Наташка была у родителей единственным ребенком. Девчушка была миловидная, с карими живыми глазками, проворная, как ртуть, улыбчивая и смешливая.
Папу Наташка уважала, потому что он был человек занятый, все в делах и работе, а маму – маму Наташка очень любила.
Бывало, пошлет мама Наташку с алюминиевой кружкой в палисадник за малиной. Полчаса проходит, а дочурки все нет. Где же девочка? А малышка стоит перед огромным кустом и, срывая спелые душистые ягоды, отправляет их горстями в рот и от удовольствия жмурится... Рядом с ней кружка, до краев наполненная отборными, одна в одну, ягодами – это маме, которая любит малину с холодными сливками.
Насытившись, Наташка несется что есть мочи в дом и протягивает кружку маме – бери! «А что же сама не кушаешь?» - спрашивает удивленно мама. «А я уже полкуста съела!» - произносит дочурка и хлопает себя по животику.
Училась Наташка играючи. Задачки щелкала, как орешки, диктанты без ошибок писала, на физкультуре любое упражнение с необычайной легкостью выполняла. И в школу музыкальную пошла с удовольствием, выбрав не совсем девичий инструмент – аккордеон.
Скажете – не ученица, а гордость и счастье любого учителя, и будете правы.
Учителя-предметники чуть ли не дрались за то, чтоб от школы именно она поехала на олимпиаду по их предмету.
В шестом классе выбрали Наташку председателем КИДа – был в советские времена такой Клуб Интернациональной Дружбы. В задачи этой организации входило поддерживать контакты с пионерами из других стран. В школе, где училась наша героиня, изучали немецкий язык, и переписывались ее ученики со сверстниками из ГДР. На Наташку возложили ответственность за написание писем, корректировкой которых потом занималась учительница.
Вот и увлеклась Наташка немецким языком. Через пару лет она уже точно знала, что пойдет учиться в институт иностранных языков, и никакие уговоры математички не смогли убедить ее в том, что с Наташиным аналитическим умом ей надо подавать документы только на физмат. Все оказалось бесполезно.
В институт на факультет немецкого языка Наташка поступила с первого раза. Училась хорошо, времени хватало и на учебу, и на то, чтоб помочь родителям в доме и огороде, и на развлечения.
На пятом курсе на одной из студенческих вечеринок познакомилась с парнем. Он оказался младше на два года, и эта разница в возрасте поначалу смутила девушку, поэтому хода более серьезным отношениям она не давала - боялась. Но все-таки их роман состоялся, и Наташка нырнула в колодец под названием «любовь».
Окончив институт, она устроилась на работу в фирму средней руки. Причиной тому было вошедшее в жизнь девушки чувство, которое отодвинуло на задний план карьеру и похоронило перспективы остаться в аспирантуре.
Андрей, побывав к моменту окончания института несколько раз в Германии и заведя нужные связи, уехал туда. Звал Наташку с собой, и та, недолго сопротивляясь, подала документы в один из немецких институтов, получила разрешение на обучение и тоже уехала.
Правда, Андрей жил на севере, а Наташка на юге страны, встречи их были нечастыми, но зато бурными и долгожданными.
* * *
Родное село теперь Наташка посещала раз в год. И максимум на неделю-две, причем половина из выделенного для исторической родины времени уходила на лечение зубов и встречи с друзьями, для чего Наташка оставалась в столице и гостила у кого-то из знакомых.
Родителям доставался кусочек счастья общения с дочерью примерно с неделю.
Мама давала ей вволю выспаться, стараясь не ходить по дому без надобности, чтоб не скрипеть половицами.
Пекла утром любимые пышные оладушки с грушевым повидлом или драники с густой домашней сметанкой. Правда, уже во второй свой приезд Наташка сообщила, что отвыкла есть такую жирную и суперкалорийную пищу, и просила маму не хлопотать и не готовить эти блюда.
Мама страшно огорчилась, но виду не подала. Папа, человек консервативный, никак не мог привыкнуть к новому облику дочуры, похудевшей килограмм на десять и ставшей абсолютно новой, неузнаваемой, а местами даже какой-то пугающе чужой.
От прежней Наташки, запечатлевшейся в памяти отца, остались лишь карие живые глаза, но и они, как ему казалось, светились уже другим светом.
Вечером на посиделки приходили Наташкины друзья. Они садились в палисаднике перед домом, где стоял стол и скамейки, пили вино и болтали о всяком-разном.
Наташкин папа выносил кассетный магнитофон и ставил его на высокий табурет. Задумчиво глядя на новую Наташку, смотрел в звездное июльское небо, тихо подпевал Градскому: «Совпадая с фамилией, наказуя и милуя, вверх стремился он с силою, что не выразить мне…», и в глазах его предательски сверкала влага. Словно очнувшись от странного сна, прикладывал край рукава к лицу, выпивал рюмку водки, закусывал малосольным огурцом и незаметно для веселящихся уходил в дом.
Наташка пела под гитару, красиво перебирая струны ухоженными пальцами.
Мама тихо любовалась своим единственным чадом, то и дело вскакивая и убегая в дом под предлогом что-то принести, ибо не в силах была удержать набегающие волной слезы.
* * *
Вскоре Андрей и Наташка поженились.
Их сын, а спустя несколько лет и дочка, родились в Германии.
Андрей получил немецкое гражданство, открыл собственную фирму и теперь, чтобы приехать на родину, ему нужна виза.
По-прежнему раз в год дней на десять Наташка приезжает к родителям, теперь уже с детьми.
Родители оживают только в их приезд, а все остальные триста пятьдесят пять дней в году они живут ожиданием звонка, письма или встречи.
У мамы Наташки худо со здоровьем, «усыхает» нога, и ей нужна операция по замене тазобедренного сустава, поставили на очередь, но время ожидания – два года. А пока мама терпит адские боли, и смотреть, как она страдает, хромая и заваливаясь на больную ногу, просто невыносимо.
Кто знает, но, может быть... Может быть, если бы Наташка жила на родине, она нашла бы связи, и маму смогли бы прооперировать раньше?
Эта мысль не дает мне покоя всегда, когда я вспоминаю кареглазую девочку из моего детства.
P.S. Операцию маме Наташи все-таки сделали, правда, пришлось ждать и мучиться отведенные планом два года.
Минск, 2011