Бельгума.
Народный полуфантастический рассказ с кулинарным уклоном.
Говорят, основано на реальных событиях, однако все совпадения случайно непреднамеренны.
Сухогруз «ХХ съезд КПСС», приписанный к Одесскому морскому пароходству прибыл в порт Могадишо где-то около полудня и сразу же встал на разгрузку. Что там был за груз, не знал даже капитан. Теплоход восемь месяцев крутился по портам юго-восточной Азии, и, наконец, прибыл в Хайфон. Выгрузив манильскую пеньку, медикаменты и запчасти к тракторам, судно почти неделю простояло пустое. Команду на берег не отпускали, капитан говорил, ждём спецгруз с сопровождением. Потом ночью на пирс около «ХХ съезда» заехали четыре армейских грузовика, и солдаты осторожно сгрузили в самый дальний угол трюма тяжёлые зелёные ящики, следом появилась толпа желтолицых вьетнамцев, за три часа закидала их коробками с вялеными бананами, и сухогруз спешно вышел в море. Когда земля скрылась за кормой, капитан в три приёма собрал с команды подписку о неразглашении и объявил что в связи с этим суточные с сегодняшнего дня, семь с половиной долларов. Команда дружно пожала плечами и согласилась за такие деньги ничего не видеть, ничего не слышать и ничего не обсуждать за пределами своей компетенции, правда первое время шептались друг с другом относительно того, что же на самом деле в ящиках. Груз, под видом третьего помощника капитана, сопровождал видный мужчина с военной выправкой, к морю, однако, никакого отношения не имеющего – при мало-мальски серьёзном волнении его начинало неудержимо мутить. После Малаккского пролива сухогруз направился в открытое море. Поутихшие было разговоры о грузе, начались по новой, после того как радист Эдик Мезальянц по секрету рассказал команде, что судно идёт в Могадишо и уже оговорена разгрузка вне очереди.
- Что же у нас такое в трюме-то? – спросил второй механик Фёдор Алексеевич, которого вся команда уважала за рассудительность и лихие будёновские усы, а звала попросту Алексеич.
- А вот у «Армянское Радио» спроси, оно всё знает, - поддел радиста кок Степан Иванович.
- Атомная бомба, – обиделся Эдик Мезальянц, - я вам промежду прочим секретную информацию рассказал, а вы…
- Как атомная бомба? – испугалась буфетчица Малышкина. – Зачем?
- С империалистами бороться, - весомо ответил кок.
- А вдруг взорвётся? – не унималась буфетчица.
- Бомбы для того и делают, - резонно ответил матрос Васютка.
- Ну, бомба не бомба, а какое-то оружие точно, - заключил второй механик.
Это объяснение удовлетворило всех, в том числе и буфетчицу Малышкину. Больше разговоров про груз не было до самого Могадишо. В порту местные докеры выгрузили вяленые бананы, набили трюм тюками с кенийским чёрным чаем и удалились. Команде дали увольнение, потому что до Одессы теперь предстояло идти без заходов в порты, а это почти две недели хода. На берег, боясь провокаций и осложнений, отпускали по трое, причём один из них должен был быть морально устойчив и политически грамотен, вероятно, чтобы сообщать эту грамотность и устойчивость всей троице. Второму механику Алексеичу и матросу Васютке, достался в сотоварищи худой и бледно-зелёный, поскольку три дня до Могадишо море было неспокойно, третий помощник капитана.
- Тереньтев Леонтий Васильевич, - представился он спутникам, - можно просто Леонтий.
- Как Дубельта, - заметил второй механик.
- Ой, только давайте только без набивших оскомину голубых мундиров, - поморщился Терентьев, - у каждого своя работа.
- А можно поинтересоваться, что за ящики у нас в трюме? – пожимая руку Леонтию Васильевичу, не преминул спросить Васютка.
- Поинтересоваться можно, - серьёзно ответил Терентьев, - но ответить я всё равно не смогу. Во-первых, я давал точно такую же подписку, как и все, а во-вторых, всё равно не знаю.
- Чем меньше народу знает, тем надёжнее секрет, – пробурчал в усы Алексеич.
- И крепче сон советских людей, - согласился Леонтий Васильевич, - так что, прошу вас Василий, больше ни слова о работе, - обратился он к Васютке.
- Меня Николай зовут, - обиделся Васютка, - Николай Павлович…
- Прям Государь-Император-батюшка, - кивнул Терентьев.
- А Васютка это фамилие такое…- закончил матрос.
- Вот и хорошо, Николай Павлович, - кивнул третий помощник, - Я, если честно, ужасно проголодался, потому что в силу некоторых обстоятельств, от самого Хайфона не мог толком поесть. А городишко , если честно, так себе, пыльный и грязный - смотреть нечего, я здесь пару лет назад уже был.
Надо заметить, что Васютка и Алексеич проплавав не один год вместе, вдруг обнаружили страсть к экзотической кухне. Началось всё с того, что в начале рейса, в Тулузе, они познакомились с хозяином кафе, который оказался из эмигрантов первой волны. Он угостил соотечественников мидиями, чем пробудил их интерес к тому, что ещё вкусного можно попробовать в заграницах. Правда, произошёл небольшой конфуз, когда Васютка с Алексеичем решили убрать за собой после трапезы и выбросили вместе с пустыми раковинами в мусор и два кривых гвоздя, которые им дал хозяин кафе для открывания мидий.
- Ну вы же вилки после еды не выкидываете, - укоризненно сказал хозяин морякам, вытаскивая гвозди из ведра.
После этого были креветки, гаспаччо, трепанги, акульи плавники, омары, кокос, тушеная кукумария, жареные сверчки в Сингапуре, а на Филиппинах они разорились на суп из ласточкиного гнёзда. Осечка случилась лишь однажды, когда в Рабауле они обменяли три буханки хлеба на полдюжины какого-то местного фрукта. Сначала они никак не могли вскрыть рогатую скорлупу экзотики, а потом обнаружили внутри зеленоватую мякоть с мелкими чёрными семечками, которая попеременно пахла то говном, то клубникой. Васютка используя клубничные периоды, слопал всё, и сказал, что было вкусно, Алексеич так и остался в недоумении.
- А вот нас вьетнамцы однажды кошкой накормили, - грустно сказал Леонтий Васильевич, когда Васютка и Алексеич закончили рассказ о своих гастрономических похождениях.
- Это как? – живо заинтересовались оба.
- В 68-м году мы там…эээ…ну, в общем связь налаживали, - обошёл острый угол третий помощник, - а местные нас всё рисом, да рыбой кормили, ну и овощи еще, тушеные, ничего необычного… На второй месяц такой диеты так мяса захотелось, что хоть в Россию пешком иди, а нам даже периметр базы запрещалось покидать. Так вот, наш полковник и говорит этим желтомазым, мол мясца бы, а то же воротит уже с вашей рыбы…Они такие говорят: «Ну хорошо, будет вам завтра мясо». А сами нищета такая, что дух вон, откуда им мясо взять? Но на следующий день и в самом деле рис и мясо! Очень вкусная штука получилась, ох, отвели мы душу! Полковник после обеда спрашивает: «Что за мясо? Кролик?» А они нам и говорят: «Что вы! Кролик для нас это слишком дорого! Это кошка!».
- Вот ресторанчик, зайдём? – спросил Васютка товарищей.
- Отчего же не зайти? – ответил Алексеич и подмигнул Леонтию.
Ресторан оказался без особых изысков, но чистенький и, что особо приятно после уличной жары, прохладный.
- Только вы, эта…- сказал Леонтий, усаживаясь за столик, - сами экзотику заказывайте, я чего попроще буду.
Появился официант, корявый неказистый негр, улыбнулся, и вручил всем троим меню, и встал поодаль, ожидая заказа.
- Опять всё не по-нашему, - проворчал Алексеич, накручивая ус.
- Ну а что ж они по-русски писать будут, когда здесь снег, небось, чаще бывает, чем наши,- резонно ответил матрос.
- А что же иностранным не владеете? – удивился Терентьев.
- Я немного владею, - ответил Алексеич, - но вряд ли тут кто-то по-немецки разумеет.
- А я аглицкий только понимаю чуть, - смутился Васютка, - а говорить на нём не могу, потому что у меня сумасшествие случается, когда я себя разговаривающим по-английски слышу.
- Давайте я закажу, - предложил третий помощник капитана.
Он некоторое время внимательно изучал меню, а потом сказал:
- Предлагаю заказать доннер, я такое как-то раз в Хомсе ел.
- А это что? – спросил матрос Васютка.
- Пшеничная лепёшка, в неё завёрнута мелко резаная жареная курица, с салатом из овощей и соусом типа жидкого майонеза, - объяснил Терентьев.
- По- моему мы что-то такое уже ели, - с сомнением сказал матрос Васютка.
- Эта… Леонтий, закажи нам чего-нибудь такое-этакое, поэкзотичнее и деликатеснее, - негромко попросил Алексеич.
- Ну хорошо, сейчас спросим, - кивнул третий помощник капитана, - только я сначала себе доннер закажу.
Он подозвал официанта и стал делать заказ. Негр кивал и быстро записывал всё в маленький блокнотик. Потом Леонтий спросил его про деликатесы и экзотику местной кухни. Официант вдруг оживился и принялся эмоционально говорить, жутковато посверкивая белками глаз и широко жестикулируя.
- Чего он говорит? – поинтересовался Алексеич.
- Ну, мол, обратились мы исключительно по адресу и если у нас…у вас есть 8 долларов, то он рекомендует попробовать бельгуму, её на всём побережье до Занзибара включительно подают всего в четырёх ресторанах.
- Хм… 8 долларов однако…- подёргав ус, задумчиво протянул Алексеич.
- Ну и что! – загорячился Васютка, - всего четыре ресторана на побережье! Может, мы больше никогда и не попадём сюда! Две заказывайте!
- Заказывать? – спросил Лёонтий у Алексеича.
- Заказывайте! - махнул рукой второй механик.
Официант чиркнул ещё в свой блокнотик, коротко поклонился и убежал на кухню. Тут же с кухни примчался хозяин ресторана, долговязый губастый араб, который был и шеф-поваром. Хозяин принялся что-то тараторить по-своему, махая руками и, похоже, чем-то восхищаясь.
- Он говорит, - начал переводить Терентьев, - что является истинным поклонником Советского Союза, и русским морякам, заказавшим две бельгумы, от шеф-повара, то есть от него, обед в подарок, и если русские моряки, не смотря на жару, хотят выпить, то у него имеется в баре настоящая русская водка.
- Сталишнаа – с грехом пополам выговорил хозяин.
- Не, водку мы и дома попьем без проблем, - сказал в ответ Алексеич, - пусть лучше виски принесёт.
Хозяин внимательно выслушал, что перевёл ему Леонтий и задал короткий вопрос.
- С содовой? – перевёл третий помощник капитана.
- Зачем это содовую? – удивился Алексеич, - Что мы дети малые? Содовую пусть сам пьёт.
Хозяин уважительно посмотрел на второго механика и убежал на кухню стряпать бельгуму, потому что обед появился практически сразу. Никаких изысков местной кухни – жареный картофель, кусок мяса размером с подмётку от ботинка сорок второго размера, три кружочка помидора. Виски тоже принесли, маленькие стаканчики, грамм по тридцать, не больше. Моряки чокнулись и выпили.
- Фу дрянь какая, - скривился Васютка проглотив виски.
- Самогон и есть самогон, - пожал плечами Алексеич, - мы такой на Украине в прошлом годе в отпуску пили. А они нам так и будут понапёсточно его таскать? Можно сразу бутылку принести.
Леонтий подозвал официанта и попросил его принести целую бутылку виски. Алкоголь разыграл аппетит, и мужчины набросились на еду. Еда, откровенно говоря, разочаровывала, только Терентьев, толком не евший почти неделю, уплетал за обе щёки.
- Незачем в Африку плыть, - заметил Васютка, ковыряясь в тарелке, - наш Степан точно такое же запросто делает.
- Нет, у Степана съедобнее, - заметил Алексеич, вгрызаясь в кусок мяса, который не только размерами, но и консистенцией напоминал обувь.
- Was ist das fur eine scheibe?[*]– выругался второй механик, выплёвывая на тарелку осколок кости, - Не бифштекс, а чёрте что, ей Богу!
- А где вы по-немецки научились говорить? – осторожно спросил Алексеича Терентьев.
- Так, было дело, - отмахнулся Алексеич, - на танке по Германии в 45-м катался.
- Так вы воевали? – изумился Васютка.
- Около двух лет, - проворчал старший моторист.
- А где? – поинтересовался Леонтий.
- Кременчуг, правобережная Украина, там осколок мины в ногу прилетел, потом Белоруссия, Прибалтика, восточная Пруссия, Померания…
- И Берлин брали? – восторженно спросил Васютка.
- Нет,- ответил Алексеич, - я в феврале под Арнсвальде третий раз горел, так до сентября в госпитале валялся.
За такое дело решили ещё выпить, а потом ещё чуть, за тех, кто в море. Тут Леонтию враз поплохело, но не от выпитого, а от одного упоминания про море, и он пошёл на воздух перекурить. Васютка с Алексеичем, тем временем выпили ещё по одной и, сошлись на мысли что Леонтий неплохой человек, жаль, что не моряк. Через полчаса, основательно захмелев, они потребовали бельгуму. Официант коротко кивнул и умчался на кухню. Там что-то хлопнуло, с металлическим лязгом упала крышка, последовал эмоциональный разговор на местном диалекте, стукнуло что-то, будто линейкой по столу ударили, потом с характерным звоном посыпались ложки-вилки, разговор перешел на более высокие частоты, и завершилось всё двумя мощными ударами и хрустом ломаемого дерева. Под конец забулькала жидкость и раздался душераздирающий вопль.
- Впечатляет, - ухмыльнулся в усы Алексеич.
- Что-то Леонтий долго, - озираясь по сторонам, сказал матрос Васютка.
- Тут я, - сразу же отозвался Леонтий, - в туалет пришлось заглянуть. Диета, она не способствует правильной работе кишечника…А у вас что тут за шум?
- Бельгуму готовят, - пожал плечами старший моторист.
В этот момент из кухни в зал вышел, высоко подняв над головой серебряный поднос, официант. За ним семенил хозяин-араб, прижимая марлевую салфетку к свежей царапине на щеке. Официант торжественно поставил свою ношу на стол. На подносе оказалась огромная тарелка тонкого фарфора, накрытая серебряным баранчиком с ручкой в виде ракушки. Из-под баранчика волнистой зелёной бахромой торчали листья, напоминающие на салат. Хозяин, всё так же прижимая набухающую кровью салфетку к царапине, что-то быстро затараторил по-своему.
- Ну, типа хозяин извиняется за небольшую задержку, и желает вам приятного аппетита, - перевёл Леонтий.
Официант поднял крышку. Алексеич крякнул и закашлялся, матрос Васютка переменился в лице, а Леонтий с трудом сдержал улыбку. На огромном зелёном листе величиной с лопух лежала гусеница размером и цветом похожая на сардельку.
- Это что кушать надо? – неуверенно спросил матрос Васютка.
Официант и хозяин уверенно закивали, и, учтиво улыбнувшись, ушли на кухню. Второй механик взял вилку и легонько ткнул гусеницу в бок. Гусеница вздрогнула, начала извиваться из стороны в сторону, а потом быстро поползла по листу, оставляя за собой жирный слизистый след.
- Что-то мне расхотелось есть эту бугульму, - жалобно сказал Васютка глядя на гусеничный променад по салатному листу, - может, выкинем её куда-нибудь и скажем, что вкусно было…
- Бугульма это город под Казанью, а здесь бельгума и есть её надо, вон эти изверги из дверей кухни на нас пялятся, - сказал Алексеич Васютке.
- Не могу я её есть, - ответил тот.
- Да ладно, в Сингапуре сверчков ели и ничего, - пожал плечами второй механик.
- Они жареные были и на картошку похожи, а тут живьём…
- Эээ… Не моряк, – разочарованно сказал Алексеич.
- Правильно, Фёдор Алексеич, - кивнул Терентьев, - нельзя посрамить престиж страны! Что тут о нас после такого думать будут?
- Вот именно! – рявкнул второй механик и треснул ладонью по столу, - Немчуру победили, а тут червяк какой-то!
Он вытряхнул салфетки из стаканчика, от души плеснул туда горячительного, и в три глотка выпил его. Потом поперчил и посолил гусеницу, завернул её в салатные листья и решительно откусил половину. Внутри получившейся крутки что-то негромко, но отчётливо чпокнуло и из глубины листьев салата наружу потекла белёсая жижа крайне неприличного вида. Матрос Васютка побледнел как полотно, вскочил, уронив стул, с трудом подавил рвотный позыв, и, зажав рукой рот, бросился прочь.
- Туалет около входа, налево! – крикнул ему вдогонку Терентьев, - Ну как на вкус? – спросил он у Алексеича, который размеренными движениями челюстей перемалывал бельгуму.
- М-м-м! – не вполне определённо ответил тот.
В этот момент с кухни наперегонки примчались хозяин с официантом и, размахивая руками, наперебой стали что-то кричать, явно чем-то недовольные. Моряки недоумённо посмотрели на них.
- Чего это они так разнервничались? – спросил Терентьева второй механик и откусил ещё кусок бельгумы.
Увидев это, хозяин взвыл как укушенный и опрометью бросился на улицу. Леонтий тем временем кое-как утихомирил официанта и принялся задавать ему вопросы.
- Плохо дело, Фёдор Алексеич, - сказал, закончив расспросы Терентьев, - не надо было есть червяка, он оказывается редкостный какой-то…
- Как так? – опешил второй механик и прекратил жевать, - А бельгума?
- Червяк делал бельгуму. Это слизь, которую он за собой оставляет. Кушать надо было листья, по которым поползал червяк, - пояснил Леонтий.
- Так пардонте, не местные мы, предупреждать надо! – развёл руками Алексеич.
В дверях появился хозяин-араб. Он по-прежнему махал руками и кричал, только теперь его крик стал больше похож на плач. Вслед за хозяином в зал зашли трое полисменов и решительно направились к морякам. Двое оттеснили Леонтия, а толстый сержант-негр достал наручники и попытался надеть их на второго механика. Терентьев пытался что-то сказать, но полицейские даже слушать его не стали.
- Это недоразумение! – грозно сказал Алексеич, убирая руки за спину.
Полисмен, будто ждавший этого, проскользнул за спину механика, и, схватив его за локоть, ловко защелкнул наручники на запястье правой руки. Алексеич однако, вывернулся и оттолкнул сержанта. Тогда тот вытащил резиновую дубинку и ударил второго механика по плечу.
- От же Verdammte scheissel![*] - взвыл Алексеич и съездил блюстителю порядка в ухо. Полисмен явно не ожидал такого. Он пошатнулся, растерянно пощупал ухо, которое вмиг стало шоколадно-бардового цвета, что-то гаркнул на своём языке и со зверской рожей попёр на второго механика. Двое его напарников тоже вытащили дубинки и бросились на Алексеича. Втроём они вероятно без особых проблем скрутили бы второго механика, тем более после удара дубинкой, у него плохо действовало левое плечо, но получивший свободу действия Терентьев в одно движение опередил полицейских, опрокинул стол и встал рядом со вторым механиком.
- Плечо береги, - сказал он Алексеичу и на некоторое время вырубил одного из нападавших прямым ударом в челюсть.
Сержант и второй полисмен оказались опытными бойцами, а когда пришел в себя после нокаута третий, дело для наших стало приобретать и вовсе скверный характер. Их загнали в угол и вопрос, сколько они ещё смогли бы там продержаться, имел уже чисто академический интерес. Сержант, отдуваясь, вышел из драки, снял фуражку, вытер пот со лба и достал свисток, вызвать подмогу. В этот момент из туалета вернулся матрос Васютка ровно для того, чтобы получить удар в правый глаз от сержанта. После этого матрос Васютка схватил стул, и с криком «Полундра!» не раздумывая, ринулся в гущу драки, вызвав замешательство в рядах стражей порядка. Леонтий, воспользовавшись случаем сшиб одного полисмена, второго Алексеич и Васютка загнали в кладовку и заперли там, сержант же сообразив к чему всё идёт, бросился на утёк.
Жители окрестных улиц наверняка надолго запомнили толстого расхлюстанного сержанта без фуражки со всех ног бегущего от двух белых мужчин, поочерёдно подгонявших его пинками, отчего полицейский издавал звуки похожие на хрюканье, поскольку свисток всё еще был у него во рту. Наконец сержант то ли выплюнул, то ли просто потерял свисток и побежал быстрее. Преследователи крикнули вдогонку убегающему что-то издевательское и остановились.
- Получил фашист по жопе! – в запале крикнул матрос Васютка.
- Полноте Николай Палыч после драки кулаками махать, всё уж закончилось, - урезонил его Терентьев, - нам сейчас нужно в срочном порядке на корабль возвращаться.
- Не на корабль, а на судно, - поправил Леонтия матрос Всютка.
- Судно будет у нас под кроватью, это я вам гарантирую, если эти архаровцы доберутся до нас раньше, чем мы окажемся на борту, - ответил третий помощник капитана.
Они поспешно вернулись в разгромленный ресторан, где застали второго механика, грозно нависающего над сидящим на табурете хозяином-арабом. Алексеич, судя по всему, извинялся за конфуз с бельгумой и учинённый погром, но почему-то всё это напоминало лекцию о политике партии в вопросе дружбы между народами. Араб мелко тряс головой и судорожно сучил ногами, всё время норовя завалится в обморок.
- Фёдор Алексеич, оставь его, пора уходить, - сказал ему Терентьев.
- Так что помни, что я сказал тебе, - завершил лекцию второй механик, - No pasaran![*2]
При этом Алексеич поднял руку на уровень плеча и сжал кулак. Вероятно, это было приветствие испанских республиканцев, но араб истолковал жест по-своему, закатил глаза и сполз по стенке без чувств.
Бежали быстро и успели вовремя. Едва они зашли на борт, как с воем и мигалками примчались две полицейские машины, и старший офицер потребовал капитана судна. Терентьев отослал Алексеича и Васютку к врачу и жестом пригласил офицера подняться на борт.
* * * * *
Судовой врач Яков Семёныч Бейлис чувствовал себя самым несчастным человеком на судне. За всё долгое плавание врачебные функции он выполнял только два раза - вскрыв фурункул на шее у старпома Клюшко и удалив больной зуб коку Степанычу. Другие же его обязанности, как то, снятие проб еды, чистота в пищеблоке и гальюнах, к медицине имели лишь косвенное отношение. К тому же по прибытии к берегам Африки у Якова Семёныча сразу же начался жутчайший приступ сенной лихорадки. Его мощный нос покраснел и распух, и вот уже полдня мироточил прозрачной солоноватой жидкостью и нестерпимо свербел, вызывая непрерывный чих, а глаза чесались, будто в них насыпали песку. Таблетка димедрола в полчаса решила бы все проблемы Якова Семёныча, но с неё он превращался в мало что понимающую сомнамбулу, поэтому, промучившись до обеда, доктор Бейлис решил выпить полстакана коньяка. Коньяк плохо помогал от аллергии, но с ним легче было переживать всё это безобразие. Он как раз достал из шкафчика початую бутылку «Белого аиста» и искал стакан, как в дверь медпункта постучали.
- Входите, открыто! – ответил Яков Семёнович, убрав коньяк в шкафчик, и громко чихнул.
Вошедшие матрос Васютка и второй механик Алексеич являли собой зрелище весьма живописное: всклокоченный потный Васютка с разбитой бровью, затёкшим глазом и обширным синяком вокруг, и бледный Алексеич в разорванной рубахе с припухшей ссадиной на скуле. От обоих заметно пахло спиртным.
- Где это вас так угораздило? – спросил их доктор Бейлис, сморкаясь в платок.
- Было дело под Парижем, - радостно ответил матрос Васютка.
- Надеюсь, не посрамили честь страны, - сказал Яков Семёныч.
Потом в ход пошли перекись, свинцовая примочка, стрептоцид, вата, лейкопластырь, бинты…С матросом Васюткой доктор Бейлис разобрался быстро, а вот плечо Алексеича вызвало неподдельное беспокойство врача.
- Боюсь переломчик у Вас, - сказал он второму механику, - ключица. Так что будем гипс накладывать. Да не беспокойтесь, - поспешил успокоить Алексеича доктор, - имею громадный опыт, недели через три как новый будете!
- Пообедали, б**… - мрачно ответил второй механик.
- Надеюсь, оно таки того стоило, - заметил Яков Семёныч, доставая шину, и гипсовые бинты.
* * * * *
Пока доктор Бейлис трудился над плечом Алексеича, матрос Васютка рассказал историю похода в ресторан всем кому только можно. Полицейский офицер, приглашенный в каюту капитана, пробыл там полчаса и вышел оттуда в прекрасном расположении духа. Капитан и третий помощник проводили представителя власти до трапа и даже помахали ему, когда тот садился в автомобиль. Машины развернулись и уехали.
- Как вам это удалось? – после того как полицейские убрались восвояси, спросил Терентьева старпом Клюшко, который только что вернулся из конторы порта, но со слов матроса Васютки уже знал все подробности истории.
- Двадцать долларов и полстакана коньяка, - ответил Леонтий.
- Откуда у вас такие деньги? – подозрительно спросил старпом.
- Так сопровождающему спецгруз согласно приказа МО №433 от 21 июля 1967 года полагаются суточные в двойном размере и взяточные на всякий случай, - не моргнув глазом, соврал третий помощник.
На палубу со звонким чихом вышел доктор Бейлис, а за ним, неся вперёд себя на уровне груди загипсованную руку, появился Алексеич. Свежий гипс нестерпимо сиял на солнце подобно снегам Килиманджаро.
- Весь гипс на него извёл, - хлюпая носом, сказал судовой врач капитану судна, - в общем, с сегодняшнего дня Фёдор Алексеич на больничном.
- Как так? – опешил второй механик, - а машина? А что сломается?
- Батенька, ежели вы хотели быть при машине, то мне следовало вас прямо там и гипсовать! – ответил доктор Бейлис, - А теперь в машинное отделение вы не пройдёте по габаритам!
- Алексеич, будешь руководить машинистами из буфета, - решил капитан.
- Да, мне всегда не хватало в буфете барной стойки, - вставил шпильку по поводу гипса Алексеича радист Эдик Мезальянц.
* * * * *
Сухогруз «ХХ съезд КПСС» принял топливо и рано утром вышел в открытое море, направившись к Суэцкому каналу. За две недели плавания до Одессы ничего интересного не произошло, однако же страсть второго механика к экзотической кухне как-то сама собой сошла на нет, уступив место неподдельному интересу к игре в шахматы, которой, пользуясь полным штилем в Красном море, обучил Алексеича третий помощник капитана Леонтий Терентьев.
СПб 2017
[*] - Was ist das fur eine scheibe - грязноматерное немецкое ругательство
[*] - Verdammte scheissel – ещё одно грязноматерное немецкое ругательство
[*2] - No pasaran! – они не пройдут! (фр.). Фраза приписываемая французкому генералу
Нивелю, более известная как лозунг испанских антифашистов