В первый год жизни в Красноярске мы добирались на Столбы как и большинство красноярцев: выходили пешком на проспект «Красноярский рабочий» и ждали попутного автобуса на Дивногорск.
Но с приходом в отряд молодого поколения комсомольцев – Артура Пайкова, Николая Михеева и других, наш еженедельный путь изменился. – Мы теперь шли мимо глиняного карьера до Цементного завода, дальше поднимались вверх до посёлка Торгашино, где родился и вырос художник Суриков. Потом шли в сопки, ещё выше, через обширное кладбище заключённых, отбывавших срок в многочисленных красноярских лагерях и построивших в этом районе города «процветающую строительную индустрию». Не рассказать об этом кладбище я просто не имею права, как бытописатель.
– В течение четверти часа мы шли между могилами по обширному склону, застроенному прямоугольными холмиками с крестами и столбиками. На каждом кресте на цепочке или на проволоке висела алюминиевая бирочка с номером некогда живого человека. На этом косогоре было всегда ветрено. И несколько тысяч алюминиевых бирочек звенели как оркестр колокольчиков. Жалобно и не уставая, как плач. Но не церковная это была музыка. – Адская! Такая, что дрожь берёт!
Сравнение с адом дополняли высокие пылеизвергающие великаны – заводские трубы, уже успевшие за несколько лет забросать цементом и склоны, и посёлки Торгашино и Первомайский, и многочисленные бараки до самого шёлкового комбината, и даже, проспект «Красноярский рабочий».
Но я ещё не сказал о том, что родину Сурикова во время войны и после неё застроили частными домами цыгане. Но не затем, чтобы устраивать здесь концерты цыганской музыки и пляски. Место это было сказочно богато стройматериалами. Рядом, в тридцати шагах от поселкового Совета было обилие цемента, как вы поймёте, и кирпича, потому что кирпичный завод тоже рядом, шлакоблоков, досок, металла. И угля тоже хватало.
– Неужели шахта была рядом? – Удивитесь вы? – Нет, конечно.
Уголь привозили по железной дороге для обжига цементной смеси в специальных вагонах, которые были плохо заизолированы. Куски угля просыпались и горками ложились между рельс.
Цыгане – народ «аховый». Сам пойдёшь – посадят. Отправляли на промысел детей. Каждый, кто видел семилетних и десятилетних цыганят, чёрных от, угольной пыли, собирающих куски угля под вагонами между рельс, тянущих санки по голой земле, материл жестокосердных родителей. А школьное и городское начальство только головой качало. – Идти ругаться с цыганами у нас как-то не принято. – Сам в дураках останешься!
Идём дальше по ущелью. Между сопками что-то грохнуло, как пушка, и со свистом над головой пролетело. Деревья вокруг – уже немалые берёзки и сосенки, как ножом срезаны. – Осматриваемся. На другой стороне ущелья, на серпантине дороги ракетная техника даёт залп за залпом, пристреливаются.
– В пещеры! Быстрее! – Кричит Артур Пайков.
Несколько лет назад красноярские студентки обнаружили здесь так называемый «Торгашинский провал». – Две пещеры. Как сообщило центральное радио, самые глубокие в стране. Глубже сочинских. Почему не зайти, полюбопытствовать?
– Великолепные залы тридцатиметровой высоты. Вокруг залов карнизы, усеянные летучими мышами. Светим вглубь. – Зал сужается до дыры в колодце. А дальше темнота. Только отблески скопившейся воды.
Артур Пайков гладит стену. – Обожди, подружка! Главное, ты есть. А спелеологи придут. И мы ещё придём! – Видишь, подружка, кто-то уже лестницы повесил. Берём на память камушки.
Я расписываюсь: Городня Черниговской обл – Виктор Серебряный. Жена пишет: Людмила Серебряная – село Боготол, Красноярский край. Под моей росписью жена рисует русскую печь, горшки и рогач – доставалку из печи и мою бабушку, которую мы оба любим, с рогачём и в красном фартуке.
– Вот удивятся земляки лет через сто, придя в пещеру! – В Городне, где-то в углу, за печкой, бочонок с яблоками антоновкой. – Сейчас вставлю, обещает жена.
А в селе Боготоле на столе огромный осётр. – И как это у неё получается? – Видно, что рыба уже засоленная…
В этой пещере я вырастил для Люси цветы в феврале. Собрал сначала земли, положил на карнизы, а потом посадил тюльпаны. И замечательно быстро они выросли, большие и красивые. Я и записку укрепил рядом: «Прошу больше одного букета не брать, это цветы на день рождения!» Взяли, половину цветов, оставили записку «Спасибо за праздник!» Но и мне много осталось. Когда я притащил огромную охапку цветов, Люся ахнула. По её студенческим меркам это было немыслимое транжирство. А я сиял, как сумасшедший художник!
Ну, а дальше до Столбов было «рукой подать». Пару километров по ущелью, переправа через бурную речку Базаиху, подъём мимо высоченной скалы Токмак и дальше, вверх, до Манской стенки. – И мы уже в сказочной стране – Столбы!
Декабрь 2017.