Вот опять я отправилась в путь из моего родного Бийска в сторону Барнаула. Устроилась в полупустом автобусе у окна, а за окном в свете автомобильных фар обочина шоссе, словно нескончаемая гравюра, серебрятся заиндевелые деревья и кусты. Кажется, можно любоваться ими бесконечно.
Колеса автобуса мерно шуршат по асфальту, возвращая меня к разговору с моей новой знакомой Наташей, к перепетиям ее судьбы. Мои воспоминания порой прерываются на автобусных остановках, когда входят или выходят редкие пассажиры, но почему-то вновь и вновь возвращаются к этой женской судьбе.
Из наших разговоров я узнала, что за годы жизни ей пришлось многое менять, многому учиться, жизнь сделали эту хрупкую, милую женщину сильной.
Мои ровесники, как моя близкая подруга Людмила, что уехала в Нефтьюганск, не редко в годы юности, охваченные романтикой, ехали далеко от дома. Наташу тоже занесло на Север, в Норильск. Это сейчас мы многое знаем о северных городах и их быте, но тогда мало что знали об этом городе далеко на Севере Сибири. В СССР не было столько информации, доступной людям, разве что в киножурналах «Новости дня», которые мы видели перед началом любого кинофильма в кинотеатре, исчезнувшие с 1992 года.
- Когда жила в Норильске, морозы там были сильные, не то что сейчас, да еще и с ветром. А у меня тогда уже Аленка была. Тряслась я над нею, поздно родила по тем временам, аж, в двадцать семь. Долго лечилась до этого, что ребенок родился, в Саки ездила на грязи.
- Как это, - полюбопытствовала я, - вспомнив о своей подруге Вале, переехавшей с Алтая туда.
- Садишься в такую небольшую ванночку и тебя до пояса почти заливают жидкой грязью. Там и сидишь какое-то время. Такие вот процедуры были.
- Ух, ты, не разу такого не видела и не слышала!
- Чтоб не простудить Аленку, я кутала ее сильно. Сшила ей костюмчик из шкур, да короб из войлока на санки сшила. Суну ее туда и в детский сад скорее, чтоб на работу успеть, а вставать рано приходилось.
- А Саша, муж твой, помогал, - спросила я, зная, что ее мужа зовут Александр.
- Тогда у меня был муж Виктор, - улыбнулась Наташа.
- Да, - удивилась я, - что с ним случилось?
- Это сразу был неудачный брак, ошибка, вся семья его была пьющей. Недавно нашла по интернету подруг, что до сих пор живут в Норильске, так они рассказали, что Виктор сейчас в доме инвалидов, ампутировали, так как их отморозил, по пьянке.
- А сюда, на Алтай как попала, - полюбопытствовала я.
- О, до этого еще далеко было, - улыбнулась Наташа, охотно рассказывая о свой жизни, - из Норильска я к родителям поехала, в Киргизию. Зима была под сорок градусов мороза, в Красноярск приехали – уже минус двадцать, а когда в Киргизию приехала, так там уже плюс сорок жары. Так вот у нас, в СССР все резко менялось. Родители жили в селе недалеко от Фрунзе, сейчас это – Бишкек. Папа вскоре умер, 80-е годы уже были.
- Была я в те годы во Фрунзе, - поделилась я, а Наташа, между тем, продолжала свой рассказ, погружаясь в собственные воспоминания.
- Уже тогда начались национальные столкновения, русские стали уезжать. Это уже позднее революции покатились всюду. Начали и в нашем селе собираться в Россию. Уезжали обычно туда, где родственники были. Мы поехали на Алтай, в село Подгорное, что неподалеку от села Сростки, родины Шукшина. Село небольшое, там с Александром и познакомилась, вскоре родился Тимофей у нас, сейчас ему уже 24 года. Жили со свекровью в старом двухквартирном доме, что в те времена строили на селе, да и сейчас их немало в селах. Тогда там и колхоз крепкий был, и школа начальная, но вскоре начала наша огромная страна разваливаться. Аленка уже в 5 класс пошла, возили детей в Сростки на автобусе, что между сел ходил, а там была средняя школа. Как-то зимой детей увезли, но автобус сломался и обратно на некрытом грузовике их привезли. Меня перетрясло, так я за нее боялась. Стала я Александра звать в город, там все-таки работа есть. Звала в Кемеровскую область, что неподалеку, но он мать оставлять не хотел. Тогда я увезла детей к родным, а сама поехала в Новокузнецк. Зарплату тогда не очень где платили. Нашла я работу в частной пекарне и комнатку сняла. Привлекло то, что там каждый день после работы давали 4 булки хлеба, а значит, дети сыты будут. Две я продавала, так и жили какое-то время. Потом нашла работу на заводе, где мне с детьми дали комнатку в общежитии. Стало уже легче. Тимофей в садик ходил, Аленка в школу. Александр приехал, поглядел на наше житье-бытье, и снова уехал. Через некоторое время другую освободившуюся комнату дали больше. Опять Александр приехал. Так несколько раз приехал, а потом нашел работу на том же заводе, где я. Вместе стало легче нам, а через какое-то время дали квартиру. Тогда еще было заводское жилье.
- Почему ты мужа зовешь не Сашей, а Александром, - спросила я, слушая ее.
- Мне так больше нравится, лучше звучит, чем Саша, = улыбнулась Наташа.
- Согласна, в дворянских семьях еще и по отчеству звали, а полным именем и крестьяне звали. Это сейчас все больше уменьшительными именами называют друг друга.
- А сейчас как Аленка?
- О, сейчас она взрослая совсем, замужем, квартира есть в Новокузнецке и дочка, Ангелиночка. Такая милая девчонка, скучаю по ней. Мы же свою квартиру сдали, приехали в село к маме Александра, когда она плохо ходить стала. Летом еще ничего с тросточкой, а зимой печь топить надо. Мы же оба с Александром на пенсии. Когда в Новокузнецк едем, то у дочки останавливаемся, тогда и общаемся с Ангелиночкой.
- Так вот опять пути-дороги привели тебя сюда, на Алтай, - улыбнулась я.
- Привели опять. Дом старый, топить приходится по два раза зимой, не меньше, тепло перестал держать. Летом ремонтируем уже не первый год Завалинку Александр развалил вокруг дома, а там бревна трухлявые, стены под крышей и сама крыша не лучше, полы сгнившие. Крыша так текла, что куча ванн и корыт там, чтоб не протекало в дом. Помогая Александру в ремонте чем могу, штукатурить стены, утеплять. Дом он, как мог домкратом приподнял. Много уже сделал, но еще много надо и по дому, и баню новую построить, и изгородь заменить. Вот посмотри, как мы вместе трудились, - засмеялась Наташа и показала мне фотографии в мобильном телефоне.
Так познакомила и со своей мамой, ныне умершей уже здесь на Алтае, и с Александром, с его мамой, с Аленкой и Тимофеем, с внучкой Ангелиночкой и с другими родными.
- Вот, глянь, какие я новогодние костюмы пошила деткам племянницы, пока у них гостила, - показала Наташа.
- У меня тоже разряд портной есть, не поверишь, - засмеялась я, - но не шью, не моя это была мечта, а мамина, а я предпочитаю купить все, тем более, что сейчас это проще.
- А я не училась, но шью все. В Киргизию, когда переехала, в ателье работала. Прихожу насчет работы, а мне про учебу и трудовую книжку начали. В процессе разговора показала, что и как могу шить. В пальто была под кожу, сама шила. Глянули и на работу взяли.
- Удивительная судьба у тебя Наташа, - с восхищением сказала я, - какая ты смелая, решительная, так много умеешь. Я так не могу. Откуда в тебе силы?
- Жизнь заставляет. Вот на днях уже 25 лет, как с Александром живем, дети выросли. Вот бы еще Тимофею семью хорошую, - с надеждой сказала Наташа, - Дом вот матери Александра приведем в порядок, ведь кто знает, сколько ей еще жить, так надо чтоб тепло и уютно было, пока ей еще 87 лет, но летом она и сама все может понемногу, - старая закваска, сибирячка.
- Да, - подумалось мне, - в том поколении люди крепче, здоровее были: воздух и вода чище были, да и продукту были настоящими.
Так мысли мои утекали назад вместе с дорогой, убегающей из-под автобуса. Из темноты стали вырисовываться очертания Барнаула, дорожные огни и огни рекламы.
А впереди еще немало встреч, разных судеб, соединенных, так или иначе, с судьбой страны и моей судьбой.