Напарница преображалась в полнолуние.
На лице расцветал румянец, глаза распахивались, зрачок желтел и расползался. Рот приоткрывался, поблескивали зубы.
Грудь, живот, бедра, все тело распирало от прихлынувшего сока. Ведьма или оборотень, как указано в старинных справочниках
Если раньше оборотни отлавливали припозднившихся путников, то теперь не требовалось их выслеживать. Некоторые продвинутые студенты сами призывали ее. Заманивали в душевую, где можно укрыться в кабинке. Или в кладовку, где свалены старые матрасы, или в телефонную будку, в кусты, что густо разрослись около общежития.
Там боролись, но не могли одолеть.
Когда соседка уходила, Олеся заводила будильник и торопила медленный ход минутной стрелки.
Однажды переставила ее на пол круга вперед, это не скрасило одиночество.
Ночь длилась бесконечно.
Была готова выскочить на улицу и обратиться к любому.
И погибнуть, если тот отшатнется.
Осторожно выбралась в коридор.
Студенты угомонились, но когда кралась, казалось, преследуют ее. Пригибалась и ладонями закрывала затылок.
Наконец добралась до обшарпанной двери кладовки; зажмурившись и пальцами зажав нос, будто ныряя, приоткрыла дверь.
Та отворилась со скрежетом. Споткнулась о навесной замок, брошенный около входа, железо загремело. Прижалась к стене, посыпалась штукатурка.
Не вспугнула их.
Луна еще ярче высветилась. Видела сквозь размытые черточки ресниц, слышала в отчаянном стуке сердца.
Зажмурилась и ладонями зажала уши.
Не запомнила, как вернулась обратно.
Но не погибла, а дождалась.
При неверном свете различила пылающие щеки напарницы.
- Я знаю. – Заслонилась от ее взгляда.
Хотела осудить, но потянулась за подаянием.
- Я видела, - прошептала Олеся.
- А ты пробовала? – Надвинулась соседка распаренным и греховным телом.
Некуда отступать, надоело отступать и прятаться.
- Хочешь попробовать?
- Да! Не смей! – Отбилась девушка.
Попыталась отбиться.
Выжила в смертельной схватке. Коленом случайно заехала в живот, насильник задохнулся и скрючился.
Олеся очнулась и возненавидела.
Колдовство иссякло, осталась грязь, что намертво въелась в кожу. Вошла в плоть и в кровь, и не очиститься от скверны.
Будто попала в зловонное болото, все глубже и неотвратимее засасывает трясина, бесполезно запрокидывать голову.
И все же дотянулась до кочки, раздавленные болотные ягоды были похожи на капли крови.
Вывалилась в коридор, остались следы, кровь смешалась с грязью.
Добрела до заветной двери.
Там жил однокурсник, так получилась, что поведала ему о нескладной своей жизни.
Выросла в шахтерском поселке; станешь учетчицей, а если повезет, выучишься на горного инженера, определил отец.
Школьникам показали забой, она отстала, низкий свод навалился.
Хотелось кричать, молить о пощаде, пропал голос, и не знала ни одной молитвы.
- Выведи меня, поверю, если выведешь, - обратилась к Спасителю.
Камни были готовы сорваться и уничтожить.
- Стану нести ученикам вечное и прекрасное! – обещала она.
С детства пристрастилась к чтению, герои ее книг не сдавались.
Она тоже выжила.
Боязнь одиночества, человек толпы, поставил диагноз школьный врач.
- Я со всеми вместе, - согласилась с его приговором.
Вместе в школе, на выпускном вечере, на вступительных экзаменах, на лекциях, с подругой в комнате.
Но та надругалась, если немедленно не очиститься, снова засосет трясина.
Поэтому отыскала знакомого парня.
Дверь была не заперта, почти не таясь, склонилась над его кроватью.
Вычитала в книге, если подкрадываться, то человек насторожится и изготовится.
Громкие шаги не потревожили спящих.
Скрипнула кровать, кто-то всхлипнул во сне. Или по улице прошла машина, покрышки захрустели на избитом асфальте. В котельной выпустили избыток пара, тот вырвался со свистом и шипением.
Встряхнула за плечо – кожа была сухой и горячей – приложила к губам палец, так, кажется, приманивают.
Накинула невидимую сеть, ему не вырваться.
Наверное, не проснулся, послушно последовал за ней, ни о чем не спрашивая.
Приведение в белой простыне, если увидят, то возникнет очередная легенда.
Столько небывальщины, что ректор уже не верил бесчисленным жалобщикам. Ничего особенного, просто в молодости бурлит и пенится кровь.
Конечно, не проснулся, обычно досыпал на первой лекции, сомнамбулой последовал за поводырем.
В кладовку, где она до этого оступилась, запутавшись в брошенной на пол одежде, а со стен и с потолка упала штукатурка, где еще не выветрился запах страсти и вожделения, где на засаленном матрасе остались отпечатки тел.
- Я не хотела, она силой заставила, - призналась Олеся.
Единственный человек, которому могла признаться, почти все рассказала о себе, он тоже рассказал.
Как и она отказался от родительской опеки.
Отец его после семинарии получил сельский приход, жену выбрал из певчих, детей долго не было, врачи беспомощно разводили руками.
По ночам настоятель долго и истово молился. Метались тени, святые внимали молитве.
Будто капли воды падали на камень и скатывались, не оставляя следов.
Жена тоже молилась, но отчаялась раньше его.
- В Ветхом Завете… Помнишь, он взял наложницу, - запинаясь, напомнила мужу.
- Нет, не было, не помню, - отказался он.
- Все равно, будет как мой ребенок, - сказала она.
- Нет, ты для меня…, - признался муж.
Воспитанный в строгости, даже перед свадьбой не произнес волшебные слова.
- Что? – спросила женщина.
- Ты для меня весь мир, - признался он.
- Больше мира, - сказал после паузы.
- Выше всего, - признался он.
- Всего? – переспросила женщина.
- Выше Бога, - прошептал он.
- И все? – не насытилась женщина.
- Люблю, - впервые признался мужчина.
Земля не содрогнулась, лава не выплеснулась, воды не затопили.
И Николай Угодник, показалось ему, утвердительно кивнул со старинной доски.
Через девять месяцев родился мальчик. Конечно, воспитали его в вере и почитании.
За что изрядно доставалось ему в школе.
Попенком прозвали его, а он отбивался непреложными истинами.
Нет других богов, отриньте западную ересь, не сотворите кумира - в каждом кабинете весел портрет очередного президента, - не убейте, не украдите.
Не обзавелся друзьями, не участвовал в стычках, не гонялся наперегонки, не ночевал в палатке.
И чем больше было запретов, тем сильнее хотелось обрести свободу.
После школы наотрез отказался поступать в семинарию.
И отец не заставил, не приказал ему.
- Когда-нибудь ты вернешься, - попрощался с сыном.
- Если Бог есть, то ему наплевать, - впервые усомнился тот.
И молния не испепелила его.
Как не испепелила в кладовке, куда привела девушка.
Одной рукой удерживая простыню, другой отгородился он от лунного света.
От сбитой на бок, измятой юбки, от порванной на груди рубашки – напрасно она прикрывается, - от искусанный губ, от мерцающих кошачьих глаз, от спутанных волос, от хриплого воспаленного дыхания.
От кладовки с истоптанным полом, с облупившимися стенами, с замызганными матрасами, от запаха страха и желания.
- Как они. Я больше не могу, - позвала женщина.
Поймала его вялую руку и прижалась к ней, показалась, что вцепилась когтистая лапа.
А парень вспомнил уроки биологии, после долгих переговоров с директором отец все же позволил посещать бесовский кабинет.
Женщина создана из адамова ребра, но учителя попытались доказать, что у мужчин столько же ребер, картинки не убедили его, надо пересчитать и проверить.
Пересчитывал, сбиваясь и путаясь, возвращаясь к истокам.
Разбрасывая искры, они прожигали кожу.
Женщина содрогалась под огненными пальцами.
Чтобы окончательно убедиться, пересчитал со спины.
Послушная его воле, его настырным пальцам женщина спиной повернулась к насильнику.
От его огня воспламенилась одежда. Расплавленная ткань прилипла к коже, отдирала ее вместе с кожей.
Выжигала грязь, что налипла до этого, чтобы чистой и непорочной придти к любимому.
Кабинет биологии, вспомнил он, украшал пластмассовый скелет, некоторые кости были выломаны еще предыдущими поколениями учеников, а ему казалось, что и люди так же уродливы.
Предстояло проверить это предположение.
Огненные пальцы переползли на бедро.
Солнце скоро взойдет, луна погаснет, надо успеть, пока не погасла.
Утром напарница превращалась в прилежную студентку, будто и не существовало безумных ночей, многое невольно переняла от нее.
Согнулась, как на уроке физкультуры, сначала ладонью дотянулась до пола, потом локтями уперлась в пол, услышала, как затрещали и обломились хрупкие косточки.
- Скорее, ну, скорее, - взмолилась она.
Охрипла и сорвала голос, или огнем выжгло гортань, вряд ли разобрал он ее просьбу.
А если разобрал, то не послушался, так же подробно и издевательски ощупал.
Так придирчивые хозяйки ощупывают птицу.
Пальцы переползли на ягодицы, уже не обжигали, обрадовалась и ужаснулась женщина
Мало одной руки, уронил простыню – словно с грохотом упало железо, показалось ей, – даже не заметил этого.
Одной рукой упираясь в пол, другую забросила за спину.
Ударить, сокрушись и разбудить негодного любовника.
Но не ударила, а нащупала.
Подглядывая за соседкой, узнала, увидела, как должно быть; не было этого, напрасно изогнулась и застыла в нелепой позе.
- Ну, - в последнем усилии прошептала женщина.
Нащупала и сдавила, плоть его растеклась и вытекла из неловких пальцев, и бесполезно настаивать и требовать.
- Уходи. – Прогнала неверного любовника.
Медленно и скрипуче распрямилась. Так же скрипуче обернулась.
- Одинаковое число ребер, аналогичное строение скелета. – Окончательно укрепился он в своем безверии.- Библейские авторы ошиблись. Или перевелись те замечательные женщины.
Подобрал свою простыню.
Увидела и запомнила, стараясь ничего не упустить. Ни одной гадкой подробности.
Рыжеватые волосы на лобке торчали редкими кустиками, и нет отрады в чахлой растительности. Неровный шрам начинался чуть пониже пупка и терялся среди рыжих кустов.
Видимо удалили аппендицит, а заодно и другие ненужные органы. Вместо сердца вложили искусственную конструкцию. И наверняка избавили от ненужных эмоций.
Устала изучать и отвернулась.
Пусть другие бродят по пустыне его души в напрасной попытке отыскать оазис.
Если и найдут заброшенный колодец, то не докопаются до воды.
Погибнут в пустыне.
Как погибла она.
Огляделась, вокруг лежали выбеленные временем и песком кости ее предшественниц.
Понадеялись на крепкое плечо и надежные руки.
Плечо промялось, а руки бессильно упали. Или пальцы сомкнулись на шее.
И если кто-то протянет вроде бы дружескую руку, надо отшатнутся от хватких пальцев.
- Забыть и проклясть, - молитвой повторила она, подбирая изодранные одежды.
Солнце выкатилось из-за крыш, луна стала невидимой, прошла преступная ночь, городским петухом прокричал будильник, машины выплюнули ядовитый газ, горожане полной грудью вдохнули яд.
Обычно мужчина досыпал на первых лекциях, на этот раз очнулся в каморке.
- Меня похитили демоны, - всполошился он, но тут же опомнился, уже не верил поповским побасенкам.
Демоны в виде прекрасных обнаженных женщин, догадался он, мудрецы востока, кажется, встречались с ними.
- Зачем? – спросил он, избавляясь от колдовских чар, петух уже сорвал голос и заткнулся.
- Ты притворялась, придумывала, я тебе верил, нам было хорошо вместе - обвинил ее.
Оглянулась на пороге.
Простыня топорщилась в паху.
Просто показалось, уговорила себя.
- Ненавижу! – попрощалась с ним.
С пустыми и напрасными надеждами.
Будто погасло солнце, и теперь придется жить во мгле.
В потемках прокралась еще пустынным коридором. Гордо и высоко вздернув голову. Она клонилась. Тогда кулаком подперла подбородок. Так надавила, что захрустели шейные позвонки. Ухватилась за отрадную боль.
А потом перебралась в другую комнату.