В понедельник в 7.30 утра деревню Забытая потряс ужасный вопль неизвестного происхождения. Почти все сознательное население деревни вздрогнуло. Почти все потому, что часть населения находилась в бессознательном состоянии. Но не это послужило причиной вопля. А причиной состояния народа была пасха, которую на Руси обычно отмечают очень широко и обильно, не взирая на правящий режим.
Сознательная часть населения чувствовала себя хуже бессознательной. Требовалось срочно поправить здоровье. Прозвучавший вопль был столь необычным явлением, что для многих явился оздоравливающим фактором. Вследствие этого во многих головах заворочались мысли.
Первая и вторая.
Первая - что это?
И вторая - человек так не может.
А у самой интеллектуально развитой части жителей появилась даже третья мысль, как ответ на вторую. Мысль варьировалась в зависимости от информационной загруженности голов примерно так: НЛО, инопланетяне, и даже такое научное слово «полтергейст». И только у одной самой древней старухи появилась мысль, не схожая ни с чьей другой - война. Но чтобы там ни было, а почти все повыскакивали из хат.
Чтобы было ясно, почему в понедельник с утра народ не спешит на работу, напомним, что понедельник был послепасхальный, а деревня хоть и входила в состав колхоза «Доползем до коммунизма!», но была забытая в прямом смысле, находилась в 4-х км от центральной усадьбы, да и забытчане работали на таких работах, которые допускали некоторые нарушения трудовой дисциплины. Нечто необычное сулило некое развлечение. Вот потому-то уже через три минуты все способные передвигаться собрались в центре деревни, у сельпо. И тут загадка стала проясняться. Вопила Глашка, как ее звали все, завмаг, как она громко себя именовала. Причиной такого ее поведения была взломанная дверь «универмага», как не менее громко завмаг именовала свое место работы.
Назвать это место магазином можно было только с большой натяжкой. Это была обычная деревенская изба, перегороженная прилавком, оборудованная решетками на окнах, большим железным засовом на двери и большим звонком в качестве сигнализации над дверью.
Магазин был вскрыт. Решетки на окнах целы, вот дверь варварски взломана. Но звонок молчал. Зато вопила завмаг. И, пожалуй, в этом случае звонок был лишним.
Вдруг кто-то из толпы зевак направился к двери магазина.
- Наза-а-а-ад! - дико взревела заведующая.
Человек, невольно попятившись, вернулся на место.
Раскинув руки, дико вращая глазами, тяжело дыша, Глашка прикрывала собой магазин, как тигрица, защищающая свое семейство.
- Зовите участкового, - хрипло приказала она.
Глашку знали, поэтому, поняв, что «кина не будет», стали расходиться. Участковый не заставил себя ждать. Это был местный житель Вася Ванюшкин, старшина, всего полгода состоявший в этой должности, назначенный на это место вскоре после армии. Он явился в новенькой форме, начищенный и наглаженный, и, как следствие, последний. Узнав, «почему шум, а драки нет», Вася бросился домой.
- Куда?! - завопила ему вслед завмаг, но старшина отмахнулся на бегу:
- Я щас! - и был таков.
У Глашки, в тайне лелеявшей мечту - под кражу списать все, чуть не подкосились ноги. Мечта Глашки не была такой уж кощунственной, товаров в магазине числилось рублей на 100-150, сельпо, одно слово. Но чтобы их списать, нужен был Вася.
А Вася, в свою очередь, тоже лелеял мечту, возникшую, однако, несколько раньше Глашкиной. Он мечтал раскрыть громкое дело. Пусть кража в сельпо - не ограбление банка, молодой старшина не отчаивался. Он знал, что опыт приходит с делами, а это первое. И Вася решил взяться за него по науке.
У Ванюшкина был старый пес породы «двортерьер» по кличке Джульбарс. Вернувшись из армии год назад, Вася решил сделать из него служебную собаку, и все свободное время отдавал тренировкам. Но Джульбарсу из всех команд нравилась только «Лежать!», и он выполнял ее к месту и не к месту, иногда вместо других команд, а то и вообще отказывался что-либо делать, чем вызывал тихое отчаяние хозяина. Не смотря ни на что, Вася надеялся на успех. Он и теперь побежал за собакой, возлагая на нее большие надежды.
Когда участковый убежал, Глашка стала прикидывать, что за ней есть. В магазине было: несколько буханок вчерашнего хлеба под прилавком, 3-4 кг прошлогодних конфет там же, мешка полтора в общей сложности разных круп и макаронов, одна телогрейка с лейблом «МПШО Радуга надежды» и пара кирзовых сапог на одну ногу. То есть обычный ассортимент сельпо Забытой. Хлеб возили через день, другие продукты раз в неделю, если было, что везти, промтовары - раз в два-три месяца. Это знали все. Но, что выгружали из больших фургонов на заднем дворе за плотно прикрытыми воротами, не знал никто, за исключением Глашки, ее мужа Федора, как разгрузчика-погрузчика товаров, водители машин и грузоотправители в райцентре. «Универмаг» Глафиры был одним из многих распределителей товаров для «своих» людей, но ни один из местных жителей, кроме завмага, не пользовался «теми» товарами. Глафира была «своим» человеком, и отоваривалась в счет услуг «перевальщика».
Помещение перевалочного склада было устроено под «универмагом», тщательно замаскировано и не вызывало у Глашки беспокойства. Основная территория магазина - и подавно. Завмаг надеялась на молодость и неопытность участкового и рассчитывала взять его в оборот.
- Сто рублей - не деньги, - думала она, - но с выручкой за неполный месяц (которая, кстати, лежала у нее дома) выходит почти полтыщи, а это уже кое-что!
Видит Бог, как же глубоко она заблуждалась!
Увидав Васю, тащившего на поводке упирающегося Джульбарса, Глашка накинулась на зевак (несколько человек все-таки остались), пытаясь их разогнать. Но участковый остановил ее:
- Одну минуточку, Глафира Иванна, нам потребуются понятые!
- Какие понятые? - растерялась Глашка, но тут же спохватилась, - зачем нам понятые? Мы и без них обойдемся, - елейно пропела она и подхватила старшину под руку.
В кучке зевак захихикали. Метнув в них убийственный взгляд, Глафира повела Васю к магазину.
- Нет, Глафира Ивановна, - Ванюшкин смущенно остановился, - так нельзя, - он осторожно освободил руку, - все должно быть по правилам: понятые, протокол, накладные. Вот, собаку пустим, след будем брать - оживился он, вспомнив о Джульбарсе, который тут же свернулся клубком и успел задремать.
Глашка посмотрела на старшину с сожалением.
- Эх, старшина, - протянула она, - зеленый ты еще. Ну, да ладно, как знаешь, - рисовано безразлично заключила завмаг.
Кашлянув для прочистки горла, Ванюшкин солидно сказал:
- Начнем осмотр, - и скомандовал, - Джульбарс, след!
В отличие от своего пограничного тезки пес участкового и ухом не повел. Пришлось взять его за ошейник и, встряхнув, поставить на ноги.
- Вперед, - махнул рукой старшина.
Кобель сел. Вася чуть не заплакал. Первое дело! Люди смотрят!! А тут какая-то псина отказывается работать, срывает расследование и подрывает авторитет представителя власти.
- Ожги его малость, - посоветовал кто-то из зрителей.
Пес поднял ухо.
- Бесполезно, - сказал другой, видно знаток, - смальства надо учить.
Джульбарс благодарно кивнул головой.
- Да нет, сытый он, - возразил третий,- а сытая собака ни в жисть работать не будет. Натощак разве, - заключил он.
Растерявшийся от обилия советов, Вася переводил взгляд с советчиков на собаку и обратно, но, в конце концов, понял, что толку не будет, и решил действовать сам. Он вытащил из кармана записную книжку, полистал ее и начал осмотр. Двинувшись по кругу перед магазином и осматривая землю под ногами, старшина уперся в зевак. Не поднимая головы, он молча пошел на них. Они, так же молча, стали пятиться от него. Вдруг кто-то вскрикнул и упал. Все оглянулись, а участковый бросился вперед.
Это был столб. Он лежал поперек дороги, и было странно, что его до сих пор никто не заметил. Неизвестно, сколько бы столб пролежал незамеченным, если бы не один из зрителей, кувыркнувшийся через него. Ванюшкин сразу же обследовал столб на предмет отпечатков пальцев, однако обнаружил только следы зубов. Столб был подгрызен!
- Бобры! - воскликнул Вася.
- Откуда? - спросил кто-то из толпы. - Их тут отродясь не было. Да и где ты видел бобров ростом под полтора метра?
Действительно, столб был подгрызен примерно на такой высоте. Но если не бобры, то кто? Так в протоколе осмотра возник первый вопрос.
Надо сказать, что зрители уже давно шмыгали носами, что сильно сбивало участкового с толку. К тому же все как-то странно перешептывались, поглядывая на Глашку. Она вела себя беспокойно, порываясь войти в магазин… и не решалась. Окончательно сбитый с толку, Ванюшкин подошел к изуродованной двери. Тут и он шмыгнул носом, потом еще… Что-то явно волновало нюх собравшихся людей. Из магазина тянуло чем-то таким, чего в нем никто никогда не видел. Это был аромат нектара и амброзии, если эти слова что-нибудь говорили забытчанам. Но носы тянулись к разбитой двери, и помедли участковый еще немного, опять он оказался бы последним.
- Всем оставаться на местах! - вдруг громко скомандовал он, - Глафира Ивановна за мной, остальные - стоять, - и он шагнул в проем двери.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души! На прилавке стояла бутылка коньяка «Наполеон». Такая же разбитая валялась на полу. Две-три банки с черной и красной икрой, раскрытых, в беспорядке валялись разбросанные по «торговому залу». Несколько сортов дорогой колбасы грубо наломанными кусками горкой лежали на прилавке. И еще много чего было там, одно перечисление заняло бы много времени. И все было раскрыто, распечатано, продегустировано и брошено.
Зеваки, придвинувшиеся к двери, были сражены наповал этой картиной. Это была сцена, достойная пера Гоголя: застывший старшина, в стороне от него Глашка с открытым ртом, в дверях неподвижные завороженные зеваки. Немая сцена! И тут все услышали мерное потопывание. Джульбарс, которому надоело лежать посреди дороги, тоже учуял странные запахи и пошел на них. Протолкнувшись между ног зрителей, он обошел Глафиру, старшину и теперь, брезгливо морща нос, топал по магазину, обнюхивая незнакомые предметы. Но вот он наткнулся на кусок колбасы, и, подозрительно его обнюхав, принялся за трапезу. Чавканье жующий собаки вернуло Глашку к действительности, и тут, второй раз за утро, воздух прорезал страшный вопль, который каждый из свидетелей воспринял по-своему. Джульбарс, ухватив недоеденный кусок, метнулся на улицу и так чесанул по деревне, что поднял пыльный вихрь на дороге. Зрители тоже рванули было врассыпную, хотя половина тут же вернулась. Старшина схватился за свой новенький пистолет, но никак не мог вытащить его из кобуры. А сама виновница переполоха грохнулась в обморок, причем, падая, увлекла за собой прилавок, снеся его начисто.
Чтобы прийти в себя, старшина крупно сглотнул, глубоко вздохнул, и, поручив Глафиру зевакам, принялся составлять протокол, часто заглядывая в свою записную книжку. Кое-что было понятно, например, почему не сработала «сигнализация». Некто свалил столб, подгрызя его основание, чем вызвал обрыв проводов электроснабжения магазина. Затем, выбив дверь, злоумышленник проник в помещение сельпо и произвел некие действия, в результате чего в магазине обнаружены такие вещи, каких большинство местных жителей и в кино не видели. То, что никто не слышал шума падения столба и выбивания двери объясняется просто - пасха, и к темному часу преступления все делились на две группы: на разговевшихся до положения риз и на добирающих недостающее до этого положения.
Как ни пытался участковый проследить действия преступника, его воображения хватало только до выбивания двери. Прикидывая и так и этак, на пороге магазина он спотыкался, чтобы откатиться назад к столбу. Ломая голову, Вася незаметно для себя стал прислушиваться к голосам, колдующих над Глашкой односельчан…
- Да, такая беда ей…
- Да, потрясение…
- Еще какое сотрясение…
- Да, она баба крупная, всю сельпу сотрясла…
- А Федьки нету, ему хоть бы хны…
- Опять, наверно, у Маруськи…
Кстати, насчет Маруськи… В Забытой, как и в других деревнях, были свои постоянные дачники. Кто приезжал к родичам погостевать, кто снимал на лето угол. Но были и такие, кто купил себе избу с землей за небольшие деньги в постоянное пользование. В числе последних и была вышеупомянутая Маруська. Но в отличие от других дачников она жила в деревне круглый год, только иногда выезжая в город. Основным ее занятием было разведение собак. Держала пару каких-то шавок, которых в деревне и за собак-то не считали, они у нее плодились, она продавала щенков, тем и жила. Выручки хватало на безбедное проживание до следующего приплода. Кое-что имела Маруська и с земли. Одинокая и нестарая, ничего из себя и имеющая кое-что в погребке, она не отказывала в приюте обиженным мужьям. В числе последних бывал и муж Глафиры - Федор. Глашка сквозь пальцы смотрела на Маруську, зная, кто настоящая хозяйка Федору.
Вот и вчера под вечер он притащился домой еле живой. Утвердившись в дверном проеме, провозгласил:
- Христос воскрес! - полез целоваться и упал.
- Ах, ты, пьянь! - накинулась на него жена, - катись туда, где наклюкался. Опять у Маруськи накачался? Ну, погоди, попляшешь ты еще с ней, а я вам музыку сыграю.
- Ах, ты так, да, так? Хрошо, - заплетающимся языком сказал Федька, - посмотрим, кто плясать будет! - за что и получил мокрой тряпкой по морде и кубарем выкатился из хаты.
Поорав для самоутверждения во дворе, он ушел и не пришел ночевать.
- Ну, погоди, дачница-собачница, - бушевала Глашка, - я твои собачьи-то моргалки повыцарапаю, отучу мужиков чужих сводить! - и с такими мыслями, приняв стакашек успокоительного, она заснула.
А что было утром - мы уже знаем.
Участковый стоял над приводимой в чувство Глафирой и думал:
- Действительно, муж называется. Нету, и не было, и Маруськи не было. Небось, у нее.
А того не знали ни Глашка, ни Вася, что вечером Федька пришел домой потому, что Маруська выгнала его по причине ожидания «одного человека», более способного, чем Федька, и куда он пошел из дому, одному Богу известно.
А бессознательная Глашка, прослышав имя мужа, стала проявлять признаки жизни.
- Федька, пес, - простонала она.
- Молчи, Глафира, береги силы, - сказал один из участников реанимации, - найдется твой Федька.
Эти слова возымели магическое действие. Услыхав их, завмаг вскочила с легкостью лани и, никто не успел опомниться, метнулась в подсобку. Третий за утро вопль потряс сельпо. С потолка посыпалась штукатурка. Все бросились за Глафирой. Вид подсобки потряс всех сильнее, чем вид магазина. Пол был поднят, как крышка погреба. Там действительно был погреб, да какой! Освещение, независимое от электросети, вентиляция, строго поддерживаемая температура, влажность. Чего там только не было! И ящики с выпивкой, и коробки с закуской, и заморские, и отечественные, и промтовары всевозможных наименований! Всего понемногу. Но этого «немного» было столько, что хватило бы на всю деревню. И на груде этого всего… спал Федька!
- Скотина, - простонала сквозь слезы Глашка, спускаясь вниз, - жил, все имел. Хочешь то - на то, хочешь это - на это, Маруську - на Маруську! Больше все хотел. На тебе больше! - вдруг со злостью пнула она мужа в бок. - Вставай, собака, работать пора. Отрабатывать загул. Вставай! - и она принялась хлестать мужа по щекам.
Тот замычал и сел на груде товара, заслоняясь от жены и света руками. Придя в себя, огляделся. На его лице было недоумение в смеси с подозрением насчет своей головы.
- Глаш, это ты? - безнадежно спросил он.
- Как видишь, - ответила она.
- Где я? - с тревогой спросил Федька.
- Не бойся, не в раю, на нашей грешной земле, пока. Вылазь, пора грехи замаливать.
Так закончилось это первое дело участкового уполномоченного старшины Васи Ванюшкина