-Вадик, а что если нам сходить погулять?
-На улице дождик…
-Вот и замечательно! В дождь народ по домам сидит и нам не помешает. А пойдём мы на лютеранское кладбище, там очень красиво.
Вадик насупился, он не любил кладбища.
-Ну, ну, не кукся!
Укутав Вадика в целлофановую накидку, себя в непромокаемый плащ, Эмма выкатила коляску из гостиницы. Швейцар, открывая дверь, удивлённо поднял брови, но благоразумно промолчал, мало ли по какой надобности им приспичило… А неугомонный дождь поливал сверху и сбоку, попадая на лицо и шею, холодными каплями затекал под одежду. Из-под колёс инвалидной коляски вылетали мутные брызги. Туфли, несколько раз окунувшись в лужи, вскоре промокли. Эмма шагала по обезлюдевшему Большому проспекту, по пешеходному Андреевскому бульвару, мимо факультета искусств, памятника бомбардиру Василию, станции метро, куда спешили, прикрывшись зонтами, редкие прохожие, далее налево по Среднему проспекту, до шестнадцатой линии, через речку Смоленку…
Проходя рядом со своим бывшим домом, Эмма включила внутренний хронометр и выключила его, лишь войдя под мокрые кроны деревьев старинного лютеранского кладбища. Получилось от дома до кладбища приблизительно пятнадцать минут неспешного хода. Недалеко и укромно! Сюда и в солнечные дни не часто кто-либо заглядывал, только случайные прохожие, да окрестные жители, выгуливающие собак. Ну а в сезон дождей и подавно. Да и кому было приходить? Уж не осталось родственников у похороненных здесь иностранцев, некогда верой и правдой служивших России.
При входе на кладбище висела схема захоронений с фамилиями усопших, но она была исписана названиями зарубежных рок-групп, что можно считать до некоторой степени символичным, во всяком случае эти надписи поверх иностранных фамилий смотрелись более естественно, нежели на схеме православного погоста. К сожалению, из-за краски определить место захоронения господ Фриксенов не представлялось возможным. Эмма попыталась припомнить, что говорила свекровь про могилу, но кроме имени Густав ничего не вспомнила. Вздохнув, она направила коляску к крайней дорожке справа, вымощенной чёрным булыжником. Вчитываясь в фамилии, медленно покатила в конец кладбища. Кругом разорение и запустение.
Действительно кладбище производило удручающее впечатление. Наверное, так и выглядит настоящее забвение. Некогда ухоженные могилы с добротными надгробиями, скульптурами, усыпальницами, были в основном разрушены и разбиты, частично или полностью. Вокруг валялись куски камней, торчали остатки решёток и всюду кучи мусора. А ведь здесь покоились известные люди империи; учёные, художники, военные, литераторы… Здесь был похоронен Гаэстано Чинизелли - основатель первого в стране стационарного цирка, оба адмирала Грейг, Маврикий Вольф - издатель журнала «Вокруг света», А. Г. Фаберже - брат знаменитого ювелира, лейбл-медик Николая I - Н. Ф. Арендт и многие, многие другие…
Вглядываясь в готический шрифт, Эмма с Вадиком продвигалась по аллее. И наконец наткнулась на то, что искала.
Обнесённые высоким бетонным прямоугольником, местами сохранившим каменную облицовку, на века застыли два гранитных постамента с обломанными ножками крестов. Густав Карлович Фриксен и Мария Константиновна Фриксен, урождённая Белькович.
Взяв у Вадика длинный свёрток, Эмма достала стальной щуп и сапёрную лопатку. Откатив коляску ближе ко входу, велела мальчику в случае появления посторонних свистнуть или как-нибудь шумнуть, предупредив её. Хотя предосторожность эта была явно лишняя, как она и предполагала, - дождь распугал всех прохожих.
Эмма принялась за дело. Щуп легко входил в чёрную мокрую землю на полную длину. Втыкая, она старалась, чтобы расстояние не превышало десяти сантиметров. Таким манером она продвигалась от обелиска Марине Константиновне к внутреннему краю цоколя. В углу щуп упёрся во что-то твёрдое. Эмма взялась за лопату. Копала, не заботясь об аккуратности, откидывая в разные стороны землю. Она не замечала дождь, не видела ничего вокруг, кроме постепенно углубляющейся ямы; её движения становились всё более более быстрыми, и лихорадочными.
Лопата стукнулась обо что-то твёрдое. Звук не звонкий, но и не глухой. Эмма принялась ладонями выкидывать землю. На дне показалась металлическая коробка, завёрнутая в истлевшую тряпку. Сердце Эммы запрыгало, как на батуте, пытаясь посильнее оттолкнуться и сделать кульбит. Кровь стучала в висках… Уши словно заложило… Окопав коробку со всех сторон, Эмма аккуратно извлекла её на поверхность. Она держала её в руках, не решаясь открыть, вдруг это очередной мираж? А вдруг там ничего не стоящий хлам? Спрятанные детьми фантики, кусочки стекла, сломанный пупс… Но, если бы в этот момент кто-нибудь подошёл и попробовал бы забрать её находку…, ни за что бы не отдала, умерла бы, но не отдала!
Она закрыла глаза, досчитала до десяти, ей всегда это помогало успокоиться.
- Ну! - скомандовала сама себе, и сдёрнула крышку.
Первое, что бросилось в глаза – драгоценные камни! Замигали, затрепетали радужными переливами... Засверкали каплями дождя бриллианты на кольцах, ожерелье из изумрудов блестело словно мокрые листья на веточке, сапфировые серьги напоминали глубину океана… И золото - выгнутые, перевитые, закольцованные лучи солнца. Божественный калейдоскоп красок!
Безумие! Иначе не назовёшь. Эмма смеялась, сидя на мокрой земле, раскачиваясь из стороны в сторону… Размазывала слёзы счастья испачканными руками… Клад оказался реальностью! Кольца, броши, булавки, запонки, колье… Драгоценные камни! Золото, золото!
Быстрее спрятать в сумку… Тяжело… Килограмма три, не меньше! Боже, благодарю тебя за эту тяжесть!
Закинув в кусты, ставшие ненужными щуп и лопату, Эмма толкала перед собой коляску с вымокшим Вадиком.
-Сейчас, малыш, выйдем на дорогу…
За воротами по привычке огляделась, заметила на той стороне площади перед мостом припаркованный жигулёнок Виталия Павловича.
Резко свернула налево на Камской улицу, затем на 14-ю линию, проходными дворами до 10-ой и направо к Малому проспекту до пересечения с 8-ой. Почти вбежала в Крестовоздвиженскую церковь.
При входе, на правой стене мемориальная табличка: «…при этой церкви в … открылось старейшее в городе общество вспомоществования бедным».
-Тётя Эмма, а что такое вспомоществование? - спросил Вадик.
-Неважно. Мы уже получили помощь. И давай возблагодарим Господа за то, что не оставил нас своею заботою. И помолимся о твоей маме и бабушке.
Немногочисленные прихожане с недоумением посматривали на странную пару. Женщина в перепачканной одежде, с грязным лицом и руками неистово молилась на коленях, а рядом в инвалидной коляске беззвучно плакал бледный мальчик.
Окончание здесь : http://www.proza.ru/2017/12/23/2177