наблюдающий эти перелистывания альтернативных реальностей, - он вдруг рассмеялся, а потом вновь стал серьёзен. – На этом, пожалуй, всё. Теперь, Ирон, ты попадёшь в хранилище и получишь там то, что необходимо тебе для работы: оружие, радары, «маячки» и прочее. И скорее возвращайся, я должен отправить тебя по месту назначения…





                ГЛАВА  2

Холодная туманная дымка вползала в помещение с чернеющими провалами остроконечных окон, лишённых стеклянного покрытия, словно в крике ужаса застывших чёрными ртами. Внутреннее разорение и обветшалость остатков мебели, покрытых тысячелетней паутиной, мешало понять, что находилось раньше в этом пыльном зале, и для чего он предназначался.
Сломанный почерневший дубовый стол, стоящий на трёх ножках, вместо четвёртой держался на гнилой бочке. Стоявшие на нём чёрные свечи едва освещали полупрозрачную фигуру, сидевшую на резном, с высокой спинкой, стуле. Облачена эта фигура была в тёмного цвета костюм покойника с разрезом на спине. Казалось, что у этой странной и страшной сущности отсутствовала голова, но, присмотревшись, можно всё же было заметить чуть видимый мерзкий жёлто-серый череп с пустыми глазницами.
Десятки крылатых призраков летали в пространстве мрачного зала, а некоторые парили так близко от страшной фигуры, словно пытались что-то ей рассказать.

-…Неужели ты сказал мне правду, Штом? – проскрипела фигура в чёрном костюме. – Сотни тысяч лет я ждал, что это произойдёт, и вот наконец! Но ты ведь не мог ошибиться, Штом, – зловещим шёпотом переспросила фигура, - и это действительно была она – маска обезьяны?
Плотный сгусток, сидящий на соседнем стуле, менее всего напоминал человека, впрочем, иногда при отблеске свечей можно было заметить мелькнувший в этом сгустке силуэт человеческого скелета.
- Ошибка невозможна, хозяин, - прошептал призрачный скелет, тот, кого фигура называла Штомом. – Я, Штом, уже много веков наблюдаю за вновь прибывающими в твоё вечное серое царство, но ещё ни разу не замечал такой активности и непрозрачности у вновь прибывших. Это были живые люди, хозяин, и у них было оружие, которым они отпугивали наших поселенцев. Я уже и Голема на помощь призвал, но живые оказались проворнее и исчезли с помощью маски в одном из порталов перемещений.
- И что же, - снова проскрипел Амнон, - ты ведь прекрасно знаешь, старая ты деревяшка, что перемещаться вслед за живыми в порталах мы не можем. Без маски не можем.

- Вот и я, хозяин, тоже так думал. – Смех призрака напоминал режущий дерево звук двуручной пилы. – Именно так и думал, - повторил Штом и скользнул со стула, а затем завис прямо над столом. – Но вот совсем недавно к нам попал призрак ведьмы, - Штом вновь затрясся в зловещем смехе, - я говорил с ней, о многом говорил. Бедняжку повесили прямо у неё в жилище, видимо, за её жуткий промысел. Она очень скучает по своему телу, по мирской жизни, да и отплатить за свою смерть хочет кое-кому. Я было стал её утешать, хозяин, да посмеиваться, нету, мол, отсюда выхода, а если кто и выходит, то совершенно случайно, проваливаясь в портал перемещений, а и то ненадолго… Тринадцать человек на сундук мертвеца и бутылка рома, - то ли проскрипел, то ли пропел вдруг Штом, и в свете коптящих свечей мелькнула его деревянная нога.

- Рассказывай же дальше, мерзкий пират!
Жуткий шёпот Амнона прервал веселье Штома. Он вновь приземлился на стул и продолжал:
- Ну а Гертруда, та самая ведьма, мне и говорит: «Вот если бы в ваш тонкий мир попал не мёртвый, а живой человек, то достаточно было бы съесть его глаза, и тогда нужный тебе портал возник бы перед твоим взором». Вот и всё, хозяин, вот и всё.
- Ну а что ты веселишься, мерзкий пьяница и развратная скотина?– разозлился Амнон. – Где я тебе найду здесь живого человека, ты что, смеёшься надо мною?!
- Я и не думал смеяться, хозяин, - заискивающе зашептал Штом. – Просто вы забыли, хозяин, о том, что живых, попавших сюда, было четверо. Троим удалось исчезнуть в портале, а четвёртый остался тут навсегда, и его ещё не остывшее тело из настоящей плоти лежит на цементных плитах бывшего кирпичного завода. Вот поэтому я и веселюсь, хозяин, старый пират рад услужить повелителю тонкого мира великому Амнону! И кстати, о великий, наши следящие записали на кривом зеркале памяти их лики. Думаю, что тебе, великий, стоит на них взглянуть, чтобы знать, как выглядят те, у кого находится маска.

Амнон лишь щёлкнул своими костлявыми пальцами, и прямо перед ним на дубовом столе появилось странное, тёмного цвета, зеркало, сделанное словно из отдельных треугольников. Амнон  всмотрелся и увидел лихую троицу людишек, пробегавших по улице тонкого мира. Двое из них выглядели, впрочем, обыкновенно, чего нельзя было сказать о третьем маленьком человечке, бегущем впереди с маской на физиономии. Амнон увидел и то, как длинноволосый, бегущий за карликом, на ходу успел стащить маску с его головы. Прежде чем карлик пропал из виду.
Амнон крутил в руках зеркало, поочерёдно нажимая на его матовые треугольники, пока, наконец, не увидел то, что его интересовало: курносое лицо мужичка в смешной шапке с кокардой и интересный лик с длинными тёмными волосами с маской обезьяны в руках.
Призрак Амнона взмыл под потолок, расталкивая десятки крылатых призрачных тварей, и, закрутив вираж, плюхнулся на резной стул.
- Ко мне, сюда, скорее… эту ведьму Гертруду! – восторженно вскричал он, и десятки теней вихрем метнулись к окнам.

Вскоре взлохмаченный призрак неопрятной старухи парил в воздухе рядом с Амноном.
-  Я, конечно же, поняла, - прошамкала ведьма, - зачем ты меня позвал, о король внеземелья.  Да, съеденные глаза телесной сущности, то есть человека, позволят тебе увидеть последний портал, предназначенный тому человеку. И более того, ты сможешь им воспользоваться! Правда, на короткое время, лишь до тех пор, как они полностью не переварятся в тебе энергетически. А потом ты навсегда утратишь способность видеть эти порталы, ну и, конечно, перемещаться сквозь них.
- Скажи мне, Гертруда, - спросил Амнон и взлетел чуть выше, - не слыхала ли ты  о маске Спящей обезьяны? Очень мне хочется на неё  взглянуть, ну и узнать, как она действует.
- Ах вот, что ты хочешь, повелитель духов! – Ведьма ощерилась беззубым костлявым ртом. – Да, мой господин, я слышала, что есть такая, но где она и как действует, я не знаю.
- Пойми, ведьма, что с помощью этой маски я бы смог провести вас через портал, который она укажет. А потом мы завоюем все миры, которые она нам откроет, и снова обретём плоть и кровь, вкусим настоящих яств и ощутим давно забытый вкус вина, вспомним утехи с женщинами, мы… – Амнон вдруг замолчал. – Но как,  как я смогу съесть эти чёртовы глаза, - вскричал он, - ведь я бесплотен!!! Что же делать, Штом, - почти с мольбой проскрипел Амнон, - что делать?!
- Успокойся, мой господин. При наличии свежепредставившегося и его физической оболочки тебе не нужно будет съедать его глаза, достаточно переселиться в его оболочку, и на какое-то время, пока тлен не съест зрачки, ты будешь видеть портал перемещений.
- Ты хочешь сказать, пособница Сатаны, что я вселюсь в это мёртвое тело, и оно оживёт? – Амнон нервно парил по комнате, расталкивая любопытных безмолвных призраков. – Но как это возможно?
- Для этого нужна ведьма, - прошамкала старуха, - а она перед тобой. Так поспешим же к телу, мой господин…



                ГЛАВА  3

Мёртвое тело Павлика Глисина лежало на плитах помещения бывшего кирпичного завода, там, где его и застала смерть. Бледное лицо Глисина исказила гримаса ужаса, а открытые глаза подёрнулись плёнкой небытия.
Всё те же любопытные призраки кружились над телом Глиста, между тем как Амнон завис над ним, с интересом рассматривая свою новую оболочку.
- Помни, мой господин, - услышал Амнон шёпот Гертруды, -  этим телом тебе не владеть долго, оно в стадии разложения, и через несколько часов придётся искать другое. Теперь тебе можно использовать любую оболочку только что умерших или убитых: ты  волен выбрать любого. Для этого произнесёшь заклинание и поцелуешь понравившегося. Во время поцелуя твой дух переместится в новую оболочку. Ну а маска будет доступна тебе, лишь когда ты пребудешь в физической оболочке, - ведьма ехидно засмеялась, - ежели, конечно, сможешь её отыскать. Запомни же заклинание, - прошептала Гертруда и склонилась ближе к Амнону.

- Что ты хочешь, чёрная душа, что хочешь ты за это? – Амнон повернул пустые глазницы к Гертруде.
- Того же, что и все, мой господин, того же, что и все… Ты обещал переместить нас в мир живых, а большего мне и не надо.
- Да будет так! – Амнон опустился ближе к мёртвому телу Павлика Глисина. – Как только я приближусь к порталу перемещений, я укажу вам, где он, и все вы последуете за мной. Готовьтесь, собирайтесь в дорогу! – крикнул он, и тысячи душ заполонили остатки завода и закружили над его стенами.
Амнон склонился над телом Глиста:
- Лакерум-танус, лакерум-тан! – тихо прошептал он и исчез, растворившись в теле Павлика.
Бледный труп вдруг дёрнулся, выдохнул воздух и поднялся на ноги. Он тряхнул головой и огляделся.
- Молодчина, Гертруда! – разлепились мёртвые губы. – Какие чудные ощущения плоти… хоть и мёртвой, но плоти.
Сквозь мутные зрачки мёртвого тела Амнон уже заметил едва видимый, мерцающий зелёным светом, портал перемещений, но не подал вида, что видит его.
- Сейчас, сейчас, мои подданные, я его увижу и укажу вам место!
Амнон хитрил, сам ещё не понимая, зачем он это делает, медленно, на непослушных ногах, приближаясь к зелёному овалу портала. Когда до него оставалось лишь около метра, Амнон вытянул руку, указывая в противоположную сторону:
- А вот и портал! – крикнул он, показывая пальцем на соседнюю стену.
И когда тысячи крылатый тварей, сбивая друг друга, кинулись к указанному месту, Амнон прыгнул в настоящий портал…


               
                ГЛАВА  4

По ту сторону портала моросил мелкий дождь и уже сгущались сумерки. Амнон, выплюнутый порталом, словно из пушки, со всего маху треснулся головой о постамент памятника какого-то мужика в шапке-ушанке, и если бы смог ощущать боль, наверное бы взвыл от этого давно  утраченного чувства. Но к счастью, мёртвая голова Павлика Глисина ничего более не ощущала, и Амнон, покачиваясь, встал на ноги, дико вращая потускневшими глазами трупа.
Судя по всему, никто из его братии так и не нашёл дорогу перемещений, иначе вслед ему в этот мир потянулась бы вереница многотысячной армии бестелесных тварей, а это совсем не входило в планы Амнона. Призраки его больше не интересовали, он смертельно устал от своих подданных, постоянно требующих энергетической подпитки. Амнон хотел новой жизни, новых, а вернее старых, давно забытых ощущений обыкновенного человека…

Когда-то давным-давно Кристофер Амнон был обыкновенным человеком и зарабатывал себе на пропитание продажей свежей рыбы в английском порту. Это продолжалось изо дня в день, в любую, даже самую мерзкую погоду. Кристофер Амнон стоял у дальнего дебаркадера, и в его плетёных корзинах шевелилась ещё живая рыба. Это могло продолжаться бесконечно. Бесконечно, казалось, шёл дождь, бесконечные лондонские туманы накрывали его с головой, шевелилась в корзинах рыба, и вездесущие хитрющие мальчишки, стуча своими деревянными башмаками, так и норовили выкрасть у него его нехитрый товар… Но рано или поздно всему приходит конец, и однажды в лачугу, пропахшую рыбой, к Кристоферу забрела «безносая»: сорокалетний Амнон умер во сне, умер, не успев полюбить, не успев разбогатеть, не успев… не успев… Мёртвое тело Кристофера Амнона много дней пролежало в его лачуге, пока не учуяв мерзкий запах мертвечины, соседи в торговца рыбой вместе с полисменом не взломали дверь в его грязную комнатёнку и наскоро похоронили торговца рыбой в безымянной могиле.
Каким образом заплутавшая душа Кристофера Амнона попала в тонкий мир, нам неведомо, однако это произошло. А вскоре, на общем собрании неупокоенных душ,   Амнона избрали королём бестелесных и именовали Великим Амноном.

Новая телесная оболочка Амнона отличалась неуклюжестью и с трудом передвигала ноги, однако Кристофер совсем не огорчался по этому поводу, ему с лихвой хватило многосотлетней бестелесности, чтобы сравнить пустоту и бестелесность тонкого мира и теперешнее своё состояние. Последнее ему нравилось больше.
Он с удивлением понял вдруг, что понимает, о чём говорят проходившие мимо него людишки, видимо, мёртвое тело каким-то образом передавало ему свои остаточные мозговые импульсы. Ещё не понимая, каким образом он отыщет эту чёртову маску, Амнон плелся вдоль серых домов, едва освещаемых скудным светом фонарей.
 Из открытой форточки на Кристофера вдруг повеяло знакомым запахом жареной рыбы, и он всё вспомнил.
- Ах, Лондон… - прошептал Амнон, - грязный и дождливый Лондон… Твои мостовые не успевали просохнуть от тумана и дождя, а потому всегда были скользкими. Но я любил тебя, мой старый Лондон, как жаль, что всё так быстро закончилось…
Кристофер почувствовал, как скривились мышцы его нового лица, и приготовился вытереть слёзы, но так их и не дождался.
Навстречу Амнону бежал, шлёпая сандалиями по лужам, мальчишка лет двенадцати, и Кристофер, сам не зная почему, догадался, что под полой лёгкой курточки мальчишки находится то, что ему нужно.
- А ну стой, плутишка! – сипло крикнул Амнон и схватил мальчугана за рукав куртки. – Что у тебя за пазухой, бездельник, что ты украл сегодня?
Мальчишка испуганно сунул руку за пазуху  и выудил оттуда сверкнувшую белой эмалью маску обезьяны.
- Вот, возьмите, возьмите, она мне вовсе не нужна! – верещал мальчишка. – Я случайно, случайно! – крикнул он напоследок и, сунув Амнону маску, бросился наутёк.

Несомненно,  Кристоферу сегодня везло, везло, как никогда! Сначала эта ведьма Гертруда, сумевшая отправить его в мир людей, в мир жизни, а не призраков, а теперь вот маска, словно по волшебству попавшая к нему в руки. Да, он нашёл маску, но что дальше? Никто не объяснил ему, как она действует и что для этого надо сделать… Как бы то ни было, утро вечера мудренее, а потому неплохо было бы переждать где-нибудь эту ночь, а уж потом отправиться на поиски тех двух людишек, последними державших эту маску.
Запах жареной рыбы вновь защекотал ему ноздри,  Амнон шагнул в подъезд и ударом ноги распахнул ближайшую дверь.
В полутёмном коридоре, пропахшем запахом жареной рыбы, появился старик с полотенцем в руках и, открыв рот, с удивлением уставился на Кристофера.  Старик, видимо, что-то хотел у него спросить, но так и не успел, потому что кулак бледного взъерошенного парня, именуемого Кристофром, обрушился на его голову и напрочь выбил из него дух…


               
                ГЛАВА  5

- Странно, что за нами до сих пор никто не гонится, - бросил запыхавшийся Вадим и приложился к звонку на двери.
Дверь неожиданно быстро распахнулась, и на пороге Вадик узрел мальчишку лет десяти-двенадцати.
- Ты, мальчик, не бойся, - шмыгнул носом Вадим, - мы дяди хорошие. Ты просто отдай нам маску, ту самую, что взял в отделении из ящика, и все дела.
Мальчишка скривился, готовый расплакаться, и Солнцев похолодел.
- Меня дядя остановил на улице, и я… у меня… он отнял, - мальчишка надул губы и, наконец,  расплакался: - Я не хотел… я случайно… я хотел папе отдать, - гнусавил он.
- Так ты её отдал?! – Схватил мальчишку за плечи Вадик. – Какому дядьке?! Как он выглядел, говори скорее!
- Да он сейчас описается от твоего напора, - сказал Лепёхин, - эх ты, «психолог». Не бойся, малыш, - улыбнулся он, - ты просто вспомни, как он выглядел, во что одет был.

Мальчишка перестал шмыгать носом.
- Это у памятника случилось, у памятника лётчику Пряхину. Я бежал, а он меня схватил, словно знал, что у меня маска. Вот я ему и отдал.
- Во что одет был, вспоминай, давай! – Солнцев дёрнул на шее замок куртки. – Вспоминай, пожалуйста!
- В серый плащ какой-то, - оживился мальчишка. – И лицо у него неживое, прямо как у трупака, бледное и злое…
За мальчишкой захлопнулась дверь, а Вадим уселся на ступеньки и закурил.
- И где мы теперь его найдём, этого «трупака в  плаще». Чувствую, что так и останемся тут в этом странном городишке на всю жизнь.
- Да ладно, чего зря копытом-то бить, - Лепёхин деловито полез в кобуру за пистолетом, но вспомнил, что его отобрали в отделении, и как-то стыдливо спрятал руки за спиной. – Ещё не вечер, а вернее не утро, - пробормотал он, - может, пойдём уже к твоему челу тому самому?
- Да, ты прав, Сергей, ничего другого я пока не вижу, придётся идти на поклон к Ирону. Расскажем ему всё, как есть, а там пусть решает, что и как, - зло сплюнул Вадим.

Друзья спустились к входной двери подъезда и как только её открыли, разом отпрянули назад. Весь квартал был оцеплен людьми  на мотоциклах, а впереди, метрах в ста, на газоне стоял с мегафоном в руках сам Пролежнев.
- Выходите с поднятыми руками, и я гарантирую вам жизнь и свободу, если отдадите мне маску! – послышался скрипящий голос Пролежнева. – Иначе не взыщите, весь город оцеплен, вам никуда не деться! Даю пять минут на раздумье!... Помни, Куроедов, и скажи своим мордоворотам, что стрелять по ним нельзя ни при каком раскладе. За пазухой у них под одеждой может быть спрятан очень ценный артефакт, и он мне нужен в целости и сохранности. – Пролежнев дёрнул щекой и зло посмотрел на лейтенанта.
- Так я понял, товарищ Пролежнев, чего не понять-то! – виновато ответил старший по «отстойнику». – Всё будет в лучшем виде, куда им деться-то, фотки ихние, вона, по всему городу расклеены, все постовые упреждены.
Между тем, Солнцев с Лепёхиным поднялись на чердак трёхэтажного дома и, легко оторвав проржавевший замок, выбрались на крышу.
- Вон они! – завопил снизу Куроедов. – Стрелять только по ногам! – хрипло крикнул он, и со всех сторон в Солнцева и Лепёхина полетели пули.
- Скорее, вон туда! – крикнул Вадим. – Дом сосем рядом, перепрыгнем, а там по дереву вниз.
Друзья, грохоча железными листами, бросились к краю крыши, а затем прыгнули на соседнюю.
- Прыгай, Сергей, а я следом! Прыгай прямо на ветки, толстые, выдержат. А я за тобой!

Лепёхин тряхнул головой и, приседая от свистящих над головой пуль, прыгнул на дерево. Следом за ним неуклюже плюхнулся и Вадим.
Во внутреннем дворе неподалёку от развесистого дерева уже наготове с пистолетами в руках топтались двое в форме. Вадим, больше не раздумывая, пальнул в них их парализатора, и когда те упали без чувств, бросился к Лепёхину, который «колдовал» над доской в заборе. За забором просматривался густо усаженный кустами палисадник, и друзья нырнули туда.
Ещё около получаса во дворе слышался ядрёный мат, и сновали в поисках беглецов бдительные милиционеры, а затем стихли ругань и громкие команды, затрещали моторы мотоциклеток, и всё стихло…



                ГЛАВА  6

Кристофер оттащил тело старика в ванную комнату, а затем, осмотревшись, плюхнулся на старый продавленный диван.
За окном совсем уже потемнело, а начавшийся дождь угрюмо выстукивал по подоконнику неровный ритм. Амнон вдруг вспомнил Анжелу, девицу лет двадцати восьми, жившую по соседству с ним в Лондоне.
Анжела не была замужем, но и одинокой её тоже нельзя было назвать, за грудастой девицей вечно кто-нибудь волочился: то брадобрей из вонючей цирюльни с прыщавой лоснящейся кожей, то молодые, вечно пьяненькие морячки. Нет, Анжела совсем не была одинокой. При встрече с Кристофером она смотрела словно сквозь него, совсем не обращая никакого внимания на парня. А он страдал, и при удобном случае непременно старался попасться ей на глаза… Ещё немного, и он сможет всё изменить! Он научится обращаться с маской и снова попадёт в свой туманный Лондон. Он станет немыслимо богат с помощью маски и купит  её любовь. И не беда, что ему постоянно придётся менять физическую оболочку, чтобы жить нормальной жизнью, ведь ничего другого ему не остаётся, а это даже забавно.

Кристофер почувствовал вдруг, как крупная слеза выкатилась у него из глаза и капнула на руку. Ах как ему вдруг захотелось домашнего уюта и тепла, любящую жену и маленьких детишек!
А с новой мёртвой оболочкой Амнона творилось странное. Его ноги почти перестали его слушаться, дрожали руки и словно пеленой подёрнулись глаза. Тело нужно было срочно менять.
Словно услышав его мысли, в дверь постучали, а затем в комнате появился молодой парень в полосатой майке на голом теле и бутылкой «Пролежневки» в руках.
- О… а где Семёныч? – уставился он на Амнона. – Я с ним было хотел бутылочку употребить.
- Уехал твой Семёныч, - сухо выговорил Амнон, - к сестре уехал.
- Во, блин, дела, - почесал затылок парень. – Так нет у него никого, - вдруг опомнился он, - он мне сам так говорил. А ты кто? – спросил парень и насторожился.
- Да сын я его, - куражился Кристофер, - вот приехал, а он сам к сестре, значит… Да ты садись, не стесняйся, со мной выпьешь, делов-то! Сейчас я на кухне табуреточку возьму и может что из закуски. Я живенько, садись, давай!
Через минуту Амнон появился у дивана с табуреткой в одной руке и ножом в другой.
- Поди-ка, паря, - сказал он, - там на столике картошка в кастрюльке, так тащи её сюда.
Повеселевший парень поставил бутылку на табурет и с готовностью направился к кухне. Пройти туда он не успел, так как Кристофер вонзил в его спину нож по самую рукоятку.
Через несколько минут всё было кончено, и Амнону досталась новая оболочка. Своё бывшее «пристанище», уже явно попахивающее, он отволок в ванную и прикрыл снаружи на щеколду дверь.
Приятно было ощущать новое упругое тело с неостывшими и ещё не скованными смертью мышцами. Кристофер твёрдо шагнул к табурету, сорвал с бутылки пробку и выпил всё её содержимое до дна.
Он почти не почувствовал вкуса выпитой водки, но зато через несколько минут его сущность стали атаковать видения и воспоминания убитого им парня. Звали  убиенного Витьком, по крайней мере, так его называли дружки, такая же рвань и пьянь, как и он сам. Жил этот Витёк в одиночестве, что очень устраивало сейчас Кристофера, ведь в этом случае никто не будет его искать. Но это сейчас  являлось не главным. Важными оказались воспоминания Витька о фотографиях на досках объявлении и столбах, ведь на фотках этих Амнон узнал тех, в ком сейчас он нуждался больше всего, тех, кто уже держал маску в руках и знал, как ею пользоваться.

А ещё Амнон увидел, как ловили двух недотёп, и как те ловко ушли от погони. Сам товарищ Пролежнев торопил милиционеров и жутко орал на них, словно пьяный грузчик в лондонском трактире. Судя по всему, этот Пролежнев являлся большой шишкой. Но почему он был так заинтересован в поимке тех двоих?
Нужные Амнону воспоминания поменялись вдруг на всякую дрянь. Вот Витёк пьёт со своими дружками где-то в подворотне… вот какая-то грязная квартирка и развратная девица, выпивающая вместе с ним…
 Воспоминания вдруг оборвались, но и этого оказалось достаточным для разумного Амнона. Во что бы то ни стало, надо найти этих двух придурков, а на крайний случай повидаться с господином Пролежневым Ну а до рассвета можно уже и отдохнуть. Кристофер улёгся на диван и попробовал уснуть…


               
                ГЛАВА  7

В густом палисаднике Вадим и лейтенант просидели до самой темноты, и только когда ночь окончательно опустилась на город, они покинули своё убежище. Осторожно пробираясь переулками, они всюду натыкались  на фотографии своих лиц, а вернее, фотороботы, выполненные не то чтобы достаточно достоверно, но всё же правдоподобно.
- Во, понавешал, гад, - шептал Вадик. – И зачем ему маска, неужели эта гнида знает, как ею пользоваться?
Лепёхин лишь злобно плевался и качал головой, показывая всем своим видом, как ему всё это надоело.
- Вот что мне сейчас пришло в голову, Серёга, - прошептал Вадим. – Ведь ты живёшь в моём городе в восьмидесятых, ведь так?
- Ну и? – покосился на него Лепёхин.
- А музей наш и в восьмидесятых уже стоял там, где и стоит. Правда, «Катюши» возле него тогда ещё не было. Но в конце восьмидесятых появится и «Катюша»
- Какая, нафиг, Катюша? – испуганно произнёс лейтенант.
- Да не волнуйся ты, лейтенант, орудие такое было, против фашистов стреляли, «Катюшей» называли. Так его потом из озера, что за городом, достали и на постамент возле музея поставили. Хорошо бы там меточку оставить, прямо на дверце этой  «Катюши» и оставить.  Краской не получится, так как могут закрасить, а вот процарапать посильнее – самое то.
- Да зачем всё это? – спросил устало Лепёхин.
- А затем, чтобы знать, что всё происходящее сейчас не бред и не кошмарный сон. И всё это было. Начерти там, например, всего три буквы «МСО», и мы оба будем знать, что всё это в нашей жизни было.
- Да не вопрос. Ты меня, голуба, только обратно туда отправь, я тебе весь музей изрисую этими буквами! Могу даже и на крыше. - Лепёхин попробовал улыбнуться, но вышло жалко, и он снова лишь зло сплюнул.

- Не боись, участковый, где наша не пропадала, – Вадик рассмеялся, - пропадёт ещё где-нибудь!... А вот и подвальчик истопника, - он указал рукой на серый дом в переулке. – Давай за мной, только тихо.
В подвальчике истопника Василия Колотушкина жарко пыхтел титан, а сам истопник сидел как и раньше, на диване. Облокотясь локтями о стол, он сладко спал, и его храп уверенно ложился в звуковую палитру гудящего титана.
Звук рвущейся материи раздался вдруг в подвальчике, и в голубоватом сиянии друзья увидели сидящего рядом со спящим истопником высокого брюнета в чёрном кожаном одеянии.
- Как кстати, - усмехнулся Вадим, - а я уже думал, что писать буквы у музея будет некому… Знакомься, лейтенант, это Ирон.
Лепёхин неуклюже кивнул.
- Делай, что хочешь, Ирон, но у меня больше нет козырей в колоде, а маска канула в неизвестном направлении и…
- Больше ничего не нужно говорить, мой друг, я всё знаю. Ты проделал славную работу, и я рад, что не ошибся в тебе. Ну а издержки в работе бывают у всех, - Ирон улыбнулся: – Возможно, что участковый сам виноват в своих приключениях, излишняя бдительность повлияла на дальнейшую его судьбу. – Ирон снял свою шляпу и тряхнул копной вьющихся длинных волос: -  Не спешите, друзья, ещё не время, но уверяю вас, что ждать недолго, скоро всё закончится. Да и маска вовсе не исчезла, она в руках одного очень интересного субъекта. Но слава Богу, что пользоваться ею он не умеет, но жаждет узнать, а потому встреча с вами ему просто необходима. С вами или с товарищем Пролежневым, всё равно. И самое главное, я пока ничего не могу с ним сделать, он не в моей власти.
- Почему это? – удивился Вадим. -  Я думал, что тебе всё подвластно, все люди, а…
- В том-то и дело, что он уже и не человек вовсе. Он – дух, дух, меняющий физические оболочки людей. – Ирон нахмурился: – И остановить и отобрать у него маску я не могу… пока не могу. А вот у вас это может получиться.   В сущности, Кристофер Амнон – так зовут эту бестелесную субстанцию – дух не особенно могущественный, а последнее время стал даже сентиментальным. Однако сами по себе вы с ним не справитесь. Но у вас есть Ирон, то есть я, а у меня кое-что есть для этого случая. И никакой мистики, - усмехнулся Ирон, - только наука и ничего более. Вот, держи, Вадим, эти штукенции тебе помогут. – Ирон протянул Солнцеву два странных небольших прямоугольника с шероховатой поверхностью. – Работают отменно, но обращаться надо с осторожностью. Один из них, - продолжал Ирон, - датчик движения и нахождения этого Амнона… Ну-ка, посмотрим, где он сейчас.
Ирон прикоснулся к панели прямоугольника, и на ней тот час зажглись зелёные символы, и в воздухе развернулась голографическая карта города с красной точкой над одним из домов.

- Теперь всем видно, где сейчас отсиживается Амнон, - удовлетворённо произнёс Ирон, – вот он!
- Ну прям как у меня в смартфоне, - не удержался Вадим, - только пока без голограммы, а  маршрут к объекту можно проложить.
- Это да, - улыбнулся Ирон, - вы потихоньку внедряете новые знания. Главное, не уничтожьте себя этими технологиями. Как бы то ни было, а такого, Солнцев, у вас ещё нет, да и вряд ли будет.
Он взял у Вадима другой прямоугольник.
- А это – ловушка для бестелесных сущностей.
- Точно, точно! – вскричал Солнцев. – Фильм как-то видел, там мужики привидений ловили, так вот…
- Скажем, что это не совсем то, что ловили ваши мужики, - перебил его Ирон. – Но задача почти такая же. Судя по всему, Амнон вас искать не станет, а попрётся прямо к Пролежневу. Есть у него уверенность, что тот знает о маске и знает, как она работает.  А теперь самое главное. Ловушка для Амнона сработает лишь в момент его перехода в тело Пролежнева. Ну а перейти в его тело он должен, как только лишит того жизни. Запоминайте, Вадим и ты, участковый. Убив Пролежнева, он через рот убитого переходит в его тело. Именно тогда у вас появится шанс затащить субстанцию Амнона в ловушку. Если не успеете, мозговые импульсы Пролежнева, а вернее его ещё не умершего мозга, расскажут Амнону, как работает маска. И тогда всё, нам его не найти!
Ирон встал с дивана, и словно из ниоткуда в его руках появился плотный свёрток.
- Тебе, Вадим, как личности, несомненно, творческой, и участвовавшему в школьной самодеятельности, придётся ещё раз вспомнить школьный театральный кружок. В этом свёртке два милицейских костюма, пара клееных усов и парики. Живо одевайтесь и дуйте к дому Амнона, пока он вас не опередил и сам не придумал себе дальнейший ход событий…


               
                ГЛАВА  8

В пятом часу утра задремавшего Амнона разбудил  стук в дверь. Спрятав за спиной нож, тот поплёлся открывать.
На заплёванной, тускло освещённой площадке ему улыбалась парочка усатых с густой рыжей шевелюрой местных «фараонов».
- Что нужно? – прохрипел Кристофер. – Какого чёрта в такую рань?
- Не надо шуметь, любезный, - произнёс самый длинноволосый, - у нас к вам неотложное дело, и я даже думаю, что оно более интересно вам, хотя мы тоже заинтересованы.
- Проходите, - скривился Кристофер, - вон туда, на диван. Итак, что вам от меня нужно?
- Нам известно, - опять начал длинноволосый, - что эта треклятая маска, за которой охотится наш Пролежнев, находится у вас.
Амнон выпучил омертвевшие глаза и сделал шаг назад.
- Нет-нет, - вскрикнул длинноволосый, - вам не о чем беспокоиться! Нам не нужна эта маска, вовсе нет! Мы просто хотим предложить вам сделку.
- Какую ещё сделку?! – выкрикнул Амнон и выхватил нож. – А если я сейчас выпущу вам кишки, то сделка состоится? Убирайтесь к чёрту!
Вадим торопливо сунул руку в карман, нащупывая парализатор.
- Вы ведь собираетесь к товарищу Пролежневу, а совсем не знаете, как к нему попасть, верно?
Кристофер убрал нож за пояс и пнул ногой табуретку.

- Ну, допустим…
- Мы отведём вас к нему, и вы продадите ему маску, а деньги поделим пополам, идёт?
- Ишь вы, деляги, - успокоился Кристофер, - а это не противоречит вашему уставу? – Он вдруг засмеялся страшным лающим смехом: - Значит, денежек срубить захотели? Похвально, похвально… Я тоже когда-то любил денежки, и мне их постоянно не хватало. Чёрт с вами, ведите меня к своему шефу, а там посмотрим.
Кристофер вынул из-под подушки маску и спрятал её за полой поношенного пиджака.
Вадим ещё до визита к Амнону выяснил, благодаря прибору, где находится жилище Пролежнева, и теперь они уверенно шагали по спящему городу в сторону лесопарка. Несколько раз их останавливали патрули, но всякий раз отпускали, благодаря придуманной Вадимом легенде о важном преступнике, которого они ведут к самому товарищу Пролежневу.
Трёхэтажный коттедж Прлежнева сиял огнями и чистотой стёкол в предрассветной дымке. Вадик вытащил парализатор и, уже не задумываясь, расстрелял охрану у центральных ворот, а потом ещё нескольких человек, выбежавших им на подмогу.
На пороге дома появился сам товарищ Пролежнев, злобно поёживаясь от утренней прохлады, застёгивая на ходу толстый махровый халат.
- Что тут происходит? – зловещим, не предвещающим ничего хорошего голосом, спросил он. – Как вы посмели?! Как вы…
- Предлагаю вам, товарищ социалистический вождь, пройти в дом, а то простудитесь, не дай Бог, - перебил его Вадим.
Пролежнев вдруг как-то сник и, видимо, оценив положение не в свою пользу, послушно прошёл внутрь коттеджа.

В огромной, сверкающей мрамором и хрусталём гостиной не было более никого, и Пролежнев послушно плюхнулся в кресло у большого стола, уставленного бутылками спиртного и разнообразными изысканными  закусками.
- Ой как нехорошо, как пошло даже руководителю города, уважаемому предводителю партии жить в такой роскоши! Да вы, товарищ, просто лгун и обманщик! – Вадим расстегнул милицейский китель. – Как можно обманывать голодающих жителей города и района утопическими лозунгами о терпении и благородном ударном труде, несущем благополучие и сытую жизнь? А ведь сытая жизнь, судя по всему, у вас уже давно наступила.
Пролежнев бросил ненавистный взгляд на Солнцева и с ухмылкой отвернулся.
Вадим вынул прямоугольную коробочку и держал её наготове.
- Мы хотим предложить вам…, - начал  Вадим.
- Я принёс маску! – вдруг рявкнул Амнон. – Да, ту самую, которую ты так долго ждал! Вот она! – Амнон вытащил из-за пазухи маску. – Готов ли ты отдать мне за неё всё золото, что у тебя имеется? Ну же, говори!
- Несомненно, конечно, - заикаясь от вожделения, начал Пролежнев, - я отдам вам всё, всё, что пожелаете! А золото у меня в сейфе на втором этаже, идёмте же туда!
- Вот и хорошо, - проскрипел Амнон. – Золото наверху, ребята, можете забрать себе всё! – он захохотал: - А мне от тебя, мерзкий червяк, нужно лишь узнать, как ею пользоваться. Говори же, ну!!!
Пролежнев неожиданно осмелел и громко крикнул:
- Никогда я не открою тебе эту тайну, слышишь, никогда!
- Вот и ладно, - прошипел Амнон и в два прыжка оказался рядом с Первым секретарём.
 Он вонзил свой нож в горло Пролежневу и тут же припал губами к его рту.
- Скорее, Вадим, скорее! – крикнул Лепёхин. – Уйдёт ведь, уйдёт!!!
- Никуда он не денется!
Вадик твёрдой рукой направил прямоугольник в сторону Амнона и нажал клавишу. Тело Кристофера Амнона, а вернее его новую оболочку начало трясти и бросать из стороны в сторону, но вскоре всё стихло,  он рухнул рядом с Полежневым, выронив из рук маску.
- Похоже, что всё, участковый, – улыбнулся Вадик, - вот и маска!
Ирон неслышно появился у них за спиной и, улыбаясь, протянул руку:
- Отдайте её мне, друзья. Вы победили, поздравляю!


               
                ГЛАВА  9

Вадим  Солнцев дёрнулся и открыл глаза.
- Остановка «Детский мир», - безучастно произнёс голос кондуктора.
Солнцев судорожно стал пробираться к выходу из троллейбуса. На остановке, улыбаясь ему, стояла Юлька.
- Ну ты даёшь, почему так долго?
- Да троллейбуса всё не было, - ошарашено ответил Вадик. – А что…
- Подожди, ты это видел? - Юлька перестала его обнимать и показала на рекламный щит у дороги. – Наконец-то повесили!
«Выставка живописи Вадима Солнцева» гласил баннер.
Вадим ошарашено смотрел то на Юльку, то на рекламный щит.
- Значит, приснилось, - устало произнёс он и покачал головой…
- Да что с тобой, - улыбнулась Юлька, - ты что, совсем не рад, что ли? Но ведь это только начало, первая твоя выставка – и сразу такого уровня! Даже областные «шишки» приедут, я уже узнавала, будут все: и те, кому ты мил, и те, кому совсем наоборот. А ты не рад..
- Не в том дело, Юлька, - тряхнул головой Вадим. - Да ты не обращай на меня внимания, просто приснилась такая явственная ерундовина… Неужели, всё-таки приснилось, ведь надо же…
- Объясни уже, наконец, слышишь? – Юлька рассерженно хлопнула ладонью по его плечу…

-… ну вот, пожалуй, и всё. Как говорится, тут и сказочке конец. – Вадим поставил на стол чашку с кофе. -  Вкусный сегодня кофе, Юлька, давно не пил такого… какие забытые ощущения.
- Ну да, ну да, - задумчиво выдохнула струю сигаретного дыма Юлька, - давно ты его не пил, аж с самого утра. Вот что я тебе скажу, мой милый. Сон твой действительно необычный, но это не означает твоё отрешённость от действительности. А действительность такова: завтра у тебя выставка, а через неделю наша свадьба, если ты не забыл, конечно. Давай лучше подумаем, во что мы оденем твою талантливую оболочку, чтобы они там на выставке все окончательно обалдели.
Вадим вымученно улыбнулся и подошёл к окну. Знакомый двор, словно укрытый цветным одеялом осенней листвы, подействовал успокаивающе, а мокрый бесколёсый «Москвич» Петровича  и вовсе прогнал его тоску.



                ГЛАВА 10

Многоголосый выставочный гул, целлулоидные улыбки знакомой и незнакомой публики, удушливые переплетения парфюмных выхлопов сделали своё дело.
- Пойду на улицу, Юлька, подышу немного.
Юлька взяла из рук Вадима фужер с шампанским и проводила его тревожным взглядом.
Впрочем, покурить в одиночестве у Вадима не получилось: из музейных дверей выскочил давний приятель Солнцева художник-авангардист Толян Переспелов.
- Ну, братуха, приятно удивил, – с налёту прокаркал Переспелов,– а ведь ты знаешь моё отношение к подобной живописи. Но тут у тебя полный «компресс», так сказать! Попал, так сказать, в яблочко и…

- Извини, Толян, я сейчас… на минуточку… ты извини!
Вадик бросил окурок и уже в который раз за эти дни стал медленно обходить постамент с «Катюшей», внимательно вглядываясь в облупившуюся местами краску на её дверцах. Ровным счётом ничего не поменялось за это время, и никакого упоминания о маске Вадим опять не увидел, да и что могло измениться за пару дней, чего он ждал… Словно песком резануло по воспалённым от бессонницы глазам, и Вадик устало шагнул к музею.
…Незаметно и без излишней суеты пролетели новогодние праздники, и пока ещё сияло «золотое яичко» новых семейных отношений. Ну а за новыми заказами и выставками в творческой суете исподволь напомнил о себе и месяц май. Сухие, надоевшие своей сиротливостью ветки, облюбовала свежая листва, и толстые тётки-маляры с удовольствием красили лавочки в сквере.
Вадик случайно оказался неподалёку от Горотдела полиции и вдруг вспомнил о давнишнем желании разузнать о лейтенанте Лепёхине. Ведь теперь только он – Сергей Лепёхин – мог подтвердить или опровергнуть всё произошедшее.
Дежурный по отделению ничего не знал о лейтенанте Лепёхине. Не знал о нём и проходивший по коридору участковый:
- Извините, но это давно было, - ответил он, - я тогда здесь и не работал. Извините, но не помню я Лепёхина.
В принципе, Солнцев другого ответа и не ждал, и так всё было ему понятно. Нет, Юлька, конечно, права, ему стоит сходить к психиатру и забыть, забыть, наконец, это наваждение!
Вадик налетел в задумчивости на тётку со шваброй и сухо буркнул извинения.
Пожилая уборщица, очевидно, пребывала сегодня в хорошем настроении, потому как ругаться не стала, а с улыбкой спросила Вадима, куда он так торопится и кого ищет:
- Слушай, сынок, а я ведь помню Лепёхина, точно, точно… Серёгой его звали! Хороший такой был парень, да вот погиб в конце восьмидесятых, в перестрелке с бандитами и погиб…
 Вадим разом покрылся испариной. Но эйфория от воспоминаний пожилой  женщины тут же и отступила: ну да, ну существовал на свете Серёга Лепёхин, а дальше-то что? Нету больше Лепёхина, и ничего он Вадиму не расскажет.
Ни на что более не надеясь, Солнцев шёл в сторону музея, а вернее ноги сами несли его туда, несли к чёртовой машине, названной когда-то «Катюшей».
- Подвела ты меня, «Катюша», - шептал Вадим, - ох, как подвела…
А машину, когда-то наводившую ужас на фашистов, меж тем облагораживали: дядька в спецовке сдирал щёткой с её боков старую краску.

Вадик подошёл ближе, затем ещё ближе, прямо к левой её дверце. И прежде чем маляр обратил на него своё внимание, Вадик… увидел прямо в центре дверцы на старой пожухлой краске три заветные процарапанные буквы  МСО – МАСКА СПЯЩЕЙ ОБЕЗЬЯНЫ.