Степаныча в деревне звали Степанычем. В глаза. А за глаза - Мудрым. И было за что. Где бы ни работал Степаныч, он всегда находил пользу для себя лично или для домашнего хозяйства. Работая на ремонте фермы (там полстены вывалилось), Мудрый каждый раз, возвращаясь с работы, подъезжал к усадьбе на тракторе с соседом Петрухой. Причем, вылезая из кабины, выковыривал из-под ног пару кирпичей. «А чего? - спрашивал он любопытствующих. - Кирпич все одно поломатый, в стенку не положишь, а в хозяйстве сгодится». И так годился «поломатый» кирпич Степанычу, пока весь двор не был устлан где половинками, а где и целыми кирпичинами, а в углу двора выросла стопка из полутора сотен штук.
Тут ремонт на ферме закончился, и Мудрый на новую работу перешел. На лесопилку. Стал с работы приезжать на самосвале с Михалычем, каждый раз притаскивая пару-другую досок, которые, конечно же, никуда не годились, разве что на растопку бани. А между тем во дворе рос сарайчик для инвентаря, который при случае можно было бы приспособить и под курятник.
Сарайчик был готов, и Степаныч пошел работать в столярку. Там мужики ладили двери, рамы, лавки, деревянную мелкую деревенскую утварь. Степаныч и там нашел прибыток, теперь приходя домой с работы, он вынимал из кармана гвоздь и вбивал в стену в сенцах: «А чего? Должон мужик свой картуз на стенку повесить? Вот и гвоздь сгодился». И стена уж напоминала дикобраза, но на следующий день неизменный гвоздь вбивался в свободное место.
Изба у Степаныча была ладная, крепкая, приземистая, как и сам он. И везде, куда ни глянь, можно было разглядеть следы «мудрого лукавства»: там из-под кровли выглядывала пластиковая труба с фермы, под ногами (от грязи) лежал резиновый транспортер с комбайна, даже в огороде забор подпирала рессора от ЗИЛа.
Имени Степаныча уж не помнил никто, разве что в бухгалтерии знали, они ж ведомости должны правильно заполнять, документ как-никак. Да и хватало деревенским отчества и прозвища и для общения, и для сплетен. Ежели надо было пояснить о ком речь - говорили, Степаныч с горки или Мудрый, этого было достаточно каждому.
Так и жил Мудрый в деревне: мудрил потихоньку, троих детей нажил, выпустил их из гнезда в большой мир. Особо не наглел, с людьми ладил, начальству угождал в меру сил. И пришла ему пора встретиться с Богом. Тут-то и вспомнили люди, а некоторые узнали впервые, что Мудрый - Ковалев Николай Степанович.
А как схоронили Степаныча, так и осиротел его дом: жена-то его раньше ушла, а у детей свои дома крепкие стояли, до старого дела не было.
Поначалу стоял дом тихо, спокойно, как будто ждал хозяина. А потом пошло: вначале скрипы половиц пугали соседей, когда те рядом проходили или присаживались на «мудрую» лавочку у калитки, какие-то сполохи за стеклом заставляли подбегать и заглядывать в окна, а дальше и вообще - кто-то кашлял, что-то двигалось за занавесками, которые колыхались как от сквозняка или если бы кто-то мимо ходил…
И стал народ называть дом странным, и старались лишний раз к нему не приближаться. И настал тот вечер, когда странные сполохи внутри дома обернулись сполохами пламени, которые не пропали как обычно, а расходились по стенам и мебели языками все больше и больше. Через 20 минут пламя уже выбивалось из-под крыши, через полчаса зарево было видно со всех концов деревни. Через полтора часа все было кончено… Дома не стало. Только дымящиеся кое-где недозалитые вызванными пожарными головешки создавали некую иллюзию жизни на пепелище.
Вот так… Жил Мудрый - жил дом, ушел Мудрый, и дом не захотел оставаться без хозяина. Что там было и как - Бог знает. А может и Мудрый…
09.03.2017