(автобиографичное)
Меня никто не учил читать. Вообще. Просто однажды наступил такой момент, когда я стал приставать к взрослым, отрывая их от «важных» дел, и спрашивал, тыкая пальцем в газету ли, в книгу ли: «А что здесь написано?» Нехотя и, скорее чтобы отвязаться, мне отвечали «Правда» или «Россия». На улице продолжалось то же самое: «Магазин» слышал я в ответ или «Вода». Ну и так далее.
Длилось это месяц или год - точно не помню. Просто однажды на прогулке я прочитал вывеску «Про-ду-кты». «Ты откуда знаешь?» - спросили меня. «Прочитал», - ответил я. «А здесь?.. А там?..» - посыпались вопросы. Не сразу и не быстро, но я отвечал.
На следующий день у меня появилась моя первая книга, «Пин и Гвин». Это была тонкая книжица, в которой картинок было больше текстов, были простенькие стишки и коротенькие рассказы и сказки. Но это можно было читать!
И закончилась моя праздная жизнь. Нет, меня не засадили за книжки, как можно было бы подумать - я сам начал читать, буквально глотая книги. Я начал постигать новую грань жизни. Поначалу я вычитывал слова, они были для меня просто словами, отдельными друг от друга. Изредка я обращался к родителям, наткнувшись на что-то незнакомое или трудное для тогдашнего моего восприятия. Я набирал капитал, впитывал новое, как песок воду, начинал видеть за словами смысл, предложения, образы…
Сколько мне было тогда? Лет пять… но чтение уже входило в мою жизнь, в мою кровь, в мою сущность.
Потом были «Веселые картинки», «Мурзилки», серьезная книжка «Оськин аргиш», и даже «Букварь» для первого класса с портретом Никиты Хрущёва. Всякий раз, открывая «Букварь» и видя Никиту Сергеевича, я издавал клич, которому меня научила бабушка: «От редьки хвост не задерешь!» Это была цитата из Хрущёва, вводившего в годы своего правления моду на выращивание кукурузы, «Царицы полей».
Я рос, росли мои потребности в чтении. Мои попытки читать книги с маминой полки (а она преподавала русский язык и литературу) не оправдали ожиданий - читались тяжело и были непонятны. Читать меня по-прежнему никто не учил… Как результат - бессистемность в чтении осталась на все последующие годы.
Я читал все подряд: периодику, публицистику, фантастику, юмор, стихи (в меньшей мере)… Читал, не зная автора, года издания, классификации произведения. Просто читал. Но все издания были советские, прошедшие серьезную редактуру и корректуру, написанные правильным литературным языком. Я впитывал правильность построения текстов, даже не замечая этого. В школе я начал пожинать плоды такого впитывания: диктанты и сочинения я писал, не задумываясь о правильности и правилах написания того или иного слова или предложения. Это было так называемое автоматическое письмо. Сочинения у меня получались самые маленькие в классе, но при этом смысла в них бывало порой больше, чем в больших по объему. Раиса Яковлевна хвалила меня за это. «Словам тесно, а мыслям просторно», - говорила она. Но вот с изучением правил русского языка было сложнее, чтение художественной литературы частенько отнимало время от школьных предметов. И здесь уж меня не хвалили…
Со временем я стал обращать внимание на авторов книг, но содержание меня занимало больше. Бывало, прочитав книгу и делясь впечатлениями с окружающими, я с удивлением узнавал, кто же ее написал.
Уроки литературы привнесли в мою школьную жизнь разнообразие требованием знания авторов изучаемых произведений. С трудом переключаясь с «моих» книг на школьные, я все же прошел Толстого, Достоевского, Островского, Гоголя, Пушкина и других классиков и современников из школьной программы. Но даже это не сломало во мне бессистемность в чтении, которая успела сложиться.
Несмотря на любовь к чтению, школьные обязательные книги читались плоховато, я постоянно сбивался на «необязательные» вещи. У меня был свой, лично разработанный прием: в письменном столе, за которым я делал уроки, выдвигался ящик, где лежала открытая книга, а на столе были разложены учебники, тетради, ручки и карандаши. При появлении на пороге комнаты «проверяющих», ящик задвигался, создавая видимость работы. Но так как моими уроками мало кто интересовался, можно легко догадаться, чему я уделял больше времени.
Чего-то не хватало в методике преподавания литературы нам, подросткам. Мало кто интересовался серьезно школьными программными произведениями. Были, конечно, среди нас исключения, в первую очередь - отличники (старались за оценку), и один-два из класса, кто сумел разглядеть что-то свое в изучаемых книгах.
Только пройдя определенный жизненный путь, я начал понимать те пьесы, романы, рассказы, повести и поэзию, которые мало что привнесли в мою душу на школьных уроках. Классики литературы, случайно или намеренно взятые в руки, вдруг открывались с неожиданной стороны, порой захватывая и оглушая новыми познаниями. Плюс театр сыграл здесь свою роль. Однажды, случайно попав на дипломный спектакль по Чехову выпускников Щукинского училища, я с удивлением поймал себя на мысли, что хочу перечитать хоть что-то из Антона Павловича…
За четыре учебных года, 5-8 классы, я под руководством ранее упомянутой Раисы Яковлевны слегка подточил перо и достиг некоторых результатов. Так, например, однажды, не зная темы домашнего сочинения, я накропал текст, который единственный был зачитан на общегородском пионерском слете. А мое экзаменационное сочинение на свободную тему, написанное с невольной подсказки учителя математики, вдохновило меня самого! Я написал опус «Люди в белых халатах», что в какой-то мере определило мою дальнейшую жизнь: я не стал медработником, но в чем-то был почти санитаром города, отдав более двадцати лет службе во внутренних органах.
Каждый урок русского языка с пятого по восьмой класс мы писали мини-сочинения из трех-четырех предложений, набивали руку. К экзамену в восьмом мы были подготовлены качественно. В девятом-десятом классах у меня был другой учитель, преподавание было другое, и перо у меня слегка затупилось, но выпускное сочинение я написал хорошо.
Собственно сочинительство во мне проснулось гораздо позже, лет через двадцать после школы. Были и до того опыты писания стихов, но редкие и «вприпрыжку». А тогда открылась небольшая форточка в творческое пространство, и я начал «списывать» оттуда мысли в основном в стихотворной форме, едва успевая фиксировать их на бумаге. Несколько лет длилось это списывание. А потом мы похоронили бабушку… Вместе с ней ушел творческий заряд. Нет, не сразу, но постепенно сократилось количество «списываний», реже и реже приходили стихи, позже пошла проза. Я начал писать рассказы: легкие, ироничные, в чем-то сатирические. Но через некоторое время и этот ручей, поначалу журчащий, почти затих, позднее почти иссяк.
А пока «сочинялки» множились, копились, и однажды пришла мысль собрать все это «добро» в книжку. К тому времени у меня уже был опыт книгопечатания, для дочери мы с женой сделали рукописную книжку «Зверюшки для Настюшки». А было это так: мы купили наклейки для оформления детской кроватки, там были ежик, лисенок, бегемотик, два щенка, кто-то еще… Я сочинил четверостишья под каждую картинку, мы наклеили и написали все это на плотной бумаге, сшили, и получилась книжка. И теперь с таким-то «опытом» мне не составило большого труда собрать в книгу свои более «серьезные» сочинения.
В ту пору у нас уже был компьютер. Набрав на нем тексты, я собрал их по разделам - стихи, проза, афоризмы. Пришлось повозиться с макетом книги, это оказалось посложней рукописной тетрадки в восемь страниц. Но в результате у меня появился опыт формирования книжного блока. Я даже сделал пресс для брошюрования собственной конструкции. Так как работа с программой для создания книг у меня не пошла (никак не получалось автоматизировать раскладку страниц по «тетрадкам», все время в конце оставались пустые страницы), я распечатал на принтере по одному листу будущей книги, вручную заправляя и переворачивая страницы. Когда макет был готов, я, пользуясь служебным положением, ночью на казенном ксероксе увеличил тираж до восьми экземпляров. Сшитые вручную на самодельном прессе книги разошлись по знакомым и родственникам, даже экземпляр, который я делал для себя.
А не так давно младший сын с подругой подарили мне мою книгу в твердом переплете. Было приятно. Так что у меня теперь есть авторский экземпляр.
В последнее время у меня стали появляться мысли, просящиеся на бумагу. Время от времени я пишу миниатюры и рассказы, показываю жене, она говорит, что хорошо. Надеюсь - не лукавит.
Более пятидесяти лет прошли с тех пор, как я научился читать, но бессистемность в чтении бывает подводит и сейчас. Особенно когда с умным видом надо поддержать разговор на литературные темы. Нет, иногда кривая выносит, а иногда просто молчу. Но теперь-то я понимаю: читать - это не просто считывать буквы и слова, это гораздо больше.
24.04.2017