Последние восемь лет средний сын, бизнесмен, не был в отпуске. Работал день и ночь, всё расширял производство, устанавливал дорогостоящее оборудование, подбирал специалистов, пока не превратил клинику в современный инновационный центр. Вместе с ним упорно трудился и младший сын. Заработал на гараж, купил квартиру и джип. Молодец! Я им горжусь. И средним, и старшим сыном, конечно. Живу и радуюсь. Молюсь – пусть всё у них будет хорошо. У всех сыновей. И у внуков. Это и есть моё большое счастье — все живы, здоровы, благополучны. И мне, матери, хорошо.
А тут вдруг оба, как сговорившись, заявляют: едем в Таёжное, на рыбалку. Легко сказать – едем. Это по федеральной трассе до Хабаровска добираться, потом до Комсомольска, а до Таёжного – по лесной дороге ещё семь вёрст киселя хлебать. В целом почти две тысячи километров в пути. Кругом на сотни вёрст – ни души. И внука с собой берут. «Я сыну обещал, что покажу ему тайгу, низовье Амура, будем рыбачить, в зимовьях ночевать, в тайге птицу и зверя бить», — говорит средний сын решительным тоном. У меня, естественно, срабатывает стереотип учительницы: учебный год начался, уроки в школе пропустит, на английском его потеряют…
— Да как же это? Ведь пропустит столько!
— Ничего, догонит. Тайга и река тоже школа — школа жизни, — решительно заявляет средний сын, — так что не волнуйся, лучше в дорогу нас, как всегда, собери.
Может, он и прав! Я уже чего-то не понимаю. Стараюсь успокоиться…
Их любимые закуски начинаю готовить. Они только что из Москвы вернулись. Там на международной ярмарке заказали материалы и оборудование, прослушали лекции специалистов Франции, США, Бельгии — всё квалификацию повышают. Мне тоже надо на повышение ехать, да что-то оттягиваю, боюсь. Возраст уже не тот, какая в командировке диета… Да мало ли… Тревожно, маетно на душе. Давно замечаю: стоит кому-то из сыновей уехать, места себе не нахожу. Страшно мне без них, пусто, тоскливо, холодно, одиноко, тревожно. Молитвами только и спасаюсь.
Собираю путешественников в дорогу: огурчики их любимые с укропчиком и чесноком замариновала, красный перец в заливке сделала. А какая прослойка с чесноком! Лапши домашней, на одних яйцах затёртой, насушила, — в тайге суп с дичью сварят. Пирожков напекла – в дороге перекусят. А они в ночь надумали выехать, чтобы в Хабаровске днём оказаться. Мне совсем страшно. Господи, как же они ночью одни на трассе? На сотни километров – ни жилья, и закон один для всех – тайга. А как лихие люди из леса выйдут? А вдруг двигатель заклинит? А вдруг… Запечалилась, затревожилась… Как защитить? Чем помочь? От беды в дальней дороге уберечь? Только молитвой: «От света святого – печать Христова, молитва — пречистый замок…». Есть такая молитва в дорогу:
О, пресвятая госпоже! Владычице Богородице! Небесная царице! Спаси и избави рабов божиих (перечисляю имена) от напрасные клеветы, от всякие беды и напасти и внезапные смерти. Помилуй их в дневных часах, и во утренних, и в вечерних, и во всякое время сохрани их, стоящих, сидящих, соблюди и на всяком пути ходящих, и в ночных часах спящих. Снабди, покрый и заступи и защити их, Владычице Богородице, от всех враг их, видимых и невидимых, и от всякого злого обстояния! На всяком месте и во всякое время буди им, Мати, преблагая необоримая стена и крепкое заступление всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Сильная, древняя молитва. Давно, с раннего детства, её знаю. Мама молилась за нас, а ей бабушка Вера передала, а бабушке – прабабушка, алтайская староверка. Молясь, верю в заступничество Пресвятой Богородицы.
Ночь наступила, надо спать ложиться, да душа-вещун растревожилась. Господи, помоги детям моим в дороге…. Десять часов ночи, одиннадцать…. Половина двенадцатого… Молюсь, молюсь: О, пресвятая госпоже! Владычице Богородице! Небесная царице! Спаси и избави рабов божиих…, а душа всё не на месте, болит и мечется: «Помилуй их в дневных часах, и во утренних, и в вечерних, и во всякое время сохрани их, стоящих, сидящих, соблюди и на всяком пути ходящих…». Всё тревожней и тревожней… С сыновьями что-то? Не выдержала, звоню по мобильному телефону. Отвечает средний:
— Мама, мы едем. У нас всё хорошо.
— А дорога как? В городе такой снег валит.
— На трассе всё нормально. Не волнуйся. Ложись спать. Поздно уже.
И правда. Поздно. Завтра целый день работать. Надо выспаться, а сна всё нет и нет. Тревога совсем захлестнула, душит, хоть плачь. Молитвенно твержу: Снабди, покрый и заступи и защити их, Владычице Богородице, от всех враг их, видимых и невидимых, и от всякого злого обстояния!... Нет сна! Хоть глаз выколи! Встала. Походила. Валерьянки выпила. Легла: … «На всяком месте и во всякое время буди им, Мати, преблагая необоримая стена …». Лежу, бессонница сторожит и ни на шаг от подушки…Может, что-то не так делаю? Мама когда-то говорила, что нужная молитва в трудный час сама «приходит». Надо закрыть глаза, успокоиться и подождать. И она обязательно «придёт». Лежу, прислушиваюсь к себе…. И вдруг в памяти всплывают слова: «О Мария сладость, самих ангелов печальных радость… О, Мария, Матерь Божия и Мати наша христианская, на меня прогневался сын твой. Что мне делать? К кому прибегнуть? Каюсь я во грехах своих и прибегаю к твоему спасению. Кто на тебя надеется, тот никогда не будет постижен ни на воде, ни на земле, ни в огне. Пекло открыто. Пекло закрыто. Аминь».
Открываю глаза…. Как давно не обращалась я к этой молитве! Кажется, даже вовсе забыла её. Ещё в молодости о ней поведала мне старенькая санитарка в роддоме, когда я с первенцем лежала. Она говорила, что молитву эту перед самой войной её отцу дал прохожий старец. Так и сказал: «Гореть тебе, парень в огне, и тонуть в реке, и умирать на чужой земле. Запомни и твори непрестанно молитву эту, и спасёшься… Отец дошёл с этой молитвой до Берлина. Счёт рекам, что переплывал, потерял, в танке не раз горел, на чужбине кровью истекал, но вернулся. И мне, и братьям моим передал чудотворную молитву эту. А ты ею за мальца своего молись, и будет он цел и невредим». Это было напоминание о первенце — старшем сыне, но я, тревожась за уехавших, не обратила внимания на подсказку, не вспомнила о нём. Насилу успокоившись, в два часа ночи забылась в тревожном сне.
Рано утром звонок по телефону. Голос старшего сына:
— Мама, ты только не волнуйся. Я в ДТП попал. Машина разбита и восстановлению не подлежит. Не хотел тебя волновать на ночь глядя.
— Господи, а сам-то как? Цел?
— Я ж говорю, не волнуйся. Здоров и невредим. Ногу немного поранило. Заживёт.
— Боже мой! А когда это произошло? В какое время?
— Сегодняшней ночью. Около двенадцати часов.
— Да ты что! — вспоминаю, что именно после одиннадцати до двух ночи не могла найти места от тревоги.
— Авария была такой сильной… Обе машины вдребезги. Сработали подушки безопасности. Видела бы ты, что там началось! Сразу же скорая, милиция подъехали, пожарные. Пеной всё залили вокруг. Нас всех увезли в больницу. Я только после часа ночи вернулся на место аварии. Покорёженное авто своё отбуксировал к гаражу. Потом спать пошёл. Тебе решил утром позвонить. Всё хорошо, мама.
— Сынок, главное — ты жив, а машину купим. Она удар приняла на себя, а тебя спасла, — вырываются у меня первые пришедшие на ум слова.
Отключаю телефон и пытаюсь осознать, что произошло. Это я во всём виновата! О старшем сыне, что в городе остался, ни разу не вспомнила. Всё за тех, что в дорогу отправились, думала, молилась, а о старшем, что на городской улице в это время навстречу беде ехал, не нашлось слова в моей материнской молитве. Мне ведь был знак! Душа моя била тревогу, маялась, подсказывала, и забытая молитва, первенцу данная, на ум пришла, да только всё тщетно! Я, ослеплённая тревогой за уехавших в дальнюю дорогу, не услышала Ангела-хранителя. Господи! Жив мой старший! Благодарю тебя, Боже! И запоздало понимаю: «Молиться за всех надо было. За всех сразу»! Так теперь и поступаю.