Придорожная таверна, встречающая любого путника запахом пота, пива и соленой рыбы, но при этом так приятно, в особенности в дождливый день, обволакивающая теплом. Засаленные, но добротные деревянные столы, которые при желании можно использовать в качестве щита во время внезапно вспыхнувшей драки. Многочисленные глубокие борозды от ножей в столешницах некоторых из них, говорили о том, что зачастую столы использовались по второму, не прямому, назначению. В дополнение к столам стояли широкие длинные и столь же засаленные лавки. Пол в этом заведении был столь грязным, что казался земляным, но местами проглядывающие из-под пыли доски опровергали это предположение. Низкий деревянный потолок поражал обилием паутины и насекомых. В помещении царил полумрак, разгоняемый лишь тройкой тчадящих масляных ламп. В такое место не ходят праздновать именины, здесь не справляют свадьбы, в этой захудалой таверне чаще всего пили уставшие работяги после рабочего дня или же заливали горечь войны прагой вернувшиеся с границы солдаты.Один из них сейчас сидел навалившись на столешницу барной стойки. Крепкое мускулистое тело, было одето в простую суконную одежду, обычную для отставных офицеров. Виски мужчины блестели ранней сединой, что смотрелось необычно на фоне коротких смоляного цвета волос. У него было жесткое, отнюдь не изящное, лицо. Тяжелый подбородок, прямой нос, высокий лоб, морщинка между бровей. Многочисленные шрамы-свидетели верной службы покрывали все его тело. Но особенно приметным был тонкий шрам на левой щеке. Это была отметила оставленная шальным осколком, которая затронула не только лицо, но и ухо, мочка которого была рассечена надвое. Франц отслужив 30 лет, был отправлен в отставку, и сейчас в одиночестве отмечал это событие с горечью, вспоминая погибших друзей и остававшихся на поле боя товарищей.Мужчина участвовал сражениях с самого начала войны, пятнадцатилетним мальчишкой, уйдя добровольцем в только формирующиеся войска. Прошло несколько десятилетий, но война и не думала заканчиваться, несмотря на то, что все меньше было добровольцев и все больше призывников. Тех, на кого выпал жребий, 30 человек с деревни, 40 с города, раз в 5 лет уходили на службу молодые парни, и лишь пять лет назад, тех кто прослужил более 20 лет начали отправлять назад домой к их семьям, таков нынешний военный устав. Только вот как жить, если ты кроме войны в своей взрослой жизни ничего не видел, если ты уходишь в отставку, а те с кем ты делил хлеб и кров столько лет?
Нет!
Но Францу в отличие от многих было куда возвращаться, а потому, тяжело вздохнув и залпом допив самогонку из чарки, мужчина встал и направился в снятую им на ночь комнату.
В первый от границы Иссарии город Франц приехал к полудню следующего дня. У ворот его встретили скучающие стражники, но, быстро узнав в приезжем военного, стоящие на посту служаки оживились. В следующие 10 минут Франц был расспрошен, пару раз обнят и отпущен восвояси, без оплаты проезда в город.Что удивительно улицы городка безмолствовали, даже в трущобах не было видно ни души. Но чем, ближе к торговой площади подходил Франц, тем отчетливее слышался шум голосов. А вскоре перед воином открылась пугающая в своей простоте картина. Обезумевшая и уставшая от войны толпа вершила самосуд. В центре площади стояло привязанное к столбу, обгоревшее до мяса тело. "Ведьма! Ведьма!"-кричали люди в едином порыве. Девушка, объятая пламенем, больше не кричала и не стонала, похоже она и вовсе была мертва. "Не успел,"- возникла в голове Франца странная мысль, ведь в глубине души он знал, что даже если бы мог вмешаться, то не стал бы, пусть он и воин, но ему не одолеть взбешенную толпу. Мужчина бросил последний взгляд на костер и припустил с места в галоп, проезжая город насквозь и уносясь в свои родные Вятки.Он слышал от новобранцев про то, что народ, уставший от войны и обозлившийся на тех, ради кого война и начиналась, открыл охоту на магически одаренных, что было и без того ожидаемо. Жутко было женскому населению без мужиков, а годы никого не красят. Вот и прикинули кумушки что, если так дело и дальше пойдет, то весь век незамужней проведешь. Конечно, часть мужчин в селениях оставалось, но те либо уже замужем были, либо пару искали, да кто на толстую морщинистую бабу кто взглянет, если по соседству пригожая, умная да еще и красива ведьмочка живет. Ведьмы они такие, и в хозяйстве хороши и телом стройны да сильны. А как тут сильной и стройной не быть, если кроме физического и умственного труда, еще и на магию энергию тратишь? Как волосы не беречь, если сквозь них силу быстрее получаешь? Как ума и ответственности не набраться, если лет с пяти твой неосторожный жест или розыгрыш может обернуться поджогом деревни? А то, что стареют раза в два медленней, так и век ведьмы долог. И может мужики за магичек бы и заступились, но был у тех один недостаток, свободолюбивые они очень и замуж лишь по великой любви идут. А ведуны помочь не в силах, они на границах плечом к плечу с обычными людьми воюют, да и ведьмы все чаще уходили на трон. А обычный люд все меньше понимал, зачем ему эта война, ведь Иссария воевала, не ради территории или свободы, ей не хотелось менять законы о равноправии магически одаренных с обычными людьми. Но Кания была страной фанатиков и не хотела отступать. Война шла уже 30 лет.
Поэтому и скакал наш вояка во весь опор в родное село, там его должна ждать тридцати летняя сестричка Тоня, защищать интересы которой он и отправился на войну. Девочка родилась за несколько месяцев перед объявлением войны и уже тогда было ясно, что ребенок магически одарен.
Война интересовал лишь один вопрос- жива ли она еще?