Как и предсказывал незабвенный Остап Ибрагимович товарищ Бендер, Васюки стали таки столицей мира. Шахматной. В связи с чем и были поименованы, как было предсказано, Нью-Васюками. Все страны наперебой бросились строить свои представительства и инфракоммуникационные структуры в новой мировой столице, как то: аэропорты, железнодорожные вокзалы, судоходные каналы и порты. В общем, кто на что горазд и способен. Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. А потому, пока империалисты всех стран старались обогнать и перещеголять друг друга в смысле проектов будущих объектов, господин Илюмжинов взял да и отобрал у Нью-Васюков шахматную корону и напялил ее на Элисту. Такого удара капиталисты всех мастей не ожидали. Но капиталисты - они живучие, а потому, чтобы не пускать на ветер средства, потраченные на проекты, они скоренько задумались и вот до чего додумались. Раз не бывать Васюкам шахматной столицей, пусть будет столица моды. А для закрепления своих намерений быстренько на своих иностранных языках намалевали таблички, на которых написали в переводе на русский - Нью-Париж. И каждый империалист свою табличку лично приколотил к лично вкопанному столбу. Местные жители только головами крутили и качали, загадывая, который первый справится - тот, длинный белобрысый с лошадиной челюстью, этот желтый узкоглазый, вон тот бородатый негр или голый папуас с бамбуковыми трубками в ноздрях и ушах?
Кто был первым - скрыли от зевак клубы пыли, поднятой этой армией столбователей, но наутро город оказался обнесен частоколом на манер тех, что строили в свое время для защиты от набегов непрошеных татар. Долго потом местные гадали, на каком языке такие разэтакие завитки и финтифлюшки на той или этой табличке. И что бы ни писали мировые СМИ о рождении Нью-Парижа, но дело было сделано. И началось, и закрутилось.
Первым делом расколотили, заколоченный было шахматный клуб, и объявили, что теперь это деловой центр мировой моды, а чтобы все помещались, стали пристраивать к нему свои офисы и ателье, а на зал показов с подиумом скинулись в равных долях. В результате помещение бывшего клуба осталось за местными кутюрье, которые называли себя швеями-мотористками, а ненашенское слово воспринимали как новый сорт тюри. Обрадованные машинистки стащили туда все свои выкройки, лекала и даже манекен. После некоторых препирательств поделили столы, с нарисованными шахматными досками. Даже директора себе выбрали. И не важно, что все получилось в одной комнате - и директор, и раскроечная, и швейная, и примерочная. Главное, что появилось свое ателье, чего васюковцы и не мечтали заиметь в этой жизни.
И вот свершилось. В недостроенные, недокрашенные, неухоженные офисы, заставленные козлами, банками с краской, заваленные обойным материалом, ковролинами и паркетами и т.п. стали съезжаться модельеры и модели, директоры и спонсоры, дизайнеры и менеджеры. Короче, у будущего парадного подъезда закрутилась карусель из шикарных иномарок, грузовиков и разного люда, который гулял, тащил, разгружал, зевал, таращился, спрашивал, ругался, дивился, здоровался, командовал, извинялся на всевозможных иноземных языках, ну, и на местном тоже.
В результате строительства старый клуб Васюков оказался какой-то хилой пристройкой к нагромождению разномастных отсеков, разных по стилю и архитектуре, но неизменно шикарно отделанных и обставленных. Оно и понятно, ведь каждый строил под себя, не взирая на окружающих. И только зал показов был как бы смешением стилей и направлений, являя собой более-менее единое целое.
Наконец, настал день открытия. Уже накануне в Васюки, простите, в Нью-Париж собрались все приглашенные гости и аккредитованная пресса. Весь городок был оклеен афишами с объявлениями о предстоящем событии - открытии Мирового центра моды. Афиши не просто кричали, они истерически визжали, стараясь затмить одна другую и переманить зрителя к себе. Хотя цель у всех была одна: привлечь зрителя на мероприятие. Но таковы уж афиши по сути. Им дай покричать, а там и хлебом не корми.
«Только сегодня!» - кричало все в Васюках, «Впервые в истории человечества!!», «Единственный раз во Вселенной!!!». Казалось, сам воздух звенит и вибрирует в такт всем этим лозунгам и призывам. Было от чего ошалеть. Новые парижане не успевали поворачиваться на каждый новый вопль. А число последних росло со скоростью пулеметной очереди. Не хватало площадей не только стендов, но и стен и окон домов, бортов грузовиков и автобусов, заборов и даже крыш. Поэтому плакаты и афиши наползали, перекрывали и откровенно закрывали друг друга.
В этот день новопарижская поликлиника (да ладно, просто медпункт, чего уж там) захлебнулась от потока лавиной идущих больных с вывихом шеи. Не успевал народ головой крутить, отсюда - травмы. Скрипя сердцем местный «дохтур-фершал» Иваныч стал направлять болезных к «кункурентам»: шептунье бабке Серафиме и костолому-коновалу (как Иваныч именовал костоправа) Василичу. Конкуренты посмеивались, но людям помогали. Особливо помогал Василич.
Ну, да хватит о местных. Им, в конце концов, всем помогли, все всюду вправили. А гости, вернее, все приезжающие везли свою медицину: шуршащую, булькающую, тарахтящую, закатывающую глаза, заламывающую руки и даже командующую. А сколько было среди этой медицины экстрасенсов!.. Каждый!.. Да больше! Многие имели по два-три диплома, свидетельствующих о разных умениях своих владельцев лечить и исцелять страждущих. И сразу же эти дипломы закрутили рамками, закачали маятниками, замахали руками. Это называлось «замером поля», «диагностикой полевых излучений», «определением геопатогенных зон» и т. п. Тут уж никак нельзя было оплошать и пропустить вниманием какую-нибудь негативную зону: сглаз там али пуще того - порчу. Вот и махали, крутили, качали и активно «чистили», «гнали», «сжигали»…
Только хозяева, новые парижане, не могли похвастать своим «страсенсой». Ну не было у них такой штатной единицы и все тут. Директор был, бухгалтер был (он же), закройщики, швеи, модельеры и модели единые в четырех лицах были. А экстрасенса не было. Чтобы не отставать от мировых веяний решили пригласить бабку Серафиму. Тем более что к вечеру поток вывихнутых иссяк. Тут-то все и узнали, что Серафима Михална (а как же!) не хуже махателей-качателей может определять зоны и сжигать порчи. И книжки она про «это» читала, да и по наследству от своих бабки-матери кое-какие знания получила.
По такому случаю одетая в старинные, расшитые еще бабушкой, одежды, покрытая новым павловским платком, знахарка посетила васюковское ателье. Качая головой и цокая языком, обошла помещение. Задумчиво остановилась в углу.
- Ну, что, бабка Серафима? - не выдержала одна из портних.
- Серафима Михайловна, - строго и четко произнесла бабка, стрельнув глазами по собравшимся. Как легкий ветерок прошелся по ателье!.. Все невольно поежились.
- Директора свово вы не так посадили, - начала Серафима, - и его не видать, и ему не видать. Его стол сюда поставьте, а туда ведро с фикусом.
В общем, через несколько минут в помещении заскрипели столы по полу, зашуршали выкройки, и закачалась люстра, задетая фикусом. Еще через полчаса все дисгармоничные аспекты (как сказали бы модные экстрасенсы) были устранены.
- Ну, вот теперь ладно, - сказала Серафима, - теперь все на месте, и энергии, и сущности, - веско произнесла ученые слова.
- Какие сущности? - поежилась самая молодая, опасливо косясь по углам.
- А всякие, - отрезала знахарка, - их тоже уважить надо. А так - ты их не тронь, и они тебя не тронут. Ну, а шалить кто будет, меня зовите. А ежли кто там десяток яиц принесет, иль сальца кусок, аль еще чего, так я не в обиде.
С тем и удалилась.
А центр Мировой моды тем временем готовился к открытию и первому показу моделей. Уборщицы в последний раз чистили пылесосами подиум, дворники подметали и поливали вокруг парадного подъезда, осветители ставили свет. Причем каждый Дом предпочитал в каждом месте своего работника. Вообразите, что творилось. Одних софитов было столько, что не хватало площади потолка. Кое-как договорились по этому вопросу. Зато уборщиц не уступил никто! В результате подиум был похож на первомайскую колонну на Красной площади в годы рассвета застоя.
Только васюковское ателье не участвовало в этой чехарде. Ну не было у них мирового опыта. Да и другими проблемами они были заняты. То пуговица в щель на полу закатится, то молнию заело, то модель поправилась и не влезала в готовую вещь, то еще что тому подобное.
Тут пришел директор (оказалось, его не было во время этих событий) и объявил, что им, как хозяевам праздника, доверено выступать последними.
- Как это последними?!
- Как это заверено?!
- Мы что - хуже всех?!
Со всех сторон на директора сыпались возмущенные реплики, и к тому же - одновременно разные.
Директор примиряюще поднял руки и стоял, понимающе улыбаясь.
- Дамы, дамы! - заговорил он, повышая тональность, стараясь, чтобы его услышали. - Дамы, это мировой опыт, последними обычно ставят лучших или… - он сделал паузу, - не в обиду нам, почетных участников.
В ателье повисла напряженная тишина. Всех устраивал термин «лучшие», но сбивал с толку «почетные».
- Это как же понимать? - подбоченясь, выступила вперед самая бойкая из швей.
- А так, - сказал директор, - лучше всего запоминаются первые и последние. Психология! Но первыми обычно пускают новичков. Но мы–то с вами не новички в этом деле.
Гул одобрения прошелестел в помещении.
- Ну, вот, - продолжил оратор, - поэтому нас пустили последними.
Пошушукавшись, портнихи выдвинули из своих рядов давешнюю выступавшую.
- Ну, ежели так, мы согласные, - радостно объявила она.
Час обедни, т.е. открытия, конечно, приближался. На парадном крыльце уже разогнали всех дворников, натянули красную ленточку и понаставили телекамер с журналистами. Ради такого события даже подняли по тревоге местный райотдел милиции, весь личный состав, включая хромых, косых и рябых. В месте с пенсионерами набралось девять человек: начальник, зам по службе, зам по личному составу, зам по кадрам, начальник паспортного стала, дежурный по райотделу, участковый, патрульно–постовой сержант Вася и пенсионер Николаич с клюшкой вместо пистолета. Но заграничная охрана под названием «секъюрити» вежливо, но твердо остановила местные внутренние органы на дальних подступах к объекту. После долгих и бурных объяснений ради «инспектажа на предмет террористов» был допущен один начальник… паспортного стола, форма которого более соответствовала тому, как представляли себе за нашими рубежами наших милиционеров. Остальным было велено ждать в засаде.
Паспортный начальник, победно зыркнув на начальника райотдела, злобно сверкающего очами, прошествовал к объекту, уже представляя себя в кресле шефа, после соответствующего рапорта «наверх». Естественно, собственноручного.
А шеф в это время представлял другую картинку.
- Засиделся наш паспортист в кабинете, - шипел он, глядя в самый затылок подчиненного, - засиделся. Пора его на работу с людьми выдвигать, на воздух, на землю. Вася, - вдруг окликнул он сержанта, не сводя глаз с удаляющейся фигуры, - тебе не надоело рынок топтать?
Вася от неожиданности вздрогнул. Он, честно говоря, позавидовал паспортисту. «Счастливый, - думал Вася, - каких моделек увидит живьем. А я только на картинке или по ящику…» Окрик начальника вырвал сержанта из грез.
- Я, товарищ капитан, - четко отрапортовал он, не врубившись в суть вопроса.
- Ну так как, - спросил начальник, - в паспортный стол пойдешь?
- Да я уже был, - смущенно ответил Вася, - у них бланков нет. А как появятся, так я первый на очереди, - бойко добавил он.
- Да я не про паспорт, - раздраженно буркнул капитан, - Я про работу. Паспортным начальником пойдешь, спрашиваю? Парень ты толковый, перспективный. Думаю, справишься. А лейтенант давно напрашивается на другую работу: то в соседний район к дядьке, то в область к деду. Пусть потопчет землю для практики, а там посмотрим, чего он стоит.
Вася растерянно слушал шефа.
- Так я же не умею, - с сомнением высказался он.
- Ничего, там паспортистка толковая, сама все знает. Подскажет, если что. А тебе только бумаги подписывать останется. Расписываться умеешь? - хохотнул капитан.
- Умею, - пробормотал сержант.
- Ну и все! Решено. Закончится эта чехарда, оформим приказ, и заступай на новую должность, - и довольный своим решением начальник похлопал Васю по плечу.
Тот попытался было возразить, но грянула музыка, ярче засветились софиты, и все носы последовали вслед за ушами, и головы повернулись к парадному подъезду Центра Моды.
Началась церемония открытия. В двух словах это было давно отработанное действо: речи, ленточка, пресса, гости, хозяева, зеваки. Все на своих местах, все строго по секундам. С васюковскими модельерами вышел казус - их никак не хотели признавать за участников. Но потом сверили списки, извинились и пропустили.
Вот, наконец, и он, Зал Показов. Именно так, с большой буквы. А как же! Васюковцы и не мечтали о таком счастье. Это ведь МИР БОЛЬШОЙ МОДЫ! Они его видели только в журналах да по телевизору, а тут такое!.. Глаза лезли из орбит, рты распахнулись, у самой старой портнихи бабы Клавы вставные челюсти выпали, а она и не заметила. Хорошо молодая глазастая Светланка бабкины зубы успела подхватить, а то бы затоптали.
Кого здесь только не было! А не было здесь только тех, кто умер. Да и то, небось, завидовали, что не могут присутствовать. Ньюпарижане хлопали все, что хлопало, толкаясь в толпе известных и известнейших, начинающих и дряхлеющих, шьющих и носящих.
Поговорить было не с кем - языков не знали. И вдруг в толпе мелькнули отечественные корифеи моды: Слава Кроликов и Валя Кудашкин. Они тепло беседовали. Слава Валю все куда-то посылал, а тот все переспрашивал, мило заикаясь:
- К-куда-к-к-куда-а?
На что Слава отвечал такой скороговоркой, будто заяц выбивал дробь на барабане. А Валя не успевал понять и опять переспрашивал.
Местные впервые видели живых звезд телеэкранов и про все забыли. Но тут к ним протиснулась Маруся, самая активная из них, которая уже все разузнала.
- Бабы, пошли места занимать. Мы в секторе Ю, значит - на краю, - тараторила она. - Не сядешь вовремя, займут, доказывай потом, что место твое, - и она потащила товарок сквозь толпу в свой сектор.
В секторе было жарко, даже душно. Над головами зудели софиты, излучая мощный свет в сторону подиума и мощный зной вокруг. Софитов было много. Людей тоже. И надо же было такому случиться - все дышали! Очень скоро в зале показов атмосфера накалилась, как в сауне. По лицам дам потекла косметика, по лицам господ только пудра. Кондиционеры не работали, потому что после пробного включения перед открытием сразу всей техники враз вырубилась васюковская подстанция. На строительство новой, обслуживающей только Центр моды, уже не было времени, сроки поджимали, а опытным путем пришли к тому, что при выключенных кондишенах на все остальное энергии хватит.
А по подиуму тем временем дефилировали, сменяя друг друга, Дома. Известные и не очень, большие и маленькие, всякие. Что можно сказать? Были разные идеи и веяния. Одни удивляли, другие поражали, третьи вызывали скуку, четвертые смущали. Были и такие, которые просто прошли. Мимо. Зачем приходили, что хотели? Не сказали.
Что запомнилось, вернее, выделилось своей экстравагантностью. Баба Клава констатировала: «Обнаглели такое показывать!» например, Жан Мотье из старого Парижа, когда узнал, что Центр мировой моды открывается в России, решил подготовить коллекцию с русским наклоном. Не мудрствуя лукаво, он взял кулинарную книгу русской кухни (первую попавшуюся под руку) и наугад ткнул пальцем туда, где открылось. Попал в «расстегай». На том и порешил. И вот его модели на дефиле. На первый взгляд обычные костюмы. Но это на первый. А если приглядеться? Тогда станет понятна концепция. Следуя духу названия коллекции «Расстегай» Мотье расстегнул на своих моделях все, что можно. Что нельзя тоже расстегнул. Ну, вы понимаете… И на женщинах, и на мужчинах. А чтобы вещи не падали, подвязал их подтяжками. Представьте, идет манекенщица, а на ней все! расстегнуто. Или, например, манекенщик. То же самое. Каково?!
Не далеко ушли и японцы. Модельер Камика Дзе привезла коллекцию «Восток - дело тонкое». Тоже с намеком на русские корни. Так вот, ее Восток оказался настолько тонким делом, что, казалось, что дела никакого и нет! А заодно и востока! Есть подиум, есть манекенщицы, а на них ничего. Но, присмотревшись повнимательней, начинаешь понимать, что что-то там есть. А главное, начинаешь понимать, насколько тонким делом является на самом деле Восток.
Не отстал от вышеописанных товарищей Поль Поппен из Попенгагена. Он не стал лукавить и сразу показал, кого он любит. Его коллекция так и называлась - «Поппен». В чем же выражалась суть этого названия? Это ясно с первого взгляда. Точнее, со второго. Пока манекенщики шли лицом к зрителю, и первый взгляд скользил по модели, концепция была скрыта. Но когда живая вешалка поворачивалась другой стороной… Тут все становилось ясным. Или видным, если хотите. Для тех, кто не понял: на всех моделях в том самом месте (см. название коллекции) присутствовали, а вернее сказать отсутствовали в разных количествах лоскуты тканей, отсутствие которых было художественно оформлено разнообразными кружавчиками, вышивкой, бисером и т.п. Форма отсутствия ткани на костюмах была самой разнообразной. Но главное - необходимо учитывать то, что отсутствие распространялось на всю глубину одеяний, и вышеозначенное место выступало в прямом смысле в своем естественном, если так можно выразиться, природном виде.
На фоне вышепоименованных совсем серо выглядела коллекция Хуго Босса, по-нашему - Босого, который просто разул и вывел свою группу босиком. Это было уже не интересно.
А вообще неделя высоко моды удалась. Зрителям было на что посмотреть, что похвалить, что похаять, на что поплеваться. А модельерам было что показать, чему поучить других, и чему, естественно с меньшей охотой, поучиться у других.
Ньюпарихский Дом Моделей (как они успели за неделю обозваться) замыкал собой череду Домов, домиков, домишек и хижин. Успев за неделю и побояться, и посмеяться, и повосхищаться, и понервничать, и, в конце концов, успокоиться, васюковские швеи-мотористки, облачившись в свои модели, вышли на подиум. Это было поистине новое веяние в мировой моде. Не блистая ни шелками, ни бриллиантами наши соотечественницы смогли затмить всех. И в первую очередь потому, что это были живые люди в отличие от ходячих вешалок других домов. И одеты они были в настоящую одежду, которая нужна всем, а не только кучке модельеров для обсуждения новых веяний.
Уже сойдя с подиума, в гардеробной, разоблачаясь, уже знакомая нам Маруся, вытирая пот со лба, вдруг воскликнула:
- Девки, я поняла!
- Что? Ты о чем? Че там? - стали спрашивать другие.
- Слышали, все вокруг говорили «пот кутюр», «пот кутюр». Так вот, кутюр - это, вроде, модельер. А пот - вот он пот, - и она выкрутила свой платок, которым утиралась. - Вот он - пот кутюр!