Ни то ни се

Александр Снытко
А  случилось  это  все  в  то  лето,  когда  Парамонова  корова  надумала  телиться.
 
И  лето-то  было  ни  то  ни  се,  так  себе  лето…  То  дождь  не  пойдет,  то  град  посыплет.  А  то  вообще  вода  в  колодце  пропала:  была-была,  а  тут  вдруг  раз - и  нету!  Жито  стоит  непоеное,  скотина  не  кормленая…
И  прислали  к  нам  важных  господ,  инспекцию,  с  этими  безобразиями  разбираться.  А  тут  корова  телится!  Да  только  никак!  Крику - на  всю  округу!  Корова  ревет,  Парамон  орет!  Жалко  ему  корову,  да  и  приплод  жалко.  А  кто  громче  орет - поди  разбери.
 
А  важные  господа  как  с  коляски  слезли,  так  враз  и  очумели.  Крики,  гвалт!  А  где  безобразия?  Почему?  Ничего  не  понять.
 
К  господам  сразу  караульного  приставили,  чтобы  никто  с  ними  конфузию  какую  не  учинил.  А  то  народ  у  нас  бойкий,  чуть  что - как  раз  и  оконфузит.  То  табаку  полезет  просить,  а  то  напротив - сам  норовит  угощать  чем  ни  попадя.  Запрошлым  годом  проезжего  одного  так  наугощали -
солдат  пришлось  вызывать,  чтобы  того  ездока  у  кабатчика  отбить  да  собрать  как-никак  дальше  ехать.

Ну,  господа  инспекция  огляделись,  пообвыклись  малость  да  и  подоставали  из  разных  мест  приборы:  один  рулетку  вынул,  на  пальце  вертит,  второй -
циркуль,  в  разные  стороны  штырить  начал,  а  третий  угломер  на  свет  извлек  и  примеривается  ко  всему  вокруг.  Развернули  господа  большую  карту,  по  сторонам  поглядели,  в  карту  приборами  потыкали,  между  собой  о  чем-то  шушукаются.  О  чем - не  слыхать,  но  интересно,  а  только  понятно,  что  не  согласные  промеж  себя  все.  Народ  толчется,  близко  караульный  не  пускает,  а  понять  охота,  вот  все  уши  и  вострят,  да  всё  одно - не  разобрать…

Тут  господа  к  народу  поворачиваются  и  говорят:  «Дождь  с  градом  не  наша  епархия,  мы  погодой  не  заведуем.  А  колодец  надо  изнутри  глядеть,  как  есть  вниз  спускаться».  Дескать,  надо  образец  грунта  вынуть  и  посмотреть.  Да  только  сами  вниз  лезть  не  хотят,  спрашивают  у  народа - кто  тут,  мол,  копать  мастер.  А  кто  мастер?  Знамо  кто - могильщик  Потоп  (так  то  он  Потап,  да  за  его  пристрастие  народ  его  Потопом  окрестил,  да  за  поговорку  «После  меня  хоть  потоп»).  Послали  за  могильщиком,  благо  в  тот  день  он  трезвый  был,  потому  как  похорон  не  было.  Привели  его,  значит,  на  сход,  так,  мол,  и  так,  колодец  надо  копать.  А  копальщик  и  говорит:  «У  меня  мерка  на  два  метра  вглубь  заточена,  а  за  мерку  с  устатку  я  стакан  принимаю.  А  потом  закапываю  и  вторым  стаканом  дело  завершаю.  Ну  и  трешка,  само  собой,  за  труды».  Долго  ему  объясняли,  что  это  не  могила,  а  колодец,  и  уже  выкопан,  надо  только  спуститься  и  поглядеть,  что  там,  земли  малость  копнуть  и  наверх  вынести,  а  закапывать  и  вовсе  не  надо.  А  тут  еще  дед  Пескарь  выступил  (так  то  его  Карпом  звали,  да  больно  мелок  он  вырос,  вот  народ  и  перекрестил  в  Пескаря),  что  «сумлевается  он,  чтоб  могильщика  в  колодец  пускать,  не  было  б  беды».  Да  кто  ж  Пескаря  слушать  будет?  А  сладили  с  могильщиком,  только  показав  ему  шкалик  белоголовой  и  пообещав  еще  один.  Стали  на  веревке  вниз  Потапа  спускать,  да  на  двух  метрах  тот  закричал:  «Стой,  два  метра,  наливай!»  Тут-то  и  смекнули,  что  колодец  метров  шесть  будет,  это  три  стакана,  да  наверх  три,  а  энтот  мастер  и  с  двух  бывал  хорош.  Это  ж  какой  он  будет  работник  там  внизу  с  трех?  А  наверх  что  он  вынесет  с  шести?!  Его  бы  самого  живым  вынести.  Решили  назад  поднимать,  да  не  тут-то  было!  Могильщик-то  вниз  со  своей  длинной  лопатой  полез,  так  он  ее  в  стенки  упер - ни  вверх,  ни  вниз,  расклинился!  И  орет  оттудова,  что  пока  не  нальют,  с  места  не  тронется.  А  мужики  наверху  сговорились,  что  рванут  нежданно  и  выволокут  такого-сякого  на  свет  Божий.  Ну  и  рванули.  Да  только  веревка  оказалась  слабей  лопаты - оборвалась.  А  могильщик  остался  на  растопыренной  лопате  как  петух  на  насесте.  Сперва-то  обрадовался,  что  хитрость  против  него  не  удалась,  а  потом  раскумекал,  что  вылезать  все  одно  надо  будет.  И  давай  орать:  «Вымайте  меня  отседова!»  А  как  вымать?  Веревка-то  прелая  оказалась,  мужики-то  как  рванули,  так  она  клочьями  пошла.  В  общем,  тот  в  колодце - эти  наверху,  и  не  далеко  вроде,  два  метра  всего,  а  рукой  не  достать.  Потап  сидит  на  лопате,  к  стенке  жмется,  уж  и  орать  перестал,  понял,  что  вниз  еще  метра  четыре  лететь  придется  если  что.  А  лопата  ёмко  так  в  стенки  вошла,  крепко  сидит.  Ну  и  стали  советовать  ему  ногами  на  нее  взобраться,  а  там  глядишь,  и  до  верха  ближе  будет,  веревку  хоть  и  прелую  в  несколько  рядей  сложить,  авось  дотянешься.  А  тот  ни  в  какую!  Лопата  она  хочь  и  деревянная,  говорит,  да  все  ж  кормилица-поилица,  не  брошу,  говорит,  как  же  я  без  её,  говорит.  И  сидит,  ток  что  не  кукарекает.  И  вот  ведь  незадача - в  каждом  дворе  веревка  есть,  и  лопаты  есть,  и  другой  какой  струмент,  а  жмутся  все,  никто  не  спешит  на  помощь.  А  обчественная  веревка  как  есть  вся  гнилая  оказалась.  А  могильщику  из  двора  тоже  никто  не  поможет,  потому  как  он  как  был  сирота  так  бобылем  и  остался,  и  чужих  допускать  в  свои  закрома  не  намерен. 

Короче,  дело  к  ночи,  а  дело-то  и  стоит.  Приезжие  господа  стали  у  народа  спрашивать,  кто  на  общественное  дело  инвентарь  пожертвует.  Ну,  тут  народ  и  загудел:  один  на  другого  кивают,  с  этого  на  того  перекладывают.  То  шушукались,  а  тут  до  драки  дело  дошло!  Ор  да  гвалт  такой  подняли - у  Парамона  корова  с  испугу  разродилась!  Да  не  как  зря -
двойню  принесла!  Парамон  на  радостях  и  согласился  с  инвентарем  помочь,  и  веревку  приволок,  и  лопату  свою.  Его  на  радостях  в  колодец  самого  и  сунули  вместе  с  лопатой.  А  как  же,  ему  ж  наливать  не  надо,  он  и  за  так  согласный. 

И  вот  Потап  сидит  как  кур  на  насесте  в  колодце,  а  на  него  кто-то  спускается.  И  на  двух  метрах  они  встречаются…  Могильщик  как  заорет:  «Кункурент!»  Парамон  от  неожиданности  чуть  сам  не  разродился!  Ему  ж  не  объяснили,  что  там  уже  один  сидит,  и  вдруг  такая  конфузия.  А  лопата  парамонова  вообще  ничего  не  ждала,  и  когда  хозяин  непредвиденно  икнул  и  пальцы  его  непроизвольно  расслабились,  она  выскользнула  и  устремилась  к  своей  цели - к  центру  земли.  И  внизу  обо  что-то  непонятное  звякнула.  Тут  конкуренты  насторожились  и  недоверчиво  попытались  разглядеть  друг  друга,  соображая - слышал  ли  другой  что-нибудь? 

Наверху  после  крика  веревку  было  остановили  и  интересуются:  «Чегой-то  там  у  вас?»  А  эти  внизу  вдруг  закопошились  успеть  раньше  другого.  Одно  дело - интересно,  другое - а  вдруг  что  ценное.  Парамон-то  привязанный,  ему  проще,  но  и  Потап  за  веревку  ухватился,  не  оторвать!  И  так  хитро  у  них  все  получилось,  что  веревка  оказалась  перекинута  через  лопату  могильщика.  И  повисли  мужики  оба  два  по  разные  стороны.  Потап  с  лопаты  сполз  и  кричит:  «Спущай  давай!», - на  изгибе  веревки  он  оказался.  Сверху  веревку  стали  травить  помалу,  копальщик  вниз  первым  пошел,  да  Парамон  тяжелее  оказался,  скоро  догнал  и  начал  обгонять  конкурента.  Наверху  почувствовали,  что  внизу  как-то  не  так  веревка  дергается.  Да  не  разглядеть,  только  возня  какая-то.  То  легче  веревка  становится,  то  тяжелее…  Еще  пара  мужиков  впряглись:  Парамона-то  вдвоем  опускали,  а  тут  четвериком  пошли.  Ладно  так  веревку  травят,  да  только  перехлест  на  лопате  не  учли. 

Веревка-то  к  концу  подходить  стала,  пора  бы  и  дну  быть,  да  ведь  на  ней  оба  два  висят,  друг  дружку  теребят.  В  общем,  наверху  не  углядели,  только  последний,  что  ни  есть  ближний  к  колодцу  почуял  неладное,  ухватить  крепче  попытался,  да  куда  ему  одному  двух  мужиков  на  весу  удержать.  Хоть  и  невысоко,  аршин  всего,  а  шмякнулись  Потап  и  Парамон  на  дно.  Тут  и  веревка  в  полном  количестве  сверху  к  ним  спустилась.  Покряхтели  было,  почесали  свои  разные  пришлепнутые  места,  да  и  кинулись  разгребать  землю  кто  как  может,  чтоб,  значит,  первым  до  «звяка»  добраться.  Да  только  в  колодце  не  шибко-то  развернешься,  да  и  лопата  хоть  и  одна,  а  места  много  занимает.  К  тому  же  Парамон  быстро  сообразил,  что  лопата-то  его  и  стал  ее  к  себе  тянуть,  а  Потап  к  себе.  Возятся,  совсем  про  копание  забыли.  Будь  на  свободном  месте,  тут  бы  могильщику  нипочем  не  победить,  а  в  ограниченном  пространстве  он  как  у  себя  дома,  вот,  значит,  сноровка  крупноте  и  не  уступает.
 
А  ночь,  тем  не  менее,  все  ближе,  вот  и  первая  звездочка  выкатила  на  небе.  Народ  наверху,  а  те  двое  внизу - и  никто  никак  договориться  не  хочет.  А  тут  еще  и  мужик  на  дровнях  мимо  катит,  не  местный.  Увидел  колодец,  остановился,  подошел  воды  набрать,  а  там  народный  сход!  Гвалт  да  крик,  ничего  не  понятно.  Стал  мужик,  репу  чешет.  Тронул  одного  за  руку,  спрашивает:  «А  чо  тут  у  вас  такое?  А  вода-то  есть?»  Да  какая  там  вода,  митинг!  Едва  добился,  чтоб  узнать  что  деется.  Еще  почесал  в  затылке,  треух  набок  сдвинул.  «Ну,  беда  не  беда.  А  токмо, - говорит, - смогу  я  через  ету  диспропорцию  сущую  пользу  для  опчества  доставить».  А  как  был  он  дрововоз,  то  была  у  его  на  дровнях  веревка  не  прелая,  да  еще  и  фонарь  не  совсем  выгоревший,  чтоб  отзаду  на  дровнях  вешать.  Вот  и  предложил  он  свое  добро  для  дела.
 
Засветили  фонарь,  привесили  на  веревку  и  в  колодец  опускать  начали.  Только  поначалу  крикнули  вниз,  чтобы  два  сидельца  неспокойных  успокоились,  а  не  то  до  утра  останутся  в  холодной.  Ну,  те  побухтели  было,  да  холодно  на  дне - попритихли.  Подали  им  фонарь  на  дно,  видней  стало,  что  там  твориться.  Начали  копальщики  землю  расковыривать,  то  один  пару  раз  копнет,  то  другой  лопату  отымает,  сам  берется.  Каждому  охота  до  чего  ценного  первому  докопаться.  Да  недолго  их  копание  продолжалось,  открылось  что-то  непонятное,  твердость  какая-то  полукруглая.  Стали  вдоль  проковыривать - с  одной  стороны  под  стенку  колодца  уходит,  и  с  другой  тоже.  А  так  как  землю  некуда  откидывать,  то  особо  и  не  накопаешь.  Потукали  по  полукруглости,  в  одном  месте  лопата-то  и  провалилась.  Туда-сюда  пошевелили - ходит  лопата  без  помех.  И  дыра  расширилась,  уже  рука  пройдет.  Боязно,  да  Парамон  решился,  полез  проверять,  что  там  в  проломе.  А  там  пусто  во  все  стороны.  Да  только  ржа  сыплется.  Давай  они  лопатой  сильней  шурудить,  дыра  еще  раздалась,  тут  уж  рука  подальше  пойдет.  Теперь  Потап  полез,  у  его  рука  потоньше  парамоновой  будет.  Пошарил  он  по  сторонам  да  и  говорит:  «Так  труба  дело…  То  исть - как  есть  ето  труба».  А  наверху  ждут  результату,  орут  так,  что  в  трубе  гул  идет.  С  низу  и  крикнули,  чтоб  ведро  дали  землю  отсыпать.  Фонарь  отвязали,  веревку  отпустили,  ведро  сверху  приняли.
 
Ведер  5-6  отсыпали,  видней  труба  стала.  А  что  дальше - непонятно.  «Вымайте  нас», - кричат.  Вынули.  И  лопату  потапову  из  стенки  выколупали,  и  веревку  парамонову  не  забыли.  А  сами  как  вылезли  так  и  замолчали:  что  там,  как - ни  звука.  Уж  их  по  всякому  пытали,  ни  в  какую…

А  ночь  уж  все  небо  вызвездила,  и  наверху  что  в  колодце  темно.  И  порешило  обчество  «спать  иттить»,  а  вот  уж  с  утра…  Да  как  тут  спать,  ежели  в  колодце  такое…  непонятное.  Те  двое,  что  видели,  молчат,  а  другие  не  видели,  но  навоображали.  Вот  народ,  проерзав  до  первых  отблесков  зари,  потихоньку  начал  к  колодцу-то  подтягиваться.  Да  все  норовят  втихаря,  вроде  как  и  я  не  я,  и  лопата  не  моя,  я  тут  по  другому  делу  мимо  проходил  в  4  часа  утра.  И  с  фонарями  как  один,  и  с  лопатами,  и  веревка  через  плечо  висит.  Одно  плохо - несподручно  одному  спускаться,  мало  ли  что…  Короче,  пока  развиднелось,  у  колодца  все  обчество  собралось.  И  уж  было  начали  лотерею  тянуть - кому  же  вниз  лезть.  Тут  и  Парамон  с  Потапом  явились,  с  разных  концов  да  разом  пришли.  «Мы, - говорят, - там  уже  были,  видели,  секрет  знаем.  А  кто  наобум  полезет - как  бы  там  не  остался».  Да  так  сказали  друг  на  дружку  глядючи,  что  обчество  заволновалось - это  что  ж  такое  там  секретное?  Было  уж  и  вязать  хотели  секретчиков  да  выпытывать,  но  кузнец  вступился:  «Пущай, - говорит, - лезут,  мы  всё  одно  наверху  их  примем  в  случае  чего».  Их  и  сунули  вниз  с  фонарем  и  лопатой.
 
За  всей  этой  кутерьмой  совсем  забыли  про  инспекцию,  а  те  и  нарисовались  с  урядником  на  казенной  таратайке.  Вылезли,  значит,  на  землю,  и  спрашивают,  что,  мол,  да  как  тут,  почему  собрание.  Урядник  как  рявкнет:  «А  ну!», - враз  перед  ним  дорога  образовалась.  А  как  иначе,  он  ить  медведь  медведём,  чуть  не  по  ём,  мигом  зубовное  вычитание  устроить  может.
 
Подступила  комиссия  к  колодцу,  один  из  них  землю  со  дна  вынутую  пальчиком  потрогал  и  говорит:  «Железа  много,  вон  ржа  везде  намешана.  Непонятно,  здесь  не  так  должно», - и  полез  в  бумаги  карту  разворачивать.  Тут  господа  сгрудились  и  стали  высматривать  что-то  на  карте.  «Да, - говорят, - железо  тут  не  должно,  нету  его  тут».  Да  только  есть,  вот  оно  под  ногами.  А  самый  глазастый  все  ж  высмотрел,  что  другие  проглядели,  и  говорит:  «Господа,  а  это  что  за  линия?  Аккурат  через  это  место  проходит».  Все  стали  присматриваться,  инструментами  своими  прилаживаться.  Самый  в  возрасте  который  из  них  тут  и  докумекал:  «Так  ведь  тут  старые  склады  армейские  были,  вот  в  этом  лесу, - ткнул  он  в  карту, - а  тут, - он  топнул  ногой, - водопровод  от  реки  по  оврагу  тянули.  Потом  овраг  засыпали.  Видать  труба-то  и  прохудилась,  а  кто-то  решил,  что  тут  жила  водяная,  колодец  выкопал.  Все,  господа,  воды  здесь  нет  и  уже  не  будет - склады  закрыли  и  насосы  убрали».

Да,  было  тем  годом  лето-не-лето,  а  ни  то  ни  се.  Окромя  инспекции  и  вспомнить  неча…

22.02.2017